Данте

Глава пятнадцатая Генрих VII в Италии

23 октября 1310 года вновь избранный король священной Римской империи Генрих VII перевалил через Альпы и вышел в Италию у города Суза. Он должен был короноваться в Милане королевской короной Италии, а в Риме — императорской короной. Генриха VII сопровождала его жена — Маргарита Брабантская и много владетельных князей, прелатов и рыцарей из германского государства, особенно из рейнской земли и северо-западной части империи. Генрих и его жена говорили между собой и со своим ближайшим окружением по-французски, так как получили французское воспитание. Конечно, император владел так же свободно и немецким языком. После долгих колебаний и ухищрений папа Климент V дал Генриху благословение на императорскую корону и обещал короновать его в Риме, если не лично, то при посредстве своего легата.

В начале своего появления в «саду империи», как именовали в то время Италию, Генрих не обнажал меча. Он протягивал лилию мира, обещал праведный суд и милосердие и объявил, что не делает различий между гвельфами и гибеллинами. Казалось, вот пришел, наконец, тот идеальный государь, которого создал в своем воображении Данте. Узнав о прибытии Генриха VII, десятки тысяч людей, скитавшихся по стране и лишенных крова, воспылали надеждой. С мольбой простирали они руки к императору, ожидая, что он вернет их в родные города, откуда они были изгнаны. Генрих с радостью пошел навстречу уповавшим на его помощь, но можно с уверенностью сказать, что бывший люксембургский граф не отдавал себе вполне отчета в тех трудностях, которые ожидали его в Италии. Одна возможность возвращения изгнанников по воле императора создавала Генриху VII врагов среди правителей городов-республик, которые вовсе не желали принять в стены своих городов ими изгнанных и вернуть им расхищенное добро. Несостоятельность политики всеобщего примирения и объединения враждующих партий стала ясной уже в Милане, куда в начале следующего года прибыл новый монарх.

В Милане Генрих оставался четыре месяца. В это время капитаном города был Гвидо делла Торре, один из типичнейших тиранов XIV века. Приезд короля его совершенно не устраивал, к тому же он был по убеждениям гвельф. Какое ему было дело до этого короля, полунемца, полуфранцуза, и зачем он пришел вмешиваться в итальянские дела? Делла Торре был слишком умен, чтобы сразу открыто восстать против Генриха, обладавшего хотя и небольшой, но прекрасно вооруженной и испытанной в боях армией. С Генрихом прибыл заклятый враг капитана, гибеллин Маттео Висконти, претендент на миланскую сеньорию. Делла Торре с распростертыми объятиями принял Висконти, но за спиною Генриха начал типичную итальянскую интригу.

Незадолго до дня торжества вдруг оказалось, что железная корона лангобардов, украшенная золотом и драгоценными камнями, исчезла из собора соседнего городка Монци, где она по традиции хранилась. Были срочно заказаны новые короны для Генриха и его супруги искусному сьенскому ювелиру Ландо.

Впоследствии выяснилось, что пропавшая корона находится у ростовщика-еврея, которому ее заложил, нуждаясь в деньгах один из правителей Милана, вероятно Гвидо делла Торре. Жители Монци с тех пор получили насмешливое прозвище «соломенная корона».

На коронацию нового короля Италии прибыли делегации из многих итальянских городов с дарами и поздравлениями, прислала своих представителей даже Венеция, наиболее могущественная и независимая из всех итальянских городов-республик, но блистательно отсутствовали неаполитанцы и черные флорентийцы.

С конца 1308 года до середины 1310-го Данте, по-видимому, находился в Париже. Он вернулся в Италию, узнав о намерении императора направиться в Рим. Мы предполагаем, что в Милан Данте прибыл из Луниджаны вместе с одним из маркизов Маласпина.

Во Франции Данте усовершенствовал свои знания в теологии и философии, необходимые ему для тех произведений, которые он намеревался написать. Можно думать, что, как многие итальянцы его времени, он решился покинуть родину, забыть ее вечные распри и военные столкновения, удалиться во Францию и надолго, быть может навсегда, поселиться там, добывая себе средства к жизни преподаванием. Боккаччо рассказывает, что, находясь в Париже, Данте вызвал удивление своими необычайными способностями. Он участвовал однажды в весьма трудном и сложном диспуте. По тогдашнему обычаю теологических школ опытные и знающие мужи ставили сорок вопросов о различных предметах, они же приготовляли аргументы «за» и «против». «Данте наизусть по порядку ответил на все сорок вопросов и аргументов к ним, высказав свое мнение и победив мнения противников, так что все присутствующие сочли это за чудо». Переводчик «Божественной Комедии» на латинский язык, живший во второй половине XIV века, Серравалле сообщает, что Данте был бакалавром Парижского университета, а также читал и защищал сентенции, необходимые для звания магистра. Если он не смог получить степени магистра, то лишь потому, что не имел денег, чтобы заплатить за диплом, за экзамен и за традиционный пир, которым непременно сопровождалось возведение в степень.

В «Божественной Комедии» Данте вспоминает Соломенную улицу в Латинском квартале, где студенты слушали лекции:

Данте мог слышать учеников Сигерия Брабантского, знаменитого профессора философии Парижского университета, которого преследовали как еретика за пристрастие к учению Аверроэса. Идеи Сигерия, несомненно, повлияли на произведения Данте.

