Дар царицы Савской

— Ну да… я в курсе… — промямлила горничная.

— Горничные всегда все знают. Так все же, кто из девушек ее обслуживал?

— Ну, я и обслуживала. У нас вообще мало горничных… клиентов тоже не так уж много, поэтому лишний персонал держать нет смысла. Только расходы.

— Ага, значит, ты. Это очень удачно. Как я говорю, горничные всегда все знают. Так расскажи мне, что моя тетя делала, с кем встречалась, куда ходила?

— Ну… встречалась она только со своей родней. Они к ней по очереди приходили. Потом она банкет устроила…

— Только с родней? Больше ни с кем?

— Ни с кем… — протянула девушка, но по ее тону Ксения почувствовала, что она чего-то недоговаривает.

— Так-таки ни с кем? — настойчиво повторила Ксения.

— Ну… нам лишнего болтать не положено… вообще не положено обсуждать постояльцев с посторонними.

— Я же не посторонний человек, я тоже постоялец, а кроме того, я ее племянница!

— Ну да… у меня зарплата маленькая, и потерять ее не хочется… у нас в городе с работой плохо…

— Насчет маленькой зарплаты намек поняла. — Ксения достала купюру и протянула девушке. Та молниеносно спрятала деньги в карман и заговорила вполголоса:

— На второй день по приезде ваша тетя попросила вызвать ей такси. Причем не к главному входу, а к служебному. Таксист приехал быстро, но ему пришлось подождать, она тут с пожилым мужчиной разговаривала. А потом уехала, а куда — я не знаю…

— Зато ты наверняка знаешь, кто ее возил. Ведь это ты каждый раз вызываешь такси для постояльцев и наверняка знаешь всех водителей, правда?

— Ну да… — Горничная снова замялась.

— Ах, ну да — насчет маленькой зарплаты… — Ксения протянула девушке еще одну купюру. — Знаешь, как мы сделаем? Ты мне сейчас вызовешь такси, причем того же водителя, который возил тетю.

— Нет проблем…

Горничная достала мобильный телефон, набрала номер и проговорила вполголоса:

— Рахмулла, подъезжай к гостинице, для тебя есть пассажир! Все как обычно!

Через несколько минут к подъезду гостиницы подкатил новенький «Ниссан». Смуглый водитель выглянул, помахал горничной:

— С меня как обычно, Мила-джан!

Затем он повернулся к Ксении:

— Прошу садиться, карета подан!

Ксения села на переднее место.

— Куда едем? Магазин, ресторан, фитнес? Рахмулла все знает, ты только скажи!

— Рахмулла, это ведь ты несколько дней назад возил отсюда пожилую женщину?

— Старый женщина? Не помню…

— А ты постарайся вспомнить! — Ксения пошуршала перед водителем купюрой.

— Да, возил старый женщина… — проговорил тот, грустно следя за деньгами, — хороший женщина, много на чай давал… просил никому не говорить, куда ездили…

— Вот ты мне и не говори, ничего не говори, ты просто отвези меня туда же, куда ее возил. Я тебе тоже хорошо заплачу.

— Почему не отвезти? Можно отвезти! Про то, чтобы не возить, старый женщина ничего не говорил!

Машина тронулась, быстро миновала главную улицу Козловска, проехала мимо ювелирного магазина, мимо бистро «Семеро козлят», мимо ночного клуба «Коза Ностра».

Скоро современные городские дома кончились, теперь «Ниссан» ехал через пригород, где, казалось, еще не наступил двадцать первый век — по сторонам от дороги стояли одноэтажные бревенчатые домики, обшитые вагонкой, окруженные нарядными палисадниками, в пыли на обочине гуляли куры, гуси и кошки.

Вдруг водитель затормозил возле приземистого одноэтажного дома, над входом в который висела вывеска «Свежее мясо».

— Что, уже приехали? — спросила Ксения. — Она что же, за мясом ездила?

— Нет, здесь старый женщина выходила, мясо купила, потом дальше поехала.

— Мясо? — переспросила Ксения.

Странно, очень странно… Анна Ильинична уже много лет сама не готовила, ей все подавали в готовом виде. Зачем ей понадобилось покупать здесь мясо?

Но раз она заходила в этот магазин, значит, Ксении тоже нужно сюда заглянуть.

Ксения велела водителю ждать, зашла в магазин, огляделась.

За прилавком скучал рослый детина в окровавленном фартуке, с волосатыми руками, сложенными на животе. Перед ним были разложены куски говядины, свинины, куриные тушки и всевозможные мясные полуфабрикаты.

— Чего желаете, девушка? — осведомился мясник, оживившись.

— К вам тут на прошлой неделе заходила пожилая женщина… вы ее помните?

— Ко мне каждый день пожилые тетки заходят. Каждую разве упомнишь? Вот такую молодую-красивую я бы точно запомнил.

— Ну, она не из ваших обычных клиенток. Она приезжая, выглядит вообще как иностранка…

— Так это вы про миллионершу, что ли? Которая из Америки приехала да здесь и померла?

— Ну да, она самая. Надо же, весь город про нее знает… тетка моя, между прочим…

— Ну, так бы сразу и говорили. Ну, эту я, конечно, помню. Заходила ко мне…

— Ну, вот я сейчас и говорю. Так вот, раз вы ее помните, может, вспомните, что она покупала?

— Вот это точно помню. Я, может, не каждого покупателя помню, но каждую покупку — это точно. Тетушка ваша купила четыре свиные отбивные. Очень, кстати, хорошие.

— Верю. И куплю у вас такие же.

— Будет сделано… — Мясник быстро взвесил четыре отбивные, аккуратно упаковал.

— Может, еще шашлычок возьмете? Лето, самое время для шашлыков.

— Нет, вот как раз времени у меня нет!

Ксения вышла из магазина, села в машину и скомандовала:

— Поехали дальше!

Они поехали дальше между деревенскими домиками, но скоро и они кончились, и улица превратилась в пригородную дорогу, по сторонам которой росли березы и осины.

Эта дорога петляла среди рощ, то взбегая на холм, то спускаясь в низину. Через полчаса впереди снова показались деревенские дома — «Ниссан» подъехал к небольшой деревеньке.

Однако через нее машина проехала, не останавливаясь.

Сразу за деревней был большой участок, огороженный высоким забором, за которым был виден полуобгоревший дом.

Машина остановилась.

— Вот сюда она и приехала! — объявил водитель, повернувшись к Ксении. — Конец маршрута!

— Что — именно сюда она ездила? — с сомнением проговорила Ксения, глядя на обгоревшие стены.

Она вспомнила материалы, которые изучила перед поездкой в Козловск. Там упоминался загородный дом, принадлежавший Голубевым и сгоревший перед самым их неожиданным отъездом за границу. Похоже, это именно он…

Решила тетушка, стало быть, посетить родное пепелище, поплакать, вспомнить счастливые годы… Ой, не верится что-то! Не похоже на покойную Анну Ильиничну!

— Сюда, сюда, прямо сюда! — подтвердил Рахмулла.

Водитель явно забыл о просьбе Анны Ильиничны никому не рассказывать об их поездке.

— Старый женщина вышел, велел Рахмулле подождать, зашел в этот дом и долго не выходил. Потом вышел, обратно поехал, хорошо заплатил, много на чай дал… хороший женщина!

— Это я уже поняла, не бойся, про чаевые не забуду. Ладно, ты меня тоже здесь подожди…

Ксения вышла из машины, подошла к забору.

Ворота были заперты, но рядом с ними была неприметная калиточка. На ней висела выгоревшая табличка «Осторожно, злая собака». На этой табличке было и изображение собаки — страшного зверя с грозно оскаленными зубами.

Ксения с сомнением взглянула на эту табличку, толкнула калитку и вошла внутрь.

За забором обнаружился пустырь, заросший бурьяном и лебедой, посреди которого стоял тот самый полуобгоревший дом, который Ксения видела из-за забора. За домом виднелись остатки сада — несколько сухих деревьев, а которые не сухие, те выросли криво, кое-как, видать, тоже от огня пострадали.

Ксения снова осмотрела дом. Когда-то дом этот был большим и красивым. Впрочем, большим он был и сейчас, но от былой красоты остались только воспоминания. Стены были местами обрушены и всюду покрыты копотью, в половине окон отсутствовали стекла — должно быть, они вылетели во время пожара. Крыша тоже прогорела и местами провалилась, кое-где сквозь нее проросли деревья.

В стороне от этого дома был еще один домик, значительно меньше, но не тронутый пожаром и с виду вполне жилой. Должно быть, в прежние времена это был домик для прислуги. Может быть, и сейчас там обитает сторож, присматривающий за развалинами.

Ксения двинулась к этому дому, но не успела пройти и половины пути, как вдруг из высокой травы безмолвно вылетела огромная собака — кавказская овчарка весьма солидных размеров, кстати, очень похожая на изображение на табличке.

Она не лаяла, но и без того выглядела весьма устрашающе.

Остановившись в двух шагах от Ксении, зверюга оскалила желтоватые клыки и грозно зарычала.

— Спокойно, спокойно! — проговорила Ксения, инстинктивно попятившись. — Хорошая собачка, хорошая…

Она знала, что в подобной ситуации главное — не показать свой страх. Но это было самое трудное.

Собака рычала и медленно приближалась.

И тут Ксения вспомнила, что держит в руке пакет из мясного магазина…

Она осторожно, стараясь не делать резких движений, залезла в этот пакет, вытащила одну отбивную и бросила собаке. Та мгновенно проглотила угощение, облизнулась и недвусмысленно взглянула на девушку — как, это все? А больше у тебя нет таких вкусных кусочков? А то я и распробовать-то не успела!

Так вот зачем Анна Ильинична зашла в тот магазин и купила отбивные! Она знала об этой собаке и приготовилась к встрече с ней! До чего же хитра была покойная!

Ксения выудила из пакета вторую отбивную и бросила ее овчарке.

Та быстро расправилась с мясом и снова смотрела с ожиданием. Рычать она перестала, точнее, чуть слышно взрыкивала от удовольствия и предвкушения.

— Ну, вот тебе еще кусок! — Ксения положила перед собакой третью отбивную и, пока та ела, подошла ближе и осторожно погладила ее по мощному загривку. Собака не возражала, даже показала, что ей это приятно. А Ксения тем временем нащупала на ошейнике жетон и прочитала на нем имя — Зежа.

— Ну вот и познакомились! — проговорила она, ласково поглаживая дожевывающую мясо собаку. — Ты, оказывается, девочка! Зежа, Зеженька, хорошая девочка…

Зежа доела мясо и взглянула на Ксению благосклонно.

Последний кусок Ксения решила приберечь на крайний случай.

Она снова потрепала собаку по загривку и сказала:

— Пойдем, познакомь меня со своим хозяином.

Она направилась к домику для прислуги, рассудив, что там наверняка живет сторож, который сможет рассказать о последнем визите Анны Ильиничны.

Зежа трусила рядом, преданно заглядывая в глаза девушки.

Так вдвоем они подошли к дому.

Ксения толкнула дверь, прошла прихожую, вошла в жилую комнату и чуть не задохнулась от запаха застарелого перегара.

На незастеленном диване спал небритый тип неопределенного возраста. Рядом на полу валялось несколько пустых бутылок, тут же были черствые корки и шкурки от сосисок.

— Это твой хозяин? — повернулась Ксения к Зеже, которая вошла в комнату следом за ней.

Собака смущенно рыкнула — мол, сама понимаешь, подруга, хозяев, как и родителей, не выбирают!

Ксения подошла к сторожу и потрясла его за плечо:

— Эй, друг, просыпайся, разговор есть!

