Глава десятая Гражданская война

В одном из замков графов Гвиди собрались вожаки белых. Они пытались убедить не покорившихся Флоренции феодалов, что пришла пора восстать против угнетения флорентийской коммуной, особенно против «Установлений Справедливости», которые унижают грандов. Графы Гвиди, бежавшие из Флоренции в горы, не имели все же достаточно силы, боялись разрушения своих укреплений и потому вечно колебались между гвельфами и гибеллинами. В одном из сохранившихся писем, автором которых ошибочно считают Данте, говорится, что предводительство над белыми гвельфами взял на себя граф Алессандро да Ромена. Однако документы называют руководителем белых (правда, несколько позже, в 1304 году) не Алессандро, а Агинульфо да Ромена.

По-видимому, значительная часть белых устремилась сначала в Сьену и Ареццо. В Ареццо правил местный вождь гибеллинов Угуччоне делла Фаджуола; он заставил выбрать себя подеста в шестой раз, что было явным беззаконием. По своим убеждениям он принадлежал к «зеленым», то есть умеренным гибеллинам, которые более охотно шли на соглашения с гвельфами. Как раз в 1302 году этот достойный муж, отличающийся огромной физической силой, направился в качестве бессменного подеста Ареццо к папе Бонифацию VIII. Он стремился заключить мир между гвельфами и гибеллинами, а также помириться с папой. В папской курии кондотьера соблазняли обещаниями сделать его сына кардиналом. В то же время, ища связей, он сватал свою дочь за Корсо Донати, который овдовел во второй раз. Конечно, при таких обстоятельствах Угуччоне делла Фаджуола не мог терпеть флорентийских белых в стенах управляемого им города, и большинство их было выжито из Ареццо. Впрочем, после изгнания Угуччоне в Ареццо снова нашли прибежище и покровительство немало белых флорентийцев, и среди них отец Франческо Петрарки. В начале своего изгнания Данте находился в горных замках в окружении Черки. Он присутствовал вместе с шестнадцатью представителями флорентийцев в церкви Сан Годенцо при заключении договора между флорентийскими белыми гвельфами и Уголино, старшим в роде Убальдини. Для феодалов, новых союзников белых, подпись Виери Черки была, конечно, важнее остальных, ибо она гарантировала им возмещение военных убытков. Подпись Данте Алигьери, бывшего приора Флоренции, имела только морально-политическое значение.

Горная церковка, представляющая собой гладкую трехнефную старую базилику, прилепилась к самому подножью огромной стены Апеннин. Чтобы подняться из Сан Годенцо наверх, к монастырю Сан Бенедетто, требуется огромное напряжение. Сан Годенцо разделяет горное плато Муджело и верхнюю долину Арно. Муджело, преграждающее путь на восток, к Фаенце, Форли, Болонье, находилось в руках семьи Убальдини.

Арно вытекает малым ручейком из скал Апеннин, затем, набирая силы и становясь все полноводней, минует замки Ромена, Порчано, Кампальдинское поле, замок Биббиена — все знакомые места, где Данте мог вспоминать о войне с Ареццо, в которой он участвовал. Оставив в стороне Ареццо, река делает петлю с другой стороны горного массива Прато Маньо, высота которого превышает полторы тысячи метров. Около городка Понте Сьеве Арно принимает приток Сьеве, затем сворачивает резко на запад и вскоре достигает Флоренции. Наконец неподалеку от Пизы, вечной соперницы Флоренции, Арно вливается в Средиземное море.

В годы изгнания долина Арно казалась Данте то райской и благословенной, то проклятой землей. В «Аду» он говорит: «Я родился и возрос в великом городе на ясном Арно». В «Чистилище» поэт дает как бы топографический набросок пути, который проходит река. Вот какой представляется ему здесь долина «ясного Арно»:

Но жалкая долина привела

Людей к такой утрате их природы,

Как если бы Цирцея их пасла.

Сперва среди дрянной свиной породы,

Что только желудей не жрет пока,

Она струит свои скупые воды;

Затем к дворняжкам держит путь река,

Задорным без какого-либо права,

И нос от них воротит свысока.

Спадая вниз и ширясь величаво,

Уже не псов находит, а волков

Проклятая несчастная канава.

И наконец, меж темных омутов,

Она к таким лисицам попадает,

Что и хитрец пред ними бестолков.