Где жил Данте в Париже? Парижские предания связывают его имя с общежитием и церковью Юлиана Милостивого, одной из самых древних на левом берегу Сены. Он мог также найти приют у кордельеров (францисканцев), с которыми у него были давние связи. В Париж до Данте доходили вести о том, что правитель небольшого Люксембургского графства 27 ноября 1308 года был избран немецкими князьями-выборщиками королем Германии и королем Рима (титул, который давался императору до коронации в Риме) и что в январе 1309 года он короновался в Аахене.

Вместе со своими друзьями, покровителями и единомышленниками Данте присутствовал на торжественной коронации Генриха VII в Миланском соборе и по обычаю того времени преклонил колено перед королем Италии и императором мира. Данте казалось, что приблизилось осуществление его чаяний и надежд.

В дни пребывания Генриха в Милане поэт обратился с письмом к правителям и народам Италии. Данте предвещает появление совершенного государя, который примирит всех враждующих. «Все страждущие от голода и жажды насытятся в свете его лучей; а те, кому люба несправедливость, придут в замешательство перед его сияющим ликом». Этому совершенному кесарю противна мысль о жестокости, и, даже карая, он придерживается справедливых мер. Данте призывает всех итальянцев обратиться к императору и подчиниться ему: «Я призываю вас не только подняться ему навстречу, но и высказать восхищение перед его лицом. О вы, что пьете из его рек и плаваете по его морям; вы, что ступаете по песку побережий и вершинам Альп, принадлежащих ему; вы, что пользуетесь всеобщими благами, каковы бы они ни были, и имеете ваше собственное достояние лишь благодаря его закону; не пытайтесь, словно невежды, обманывать самих себя, теша свое сердце словами: „Над нами нет хозяина!“

В этом письме Данте еще наивно верит, что двуличный папа Климент V окажет действенную помощь новому императору. Перед выборами папа втайне предпочитал Генриха Люксембургского французскому кандидату, Карлу Валуа, так как боялся распространения французской мощи на всю Италию и Адриатическое море. Но при первом изменении конъюнктуры папа готов был предать Генриха в угоду Филиппу Красивому. Только в 1313 году Данте стала ясна коварная политика Климента V.

Несмотря на коронационные празднества и всеобщее преклонение перед новоявленным кесарем, миланские главари втайне сговорились, и по городу стали ходить слухи, что делла Торре действует заодно со своим былым врагом и соперником Висконти. Когда вспыхнуло восстание, дисциплинированные рыцари и конники императора без особого труда справились с толпой. В назначенный для мятежа день Висконти сказался тяжело заболевшим, и за все в ответе оказался делла Торре. Старой лисе Висконти удалось доказать императору, что он ни при чем и что всему виной его противники. Генрих ему поверил и назначил его правителем Милана. В то время еще не родился Макиавелли и еще не был написан его «Государь», и бесхитростный люксембургский рыцарь не мог проникнуть во все тонкости итальянской политики и распутать паутину итальянских заговоров и интриг.

Из Милана и Павии в апреле месяце Генрих VII направился на юг, но далеко не все города открыли ему ворота. Он осадил Кремону, которая сдалась после недолгого сопротивления. Император был сильно раздражен этим препятствием на его пути в Рим. Главари города должны были выйти в одних рубахах, с веревками на шее и просить милости императора. Он посадил в тюрьму главных зачинщиков сопротивления и приказал срыть стены и башни Кремоны. Граждане Кремоны лишились всех прав, которыми обладала самостоятельная коммуна.

Таким образом, лилия мира была отброшена и император появился с мечом в руках. В одном из немногих датированных писем: «В Тоскане близ истоков Арно апреля 1 восемнадцатого дня счастливейшего прихода божественного Генриха в Италию» (то есть 1311 года) Данте заклинал императора оставить ломбардские дела и направиться в Тоскану. Но Ломбардия была усмирена лишь отчасти, не только Кремона, но Лоди, Брешиа, Бергамо, Мантуя, Падуя отказались принять императорских наместников. Если бы Генрих обратил внимание на письмо Данте и воспользовался его советами, весьма возможно, что путь в Рим открылся бы ему гораздо ранее. Несомненно, что если бы Флоренция пала, то испуганные этим поражением города гвельфской лиги северной и центральной Италии открыли бы ворота императорским викариям. Как и первое письмо, это второе послание написано с большой страстностью. У истоков Арно среди своих старых друзей Данте ожидал исхода грозных событий. Как библейский пророк, он не только хвалил, но и в гневе наставлял государя. Император, которому принадлежит весь мир, увяз в ничтожнейшей части мира, и пока он медлит, крепнет тосканская тирания и набирается сил. Только поразив центр сопротивления, можно справиться со всеми мятежниками, Данте поучал Генриха, порицал его медлительность и призывал действовать:

«И весной и зимой ты сидишь в Милане, и ты думаешь так умертвить злую гидру, отрубив ей головы? Но если бы ты призвал на память высокие подвиги славного Алкида, ты понял бы ныне, что обманываешься, подобно этому герою; ведь страшное чудовище, роняя одну за другой свои многочисленные головы, черпало силы в собственном уроне, пока, наконец, благородный герой не поразил его в самые корни жизни. Ибо, чтобы уничтожить дерево, недостаточно обрубить одни только ветви, на месте которых будут появляться новые, более густые и прочные, до тех пор, пока остаются здоровыми и нетронутыми питающие дерево корни. Как ты думаешь, о единственный владыка мира, чего ты добьешься, заставив мятежную Кремону склонить перед тобой голову? Может быть, вслед за этим не вздуется нарыв безрассудства в Брешии или в Павии? И хотя твоя победа сгладила его, новый нарыв появится тотчас в Верчелли, или в Бергамо, или в другом месте, пока не уничтожена коренная причина болезни и пока не вырван корень зла и не зачахли вместе со стволом колючие ветки».