Тот, однако, только пробормотал что-то нечленораздельное.

— Да просыпайся же! — Ксения тряхнула его посильнее.

— Зежа, так тебя и разэтак, пошла вон… — прохрипел сторож. — Жрать хочешь? Поищи сама что-нибудь… — И с этими словами он отвернулся к стене и громко захрапел.

— Так, с этим все ясно… — вздохнула Ксения. — Вот уж наняли дармоеда! Хоть бы сорняки во дворе скосил!

Помощи от него ждать не приходится… но хоть мешать не будет. Придется самой разбираться. Пошли отсюда, Зежа!

Она вышла из домика, направилась к большому дому.

Если Анна Ильинична приехала сюда в надежде что-то найти, она побывала именно там…

К центральному входу вели широкие ступени.

Как и все здесь, они были покрыты толстым слоем копоти. На этом слое не было видно никаких свежих следов — выходит, Анна Ильинична здесь не проходила…

Ксения обошла дом по периметру и в боковой стене обнаружила еще одну дверь, не такую приметную. К ней тоже вели крутые ступеньки, покрытые копотью, и вот на них Ксения увидела следы маленьких, почти детских ног.

Ясно, значит, хозяйка вошла в дом через эту дверь, в то время как сторож дрыхнул как обычно.

Дверь была не заперта, и Ксения вошла внутрь.

Зежа осталась снаружи перед входом — видимо, ей было не велено входить в дом. А может, сама не хотела — там пыль, грязь и застарелым дымом пахнет.

За дверью была небольшая прихожая, стены и пол которой были густо покрыты копотью. На этом черном покрытии, как и на ступенях крыльца, отчетливо виднелись маленькие следы — видно, именно здесь прошла Анна Ильинична.

Все же зачем она сюда приехала? Что она здесь делала? Предавалась сентиментальным воспоминаниям, вспоминала давно минувшее — или что-то искала?

Если она приехала сюда ради воспоминаний — зачем обставила свою поездку такой секретностью? Почему попросила подать машину к служебному входу, почему велела таксисту никому не рассказывать об этой поездке?

Маленькие следы пересекли прихожую, прошли через то, что когда-то было жилой комнатой, миновали измазанную сажей изразцовую печь, подошли к следующей двери.

За этой дверью была лестница, ведущая на второй этаж.

На ступенях этой лестницы тоже были следы.

Ксения поднялась, ступая осторожно, и оказалась в коротком полутемном коридоре. Дальше была еще одна лестница, ведущая на чердак. Приглядевшись к ступеням, Ксения нашла на них уже знакомые следы и пошла вперед.

Она поднялась на два пролета — и вдруг наверху у нее раздался громкий шум, над головой что-то заметалось.

От неожиданности Ксения попятилась и чуть не свалилась с крутой лестницы, но вовремя остановилась, ухватившись за перила, и поняла, что это всего лишь голуби, которые облюбовали чердак заброшенного дома и напуганы ее появлением.

Голуби успокоились и расселись по прежним местам. Ксения тоже успокоилась, отдышалась и продолжила свое расследование.

Для начала она огляделась.

На чердаке следы пожара были особенно заметны. Стропила над головой обгорели, некоторые сломались, от крыши местами вообще ничего не осталось, и через широкие проломы светило солнце. Из-за этого сажу на полу частично смыло дождями, но, приглядевшись, Ксения все же нашла следы Анны Ильиничны. Они пересекали чердак и прервались около печной трубы.

Труба была сложена из кирпичей, как и все в этом доме, густо покрытых копотью.

Один кирпич был заметно чище остальных, должно быть, его совсем недавно трогали.

Не просто трогали — этот кирпич явно вынимали, а потом поставили на место, но он немного выступал из кладки.

Ксения достала складной нож, подцепила этот кирпич и без труда вытащила его.

За кирпичом оказалось пустое пространство.

Вот оно что!

Анна Ильинична приезжала сюда не за воспоминаниями.

Она приезжала, чтобы проверить тайник.

Но вот что она нашла в этом тайнике, и нашла ли?

Ксения запустила руку в тайник, пошарила в нем, вымазала руку в застарелой паутине, но нащупала только какой-то маленький клочок ткани.

Достала его, внимательно осмотрела.

Это был кусочек шелка, когда-то изумрудно-зеленого, но потемневшего от времени и непогоды. Прежний цвет проглядывал только в одном месте. Ксения положила этот обрывок в полиэтиленовый пакетик, спрятала в карман.

Вряд ли она найдет здесь еще что-то.

Она спустилась по лестнице, вышла из дома. Зежа ждала ее перед крыльцом. При появлении девушки она вскочила и негромко взлаяла — мол, что-нибудь интересное нашла? А то пойдем, погуляем, я тебе покажу много интересного…

— Спасибо, подруга, только мне пора! У меня, понимаешь, еще много дел…

Зежа поняла и грустно вздохнула.

Чтобы немного утешить ее, Ксения отдала собаке последнюю отбивную. Та съела мясо скорее из вежливости — ей было жаль расставаться с новой подругой.

В сопровождении Зежи Ксения дошла до калитки, вышла, подошла к машине.

Рахмулла дремал за рулем, дожидаясь ее.

При появлении девушки он встрепенулся, протер глаза и спросил настороженно:

— А эта собака откуда?

— А это моя новая подруга. Она здесь служит. Не бойся, она с нами не поедет.

— Конечно, не поедет. — Рахмулла опасливо взглянул на Зежу. — Я собак никогда не вожу, особенно больших… я собак вообще-то не люблю. А куда мы теперь едем?

— А куда поехала отсюда моя тетушка?

— Куда? — переспросил водитель и отвел глаза. — Известно куда… домой… в гостиницу…

Что-то в его тоне показалось Ксении подозрительным. Что-то он явно недоговаривал.

Она пристально взглянула на Рахмуллу и строгим голосом проговорила:

— А если подумать?

— Хоть думай, хоть не думай — в гостиницу! А куда ей еще ехать, ты сама посуди?

Ксения взглянула на Зежу и сказала:

— А вот моя четвероногая подруга тебе почему-то не верит. Рассказывай, как все было на самом деле, или она с тобой ближе познакомится!

Умница Зежа придвинулась ближе к машине и зарычала, обнажив желтоватые клыки.

— Не надо! — пролепетал водитель. — Я собак боюсь… меня в детстве алабай покусал… вот, до сих пор на ноге шрам остался… — Он хотел было задрать штанину, но передумал.

Ксения строго свела брови:

— Боишься — так говори правду, а то Зежа с тобой разберется! Правда, девочка моя?

Зева утвердительно рыкнула.

— Ну… я плохо помню, что потом было. То есть, правду сказать, совсем не помню. Помню, как вечером в гараж приехал, хозяину отчет дал, выручку сдал. А только хозяин на счетчик посмотрел и сказал, что на счетчике больше километраж набежал, значит, я дальше ездил, чем ему говорю. Ну, это еще ладно, а вот, говорит, где ты столько времени был? Поглядел я на часы и ахнул — столько времени прошло! А хозяин подозрительно смотрит, ты, говорит, кого обмануть хочешь? Сказал, что, если левачить буду, уволит меня. Но только я не помню, чтобы в тот день левачил, и вообще больше ничего не помню… помню, как ждал здесь старый женщина, помню, как она пришел — а больше все, больше ничего не помню.

— А не помнишь, сколько времени у тебя из памяти вылетело? Час, два, три?

— Вроде часов… — начал водитель и вдруг закашлялся.

— Что с тобой? — спросила его Ксения. — Поперхнулся? По спине тебя похлопать?

И тут она увидела, что глаза водителя широко открылись, он безуспешно пытался вдохнуть и начал заваливаться на бок. Только теперь Ксения заметила у него на горле под подбородком темное дымящееся отверстие, из которого пульсирующими толчками выплескивалась кровь.

А мгновением позже она разглядела крошечное красное пятнышко, которое проползло по груди Рахмуллы, как шустрое насекомое, передвинулось на спинку сиденья…

Тут подключился инстинкт, и Ксения, ни о чем не думая, упала на землю и перекатилась за машину. И только там, лежа в пыли, поняла, что это пятнышко — метка лазерного прицела, что какой-то невидимый снайпер только что застрелил Рахмуллу и убил бы ее, если бы не спасительный инстинкт…

Она чуть-чуть приподняла голову, чтобы убедиться, что Рахмулла мертв.

Убедилась. И тут же совсем рядом с ней раздался глухой хлопок, и в воздух поднялся фонтанчик пыли, а потом — еще один.

Она отползла немного дальше, извиваясь ужом, но снайпер стрелял снова и снова.

Тут где-то совсем близко послышалось негромкое рычание. Ксения оглянулась и увидела в нескольких шагах от машины неглубокую канаву, над краем которой на мгновение показалась морда Зежи. Зежа выразительно взглянула на нее и тут же снова спрятала морду.

Ксения поняла намек, проползла разделявшие их шаги и скатилась в канаву.

Здесь было грязно, по дну канавы тек мелкий ручеек, и одежда Ксении сразу промокла, но зато здесь было немного безопаснее.

Ксения уселась поудобнее, согнав с места семью лягушек, и начала размышлять.

Она не знала, кто застрелил водителя и теперь целится в нее — но застрелили Рахмуллу именно тогда, когда он начал рассказывать про свою поездку с Анной Ильиничной. Точнее, про возвращение, которого он странным образом не помнил.

А это значит, что снайпер слышал их разговор и не хотел, чтобы Рахмулла вспомнил тот день…

А как он мог это слышать? Вряд ли он находится так близко. Скорее, в машине Рахмуллы установлен микрофон…

Тут по краю канавы как будто щелкнул невидимый бич.

Снайпер не оставляет попыток добраться до нее…

Ксения оставила свои попытки разобраться в ситуации, она сосредоточилась на выживании.

И снова ей помогла Зежа.

Умная собака, не поднимая головы над краем канавы, поползла вперед, перед этим оглянувшись на Ксению — мол, делай, как я!

Ксения поверила ей и поползла следом.

Так они проползли метров двадцать.

Канава завернула, и Ксения увидела впереди большую бетонную трубу, в которую уходила их канава.

Зежа вползла в эту трубу, и девушка последовала за ней.

Труба была длинная, темная, и только в ее дальнем конце виднелся смутный кружок света. То самое, про что говорят «свет в конце тоннеля». По дну этой трубы тек все тот же тоненький ручеек, но здесь все же было безопаснее. На такие пустяки, как колония мерзких слизняков на стенках трубы, Ксения не обращала внимания.

Они с Зежей ползли минут двадцать, наконец кружок света приблизился, стал ярче, и скоро они выползли на свободу, на просторный луг с разбросанными тут и там одинокими деревцами.

С того места, где они теперь находились, не был виден участок и дом Голубевых. Значит, и их оттуда не видно, и здесь снайпер их не достанет.

Зежа уверенно потрусила вперед — видно, эти места были ей хорошо знакомы. Пробежав немного, она оглянулась на Ксению, чтобы убедиться, что та следует за ней.

Так они двигались минут двадцать, пока не приблизились к опушке небольшой березовой рощицы. Здесь Зежа остановилась, выразительно взглянула на Ксению, а потом — на узкую тропинку, которая углублялась в рощу.

— Что, подруга, ты хочешь сказать, что мне нужно идти по этой тропинке? А ты меня здесь покидаешь?

Зежа утвердительно рыкнула.

Ну, надо же, до чего умная собака! Определенно, она понимает человеческую речь, только говорить не умеет.