Иносказания этого отрывка истолковать нетрудно. Видя жителей долины Арно, можно подумать, что их пасла Цирцея, превратившая спутников Одиссея в свиней. Говоря о «свиной породе», поэт имеет в виду прежде всего графов Порчано (по-русски — Свиньины), чьи владения находились в верховьях реки. Задорные дворняжки, от которых река воротит нос, конечно, аретинцы, ибо, обходя гору Прато Маньо, Арно делает петлю, как мы уже сказали, и течет на север по направлению к Флоренции. Волки, которых находит на своем пути «проклятая несчастная канава» (так Данте в пылу гнева называет светлые воды Арно), — дорогие соотечественники Данте, при одном упоминании которых его охватывает ярость. И наконец, хитрейшие лисицы — жители приморской Пизы.

Живя в горах, Данте услышал от новых беглецов из Флоренции, что, поскольку он не явился на суд, его имущество конфисковано коммуной. 10 марта 1302 года последовало новое решение суда черных: если Данте Алигьери вернется во Флоренцию, «то пусть его жгут огнем, пока не умрет».

Главная надежда белых гвельфов возлагалась на Убальдини, так как вскоре все убедились в полнейшей неспособности Виери Черки быть военачальником. Банкир-рыцарь мог лишь финансировать военные предприятия. В начале лета 1302 года Танно деи Убальдини вторгся в соседнее с Флоренцией владение, принадлежавшее городу, и учинили там насилия и грабежи. Рыцари и наемники Убальдини поджигали дома, в которых заживо сгорали беззащитные жители.

Войска Убальдини спустились в долину Флоренции с гор, следуя по течению реки Сьеве, притоку Арно. Что же касается белых гвельфов, то они напали на замки Флорентийской республики на юго-востоке, со стороны Ареццо. Но черные не растерялись, их вооруженные отряды сами вклинились во владения горных сеньоров, жгли деревни, разрушали замки. Флорентийскому правительству удалось за большие деньги подкупить нобиля Карлино деи Пацци, и он сдал черным замок Пьянтравинье вместе со всем гарнизоном, состоявшим в значительной части из изгнанных белых. Расправа с защитниками крепости была жестокой. За эту подлую измену Данте осудил Карлино еще до его смерти на вечные муки на самом дне ада, во льдах Коцита, как предателя своей партии.

В самой Флоренции пополан по происхождению, брат Ре-миджо Джиролами, известный проповедник в церкви доминиканцев Санта Мария Новелла, оплакивал судьбу своих родственников, подвергшихся несправедливым преследованиям и частичной конфискации имущества. Монах не вмешивался в политические дела. По просьбе новых правителей Флоренции он произнес приветственную речь Карлу Валуа. Но, уединяясь в своей келье, брат Ремиджо сочинял трактат под заглавием «О всеобщем добре», каждое слово которого дышит болью и возмущением. «Какую радость, — писал он, — может испытывать флорентийский гражданин, когда он видит печальные события в своем городе? Площади, дома опустели, целые семейства удручены, нигде не встретишь радостного лица. Вокруг Флоренции деревья вырваны из земли и торчат корнями вверх, виноградники опустошены, дворцы разрушены. Цветок Флоренции увял, его благоухание превратилось в смрад… Какую пользу при всех этих обстоятельствах может иметь гражданин Флоренции? Торговые предприятия заперты, склады товаров стоят пустыми, утих шум ремесел. Верность и вера исчезли».

Плакал над судьбою Флоренции и оставшийся в городе сторонник белых Дино Компаньи, знаменитый автор Хроники, в частной жизни — торговец шелком. Был он как бы «внутренним эмигрантом» и всю жизнь оставался в оппозиции.

Весною 1302 года флорентийские черные начали войну с Пистойей. Операциями руководил подеста Канте де Габриэли. Историк Флоренции Давидзон утверждал, что «по природе он был скорее палач, чем судья». Однако Габриэли обладал немалыми военными способностями. Пистойя долго и упорно сопротивлялась флорентийцам, у нее также был опытный военачальник — Лудзатто дельи Уберти, приходившийся двоюродным племянником знаменитому Фаринате. Уберти пришлось оборонять крепость пизанцев Серравале, находившуюся в семи километрах от Пистойи. Командовал осаждавшими Серравале союзными войсками Лукки и Флоренции маркграф Мороэлло Маласпина, которому в конце концов удалось взять крепость и разбить наголову пизанцев. Об этой победе «пророчит» пистойец Ванни Фуччи в двадцать четвертой песне «Ада»:

Марс от долины Магры пар надвинет,

Повитый мглою облачных пелен,

И на поля Пиценские[8] низринет,

И будет бой жесток и разъярен;

Но он туман размечет своевольно,

И каждый белый будет сокрушен.