Но император, чтобы устрашить другие коммуны, решил наказать Брешию. Возвышавшаяся на отрогах гор Брешиа была сильно укреплена и располагала большими запасами пищи и оружия, к тому же имела в своих стенах ключевую воду. Со всех сторон от гвельфских городов, особенно от Флоренции, стекалась помощь, и Брешиа твердо решила не сдаваться. В течение нескольких месяцев город мужественно выдерживал осаду. Командовал осажденными подеста, флорентийский рыцарь Пино делла Тоза. Одним из главных руководителей сопротивления был Тебальдео деи Брузатти, пользовавшийся ранее доверием и покровительством Генриха. Одержимый идеей величия своей императорской особы, которой выпала высокая миссия возрождения могущества Римской империи, Генрих был раздражен сопротивлением граждан Брешии, которое он расценил не только как неповиновение авторитету своей власти, но и как оскорбление величества. Крови с обеих сторон было пролито много. Поймав перебежчика Тебальдео, Генрих четвертовал его перед стенами города. В отместку защитники Брешии вешали захваченных пленных на зубцах стен, на виду у осаждавших. В жаркие летние месяцы при плохих гигиенических условиях того времени началась эпидемия чумы (впрочем, «чумой» называли тогда едва ли не все тяжелые заразные болезни). Люди мерли как мухи и в лагере Генриха и в осажденном городе.

Некоторые союзники начали покидать императора; так, уехал на родину со своим отрядом австрийский герцог Леопольд. Среди всех этих неудач и потерь утешительным для Генриха было лишь то, что в лагерь прибыло папское посольство, которое должно было короновать его в Риме. Возглавлял посольство кардинал, епископ Остии Никколо да Прато, старый друг гибеллинов.

После генерального штурма 20 августа защитники Брешии, видя, что дальнейшее сопротивление невозможно, сдались на милость и немилость императора. Под стенами Брешии Генрих VII потерял более половины своей армии, там был убит его брат Вальрам, но императрица Маргарита, как рассказывают авторы хроник, умоляла своего мужа не быть слишком жестоким.

Генрих VII получил воспитание в Париже и по своему духу скорее мог считаться французом, чем немцем. Он был ласков и обходителен с людьми, прямодушен и нелукав, верен данному слову. Но император не отличался особым умом и, преисполненный сознанием собственного достоинства, приходил в ярость от неповиновения, измены или «оскорбления величества». Люксем-буржец был красивый блондин высокого роста, с правильными чертами лица и величественными манерами. Люксембургскую династию связывали с Францией давние связи, не прервавшиеся и после смерти Генриха VII. Его единственный сын Иоанн, избранный еще при жизни отца королем Богемии, пришел на помощь Франции в Столетней войне и совсем слепой участвовал в битве при Кресси (1346 г.), закончившейся разгромом французов. В этой битве он погиб. При внуке Генриха VII, короле Чехии и императоре священной Римской империи Карле IV, основателе Пражского университета и любителе славянской культуры, начался чешский гуманизм.

От стен Брешии Генрих поспешил в Павию, где он созвал парламент Ломбардии, желая выслушать мнение городов о политическом состоянии страны. В октябре Генрих послал своих послов в Геную, которые были приняты с большими почестями. В Венеции дож богато одарил посланцев императора, однако политические их требования венецианцы умело обошли. Генрих на этот раз поступил достаточно мудро, оставив Венецию в покое.

Начав разбираться в итальянских делах, император решил изменить свой путь и свои планы и направиться морским путем в верную ему гибеллинскую Пизу. Генуэзцы, оказавшие некоторую военную помощь Генриху при осаде Брешии, устроили императору 14 ноября торжественный въезд в Геную. Король удовольствовался этими знаками внимания, возможно, потому, что рядом с ним находился мудрый и политически опытный советник кардинал Никколо да Прато.

Император вечно нуждался в деньгах — содержание двора и армии стоило дорого, поэтому и те города, которые принимали его с радостью и те, которые ему приходилось осаждать и силой приводить к покорности, он облагал огромной данью. Немецкие рыцари выколачивали ее нередко самыми варварскими способами, что, естественно, вызывало возмущение итальянских коммун. В то время как приморские города приветствовали Генриха, за его спиною в Ломбардии началось отпадение гвельфских городов и гвельфских феодалов, с которыми императорские викарии не могли справиться, несмотря на старания графа Вернера фон Хомбурга, капитана «лиги ломбардцев, верных империи». Из этого названия мы видим, что Генрих избегал деления на гибеллинов и гвельфов, но с течением времени становилось все более и более ясным, что он мог опереться только на гибеллинов и гибеллинские города. Цель его — примирить враждующие итальянские партии — оказалась неосуществимой. После смерти Генриха VII Италия еще резче разделилась на два непримиримых лагеря — гвельфов и гибеллинов.