— Значит, ты сейчас вернешься к своему хозяину? — проговорила Ксения сочувственно. — Но он с тобой плохо обращается… может, лучше останешься со мной?

Девушка вспомнила пьяного сторожа, пустые бутылки, разбросанные по полу… нет, умница Зежа достойна лучшей участи!

Зежа подняла голову и печально провыла. Ксения ясно поняла, что собака хотела сказать ей этим воем — что ее хозяин, конечно, не подарок, но хозяев не выбирают, это крест, который она, Зежа, вынуждена нести всю жизнь… и вообще, без нее хозяин пропадет, и это будет на ее, Зежиной, совести…

Собака отряхнулась, как после купания, развернулась и потрусила в обратную сторону, не оборачиваясь.

Ксения вздохнула и ступила на тропинку, надеясь, что та приведет ее в обжитые и населенные места.

Она быстро прошла сквозь рощу. На опушке этой рощицы был густой молодой малинник, колючие кусты были усеяны крупными, спелыми седоватыми ягодами. Ксения, не сходя с тропы, протянула руку, сорвала несколько ягод, отправила в рот, ощутив их терпкую, напоенную солнцем сладость.

Выйдя из рощи, она оказалась на краю обширной и очень живописной долины, по которой протекала извилистая река, сверкая на солнце, как кривая сабля. По берегам этой реки росли пышные кусты, в ее воду опускались ветви плакучих ив.

Ксения невольно загляделась.

Ей давно не приходилось видеть таких живописных пейзажей!

Тропинка спустилась прямо к реке и привела Ксению к импровизированному мостику, сколоченному из нескольких бревен и положенных на них досок.

Ксения спустилась к воде, умыла лицо и немного почистила одежду, чтобы не пугать людей, которые непременно попадутся ей навстречу. Тут явно начинаются цивилизованные места. Вода в речке была холодная, пахла свежестью, от нее сразу пришла бодрость.

Затем Ксения пошла по мостику. Под ногами у нее звонко журчала прозрачная вода, над ней ввинчивались в воздух бирюзовые шурупы стрекоз.

На другом берегу тропинка продолжилась, невдалеке от реки она превратилась в гравийную дорожку, которая петляла между лужайками, заросшими травой по пояс.

Вскоре с обеих сторон от этой дорожки стали попадаться какие-то хозяйственные постройки — сенные сараи, просторные амбары и просто дощатые навесы.

Все это, однако, пустовало, нигде не чувствовалось человеческого присутствия. Затем Ксения увидела слева от дороги аккуратный одноэтажный домик. Несмотря на его вполне приличное состояние, домик был явно нежилой, окна заколочены, на двери висел большой амбарный замок, лужайка перед домом заросла сорняками, среди которых проглядывали чудом уцелевшие лилии и георгины.

Ксения прошла мимо и вскоре увидела еще один такой же домик, на этот раз справа от дороги. Этот дом был тоже нежилой, с запертой дверью и заколоченными окнами.

Странно… что это за место? Куда девались все здешние жители?

Дорога шла дальше, и, шагая по ней, Ксения увидела еще несколько таких же заброшенных домов. Что здесь случилось? Это было похоже на кадры из фильма о мрачном будущем после какой-нибудь глобальной катастрофы.

Наконец дома кончились.

Ксения шла и шла, никуда не сворачивая, и наконец дорожка привела ее на пригородное шоссе, прямо к бетонному козырьку автобусной остановки.

На этой остановке сидела чистенькая старушка в белом платочке, с корзиной лесной малины.

— Здравствуйте, бабушка! — вежливо проговорила Ксения. — Скоро автобус будет?

— Здравствуй, коли не шутишь, — отозвалась старушка. — Автобус-то… автобус должен быть через полчаса, только он наверняка еще на полчаса опоздает.

— Почему вы так уверены?

— Да потому что водитель — Сенька Петухов, а у него в Задворье полюбовница. Он к ней непременно заедет. Так что не меньше часа нам с тобой ждать.

— Ну что же делать… какая у вас, бабушка, малина хорошая!

— Да, хорошая ягода, только вот боюсь, испортится на жаре. Хочу на рынок поспеть, продать, да вот на прошлый автобус не успела, а этот еще не скоро будет…

— А вот не знаете ли, бабушка, что за дома пустые здесь неподалеку? Куда все жители подевались?

— А ты, видать, не местная? — Старушка внимательно взглянула на Ксению.

— Нет, не местная… я из Питера приехала, мне про здешние места рассказывали, хотела своими глазами посмотреть.

— Ну вот и посмотрела… — Старушка отвела глаза.

— И правда очень красивые у вас места! Особенно по берегам речки! А вот там, неподалеку, дома стоят, с амбарами и сараями. Отчего они все пустуют?

— Дома это — фермы, их Николай Федорович построил. А пустуют они, потому что он уехал. Без него все и развалилось. Без настоящего хозяина, известное дело, все разваливается.

— Николай Федорович Голубев? — уточнила на всякий случай Ксения, хотя ответ был и так ясен.

— Голубев, Голубев, кто же еще! — уважительно кивнула старушка. — Он здесь землю купил, фермы построил, разводил коров да коз, молочные породы. У него же фабрика рядом была, там чего только из молока не делали! И конфеты сливочные — пробовала небось, «Коза-дереза» называются, и крем для рук и других частей тела, и сыр всякий… сыр наш даже в самой Германии покупали, вот! Так вот, он и прикинул, что лучше молоко не покупать на стороне, а свое производить. Вот и прикупил землю и устроил эти фермы…

Она немного помолчала, взглянула на Ксению:

— Вот ты говорила, речка тебе понравилась. И правда красивая. Но она не только красивая, в ней вода какая-то особенная. От этой воды и коровы, и козы доятся отлично, и молоко у них такое душистое — не оторваться! А там еще родник есть, Козий источник называется, так в нем вода вообще целебная, от ста болезней помогает! Или даже от двухсот. Приезжали люди из Германии и из Чехии, пробовали, на анализ брали — так только головой качали: нигде такой полезной воды не видели! Хотели с Голубевым договориться, санаторий какой-то построить, да только, видишь, не получилось.

Она тяжело вздохнула, помолчала немного и добавила:

— И всем хорошо было! На фабрике платили прилично, фермеры своим трудом жили, красота! Мои-то тоже здесь на ферме работали, и дочка, и зять. Все у нас было, а сейчас…

— А что же случилось?

— Известно что. Наехали на Николая Федоровича какие-то, то ли тамбовские, то ли измайловские. Он понял, что дело плохо, не стал бороться, а уехал по-быстрому.

— А кому же после этого все его имущество досталось? Тем, кто на него наехал?

— Нет, им ничего не перепало. То ли поубивали они друг друга, то ли посадили их — не знаю, а врать не приучена. Только без хозяина все это хозяйство пришло в запустение, фабрика работает в четверть силы, а фермы, ты сама видела, вовсе обезлюдели. Зять мой, как эта ферма закрылась, запил, да по пьяному делу и разбился на мотоцикле, дочка после его смерти тоже пить начала, а я вот ягоды собираю, чтобы концы с концами свести…

Старушка озабоченно взглянула на корзину и вздохнула:

— Ох, испортится моя малина, не довезу я ее!

Вдруг она встрепенулась:

— Ох, никак автобус едет! Видать, Сенька к полюбовнице не заехал. Не иначе, муж ее домой вернулся. Повезло нам с тобой!

И правда, скоро и сама Ксения услышала звук приближающегося мотора, а потом на шоссе показался видавший виды рейсовый автобус. Через несколько минут они со старушкой уже благополучно ехали в сторону города.

Ехать было недолго, да еще и общительная старушка всю дорогу что-то рассказывала о своей трудной жизни, но Ксения слушала ее вполуха, одновременно обдумывая свои проблемы.

Во-первых, кто в нее стрелял? Кто убил несчастного таксиста и едва не убил ее саму?

И во-вторых, а точнее — тоже во-первых, что будет, когда возле заброшенного дома Голубевых найдут труп водителя с пулевыми ранениями? Ведь нетрудно будет выяснить, что она, Ксения, была его последним пассажиром, а значит — она станет главным подозреваемым, в крайнем случае — главным свидетелем убийства, а это сделает невозможным выполнение ее работы…

Как ни крути, а ей нужна помощь.

Ксения вспомнила инструктаж перед началом задания и торопливо перерыла содержимое своей сумки.

К счастью, на самом ее дне она обнаружила голубую джинсовую панаму с надписью на английском «Спасем синих китов». Панама была мятая, но делать нечего — перед тем как автобус подъехал к конечной остановке, Ксения напялила ее на голову.

Автобус неторопливо выехал на вокзальную площадь, обиженно фыркнул мотором и остановился.

Пассажиры потянулись к выходу.

Ксения простилась с разговорчивой старушкой и направилась в сторону гостиницы.

Но далеко уйти от вокзальной площади она не успела. Когда она подошла к переходу, ее схватил за локоть какой-то странный, скрюченный человечек в круглых черных очках и с белой тростью слепого, которой он громко стучал по тротуару.

При виде этого странного персонажа Ксения невольно вспомнила детский стишок про скрюченного человека, живущего в скрюченном домишке.

Возле ног незрячего жалась симпатичная такса. Одно ухо у нее свисало почти до земли, другое было неловко подвернуто.

— Девушка, милая! — залепетал слепой жалобным, тоненьким голоском. — Переведите меня через дорогу… их бин слепой… их бин плохо видит… их бин может под машину попасть!

— А собачка ваша — она не поводырь?

— Это не она, это он, Гастон! И Гастон не поводырь, Гастон — настоящий друг!

Ксения, конечно, хотела помочь несчастному, но не успела ничего сказать, как он совершенно переменил интонацию и даже голос и рявкнул грубым басом:

— Переведи меня, зараза! Переведи слепого человека через дорогу! Китов она, видите ли, спасает, а на слепого соотечественника ей наплевать! А если он под машину угодит — кто будет виноват — Пушкин? Или, может быть, Достоевский?

— Мне не наплевать… — растерянно проговорила девушка. — Я вас, конечно, переведу, но зачем же так грубо? Я ведь не возражаю, не отказываюсь…

— Еще бы ты отказывалась! — прошипел странный слепой. — Еще не хватало! А ну, пошли!

Он буквально силой вытащил ее на проезжую часть.

Ксения пошла вперед, искоса поглядывая на слепого.

Он шел достаточно уверенно, и казалось, совершенно не нуждался в ее помощи. Такса семенила рядом на коротких кривых лапах, то и дело преданно поглядывая на хозяина.

«Какой странный человек! — подумала Ксения. — И правда ли он слепой? Надпись про синих китов вот разглядел…»

Они были уже на середине дороги, когда подозрительный слепой повернулся к ней и проговорил вполголоса:

— В нашей помощи нуждаются не только синие киты, но и многие другие животные.

— Что? — переспросила Ксения, удивленная произошедшей с ним метаморфозой.

Во-первых, голос стал ровным и звучным. Во-вторых, хоть были у него очки и трость, но исчезла скрюченность, он перестал сутулиться и загребать ногами.

— Многие другие, — повторил ее странный спутник. — Например, аксолотли.

Аксолотль! Он произнес то самое условное слово, тот самый пароль, который назвал ей таинственный человек во время инструктажа перед отправкой на задание!

Значит, этот слепой — никакой не слепой, а связной! Впрочем, она уже подозревала, что так оно и есть.

Однако быстро же он отреагировал на ее призыв о помощи! Не успела Ксения надеть панаму, а он уже тут как тут!

— Не верти головой! — прошипел мнимый слепой. — Иди, как шла, а после перехода веди меня в тот скверик перед памятником! — и снова скукожился и стал шарить тростью.