Разразившаяся война между гибеллинами и белыми гвельфами, с одной стороны, и черными — с другой, так называемая Муджеланская война, продолжалась все лето 1302 года. Вступившие в долину Муджело флорентийцы разорили эту горную область, которую называли «сад Убальдини», и разрушили несколько маленьких городов. Так дошли они до замка Монтеччанико, где им 17 августа того же года было нанесено чувствительное поражение. Замок защищал отряд из Пистойи, многочисленные белые флорентийцы и рыцари Убальдини. Осажденные кричали на смеси итальянского и латинского языков: «Пусть погибнет, пусть погибнет коммуна и народ Флоренции и да здравствуют гибеллины!» Белым удалось удержать не только Монтеччанико, но и еще один небольшой замок, принадлежавший Убальдини. Этим и закончилась война 1302 года. На стенах Монтеччанико боролись с ожесточением бывшие флорентийские банкиры, судьи, торговцы, магнаты и пополаны, изгнанные из Флоренции и, может быть, впервые взявшие в руки оружие. Весьма возможно, что и Данте участвовал в этих сражениях с мечом в руках.

Однако когда борьба стихла без больших результатов, Данте ясно понял, что белые победить не могут. Тогда произошел в его душе тот сдвиг, который он затем формулировал в словах Каччагвиды, своего предка, в шестнадцатой песне «Рая»: «Ты станешь сам себе партией». Он внутренне отказался от дальнейшей борьбы.

Но худшим гнетом для тебя отныне

Общенье будет глупых и дурных,

Поверженных с тобою в той долине.

Безумство, злость, неблагодарность их

Ты сам познаешь; но виски при этом

Не у тебя зардеют, а у них.[9]

Вождем изгнанных флорентийских белых стал в 1303 году Скарпетта дельи Орделаффи, фактический сеньор города Форли. Он был, по-видимому, не слишком древнего происхождения, но гордо носил герб: зеленого льва на золотом поле. Этот тиран прославился как один из самых храбрых военачальников в Романье. Он вел политику, которую можно назвать не только ловкой, но и двуличной По своим убеждениям Скарпетта был гибеллин, но ему удалось добиться покровительства папы Бонифация VIII, который к тому же назначил его викарием святой церкви. Папа стремился найти силы, на которые он мог бы опереться для проникновения в Болонью и остальную Романыо. В окружении Орделаффи решили развить дипломатическую деятельность, чтобы подготовиться к походу против Флоренции в следующем году. Флавио Биондо, гуманист, родом из Форли, живший в XV веке, сообщает, что Данте писал письма сеньорам Италии, прося помощи для второй Муджеланской войны. К этому времени в среде белых возникло недовольство Данте, даже враждебное к нему отношение. Поэта обвиняли едва ли не в предательстве, а его предложение не лезть в военные авантюры, по крайней мере следующим летом, не подготовившись основательно, сочли чуть ли не изменой. В «Божественной Комедии» остались следы этих отношений. Брунетто Латини говорит, что Данте найдет врагов в обоих лагерях, то есть во Флоренции, и в партии белых, однако «клювы этих хищных птиц его не тронут». За все добро, сделанное своим союзникам, его сочтут врагом.

Весьма возможно, что Данте выражался слишком откровенно о военном положении белых, а белые не терпели в своей среде колебаний. Устав от жестокостей и неудач, Данте посоветовал более осторожному Орделаффи отправиться за помощью к мощным гибеллинским правителям — веронским делла Скала. Мы полагаем, что Данте уехал в Верону весной 1303 года и больше не вернулся в Тоскану.

Когда Данте приехал в Верону, был еще жив Бартоломео делла Скала. Данте очутился в самом центре гибеллинского движения в Италии. Из древнего ломбардского города на зеленой реке Адидже Данте следил за дальнейшим развитием событий вокруг Флоренции и, вероятно еще колеблясь в начале своего пребывания в Вероне, вел переговоры о помощи с сеньором Вероны Бартоломео делла Скала. Новости были печальны, несмотря на то, что Болонья приняла сторону белых.

Приблизительно в восьми километрах севернее городка Борго Сан Лоренцо на Муджеланском плоскогорье находится замок Пуличчано, принадлежавший роду Убальдини. Когда замок попал в руки Флорентийской республики, его превратили в мощное укрепление для защиты дороги в Болонью и для того, чтобы угрожать непокорным феодалам. Не дождавшись лета, в начале марта 1303 года белые вместе с отрядом из Болоньи под началом Скарпетты дельи Орделаффи заняли местность и городок около замка, что было нетрудно. Неожиданно появились флорентийские войска черных под командой Фульчери да Кальболи, личного врага Скарпетты. Белые не смогли реализовать своего преимущества. Напуганные большим войском черных болонцы отступили. Поражение белых было неизбежно. Черные захватили большое количество оружия, провианта и палаток и около пятисот пленных. Оставшиеся в живых белые разбежались, и даже раненые старались уползти из этого проклятого места. На них нападали муджеланские крестьяне, грабили и часто убивали в надежде получить за их головы премии во Флоренции. С некоторыми своими личными врагами черные расправились тут же, на месте, остальных отвели во Флоренцию.