Несмотря на благодатный воздух генуэзского приморья, занемогшая под стенами Брешии императрица Маргарита, постоянный спутник трудов и походов своего мужа, умерла 14 декабря 1311 года и была погребена в церкви францисканцев в Генуе. Дипломаты вскоре завели с неутешным вдовцом разговоры о втором браке с арагонской принцессой, но Генрих об этом и слышать не хотел и отправился один по тернистому пути в Рим.

Нам не известно, из Милана или из Генуи отправила императрица Маргарита Данте с письмом к графине Баттифолле, которое до нас не дошло, а также с письмами к другим представителям могущественного рода Гвиди, чтобы склонить их на сторону императора. Данте, которому не раз приходилось быть секретарем тех особ, у которых он жил, направил три письма императрице от имени графини Баттифолле; одно из них датировано восемнадцатым мая 1311 года. Эти письма сохранились. Данте писал на латинском языке. Графиня Баттифолле была дочерью графа Уголино делла Герардеска, заживо замурованного вместе с сыновьями и внуками в Пизанской башне своим врагом архиепископом Руджери. Нужно сказать, что многие графы из семьи Гвиди, в том числе и Баттифолле, колебались между гвельфами и гибеллинами, и небольшая дипломатическая миссия, порученная Данте, была вполне своевременна. В письмах особого содержания найти нельзя; они состоят главным образом из комплиментов, любезностей и изъявлений преданности.

Узнав о том, что Флоренция, Сьена, Перуджа, Болонья и Лукка заключили союз с королем Робертом Неаполитанским против Генриха VII, Данте 31 марта 1311 года обратился к своим соотечественникам с гневным посланием. Данте уже не предвещает мир, но предрекает страшные кары непокорным. Он убеждает флорентийцев, что Римская империя необходима гражданам всех итальянских городов, только при ней смогут они пользоваться гражданскими правами и пребывать в мире, «ибо, если пустует императорский престол, весь мир выходит из равновесия, дремлют в ладье Петра кормчий и гребцы, и жалкую Италию, брошенную на произвол судьбы, подвластную мелким сеньорам, лишенную какой бы то ни было единой власти, сотрясают столь буйные и яростные ветры и волны, что ее состояние не передать словами, и несчастные итальянцы могут с трудом соразмерить его со своими слезами». Граждане Флоренции поднялись против правителя всего мира и вместо покорности предпочли путь мятежа. Неслыханные бедствия постигнут безумную Флоренцию, ее не защитят высокие стены и мощные башни. Город падет и будет уничтожен, а жителей его гнев императора рассеет по всей земле. И Данте кончает свое обличение обращением к флорентийцам: «О тщеславнейшие из тосканцев, безумцы от природы и от дурных привычек! В отличие от людей зрелых вы не видите, глупцы, как неверны во мраке ночи шаги вашего больного сознания. И люди зрелые и незапятнанные, следуя своим путем, взирают на вас, что стоите чуть ли не на пороге темницы и все-таки отталкиваете того, кому случается пожалеть вас, чтобы он ненароком не избавил вас от тюрьмы и от тяжести наручников и колодок. И, будучи слепыми, вы не замечаете, что именно владеющая вами жадность обольщает вас ядовитыми речами и помыкает вами при помощи безумных угроз и насильно втягивает вас в грех и мешает вам руководствоваться священными, основанными на природной справедливости законами, соблюдение которых, когда оно в радость и по доброй воле, не только не имеет ничего общего с рабством, но по здравом рассуждении является проявлением самой совершенной свободы. А что такое свобода, если не свободный переход (который законы облегчают каждому, кто их уважает) от желания к действию? Следовательно, если свободны только те, что охотно подчиняются законам, то какими считаете себя вы, которые, притворясь, будто любите свободу, противитесь всем законам и составляете заговор против главного законодателя?»

Весьма возможно, что Данте выжидал исхода военных экспедиций Генриха VII у истоков Арно, близ Флоренции. Но когда Генрих со своим ближайшим окружением прибыл по морю в Пизу, куда была стянута его армия, Данте направился туда же. Мы знаем об этом из рассказа Петрарки, который в семилетнем возрасте видел великого поэта (всего раз в жизни) в Пизе, когда Данте пришел в гости к его отцу, также флорентийскому изгнаннику.

Пиза, старинный гибеллинский город, пышно и радостно встречала государя. Его пребывание в городе сопровождалось празднествами и турнирами. Нигде в Италии Генрих не чувствовал себя так хорошо, как здесь. По его приказанию был освобожден граф Гвельфо Герардеска, внук Уголино, избежавший смерти лишь потому, что, когда Уголино и вся его семья были заживо замурованы в башне голода, он только что родился. Но епископ Руджери повелел держать его в вечном заточении. Герардеска провел в темнице почти полвека. Генрих милостиво обошелся и с убийцей своего предшественника, императора Альбрехта Габсбургского, укрывавшегося в Пизе в монастыре августинцев.