Ксения послушно перевела связного через улицу, свернула направо и вошла в небольшой сквер, посреди которого стоял выкрашенный серебряной краской памятник какому-то неизвестному герою времен то ли коллективизации, то ли индустриализации.

Связной сел на скамейку и лаконичным жестом велел ей сесть рядом. Такса комфортно устроилась под скамейкой. Мнимый слепой достал из кармана пакет с хлебными крошками, принялся сыпать перед собой. Тут же шумно захлопали крылья, и перед ними на дорожку опустилась эскадрилья голубей.

Такса под скамейкой занервничала.

— Гули-гули… — заворковал связной и тут же прошептал: — Ну, что случилось? Какая тебе нужна помощь? Только головой не верти!

— Не учи ученого! — усмехнулась Ксения и коротко изложила связному свои приключения.

— Короче, возле старого дома Голубевых стоит такси, в нем — труп водителя… нужно от него избавиться, чтобы расследование не привело ко мне. Это — первое…

— Сделаем! — отозвался слепой и снова ласково забормотал: — Гули, гули, гули…

Такса под скамейкой еле слышно зарычала.

— Второе, хотя, может быть, как раз первое. Мне понадобится машина. Такси больше брать не хочу — не нужны лишние свидетели, а тем более трупы.

— Нет ничего проще.

— И третье… а впрочем, тоже первое. Нужно выяснить, кто в нас стрелял.

— Это сложнее.

— Понимаю. Но для начала попробуйте узнать все что можно об этой пуле, — и она незаметно положила на скамейку полиэтиленовый пакетик, в котором лежала пуля, подобранная ею на дороге возле машины несчастного Рахмуллы.

— Попробуем! — прошептал «слепой», и пакетик тут же исчез, словно его и не было.

— Когда можно ждать результатов? — спросила Ксения.

Ответа не последовало.

Ксения удивленно покосилась на странного соседа… но его и след простыл, не было и преданного Гастона, Ксения одна сидела на скамейке. И даже голуби разлетелись, поняв, что их больше никто не собирается кормить.

Вернувшись в гостиницу, Ксения приняла душ и переоделась, чтобы снова стать человеком.

Стоя под горячим душем, она думала о результатах своей сегодняшней поездки.

Первым и самым печальным результатом этой поездки была смерть несчастного водителя. Рахмулла ни в чем не был виноват, ему просто не повезло, он оказался не в то время и не в том месте. Причем не только сегодня, но сначала в тот злополучный день, когда возил Анну Ильиничну на пепелище…

Что он сказал Ксении перед самой своей смертью?

Что не помнит, как возвращался в город. И что ему досталось от хозяина за то, что полдня пропадал неизвестно где.

А вот действительно, где он пропадал?

Его уже не спросишь, да он и не помнил ничего. Но кто-то еще мог видеть в тот день его машину…

Где-нибудь в Европе можно было бы просмотреть записи с дорожных камер видеонаблюдения, но в окрестностях Козловска таких камер днем с огнем не найдешь.

Но об этом после. Теперь еще один вопрос: какого черта нужно было покойной старухе в бывшем своем сгоревшем доме? Что она искала в тайнике? И нашла ли?

Отчего-то Ксении казалось, что Анна Ильинична ничего не нашла. Стало быть, кто-то другой эту вещь из тайника вытащил. А кто — теперь и не узнать, столько времени прошло.

Мысли Ксении прервал телефонный звонок от Григория, который сообщил, что приехал адвокат его покойной тети, а у него распоряжения насчет похорон.

Оказывается, тетка еще давно распорядилась похоронить ее в Штатах, она жила там в небольшом городе недалеко от Бостона, так что Григорий договорился об отпевании завтра утром, а потом гроб повезут в Москву, а там уж самолетом через океан…

Ну, это уже будут не его проблемы.

Ксения уточнила место и время и отсоединилась.

И тут же стала решать архиважный вопрос: можно ли идти в церковь в единственном черном платье, которое у нее с собой взято?

С одной стороны, нужно быть в трауре, с другой — платье совершенно неподходящее, слишком короткое, без рукавов, да еще сложный вырез на спине.

Да, по всему получается, что идти в нем нельзя. Тогда остается брючный костюм. В церкви всегда прохладно, даже если на улице жара эфиопская.

Утром было прохладно, так что костюм как раз подошел. Ксения купила еще по дороге в церковь темненький шарфик у тетеньки, что торговала на площади разными сувенирами — деревянными раскрашенными петухами, магнитами с изображением той же церкви, салфеточками с вышитым на них гербом города Козловска (очень грозный козел с позолоченными рогами и копытами, а борода расчесана надвое, как у старорежимного генерала).

Тетенька сказала, что утром, конечно, народу немного, а днем торговля идет бойко, козлы всем нравятся.

В церкви было сумрачно и мало народу. У гроба было человек восемь, Ксения уже всех знала. Однако на ее приветствие ответил только Григорий, да еще пожилой мужчина в когда-то хорошо сшитом, а теперь весьма потертом костюме. Эльвира в пышном черном платье, которое ей совершенно не шло, и черной же шляпе со слишком широкими полями посмотрела с привычной неприязнью, ее муж, как обычно, держался индифферентно.

Две сестрички, Таня и Маня, стояли рядышком и, увидев, что Григорий тихонько пожал ей руку, тут же неодобрительно зашептались. В последний момент прибежала Василиса — одна и не в черном, а вообще одетая кое-как — юбка в пятнах, платок на голове чуть ли не дырявый.

Эльвира тут же сделала ей замечание, но та только отмахнулась и все отпевание простояла, глядя перед собой пустыми глазами. Ушла она раньше всех, перемолвившись о чем-то с осанистым священником отцом Никодимом.

На улице Григорий сообщил, что оглашение завещания покойной назначено на завтра, и заторопился встретить похоронный катафалк, который должен был отвезти гроб к поезду.

У себя в номере Ксения переоделась в незаметную курточку и джинсы и снова покинула гостиницу.

Выйдя на порог отеля, она огляделась.

Совсем рядом с выходом стояла неприметная серая корейская машина, на лобовом стекле которой была прикреплена яркая рекламная листовка:

«Доставка корма для тритонов, аксолотлей и прочих экзотических амфибий».

Аксолотль! Пароль для связи с ее человеком!

Ксения подошла к машине, подергала ручку.

Дверца была заперта.

Ну да, кому придет в голову оставлять открытую машину в Козловске, пусть даже рядом с приличной гостиницей! Но где же ключ?

Тут из-за угла неторопливо вышла такса, подошла к Ксении, остановилась перед ней и очень выразительно заглянула в глаза. Левое ухо у нее, как и прежде, было завернуто.

— Гастон, это ты? — приветливо проговорила Ксения. — Как поживаешь?

Она наклонилась, чтобы потрепать таксу за ушами — и нащупала прикрепленный к ошейнику небольшой плоский предмет.

Так и есть — ключ от машины!

Ксения взяла ключ, вставила его в дверной замок.

Ключ подошел.

Она повернулась, чтобы похвалить Гастона — но того уже и след простыл. Он, как и его хозяин, умел внезапно появляться и так же внезапно исчезать.

Ну что ж, свое дело он сделал.

Ксения села за руль, включила зажигание, отъехала от гостиницы и направилась в ту же сторону, куда ездила с покойным Рахмуллой.

Дело в том, что прошлый раз она видела недалеко от выезда из города автозаправку. А на автозаправках даже в Козловске должны быть видеокамеры…

Она ехала не торопясь, соблюдая все правила и посматривая в зеркало заднего вида. Показалось ей или нет, что какая-то синяя «Тойота» держится подозрительно близко?..

Ксения свернула на заправку, «Тойота» проехала мимо. Показалось.

К ее машине развязной походкой подошел долговязый парень с забранными в хвост волосами.

— Полный бак, пожалуйста!

Заправщик наполнил ей бак, и она протянула ему крупную купюру.

— А помельче у вас нет? — протянул парень. — У меня сдачи не наберется… я только что сдал выручку…

— А мне и не надо сдачи, — ответила Ксения, выразительно взглянув на парня.

— Что, правда?

— Правда, правда, оставь себе…

— Это много как-то… — засмущался заправщик, однако купюра уже перекочевала к нему в карман.

— Только ответь мне на пару вопросов…

— Да хоть на десять!

— У вас ведь есть камеры видеонаблюдения?

— А как же! Порядок такой…

— А за какое время вы сохраняете записи?

— За две недели.

— Значит, есть запись за… — Ксения назвала день, когда Рахмулла возил Анну Ильиничну к ее сгоревшему дому.

— Е… есть. — Парень заметно забеспокоился.

— А можно ее посмотреть?

Парень шмыгнул носом, потрогал карман, где лежала полученная от Ксении купюра, и все же кивнул:

— Ладно, посмотрите…

Ксения прошла в его контору.

Заправщик пощелкал кнопками на пульте, и картинка на мониторе сменилась.

— Ну, вот тот день…

Ксения поставила ускоренную перемотку. Заправщик сопел у нее за спиной.

На экране мимо заправки одна за другой проезжали машины — одни в город, другие из города…

Вот промелькнул синий «Ниссан» Рахмуллы…

Ксения остановила изображение, приблизила его.

С трудом, но все же можно было разглядеть в машине два силуэта — Рахмулла за рулем и крошечная старушка рядом с ним…

— Нашли, что хотели? — нетерпеливо пропыхтел заправщик.

— Не совсем…

— Мне работать надо…

— А ты иди, работай. Я тут одна справлюсь.

Парень, однако, остался на прежнем месте.

«Ниссан» на экране проехал мимо заправки.

Ксения снова включила ускоренную перемотку, поглядывая на счетчик времени в углу экрана.

Прошло довольно много времени — и на экране снова появился синий «Ниссан». На этот раз он не проехал мимо, а свернул к заправке, остановился. Из него вышел человек.

Ксения снова остановила и приблизила изображение.

Это был вовсе не Рахмулла, а какой-то другой мужчина — приземистый, широкоплечий, с ухоженной бородой. Он огляделся по сторонам, и тут же к нему подошел заправщик — тот самый, который стоял сейчас рядом с Ксенией. Он о чем-то переговорил с бородачом, из рук в руки перешла купюра, и бородач отошел в сторону.

— О чем он тебя попросил? — спросила Ксения заправщика, остановив запись.

— Не помню, — тот пожал плечами, отвел глаза.

— Не помнишь? Не помнишь, за что у него деньги взял?

— Ну, наверное, заправить машину нужно было.

— Заправить? А что-то я не вижу, чтобы ты ее заправлял.

Заправщик отвел глаза и промямлил:

— Ну, что вы хотите, я уж не помню… у меня каждый день столько клиентов, разве каждого упомнишь…

— Ну, не так уж у тебя их много! Что-то я не замечала на твоей заправке аншлага!

Парень промолчал.

Ксения немного вернула запись назад и максимально увеличила изображение. Теперь было видно, что на переднем пассажирском сиденье кто-то сидит, безвольно откинув голову на спинку. Фигура была явно мужская, и внимательно приглядевшись к ней, Ксения узнала своего знакомого водителя Рахмуллу.

Так, это интересно…

— Ну, вы все посмотрели, что хотели? — подал голос заправщик. — Мне работать надо, некогда с вами тут… я вам и так слишком много времени уделил!

— А вот хамить не надо! Мне почему-то кажется, что ты мне не все рассказал!

— Ты что, дамочка, думаешь, что за пару тысяч можешь мной командовать? Давай уже, заканчивай и проваливай отсюда, если не хочешь проблем!