В руки черных попался судья мессер Донато ди Ристори, один из трех составителей «Установлений Справедливости». На него надели крестьянские лохмотья и провезли на осле по всему городу. Фульчери приказал поднять его на дыбу по системе Джанно делла Белла. Затем его спускали из окна на веревке, чтобы бывший судья лучше был виден толпе. Мессера Донато приговорили к смерти на основании законов, им же составленных. Потерявшего чувство судью сняли с дыбы и 11 апреля 1303 года на небольшом островке, который образует Арно около самого города, ему и еще нескольким молодым флорентийцам из именитых семей отрубили головы.

Некий художник Гриффо по приказу подеста изобразил на фреске на стенах Барджелло неудачную попытку белых взять Пуличчано. Мы знаем об этом из письменного документа, свидетельствующего о том, что за эту «живопись» Гриффо получил деньги сполна 30 сентября 1303 года.

Успех стал явно склоняться на сторону черных, им удалось довольно удачно закончить войну с Ареццо, в которой особенно отличился Корсо Донати, однако его услуги не признавались, и он стоял в стороне, вечно подозреваемый купеческой верхушкой Флоренции как магнат.

В том же 1303 году случилось событие, потрясшее весь католический мир. Папа Бонифаций VIII уже давно поссорился с бывшим своим союзником — французским королем. Папа настаивал на своей светской власти не только в Италии, но и на всем Западе. Среди священников, епископов и аббатов Франции появилось течение, которое живо и до наших дней, — так называемый галликанизм, который можно свести к следующей формуле: папе честь, а нам власть. Это течение, конечно, поддерживал всячески Филипп Красивый. Парижские юристы доказывали в своих трактатах, что власть папы распространяется только на церковные дела и, следственно, французский король от нее вполне независим. Среди этих ученых особенно прославился магистр де ла Перш, который одно время был учителем Чино да Пистойя, поехавшего в Париж усовершенствовать свои знания. Сочинения де ла Перша и его группы, несомненно, повлияли не только на Чино, но и на Данте.

Филипп Красивый был таким же самодержцем, не терпящим возражений, как и сам папа Бонифаций. Все попытки Бонифация вмешаться во французские дела были пресечены французскими властями. Папа и верные ему епископы стали выступать с речами, в которых резко осуждался Филипп. Папа продолжал жить в городе, где он родился, в Ананье, находившемся тогда в папской области, на юго-востоке от Рима.

Преданнейший французскому королю человек и участник всех его злодеяний Гийом Ногаре, который примет позднее участие и в уничтожении тамплиеров, направился в Италию с сравнительно небольшим отрядом солдат и рыцарей. К ним присоединился могущественный римский феодал Якопо Колонна и преданный королевский слуга Жан Муше. При помощи гибеллинских кардиналов им удалось взбунтовать народ в папской области, и 7 сентября 1303 года они напали на дворец папы. Не сумев справиться с запертыми деревянными воротами папской резиденции, французы их подожгли. Тогда папа Бонифаций VIII, почти без сопровождения, всеми оставленный кроме двух кардиналов, прошествовал в зал для приемов и воссел на папский трон в полном облачении первосвященника, с тройной короною на голове; в руках он держал ключи святого Петра. Таким, величавым и спокойным, предстал он перед ворвавшимися в замок заговорщиками. Исполненный достоинства, он сказал: «Если я сейчас погибну как жертва заговора, так, как это случилось с нашим господом Христом, который был предан в руки врагов его, я встречаю мою смерть — в этом моя воля и мое пожелание, чтобы умер я как первосвященник христианского мира».

Ногаре рукой в тяжелой перчатке ударил папу по лицу и сорвал с него корону. Бонифаций промолвил: «В твоих руках моя голова. Ты распоряжаешься моим лицом». Вскоре прибыла помощь из Рима, заговорщики рассеялись, но гордый Бонифаций не снес поругания и от всего перенесенного скончался 11 сентября того же года. Его смерть произвела сильнейшее впечатление. Несомненно, что папа одержал моральную победу над своими врагами, и даже Данте, который его ненавидел, в двадцатой песне «Чистилища» так говорит об этом событии:

Но я страшнее вижу злодеянье:

Христос в своем наместнике пленен,

И торжествуют лилии в Аланье[10].