Пизанцы надеялись на скорую гибель и поражение своих давних противников Лукки и Флоренции. Однако чаяния пизанцев не совпадали с планами императора, который стремился сперва короноваться в Риме, а затем постепенно стеснить кольцом и уничтожить своих тосканских врагов. Для того чтобы удовлетворить хотя бы в какой-то степени пизанских союзников, Генрих провозгласил в апреле 1312 года осуждение городам Лукке, Сьене. Парме и Реджо, приговорив их к высоким денежным пеням. Правителей этих городов он зачислил в списки изменников империи и вождей мятежа, что грозило им смертной казнью. 23 апреля Генрих покинул Пизу, направляясь в Рим. Вместе со своим войском он шел по берегу моря, избегая стычек с флорентийцами. Первого они были в Витербо, где отдыхали несколько дней. Затем по древней виа Клавдиа армия Генриха VII устремилась в Рим.

Из Рима доходили дурные вести — по-видимому, враги императора не хотели пустить его без боя в Вечный город. Большую часть Рима, Транстевере и Ватикан занимали враждебные императору Орсини. К ним подходили на помощь солдаты короля Роберта Неаполитанского. Несколько позже появились и флорентийские наемные лучники и пехотинцы. В меньшей части Рима чувствовали себя хозяевами Колонна. Эта могущественная семья держала сторону Генриха. Пробраться к Ватикану и очистить хотя бы половину Рима было невозможно без кровавых уличных боев.

Следует представить себе Рим начала XIV века. Он не походил ни на классический Рим эпохи цезарей, ни на современный. Всюду высились феодальные башни; каждая из них представляла крепость. В руинах древнего Рима гнездились феодалы. В античном театре Марцелла рыцари-разбойники Пьерлеона воздвигли целый укрепленный городок. Другие нобили, Амибальди, владели частью Колоссеума, который тоже перестроили по своим вкусам и надобностям. На всех островах Тибра щетинились башни. Патриции Савелли расположились на высотах Авентина. Узкие, извилистые улицы запирались на цепи. Лишь иногда открывались просветы — это были гигантские развалины античной поры.

С тех пор как папа покинул Рим, город пришел в большое запустение и находился в состоянии вечной анархии. Не стало никакой управы на воров и грабителей, нападавших на жителей и на пилигримов. Пробираться к святыням Рима стало делом нелегким. Купцы, ремесленники и мелкий люд, живший разными случайными заработками, приветствовали императора, так как надеялись, что он восстановит порядок, что в Риме оживятся торговля и ремесла и снова прихлынут испуганные вечными беспорядками паломники, которые приносили городу немалый доход.

Генрих еще у стен Брешии назначил сенатором, то есть правителем Рима, графа Людовика из семейства преданных ему савойских графов, связанного с ним узами родства. В августе 1310 года Людовик пробовал навести порядки в Риме. В этом деле ему помогал известный правовед Чино да Пистойя, друг Данте. Из Рима Людовик направился к стенам осажденной Брешии; снова попасть в Рим ему удалось лишь через год, в ноябре 1311-го. Люди, на которых он рассчитывал и в чьей верности не сомневался, преграждали ему путь. Людовику пришлось сосредоточить свои силы вокруг Латеранского дворца и у одного из римских мостов, Понте Молле.

7 мая Генрих въехал со своим войском в Рим, за ним следовали гибеллинские Дворяне, духовенство и бежало много народа. Через старую Порта дель Пополо и через Марсово поле император направился в Латеран, находящийся в юго-западной части города. Рим, который увидел Генрих, был мало похож на столицу мира, несущую примирение всем народам, каким он представлялся его воображению. Транстевере и Ватикан занимали гвельфы Орсини и войска Роберта Неаполитанского. Чтобы как-то закрепиться в левобережной части города, которая далеко не вся была в руках верных Генриху Колонна, отрядам императора пришлось выдержать несколько уличных боев и понести значительные потери. Людовик Савойский со своими рыцарями занял Капитолий.

Сопротивление императорским войскам возрастало. На корабле к устью Тибра прибыли новые силы неаполитанцев. Флоренция прислала еще один отряд лучников. Генриху VII трудно было понять политику папы Климента V. Если бы он действительно желал помочь тому, кого он благословил при избрании, папа мог бы сдержать неаполитанцев, тем более что король Роберт был его вассалом и мог бы оказать также немалое давление на флорентийцев. При создавшемся положении Генрих VII потерял всякую надежду пробиться на правую сторону Тибра, где находились замок св. Ангела и церковь св. Петра. Оценив обстановку, кардинал Никколо да Прато уговорил других прелатов и 29 июня 1312 года короновал Генриха VII в Латеране. Это было не совсем обычно, но подобные прецеденты случались; так, например, в Латеране, а не в соборе св. Петра короновался в 1133 году император Лотар II.

Из Латерана Генрих направился на Авентин, где состоялось торжественное пиршество. Оно омрачалось, впрочем, свистом летающих вокруг стрел, так как сам Генрих, а также разодетые светские и церковные князья его свиты служили прекрасной мишенью для неприятельских стрелков. Внешняя политика императора после коронации вызвала известное улучшение в отношениях с соседними государями. Генрих начал разговор о союзе с королем Сицилии Фридрихом III, который сватал за наследника престола дона Педро дочь императора Беатриче. Менее натянутыми стали и отношения с Робертом Неаполитанским, так как начались переговоры о союзе между сыном Генриха VII, королем Богемским (Чешским) Иоанном и племянником Роберта, королем Венгрии Карлом-Робертом. Неаполитанские войска по-прежнему стояли на правой стороне Тибра, однако решительных действий не предпринимали. Последствием этой политики было назначение Фридриха III имперским адмиралом. В случае если дело дойдет до войны с Неаполем, полагал Генрих, соединенный флот Венеции, Пизы и Генуи под командой сицилийского короля сможет оказать значительную помощь. Перед отъездом из Рима император произнес речь на древних развалинах Капитолия. Он говорил, что оставляет столицу и направляется усмирять Тоскану. Через врата Сан Лоренцо 21 июля императорские войска покинули Рим и в тот же день были в Тиволи, во владениях союзных Колонна. Пребывание в Риме продолжалось три месяца. Император двинул свои войска на родину Данте.