— Проблем? Вот как раз у тебя могут быть проблемы! Боюсь, что мне придется закрыть твою заправку, а тебя самого увезти для серьезного разговора!

— Чего? — Заправщик вытаращил глаза. — Да ты кто вообще такая? Да ты откуда взялась? Да я сейчас хозяину позвоню… — и он достал из кармана мобильный телефон.

Однако Ксения выбила телефон из его руки, а саму руку очень болезненно заломила за спину.

— Да ты что? Да ты кто? Да ты что себе позволяешь? — заверещал заправщик.

Вместо ответа Ксения сунула ему под нос удостоверение с какой-то загадочной аббревиатурой на обложке. Удостоверение выглядело достаточно солидно, хотя и было изготовлено в домашних условиях, на обычном принтере.

— Особый комитет при специальной федеральной комиссии! — отчеканила Ксения ледяным голосом, отпустив все же руку заправщика. — В случае неподчинения вы будете арестованы за противодействие следственным мероприятиям!

Заправщик ойкнул и обмяк, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

— Я не противодействую… — пролепетал он, потирая руку. — Я же не знал, что вы… что он… что они… тот мужик мне просто сказал, что его друг устал и заснул, так вот чтобы я его не беспокоил и присмотрел за ним… ну, я-то что? Пускай спит, мне не жалко. Я подумал, что тот тип выпивши. С кем не бывает?

— И долго он спал?

— Да часа три… может, чуток побольше…

— А потом что?

— А потом его друг — тот, бородатый — вернулся, сел в машину и уехал. И все на этом…

— Так… а на какой машине он приехал за своим… другом?

— Так на той же, на какой он сперва уехал.

— И на какой же?

— Так на «Скорой».

— На машине «Скорой помощи»? — переспросила Ксения, внимательно вглядываясь в экран. — Где же она?

— Она в стороне стояла, поэтому на камеру не попала…

Ксения промотала часа три записи и наконец увидела, как прежний бородач снова подошел к синему «Ниссану», сел на водительское место и уехал.

Немного отмотав назад, она увидела, как мимо заправки в сторону города проехала машина с красным крестом.

— Это та самая «Скорая»? — спросила она, показав на экран заправщику.

— Ну да, она самая. Проехала мимо нас, остановилась, и тот бородатый тип вышел.

Ксения увеличила кадр, на котором была видна машина «Скорой», и вывела его на печать.

— Больше ты ничего не можешь вспомнить про тот день? — спросила она заправщика, сверля его строгим взглядом.

— Ни… ничего! — ответил он дрожащим голосом.

— Ну ладно, на этот раз прощаю!

По дороге в город Ксения обдумывала результаты сегодняшнего расследования.

Выходит, покойный водитель Рахмулла говорил правду. Он действительно не помнил, что случилось после того, как он отвез Анну Ильиничну к ее бывшему дому.

Не помнил, потому что проспал все это время в машине на автозаправке. И проспал не по своей воле — кто-то его усыпил.

И наверняка пока он спал, саму Анну Ильиничну куда-то возили. Ведь в синем «Ниссане» Рахмуллы ее не было.

А возили ее в машине «Скорой помощи»…

Но вот куда, и самое главное — зачем? И по своей воле старуха ездила на странной «Скорой» или же ее похитили? Но отчего же потом она ничего никому не сказала? А что, если… если она тоже ничего не помнила…

Вернувшись в город, Ксения поставила машину на стоянку возле гостиницы, но не вернулась в свой номер.

Ей опять была нужна помощь связного, поэтому она достала из бардачка голубую джинсовую панаму, нахлобучила ее на голову, вылезла из машины и отправилась в центр города.

На вокзальной площади она купила мороженое, подошла к газетному лотку, перелистала детектив в яркой глянцевой обложке, купила журнал для садоводов. Тут рядом с ней остановилась старушка в кокетливой розовой шляпке, с большой кошачьей переноской в руке. Кто сидел в переноске, не было видно, но кто-то большой и тяжелый, потому что старушка с явным трудом тащила ее. Поставив переноску на землю, старушка вздохнула, вытерла лоб тыльной стороной руки и проговорила гнусавым простуженным голосом:

— Девушка, у вас совесть есть?

— Что, простите? — удивленно переспросила Ксения.

— Совесть. Слово такое. В мое время оно было в ходу, но современная молодежь уже не знает, что это такое.

— Почему же вы считаете, что у меня нет совести? — обиделась Ксения за всю современную молодежь и за себя в частности.

— Потому что вы видите, как старый человек надрывается, но у вас и мысли нет предложить ему помощь!

— Да я вас только что увидела! Когда я могла вам что-нибудь предложить? Но, если на то пошло, я готова вам помочь. Куда вам нужно отнести этого кота? — И Ксения подняла переноску.

Переноска была и правда очень тяжелая.

— У вас там кто — мейкун, что ли?

— Кто? — воскликнула старушка, как будто Ксения нанесла ей смертельное оскорбление.

Из переноски тоже донеслось возмущенное рычание.

— Ах, у вас там собака!

— Да, собака! Не аксолотль же… а еще упаковка корма — по дороге купила, очень удачная цена, по акции. А идти нужно вон туда, в сквер, к памятнику…

— Повторяетесь, — проговорила Ксения, догадавшись, что перед ней связной. — Второй раз в одном и том же месте беседовать опасно. Хотя маскировка у вас, конечно, отличная. Но зачем вы Гастона запихнули в переноску? Вряд ли ему там удобно!

— Чтобы не слишком бросался в глаза. Он, знаете ли, такой приметный, такой запоминающийся… а что ему неудобно — можете не волноваться. Он у меня очень дисциплинированный, а для дела и не на такое способен. Настоящий профессионал!

Из переноски донеслось довольное ворчание.

Они вошли в сквер возле памятника неизвестному герою славного прошлого, сели на скамейку. Ксения поставила переноску на скамейку, заглянула в нее:

— Привет, Гастон! Как поживаешь?

Гастон в ответ негромко тявкнул.

«Старушка» достала пакетик с хлебными крошками, посыпала горсточку на дорожку и умильно залепетала:

— Гули-гули-гули!

На дорожку тотчас с шумным хлопаньем крыльев десантировалась эскадрилья голубей.

— А что это вы всегда голубей кормите? — заинтересовалась Ксения.

— А вы разве не знаете, что голубиное воркование мешает прослушке? Голуби воркуют на такой частоте, что заглушают человеческую речь. Итак, что вам нужно на этот раз? — осведомилась «старушка», не поворачивая головы.

— Вы садоводством интересуетесь? — спросила Ксения.

— Не особо.

— Но все же прочтите этот журнал. — Ксения положила на скамейку рядом со связным журнал, купленный на площади. — Особенно обратите внимание на статью о декапетировании тюльпанов. Это на двенадцатой странице.

Именно в этом месте Ксения незаметно вложила в журнал копию фотографии машины «Скорой помощи», которая в роковой день подъезжала к автозаправке.

— Мне нужно узнать все о том, что там изображено… кроме того, мне нужен список медицинских учреждений, расположенных к западу от города в пределах часа езды.

— Любых медицинских учреждений?

— В первую очередь стационаров, куда можно привезти человека без сознания, не вызывая подозрений.

Связной молчал.

Ксения повернулась к нему — но рядом с ней на скамейке никого не было. Исчезла и старушка, и переноска с Гастоном, и журнал для садоводов-любителей. И голуби тоже улетели, только последний недотепа подбирал оставшиеся крошки. Потом и он улетел.

На следующее утро на одиннадцать часов было назначено оглашение завещания Анны Ильиничны Голубевой. Сделать это любезно разрешила хозяйка гостиницы в номере покойной, тем более что завещание хранилось там же в сейфе.

Григорий вошел в гостиную.

У него появилось чувство, которое французы называют дежавю — будто все это уже было, что он уже переживал когда-то прежде настоящий момент.

Ну да, десять дней назад, в день смерти тети Ани, он точно так же вошел в эту комнату и так же, как сегодня, увидел, что вся родня уже в сборе. Даже расселись все так же, как в тот день — Михаил с Эльвирой слева, у окна, рядом с ними — неповторимые сестрички Таня и Маня, Роман Андреевич в своем бессменном костюме — в дальнем углу, демонстрирует свою отдельную от остальных жизненную позицию. Василиса сегодня была одна, ах да, ее полоумную мамашу разбил инсульт, она в больнице, и врачи говорят, что вряд ли восстановится, возраст все-таки.

Все это мимо Григория прошло, ему со своей покойницей забот хватало.

Значит, один персонаж выбыл, зато другой прибавился — недалеко от двери сидела Ксения, их новообретенная родственница.

Григорию она казалась симпатичной, во всяком случае, приятно выделялась из их милой семейки, из их родственного гадючника. Да и какие они все родственники? Седьмая вода на киселе… Вот он — единственный родной племянник тети Ани. Правда, еще Михаил…

Но Мишка в последнее время выглядит как будто пыльным мешком из-за угла стукнутый, страдает, видно, из-за жены-изменщицы. И что он в ней, интересно, нашел? Гнал бы в шею… не может. Правду говорят — любовь зла…

Все милые родственнички, кроме Ксении, как и прошлый раз, хоть и находятся в одной комнате, усиленно делают вид, что не замечают друг друга. Но, в отличие от прошлого раза, когда в комнате появился Григорий, все взгляды устремились на него. И в этих взглядах читались самые разные чувства — от откровенной, грубой зависти до приниженной угодливости и желания подольститься. Знают, знают шакалы, кто все теткино получит, кто выйдет из этой комнаты богатым человеком.

Эльвира презрительно фыркнула на своего невнятного мужа и состроила Григорию глазки, невзначай поправив короткую не по возрасту юбку. Ляжки-то у тебя, милая, пухловаты для такой юбочки…

Таня (или Маня) завистливо вздохнула и потупилась, даже рыбоглазая Василиса неумело изобразила классический прием «в угол, на нос, на предмет». Ну, эта до того несуразная и несчастная, что даже жалко ее…

И только Ксения приветливо улыбнулась, как старому другу.

Но, приглядевшись к родственникам, Григорий заметил еще одну разительную перемену.

Если тогда, две недели назад, в лицах и взглядах всех присутствующих было какое-то ожидание, предчувствие каких-то радостных событий — то теперь все они выражают обиду и недовольство. Как будто покойная тетушка всех их чем-то обидела. Всех вместе и каждого поодиночке.

«Да они же ее ненавидят!» — внезапно осознал Григорий.

И тут же задумался, а он-то сам как к тетке относится? Понятно, что с радостью ждет наследства, хочется вылезти наконец из этой честной бедности, но вот если бы не было никакого наследства, то что бы он о тетке думал? Вспомнил бы ее добрым словом?

Григорий представил, как страдала мать четыре последних месяца жизни, а у него не было денег на дорогое обезболивающее, и он мучился от бессилия, глядя на ее страдания. А тетка-то там у себя в Штатах не бедствовала… Нет, нету у него к ней добрых чувств.

Эльвира, осознав, что ее кокетство не достигло цели, от злости закусила губу и что-то шипит на ухо своему бессловесному мужу, Таня (или Маня), судя по красным глазам, недавно плакала, Василиса похожа сегодня не на снулую щуку, а на мороженую треску.

Роман Андреевич держится более выдержанно, но и у него в глазах читается злое разочарование.

Да, и еще одно отличие сегодняшней встречи от той, прежней.

В центре комнаты, за маленькой конторкой, сидит мужчина лет пятидесяти, в тщательно отглаженном черном костюме-тройке, с редкими волосами, начесанными на блестящую лысину.