Я вижу — вновь людьми поруган он,

И желчь и уксус пьет, как древле было,

И средь живых разбойников казнен.

На опустевший престол св. Петра был выбран единогласно 22 октября 1303 года Бенедикт XI, которого хвалили и гвельфы и гибеллины. По происхождению своему он был пополан. Папа Бенедикт, исполненный лучших намерений, решил прекратить вражду менаду озлобленными партиями. Он не хотел быть ни гвельфом, ни гибеллином. Вскоре он назначил двух кардиналов, одним из них был Никколо да Прато, из гибеллинской семьи, чрезвычайно склонный к сторонникам императора. Кардинала Никколо да Прато папа направил снова умиротворять Тоскану. В делах флорентийских разобраться было нелегко, особенно было трудно уследить за всеми изменениями, происшедшими в гвельфской партии. Белые гвельфы сражались вместе с гибеллинами против черных. В самой Флоренции уже образовалась трещина между сторонниками мессера Корсо Донати и сторонниками мессера Россо делла Тоза.

Для примирения белых и черных кардинал Остии — таков был официальный титул Никколо да Прато — приступил к предварительным переговорам в самой Флоренции. Она открыла свои ворота, и в родной город вошли 14 представителей белых и гибеллинов. Правящие черные приступили к собеседованиям двулично и лицемерно. Разговоры кончились ничем. Делегаты белых должны были оставить Флоренцию. Кардинал подвергся инсценированным нападениям и поспешил уехать из Флоренции в Перуджу, где находился папа. Но Бенедикт вскоре умер, похоронив с собой все свои стремления к миру. Некоторые говорили, что его отравил Ногаре, клеврет Филиппа Красивого.

В Тоскане возобновилась война между белыми и черными, но успех чаще склонялся на сторону черных. В жаркий июльский день 1304 года войско белых и гибеллинов, сломав сопротивление окрестных замков, приблизилось к стенам Флоренции. Главари черных и Корсо Донати отправились с посольством в Рим к папе, и флорентийцы остались без опытных военных руководителей. Когда в городе стало известно, что ранним утром белые захватили ближний замок Ластру, многие гвельфы во Флоренции поспешили укрыться в монастырях в ожидании торжественного входа белых, стоявших у самых ворот города. Белые и гибеллины несли в руках пальмовые ветви и кричали: «Мир!» В одном месте они даже вошли через плохо охраняемые ворота в город, но были отбиты. Из-за промедления и ошибок предводителей наступавших Флоренцию взять не удалось, несмотря на то, что на этот раз были большие шансы на победу. С походом на Ластру окончился большой период борьбы флорентийских белых и гибеллинов с черными. Однако стычки и небольшие бои происходили еще долго.

Данте был прав, вовремя покинув лагерь белых. Можно предположить, что именно в 1304 году Данте, надеясь на мир, на милость нового папы, а также на посредничество кардинала Никколо да Прато, написал канцону: «Мое три дамы сердце окружили». В канцоне горькие мысли об изгнании мешаются с мыслями о возвращении на родину. Данте представляет себе трех аллегорических дам, пребывающих под властью высокой любви. Это три добродетели: Справедливость, Правда и Законность. Всеми отвергнутые, они бродят, как нищенки, и нигде не находят прибежища на земле, захваченной тиранами и насильниками. Они пришли с верховий Нила: в средневековом представлении Нил — одна из четырех рек Земного рая. Три дамы связаны кровным родством. Божественная и заложенная в природе Справедливость родила человеческую Правду, а человеческая Правда родила Законность. Затем мы узнаем, что не только эти три дамы, но также Умеренность и Щедрость отвергнуты порочным миром. В заключении Данте говорит, что он гордится своим изгнанием:

Пусть белыми по воле провиденья

Цветам не суждено

Пребыть, но заодно,

Кто пал с достойными, того признаньем

Не обойдут.

Данте идет на компромисс со своей совестью, он согласен даже покаяться в несуществующих преступлениях, которые он будто бы совершил.

У сердца смерть стоит — уж подступила.

Будь я виновен даже,

Недолго прожила моя вина,

Раскаяньем давно погребена.

Он ждет разумного примирения и мудро советует своим политическим противникам проявить великодушие.

Канцона, птицей белой мчись на лов,

Канцона, черными лети борзыми,

Что путь под отчий кров

Отрезали, меня лишив покоя.

Ни от кого скрывать не вздумай, кто я;

Разумные уметь прощать должны:

Прощенье — наилучший лавр войны.[11]

Но черные никому ничего не прощали. Надежды Данте вернуться домой были тщетны.

Загрузка...