Кардинал Никколо да Прато в сопровождении нескольких рыцарей отправился вперед, в Ареццо, являвшийся центром белых гвельфов и гибеллинов. Он стремился собрать вспомогательные войска для нападения на Флоренцию, граждане которой горделиво заявляли, что «не согнули своих рогов еще ни перед одним государем». В это время епископом Флоренции был назначен Антонио дельи Орси, всячески поддерживавший партию черных в решении сопротивляться императору. Командовать вооруженными силами республики флорентийцы пригласили маршала Неаполитанского короля Ратта де ла Диего, графа де Казерта. Он прибыл вместе с большим отрядом каталанских наемников. Между тем императорская армия подвигалась к Флоренции. 21 августа Генрих был в Витербо. Население небольших городов, союзных Флоренции, бежало на север и в горы. Городок Кортона встретил императора на коленях. Особенно торжественную встречу устроил Генриху гибеллинский город Ареццо; он ждал императора, по словам автора хроники, как невеста — жениха. Таким образом, при движении Генриха по Италии еще раз наглядно обнаружилась система итальянских городов, которая напоминала шахматную доску, где одни были гвельфами до исступления, а другие упорнейшими гибеллинами. В этой чересполосице царила вечная война, вечная анархия. Лучшие люди Италии, как Данте, Чино да Пистойя и Никколо да Прато, мечтали о том, чтобы Италия была объединена под скипетром императора, чтобы введены были порядок, законность и единовластие. Так верил вначале и сам Генрих VII, считавший объединение Италии своей священной миссией. Однако ненависть, мелочные расчеты, корысть и партикуляризм затемняли глаза граждан итальянских городов. Следует также принять во внимание, что верхушка правителей Италии, как купеческая, так и феодальная, умела извлекать выгоды из бесконечных распрей и использовала их в своих личных целях.

Местные главари не хотели уступить власть чужестранцу и предпочитали итальянский хаос порядку, который ввели бы императорские викарии. Типичным представителем таких «городских капитанов» был Гвидо делла Торре из Милана. Таких Гвидо насчитывалось в Италии тысячи.

Напомним, что Марцелл был политическим врагом Юлия Цезаря, тогда намек Данте станет вполне ясен.

Значительная часть маленьких городков и деревень во флорентийском графстве перешла на сторону Генриха VII, однако скоро они стали изнемогать под бременем непосильных продовольственных поборов для императорской армии.

Флоренция гордилась своими мощными укреплениями. Вожаки черных решили бороться до последнего, так как знали, что их ожидает в случае поражения. Некоторые приближенные советовали императору вернуться в Ареццо, пока не прибудет подкрепление, однако Генрих настаивал на дальнейшей осаде. Вскоре он заболел и в конце концов понял, что его советники были правы. Окружить город со всех сторон не хватило войска. Император вынужден был снять осаду и направился в Пизу, разрушая и сжигая владения Флоренции. В озлобленной неудачей армии участились случаи бессмысленного зверства, грабежей и расправ с мирными жителями.

3 ноября император разбил свой лагерь в Сан Касьяно, в двенадцати километрах от Флоренции. Пиза прислала на помощь тысячу всадников и восемь тысяч пехоты, а также много провианта. Затем прибыла тысяча стрелков из Генуи. Пиза продолжала финансировать Генриха: пизанцы вручили ему крупную сумму в двести тысяч золотых флоринов. В Сан Касьяно император занял дом флорентийского банкира Джанфилиацци. По совету гибеллинов он приказал казнить Коррадо, сына Джанфилиацци, оказавшего сопротивление. В то же время Генрих, заботясь о своей славе милостивого монарха, старался проявлять великодушие и отпускал без выкупа многих пленных назад во Флоренцию. На горе близ Поджибонзи Генрих заложил новый город-крепость, который, как он думал, станет императорской резиденцией и центром Тосканы. Он назвал его Монте Империале.

Генрих VII объявил Роберта, короля Неаполитанского, предателем и изменником. Люксембуржец никогда не мог забыть, что Роберт помешал ему короноваться в соборе св. Петра. Как бы в ответ на эти осуждения Роберт объявил себя верховным сеньором Флоренции и усилил помощь гвельфам Тосканы. Чтобы завладеть Италией, Генриху VII нужно было справиться не только с Флоренцией, но и с Неаполитанским королевством. В Пизе Генрих ожидал подхода подкреплений с севера, решив во чтобы то ни стало сокрушить и уничтожить короля Роберта. Кончилось годичное перемирие, которое папа заставил заключить императора и короля. Напрасно Генрих слал послов папе, папа не желал ему помочь, и все яснее становилось, что он поддерживает неаполитанского правителя.