Он похож на сотрудника похоронной фирмы, но Григорий знает, что это — доверенное лицо покойных Голубевых, адвокат Збигнев Конрадович Лозовский.

Збигнев Конрадович взглянул на Григория особенным адвокатским взглядом, которым сумел выразить две несовместимые эмоции — с одной стороны, легкое осуждение за то, что явился позже всех, с другой же — преданность будущему выгодному клиенту и готовность осуществить любое его желание.

— На всякий случай подождем еще несколько минут, — проговорил адвокат.

— Кого еще ждать-то? — недовольно фыркнула Татьяна. — Все же уже собрались!

Эльвира же взглянула на часики, встала со своего места и передвинулась поближе к Григорию. Остановившись возле него, томно вздохнула и тихо проговорила:

— Скука! Все заранее известно… кстати, что ты собираешься делать, вступив в права? — И она заглянула в глаза Григорию с таким выражением, что он смутился.

— Ну, я еще не знаю…

— Кто-то должен тебе помочь…

Тут адвокат взглянул на часы.

— Что ж, все заинтересованные лица в сборе, — проговорил он бархатным голосом, — так что мы можем приступить к оглашению последней воли покойной…

Он взглянул на часы и проговорил:

— Сейчас одиннадцать часов семь минут.

Затем он взял свой телефон, набрал какой-то номер и произнес торжественно:

— Прошу!

Почти тут же дверь комнаты открылась, и вошел служащий гостиницы. В руке у него был небольшой плоский ключ.

Адвокат достал из жилетного кармана такой же ключ.

Вместе со служащим он подошел к стене, на которой висела картина — невразумительный морской пейзаж с парусником на заднем плане. Служащий снял эту картину со стены, и под ней обнаружилась дверца сейфа с двумя замочными скважинами.

Все присутствующие следили за происходящим как завороженные, как будто у них на глазах разыгрывался финал античной трагедии. Хотя, пожалуй, адвокат больше походил на опытного иллюзиониста, выполняющего свой коронный номер, а гостиничный служащий — на его послушного ассистента.

Служащий отеля вставил свой ключ в одну скважину, адвокат — в другую. Они одновременно повернули ключи, и сейф с негромким звуком распахнулся.

Збигнев Конрадович оглядел родственников покойной клиентки выразительным взглядом, чтобы еще усилить драматический эффект происходящего. Затем он вынул из сейфа аккуратную папку и повернулся к служащему со словами:

— Спасибо, вы свободны!

Служащий кивнул и неспешно покинул помещение.

Проводив его взглядом, адвокат вернулся за конторку и торжественно произнес:

— Сейчас одиннадцать часов тринадцать минут. В присутствии свидетелей мы извлекли завещание госпожи Голубевой из сейфа, куда она поместила его незадолго до своей кончины. Приступаем к оглашению ее последней воли…

Затем он снова обвел всех взглядом, открыл папку и достал из нее несколько листов плотной гербовой бумаги.

Адвокат отработанным жестом поправил очки, откашлялся и приступил к чтению:

— Я, Голубева Анна Ильинична, такая-то дата рождения, такой-то паспорт и так далее, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество…

Адвокат сделал эффектную паузу, собираясь перейти к главному, но тут его брови поползли вверх, голос дрогнул, но он все же справился с ним и произнес:

— Завещаю все свое имущество… инвестиционному фонду «Золотая заря»… что такое…

В комнате установилась гнетущая тишина, которая чуть погодя сменилась шумом.

Все говорили одновременно:

— Что?

— Какой еще фонд? Первый раз слышу!

— Позвольте, что за дела?

Только Григорий какое-то время молчал, удивленно переваривая услышанное. До него никак не доходило очевидное.

Сидела тихонько только Ксения, внимательно наблюдая за остальными и стараясь ничего не упустить.

Наконец, выплеснув первоначальные эмоции, все растерянно замолчали. И тогда в растерянной тишине отчетливо прозвучал голос Романа Андреевича, обращенный к адвокату:

— Уважаемый, мы ничего не понимаем. Вы можете нам объяснить, что это за фонд?

— Извините, — ответил адвокат, с трудом сохраняя профессиональную выдержку, — извините, но я не знаю.

— И больше никто в завещании не упомянут? То есть больше никому Анна Ильинична ничего не оставила?

— Как следует из этого документа — никому.

— Вот стерва! — подала голос молчаливая обычно Василиса.

Никто ей не возразил. Только Таня и Маня согласно закивали головами, как китайские болванчики.

— Но это вы оформляли завещание Анны Ильиничны? — задал следующий вопрос Роман Андреевич.

— Извините, но это — не то завещание, которое оформлял я.

Все опять зашумели:

— Как же так?

— Так что это — подделка?

— А где же тогда настоящее завещание?

— Извините… — снова проговорил адвокат.

— Да что вы все извиняетесь? — фыркнула Эльвира. — Вы нам лучше объясните, что происходит! Если это не то завещание, которое вы оформляли, значит…

— К сожалению, это ничего не значит! — перебил ее адвокат. — Данное завещание оформлено верно, в полном соответствии с законом, и составлено позже, чем то, которое составлял я. Таким образом, оно отменяет все предыдущие волеизъявления госпожи Голубевой, и только оно является законным и вступает в юридическую силу с момента оглашения. Это я вам говорю как юрист.

— Значит, никому из нас ничего не достанется? — выразила Эльвира общую мысль.

— К сожалению, это так.

— И этому гусю? — проговорила Таня (или Маня), кивнув в сторону Григория.

— Я же сказал — никому.

Все родственники дружно взглянули на Григория. И во всех взглядах было откровенное злорадство.

— Владелец заводов, дворцов, пароходов! — вполголоса проговорила Эльвира.

А потом громко захохотала:

— Что, Гришенька, обломилось наследство-то? И тебя эта сволочь напарила? А ты губенки-то обратно закатай! Все, не ходить тебе больше гоголем! И даром завтракать в этой гостинице никто не разрешит! У-тю-тю, какие мы бедненькие, ой, жалко как… прямо сейчас заплачу горючими слезами…

— Помолчи! — вдруг рявкнул Михаил.

— Что? — Эльвира от неожиданности поперхнулась и повернулась к мужу: — Что ты сказал?

— Я сказал — заткнись! И пойдем отсюда! — Он схватил ее за руку и буквально выволок из гостиной.

— Пойдем и мы! — сказала Татьяна, поднимаясь. — Стало быть, тебя, Гриша, тетенька тоже обманула. Ох, чтобы ей в аду досталась пригорелая сковородка!

— Ой, мне же в больницу! — Василиса подхватила тяжелую сумку и вышла, ни с кем не простившись.

Адвокат Лозовский к тому времени незаметно испарился вместе с бумагами. В комнате остались Григорий и Ксения.

— Ну и ну! Вот уж чего не ожидали! — Она почувствовала, что нужно как-то отреагировать, чтобы Григорий не заподозрил, что она знала про завещание.

Впрочем, ему было не до того, его будто обухом по голове оглушили. Но держится хорошо: зубами не скрипит, тетку последними словами не обзывает, волосы на себе не рвет и на злорадные подколы родственников не огрызается.

Григорий снял очки и тщательно протер их салфеткой. Без очков лицо его стало гораздо симпатичнее.

— А знаете что? Я ведь в глубине души что-то такое подозревал. Несмотря на все ласковые слова, которые она мне говорила, не доверял я ей. Вот как вспомню мать умирающую… ведь родная сестра ее, единственная! И вроде не ссорились они никогда… Но зачем… зачем она все это затеяла? Для чего вообще сюда притащилась, чтобы всем знакомым и родственникам перед смертью гадостей наделать? Ведь она умирала, врач однозначно сказал — несколько месяцев. Не понимаю!

— Может, она не знала, что умирает… — пробормотала Ксения только для поддержания беседы.

— Э, вот этого не надо! — саркастически рассмеялся Григорий. — Тетка была такой человек… она все всегда знала, и про себя и про всех. Ничего не оставляла на волю случая. Уж это мне мать давно еще объяснила. И ничего просто так не делала. Значит, была у нее причина меня обмануть, только в толк не возьму за что…

Ксения подумала, что тут он не прав, что, судя по всему, покойная мадам Голубева понятия не имела, что написано в ее завещании. Обошли ее, объехали на кривой козе.

А вот интересно, что было в том, настоящем, завещании, действительно она фабрику Григорию хотела оставить? Впрочем, это не входит в круг интересов Ксении, у нее другие задачи.

— Ну, — сказал Григорий, криво улыбаясь, — хочется перефразировать фразу из культового романа прошлого века: «Миллионера из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы!» А у вас какие планы, уезжаете сразу же?

— Подожду пару дней… — неопределенно пробормотала Ксения, — чтобы билет не менять…

— Ну-ну… тогда, может, еще увидимся… ладно, вы, наверно, торопитесь, не смею задерживать!

И Ксения обрадовалась, что он сам понял, что ей не до него сейчас. С другой стороны, уж слишком он проницательный. А может, она плохо играет свою роль?

В своем номере она проверила телефон, и как раз на него пришло сообщение. На присланном снимке была страшная морда инопланетного монстра из фильма ужасов, Ксения даже не сразу догадалась, что это просто аксолотль.

Она переоделась в джинсы и маечку с надписью: «Спасем синих китов от вымирания!», а кепку надела простую и козырек надвинула пониже. Очки темные, за спиной рюкзачок, ни дать ни взять — туристка, приехала посмотреть старинный русский город, прикоснуться, так сказать, к корням и истокам.

Она не спеша шла по тихой улице, потом свернула на небольшую площадь перед церковью. Вчера только там была, когда мадам Голубеву отпевали.

Утром на площади было тихо и чинно, к вечеру же собрался разный народ. На паперти толпились нищие, чуть в стороне торговали разной всячиной, а в углу под развесистой липой устроился инвалид в выгоревшей тельняшке, с гармонью, который играл старинный вальс «На сопках Маньчжурии».

Ксения прислушалась — а ведь прилично играет. А вон и такса рядом сидит, в зубах морская фуражка поношенная. Ну-ну…

Она подошла ближе и опустила в фуражку две собачьи галеты. Гастон посмотрел на нее строго — не видишь, что ли, что я на работе, отвлекаться не могу на такие пустяки.

— Перерыв! — провозгласил инвалид, закончив играть, повесил гармонь на плечо и пошел в сторону, волоча ногу. Такса потрусила за ним. Ксения выждала пару минут и пошла следом.

Она нашла их в скверике на скамеечке, инвалид кормил голубей, Гастон ел печенье.

— Что скажете?

— Вот, — связной протянул ей клочок бумаги. — Судя по всему, машина «Скорой помощи», которая нас интересует, принадлежит клинике «Чистый взгляд». Это клиника пластической хирургии, очень, кстати, дорогая, приезжают в нее из Москвы и Петербурга. Находится в двадцати пяти километрах от Козловска. Очень уединенно расположена, богатые и известные клиентки не хотят, чтобы журналисты сфотографировали их в таком виде.

Ксения прикинула по карте в телефоне: ага, вот тут несчастный убитый Рахмулла ожидал мадам Голубеву возле ее старого дома, очевидно, тут их и взяли. Старуху пересадили в «Скорую» и отвезли в клинику, значит, ехать оттуда примерно полчаса, умножаем на два, и еще примерно два часа остается на то, чтобы что-то там с ней сделать. Вот интересно что…

— Мне нужно попасть в эту клинику! — твердо сказала Ксения.