Генрих решил отказаться от вдовства и жениться вторично по политическим соображениям на Екатерине Габсбургской, сестре герцога Австрийского и дочери императора Альбрехта, своего предшественника. Невесту должен был сопровождать в Италию король Иоанн Богемский, сын Генриха, с вооруженным отрядом. От своего будущего зятя Генрих надеялся получать значительную военную помощь. Из Люксембурга с большой свитой рыцарей спешила дочь императора Беатриче, просватанная за сицилийского наследника дона Педро. Все вновь прибывшие силы предполагалось обрушить на Неаполитанское королевство с севера, а с юга уже вступал в бой король Сицилии. Фридрих Сицилийский ускоренными темпами строил военные корабли; предполагалось, что к его флоту присоединятся суда Генуи и Пизы, а возможно, и Венеции. Роберт Неаполитанский, испуганный неблагоприятным развитием событий, также спешно строил несколько быстроходных кораблей, чтобы в случае опасности бежать со своими приближенными во Францию. Военное и политическое положение императора улучшилось, несмотря на предательскую политику папы Климента V, который под давлением Филиппа Красивого почти открыто встал на сторону родственника французского короля Роберта Анжуйского. Видя успехи императорской политики, союзные Флоренции города Тосканы начали колебаться.

В начале августа 1313 года Генрих VII почувствовал себя столь сильным, что, не дожидаясь войск, которые вели его сын и герцог Австрийский, а также брат императора архиепископ Трирский, отправился в дальнейший поход. 21 августа он свернул на дорогу, ведущую в Рим, и остановился в местечке Буонконвенто. 24 августа Генрих неожиданно скончался. Ему еще не исполнилось пятидесяти лет. По слухам, распространившимся в народе, императора отравил доминиканский монах, присланный папой, который дал ему яда в причастии.

Тело императора решили перенести в Пизу. Стояла страшная жара, труп разлагался, везти его дальше было невозможно. Тогда ближайшие рыцари отсекли императору голову, а тело по древнему германскому обычаю предали медленному огню, пока не остались одни обугленные кости. Голову и кости Генриха VII погребли на знаменитом пизанском кладбище Кампо Санто.

В 1921 году, когда отмечался шестисотлетний юбилей со дня смерти Данте, итальянское правительство перенесло гробницу и надгробные памятники Генриха VII, изваянные в XIV веке Дино да Камаино, в Пизанский собор. Усыпальницу украсила новая латинская надпись и стихи Данте из тридцатой песни «Рая»:

Рядом можно прочесть следующую французскую эпитафию: «Генриху Справедливому, графу Люксембургскому, римскому императору, самому знаменитому своему сыну народ и древняя, свободная люксембургская страна».

После смерти Генриха VII та часть его армии, которая состояла из северян: немцев, французов, брабантцев, фламандцев, — ушла на родину. Итальянским гибеллинам, которые в большом количестве присоединились к войску императора, идти было некуда. Значительная их часть поступила на службу к веронским делла Скала, к их союзнику кондотьеру Угуччоне делла Фаджуола и другим гибеллинским правителям. Вооруженные силы гибеллинов не только не уменьшились, но, напротив, возросли. В течение последующих лет гибеллинские полководцы наносили неаполитанским отрядам и гвельфской лиге серьезные поражения.

Генриха VII очень долго преследовали военные неудачи, свое войско император терял не в крупных сражениях, а при затяжных осадах небольших городов. Поход был предпринят без подготовки, с недостаточными военными силами и средствами. Генрих не смог выгнать своих противников даже из собора св. Петра. Однако за несколько месяцев до его внезапной кончины его политические и военные дела, несмотря на интриги и недоброжелательство папы, сильно поправились.

Если бы Генрих VII прожил дольше и победил неаполитанского короля, города Тосканы отпали бы от гвельфской лиги и Флоренция осталась изолированной. Возможно, она продержалась бы еще некоторое время, но в конце концов вынуждена была бы покориться. Но и после завоевания Италии Генриху представились бы новые трудности. Даже с помощью самых опытных и умных викариев ему вряд ли удалось сразу прекратить постоянное внутреннее кипение, столь типичное для итальянских городов. Рано или поздно он должен был бы покинуть Италию и вернуться в Германию. Его наместникам было бы не под силу привести итальянские коммуны к подчинению центральной власти. Исторические предпосылки для политического объединения страны еще не созрели.

Было бы совершенно неверно рассматривать Генриха VII как «чужеземного завоевателя», а итальянцев, ему сопротивлявшихся во Флоренции, Брешии, Кремоне, как «патриотов, борющихся с захватчиком». На самом деле такого общеитальянского патриотического чувства в начале XIV века еще не было; что же касается Данте, то объединение Италии мыслилось им лишь как начало большего — в те времена невозможного — объединения стран и народов в едином всемирном государстве, которое поэт называл монархией. Для Данте было совершенно все равно, какой национальности будет император — немец, француз, итальянец. Важно, чтобы император стал владыкой всего мира, чьей столицей непременно станет Рим. При всей своей любви к Италии Данте нигде и никогда не говорил, что итальянский народ выше и лучше остальных народов. Не он ли говорил: «Мы, кому отечество — мир, как рыбам море».

В том совершенном едином государстве, которое замыслил Данте, падали городские стены, исчезали границы и воцарялся вечный мир и взаимное согласие. В Генрихе VII, казалось Данте, воплотился его идеал совершенного правителя. Нежданная смерть императора страшным ударом обрушилась на Данте; вместе с Генрихом умерли надежды великого мечтателя на осуществление при его жизни «мирового государства», а также на возвращение в родную Флоренцию.

Через несколько лет после смерти Данте император священной Римской империи Людвиг Баварский приютил у себя гонимого церковью парижского профессора, по происхождению итальянца, Марсилия из Падуи. О жизни Марсилия нам известно очень немногое. Одно время (вероятно, в 1312—1313 гг.) он был ректором Парижского университета. Ученик Пьетро д'Абано, медика, философа, естествоиспытателя и астролога, известного своей приверженностью к учению Аверроэса, Марсилий отличался разносторонней образованностью. Кроме философии, медицины и теологии, он живо интересовался вопросами государственного права. Книга «Защитник мира», законченная в 1324 году, во время второго пребывания Марсилия в Париже, принесла ему европейскую славу. Марсилий разделял многие религиозные идеи вальденсов, или лионских бедняков, еретической секты, создавшей одно из самых радикальных учений в Европе до гуситов и Лютера. Император Людвиг Баварский попал под сильное влияние своего итальянского советника, который проповедовал, что не государь зависит от папы, а папа от государя, и приводил в пример Византийскую империю. Марсилий, как и Данте, восхищался мощным государственным умом Юстиниана. Сын бедного македонского крестьянина, ставший единовластным правителем необъятной империй, представлялся им образцом для светских государей. Церковь, поучал Марсилий, не должна вмешиваться в дела государства. Огромное имущество церкви должно перейти в государственную казну. Несомненно, что на теорию Марсилия Падуанского о государстве и его отношениях с церковью в значительной степени повлияли трактаты Данте «Монархия» и «Пир» и в не меньшей степени Чино да Пистойя. При дворе Людвига находилось много монахов-фратичелли, отлученных папой от церкви. Марсилий совпадал с фратичелли в апофеозе бедности и в критике папской власти, обнаруживая и в этом близость к кругу идей Данте. С большой смелостью Марсилий восставал против засилья клириков во всех областях жизни.

Еще до приезда в Германию Марсилий связался с итальянскими гибеллинами и жил в Вероне при дворе Кан Гранде дел-ла Скала. Мы видим, что он как бы след в след идет за великим флорентийцем. В 1326 году император решил отправиться в Рим. Нужно сказать, что Людвиг не подтвердил своего избрания в императоры у папы, как это обычно делали новоизбранные. Он решил, что римским государем коронует его не папа, а народ Рима. Таким образом, он хотел осуществить воспринятые им от Марсилия идеи, которые тот выработал под влиянием Чино да Пистойя, Данте и французских юристов начала XIV века. Нельзя в этой связи не вспомнить и об Арналь-де Врешианском, который веком раньше предлагал императору Конраду III принять корону от римского сената.

В Тренте император изложил свою политику собранию представителей городов и нобилей Италии; затем он довольно мирно направился в Милан, где публично проповедовал свои идеи. Не занимаясь, как Генрих VII, покорением непокорных городов, Людвиг направился в Рим вместе с Марсилием Падуанским, который стал его викарием по церковным делам. 17 января император короновался. Корону он принял не из рук папы, а от народного синдика, старого гибеллина, патриция Шьярра Колонна, бывшего спутника Генриха VII.

18 апреля император в собрании своих придворных и прелатов лишил папского звания «священника Жана де Кагора, который называет себя Иоанном XXII». 12 мая Людвиг провозгласил новым папой под именем Николая V одного из братьев-миноритов, Петра де Корбарра. Марсилий имел то высокое удовлетворение, до которого не дожил Данте: он увидел, как осуществляются его идеи или, вернее, те идеи, которые он и Жан де Жанден развили в книге «Защитник мира». Но римское празднество длилось лишь до конца лета. 13 августа император и его последователи были изгнаны из Рима гвельфами и их союзниками неаполитанцами.

Марсилий как бы исчезает со сцены истории; не известно даже точно, когда он умер, по-видимому около 1343 года. В 1341 году Марсилий по просьбе Людвига Баварского написал небольшой трактат. После римского похода он жил уединенно при дворе. Император по-прежнему оказывал ему свое покровительство и не соглашался выдать его папе, несмотря на упорные (начиная с 1327 года) и многократные требования Иоанна XXII. Папа писал Людвигу: «Я слышал, что в твоем страстном стремлении умножить твои злодеяния ты осмелился принять у себя двух людей, сынов погибели, подобных плодам от проклятого древа, — Марсилия Падуанского и Жана де Жандена. Пребывая в течение многих лет в Париже, они отвращали лицо свое от истины, посвящая свои занятия призракам. Разве ты не дозволил им публично защищать в твоем присутствии еретические тезисы известной книги, которую они написали в своем дерзком самомнении?»

Марсилий Падуанский был гораздо более резок и решителен, чем Данте. Он советовал императору порвать с папским престолом и подчинить себе священников и епископов. Эти идеи будут осуществлены в XVI веке лютеранскими князьями Германии. Данте говорил только о разделении церкви и государства, не покушаясь на престол святого Петра по соображениям политическим, так как Генрих VII опирался поначалу на папу Климента V. После смерти Генриха VII Данте заклеймил навеки своими терцинами продажных и коварных первосвященников, предававших тех, кто им доверился.