— Я понял. Значит, в качестве богатой клиентки вы никак туда не попадете, вам пластика пока не нужна… медсестер все же проверяют на профпригодность… остается горничная. Вот как раз подходящий вариант… есть одна бабенка ненадежная… я тут все написал…

— Валентина, «Золотой гвоздь»… — прочитала Ксения, — прямо как Сонька — Золотая Ручка…

Она повернулась к связному, но на скамейке рядом с ней никого не было. И под скамейкой не было таксы. И даже голубей не было, только два шустрых воробья подъедали крошки от собачьего печенья.

В десяти километрах от Козловска находится село Большие Козлы. На краю этого села с незапамятных времен стоял старый бесхозный амбар. Строго говоря, он не был бесхозным, а принадлежал отставному трактористу дяде Паше, но поскольку дядя Паша последние несколько лет пил, не просыхая, амбар ему был без надобности, и когда ушлый местный предприниматель Гоша Гвоздь сделал ему предложение, от которого нельзя было отказаться — а именно предложил за амбар две бутылки водки «Козловская золотая» объемом ноль семьдесят пять, дядя Паша не отказался, и амбар сменил владельца.

Гоша Гвоздь подлатал амбар, покрасил его внутри и снаружи воодушевляющей золотистой краской и устроил в нем питейное заведение под названием «Золотой гвоздь».

Со временем за счет дешевой забористой выпивки и обаятельной буфетчицы Катерины «Золотой гвоздь» стал популярен не только среди жителей Больших Козлов, но и среди обитателей всего обширного Козловского района.

Вечером погожего летнего дня в «Золотой гвоздь» вошла белобрысая особа лет тридцати с озабоченным лицом. Оглядев заведение, она тут же обнаружила за барной стойкой загорелого парня с короткой стрижкой, выдававшей бывшего десантника, перед которым стоял недопитый стаканчик с чем-то золотистым. Она подошла к этому парню и проговорила с укоризненным выражением:

— Вот ты где!

Парень взглянул на нее и поморщился:

— Ну, здесь. А тебе что?

— Гуляешь, да?

— Положим, отдыхаю после трудного рабочего дня. А тебя, Валентина, это каким боком касается?

— Раньше касалось! — воскликнула Валентина с надрывом. — Раньше еще как касалось!

— Вот только не начинай! — Бывший десантник поморщился. — Мы же все с тобой обсудили. У нас с тобой, Валентина, разные жизненные приоритеты!

— Ишь, как заговорил! А с Веркой Мухиной, значит, у вас общие приоритеты?

— Верка здесь вообще ни при чем! Верку ты сюда вообще зря приплетаешь!

— Ах, вот как? А мне говорили, что тебя с ней видели на прошлой неделе…

— Мало ли, что тебе говорили! Я тебя просто больше не хочу видеть, понятно? Мне твоя физиономия осточертела, как и твои необоснованные претензии!

С этими словами бывший десантник соскочил с табурета и направился к выходу. Валентина рванулась было за ним, но передумала, решив, что это будет унизительно. Она проводила парня тоскливым взглядом, села на освободившееся место и разом допила оставшуюся в его стаканчике золотистую жидкость. Затем нашла взглядом знаменитую барменшу, больше похожую на буфетчицу советских времен, и горестным голосом проговорила:

— Катя, налей еще того же!

— Может, не надо? — осторожно осведомилась опытная Катерина. — А то будет как прошлый раз.

— Надо, Катя, надо! Иначе мне не справиться с грузом эмоций. А как прошлый раз не будет, я теперь свою норму знаю. Тем более мне с утра на работу.

— Ну, коли знаешь… — И барменша поставила перед Валентиной полный стаканчик.

— Бывший? — раздался над ухом Валентины сочувственный, проникновенный голос.

— Ну, допустим, бывший, — ответила та, отпив половину стаканчика. — А ты кто такая? Позлорадствовать хочешь?

Рядом с Валентиной сидела разбитная девица с пышными светлыми волосами и глазами, подведенными почти до висков. Надето на девице было что-то такое в воланчиках и цветочках.

— Так ты кто?

— Я, Валя, как и ты — женщина, и мне близко то, что ты сейчас переживаешь. И я вовсе не злорадствую, я тебе глубоко сочувствую и хочу разделить с тобой этот тяжелый момент. У меня такое тоже было, и еще будет не раз!

— Разделить — это хорошо! Будем, подруга! — Валентина чокнулась с новой знакомой и одним глотком допила содержимое стаканчика. — А как тебя хоть зовут?

— Зовут меня Ксюша. И я считаю, что надо нам, Валя, повторить — за знакомство.

— А откуда ты меня знаешь? — неуверенно осведомилась Валентина. — Я тебя чего-то не признаю…

— Имя твое я услышала, когда ты с этим хмырем стриженым разговаривала. А как человека я тебя сразу поняла, как только увидела, и почувствовала к тебе симпатию и сочувствие. Как человек к человеку. Больше того — как женщина к женщине. Так что необходимо немедленно повторить!

Ксения повернулась к барменше и громко потребовала:

— Катя, повторить!

— А может, ей уже хватит? — с сомнением протянула Катерина, окинув Валентину цепким взглядом.

— Ты за меня не решай! — возразила ей Валентина. — Я сама знаю, хватит мне или не хватит!

— Ну, смотри! — Катерина пододвинула ей еще стаканчик и взглянула на Ксению. — Ты уж пригляди за своей подругой, у меня и без того забот хватает!

— Не бойся, пригляжу!

Ксения чокнулась с Валентиной. Та выпила одним глотком полбокала, Ксения только сделала вид, что пьет, а когда Валентина отвлеклась, подсыпала в ее бокал белый порошок.

— За нашу женскую солидарность! — провозгласила Ксения и снова чокнулась с новой подругой.

Валентина допила свой бокал, и на ее лице появилось выражение сдержанного недоумения.

— Что-то меня сильно забирает, — пожаловалась она. — Ксюха, что это мы сегодня такое пьем?

— Текила «двойная забористая»! — ответила ей Ксения, поскольку барменша отошла к другому концу стойки.

— И правда забористая… — протянула Валентина с чувством, — чересчур забористая… а мне ведь завтра утром на работу…

— Так то утром! До утра еще сколько времени!

— И правда… — Валентина повысила голос. — Катька, повтори!

— Ну, вот теперь тебе уже точно хватит! — отрезала Катерина, приглядевшись к ней.

— Ничего не хватит! Я свою норму знаю!

— Да ты посмотри на себя — ты уже никакая!

Валентина взглянула в зеркало позади стойки, с трудом нашла свое отражение и процедила:

— И ты туда же? Прямо как он! Тебе тоже моя физиономия не нравится? Да мне она и самой, может, надоела, но другой не имею! И денег не имею, чтобы ее подправить, как эти старухи богатые в чистом взбл… вздл… взгляде!

С этими словами Валентина схватила пустой бокал и швырнула его в зеркало. Зеркало пошло трещинами.

— Ох, ведь знала я, что будет как прошлый раз! — вздохнула барменша и повернулась к Ксении: — Уведи ее отсюда, пока она на большие неприятности не нарвалась. Ей проспаться надо.

— Уведу! — Ксения подхватила подругу под мышки и стащила с табурета. Та пыталась сопротивляться, размахивала руками и ногами, при этом зацепила еще один табурет и уронила на пол, смазала по лицу какую-то подвыпившую брюнетку, та сунулась было расцарапать ей морду, но наткнулась на взгляд Ксении и передумала нападать.

Ксения в конце концов с трудом управилась с Валентиной и подтащила к двери заведения.

— Знаешь хоть, где она живет? — крикнула вдогонку ей Катерина.

— Знаю, знаю!

Ксения вытащила сопротивляющуюся девицу на улицу, погрузила в свою машину. Оказавшись в машине, Валентина на какое-то мгновение протрезвела и проговорила озабоченно:

— Ох, мне же утром на работу надо! Если не приду, у меня неприятности будут! Дядя Федя мне выволочку устроит… он уже прошлый раз меня предупреждал…

— Не волнуйся, я тебя подменю! Для чего еще существуют подруги?

— А, ну тогда ладно! — Валентина тут же успокоилась и безмятежно заснула.

Ксения привезла ее к неказистому домику на другом конце Больших Козлов, где Валентина обитала вдвоем с кошкой Манефой.

Однако дверь им открыла не Манефа, а странный невысокий человек, весь какой-то скрюченный. Он помог Ксении вытащить сонную девицу из машины, вдвоем они втащили ее в комнату и уложили в постель.

— И что теперь делать с этим аксолотлем? — осведомился скрюченный человек.

— Проследите, чтобы она проспала двое суток. Мне этого времени должно хватить.

— Нет проблем!

В сенях кошка Манефа выясняла отношения с Гастоном.

Царь Соломон собственной рукой отворил резную дверь в соседнюю комнату.

Его царственная гостья шагнула вперед — но тут же вскрикнула и приподняла подол своего хитона: ей показалось, что комната залита водой, в которой плавают золотые рыбки.

Правда, царица тут же осознала свою ошибку: пол в комнате был из прозрачного хрусталя, под которым и правда была налита вода и плавали рыбы.

Царь Соломон усмехнулся: когда гостья приподняла край платья, он успел разглядеть ее ноги.

Слухи, ходившие о царице Савской, отчасти подтвердились.

О ней говорили, что она происходит от джинна, коварного демона пустыни, и потому ноги у нее покрыты густой шерстью и с козьими копытцами.

Так вот, никаких копыт у нее не было, ноги же были просто очень волосатыми.

Царица Савская перехватила взгляд Соломона, и лицо ее залилось румянцем.

— Ты мудр, Соломон, — проговорила она, — ты не только мудр, но и хитер. Хитростью ты узнал мой маленький смешной секрет, которого не знал ни один человек на свете. Но ты не знаешь женскую душу, а значит, не знаешь мой самый большой секрет.

— Ты права, царица! — ответил Соломон, грустно улыбаясь. — У меня семьсот жен и триста наложниц, помимо этого я познал еще многих женщин, дочерей разных племен и народов. Среди них были смуглые, страстные финикиянки и томные, волоокие женщины северных островов; ревнивые египтянки и чернокожие эфиопки; привязчивые гречанки и хладнокровные, развратные вавилонянки. Были среди них даже китаянки, похожие на кукол из белого нефрита, и дикие женщины великой степи, насыщающиеся сушеным мясом и кобыльим молоком. Я познал всех их, но мне так и не удалось понять женскую душу, ибо она — самая большая тайна во Вселенной.

— Потому, Соломон, ты и стремишься обладать многими и многими женщинами. Ты думаешь, что, познав многих, ты познаешь нашу великую тайну. Но ты не прав, царь. На дне женской души всегда остается тайна, как осадок на дне сосуда из-под драгоценного вина. Познавший одну-единственную женщину может больше знать о женской душе, чем познавший тысячу и одну.

Говоря эти слова, царица подошла близко-близко к Соломону. Она смотрела на него снизу вверх, и глаза ее увлажнились, а ресницы ее колыхались, как крылья бабочки. Грудь ее высоко вздымалась, дыхание стало жарким и прерывистым, как ветер пустыни.

«Познай меня, царь! — говорили ее глаза. — Познай меня, и тогда, быть может, ты познаешь наконец тайну всех женщин, величайшую тайну Вселенной!»

— Иди ко мне, царица! — проговорил царь и щелчком пальцев удалил из покоя всех слуг. — Иди в мои объятия!

— Не царица я сегодня, а простая женщина по имени Балкис! Не царица я, а серна, пасущаяся на склонах Галаадских! И ты сегодня — не царь, а молодой охотник, преследующий дикую серну! Натяни же свой лук, охотник, и пронзи меня своими стрелами! Лобзай меня лобзанием уст твоих, ибо ласки твои лучше вина. Скажи мне ты, кого любит душа моя, где пасешь ты свои стада? Где ты отдыхаешь в полдень? К чему мне быть скиталицей возле стад спутников твоих?

— Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, — отвечал Соломон, — то иди по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских. Да, не царица ты сегодня, а роза, расцветающая майским утром в долине Саронской. И я сегодня — не царь, но молодой садовник, что пришел, чтобы сорвать эту розу, пришел, чтобы насладиться красотой ее и ароматом.

— Так сорви же эту розу, садовник! Не медли!

Слуги Соломоновы безмолвно покинули покой, дабы не препятствовать своему господину, и служанки Балкиды последовали за ними, дабы не мешать своей госпоже. И только двое остались в брачном покое — не царь и царица, а мужчина и женщина, Балкида и Соломон. Балкида сбросила пурпурное покрывало, и драгоценный, шитый золотом хитон, сотканный мастерицами Финикии, и тунику тончайшего египетского полотна — и предстала Соломону в одеянии своей зрелой красоты. Соломон привлек ее к себе и обнимал ее на шелковых китайских коврах и на полу из прозрачного хрусталя, и золотые рыбы плавали под ними, завидуя их отражениям.

И Соломон познал Балкиду, как многих женщин до нее и многих после, и радость наполнила сердце его — и с этой радостью была смешана грусть, как вода с вином. Потому что и на этот раз он не узнал великую тайну всех женщин.

Пресытившись жаркими ласками, лежали Соломон и Балкида на китайском шелковом ковре с изображениями цветов и драконов. Соломон играл черным шелком ее волос, Балкида перебирала крутые завитки его бороды.

— Благодарю тебя, Соломон! — проговорила Балкида, потершись щекой о его плечо, как кошка. — Ты сделал мне сегодня бесценный подарок.

— Ты о тех жалких самоцветах, о ничтожных золотых украшениях, что я подарил тебе в ответ на твои подарки? Все они не стоят одного твоего взгляда, одного твоего вздоха!

— Нет, Соломон, я говорю не о них. В своей далекой стране я услышала о твоей мудрости и красоте, и приехала взглянуть на тебя, и поняла, что твоя мудрость и красота превосходят все то, что о них говорит молва. И тогда я захотела увезти к себе часть тебя — и ты подарил мне сегодня эту часть. Я вернусь к себе и привезу с собой твое дитя, твоего сына, в котором будет твоя мудрость и твоя красота. И когда придет мое время, я оставлю его на своем престоле.

Но сейчас, Соломон, я думаю, чем отблагодарить тебя за твой дар. Что может быть достойно тебя?

— Ты уже отблагодарила меня, Балкис, своей любовью. Мне не нужен другой подарок!

— Сегодня мы были, Соломон, только мужчиной и женщиной — но сейчас я вспомнила, что ты — царь, а я — царица. А цари отличаются от простых людей тем, что на удар они отвечают ударом более сильным, а на подарок — подарком более дорогим. Конечно, ничто не может быть дороже подарка, который ты сделал мне сегодня, но я подарю тебе нечто, что будет достойно тебя.

С этими словами Балкида сняла со своего среднего пальца кольцо и надела его на мизинец Соломона.

Это было простое кольцо из серебристого металла, на котором были начертаны письмена на неизвестном языке.

— Это кольцо кажется простым, — проговорила Балкида, нежно погладив руку Соломона. — Однако простота его обманчива. Ты слышал, должно быть, что про меня говорят, будто я происхожу от джинна, жестокого демона пустыни. Так вот, Соломон, это правда. По крайней мере, мне так говорил мой отец, а ему — отец его отца.

Так вот, это кольцо принадлежало тому джинну, который дал начало моему роду. И это кольцо хранит в себе его могущество. Оно дает своему владельцу дар долгой и счастливой жизни и помогает до самого конца сохранять молодость и красоту.

— А что написано на этом кольце?

— Эта надпись сделана на языке джиннов, что же она значит — никому не ведомо.

— Как же можешь ты лишиться этого кольца? Как же можешь утратить свою молодость и красоту?

— Мне больше не нужно это кольцо. Я привезу с собой твое дитя, твоего сына — и в нем воплотится и твоя красота, и моя, и он передаст их своим детям и внукам.

— Благодарю тебя, царица! — проговорил Соломон. — Позволь же и мне сделать тебе на прощание маленький подарок. Конечно, он не может сравниться с твоим подарком, как не может серый дрозд сравниться с многоцветным зимородком, но все же он может тебе пригодиться.

С этими словами царь хлопнул в ладоши, и тут же в покои вбежала молодая служанка. В руках у нее был маленький хрустальный сосуд, наполненный какой-то зеленоватой субстанцией.

Служанка с низким поклоном подала этот сосуд Балкиде и тут же удалилась.

— Что это? — спросила царица Соломона.

— Это мазь, которую мои придворные знахари и лекари делают из горных трав Галилеи и соли Мертвого моря. Она прекрасно выводит волосы на ногах.

На следующее утро к воротам клиники «Чистый взгляд» подошла молодая девушка в скромном синем платьице и недорогих китайских кроссовках.

— Кто такая? По какому вопросу? — строго осведомился охранник Виталий.

— Я к дяде Феде… — робко пролепетала девица.

— К какому еще дяде? — Виталий строго сдвинул брови: ему нравилось изображать сурового начальника, особенно перед такими испуганными симпатичными девушками.

— К Федору Михайловичу… — уточнила девица. — Он у вас здесь завхозом работает.

— Ах, значит, к Федору Михайловичу! — подобрел Виталий. — Ну, если так, тогда ладно…

Он снял трубку переговорного устройства, набрал трехзначный номер и проговорил:

— Михалыч, это Виталий беспокоит, с главного входа. Тут какая-то девчушка пришла, тебя спрашивает.

Через несколько минут к воротам подошел толстый невысокий мужчина лет пятидесяти, отдаленно напоминающий Колобка из одноименной сказки.

Оглядев робкую девицу, он строго осведомился:

— Кто такая? Чего надо?

— Ксюша я… Вали, племянницы вашей, подруга…

— Валькина подруга? А сама-то она где? Она сегодня на работу должна выйти, а ее все нет…

— Вот я про то и говорю! Заболела Валя, плохо себя чувствует, вот и попросила меня ее подменить.

— Заболела, значит? — Федор Михайлович нахмурился. — Знаю я эти ее болезни! Запила, как прошлый раз…

— Нет, дядя Федя, нет! — Ксения замахала руками. — Не запила, нет! Температура у нее, кашель… но очень она беспокоилась, чтобы, значит, вас не подвести. Так мне и сказала — замени меня, чтобы у дяди Феди не было неприятностей…

— Ох уж прямо! Да об одном она беспокоилась — чтобы работу не потерять!

— И об этом тоже, — кивнула Ксения, — я, говорит, не хочу эту работу потерять, потому что там я всегда рядом с дядей Федей, а он для меня самый родной человек…

— И вот почему я тебе не верю… — протянул завхоз. — Температура у нее, говоришь? Знаю я, какая у нее температура! Сорок градусов! И ведь обещала она мне, что завязала, что это больше не повторится… ох уж эта мне Валентина! Пользуется тем, что я к ней по-родственному отношусь! Веревки из меня вьет!

Федор Михайлович внимательно взглянул на Ксению и строго спросил:

— Ты-то сама как по этому делу — не ударяешь?

— По какому делу? — Ксения растерянно захлопала глазами.

— Известно, по какому. Насчет выпивки.

— А, нет, что вы, дядя Федя… — Ксения придала своему взгляду честное выражение на грани с идиотизмом. — Я насчет этого ни-ни… ничего крепче кока-колы не потребляю…

Завхоз принюхался и махнул рукой:

— Ладно, так и быть, поверю на первый раз… а ты горничной когда-нибудь уже работала?

— Работала, работала! В гостинице «Золотые рога».

— В «Золотых рогах»? Ну, уж в это я никогда не поверю! Чтобы такую тетеху в «Золотые рога» взяли? Да там Елена Васильевна самолично персонал отбирает! Сурьезная женщина!

— А вот и правда! Взяли меня с испытательным сроком, только потом уволили! По сокращению! — вдохновенно врала Ксения. — Столько, говорят, горничных не нужно!

— Да? — оживился Федор Михайлович. — Что, у них дела плохо идут? Ну ладно, так или иначе, мне непременно девушка нужна толковая. Ладно, приступай! Пойдем, я тебя отведу, выдам тебе униформу и обрисую задачи…

Дядя Федя провел Ксению на территорию клиники. Здесь был двухэтажный корпус из белого кирпича, в котором находились все административные службы и медицинские кабинеты, а также разбросанные среди деревьев и аккуратно подстриженных розовых кустов уютные коттеджи, в которых жили пациенты.

Войдя в административный корпус, дядя Федя зашел в кладовую, выдал Ксении аккуратный голубой халатик и крахмальную наколку. Ксения переоделась, и они снова вышли на улицу.

— В административном корпусе для тебя работы нет, — начал дядя Федя инструктаж, — там медсестры сами управляются. Твоя работа — в коттеджах. Прибрать, пропылесосить, кровать застелить. Вот, видишь, пять коттеджей, в них тебе и нужно прибраться…

Тут Ксения заметила, что между кустов вьется дорожка, уходящая в дальний конец участка. Приглядевшись, она увидела в той стороне над кустами красную крышу еще одного коттеджа.

— А вон там, за кустами, еще один коттежд… — начала она. — Так вот в нем тоже нужно…

— Не коттежд, а коттедж, деревня! — поправил ее дядя Федя. — И этот коттежд… тьфу, сбила ты меня! Этот коттедж тебя не касается. В ту сторону даже не смотри, понятно? Я тебе сказал, в пяти коттеджах прибрать, вот ты и прибирай!

— Так мне же только лучше, дяденька! — проворковала Ксения, преданно глядя на завхоза. — Чем меньше работы, тем сподручнее!

— То-то! — успокоился завхоз. — Ладно, приступай, мне с тобой тут некогда лясы точить!

С этими словами он удалился.

Ксения вошла в первый коттедж и приступила к работе.

Она застелила постель, вытерла пыль, пропылесосила полы. Закончив, вышла на улицу.

Перед входом в коттедж приземистая женщина средних лет подравнивала куст темно-красных парковых роз.

— Здравствуйте, тетенька! — проговорила Ксения приветливо.

— Ну, здравствуй, — отозвалась та. — Ты новенькая, что ли?

— Да я Валентину подменяю.

— Что, опять Валька запила?

— Нет, тетенька, что вы! — Ксения понизила голос. — Приболела она просто… простудилась… воды холодной выпила…

— Знаю я, какой воды! Все тут про нее знают! Чуть что — в запой… как ее Федор Михалыч терпит?

— По-родственному… — отозвалась Ксения. — А вы, значит, здесь за садом присматриваете?

— Как видишь!

— Вы здесь, наверное, давно работаете? Все знаете?

— Ну, все — не все, но кое-что, конечно, знаю! — солидно ответила садовница.

— А что это за коттедж там, в глубине участка?

— А тебе зачем знать?

— Ну, незачем… просто любопытно.

— То-то, что любопытно! — Садовница придвинулась к девушке, понизила голос и проговорила с мрачной интонацией: — Лучше тебе этого не знать!

— А все-таки?

— Там они секретные опыты производят!

— Опыты? Какие же такие опыты? — испуганно переспросила Ксения. — Разве можно, чтобы на людях опыты? Я думала, здесь богатых старух омолаживают…

— Именно что омолаживают, а вот спроси меня как!

— И как же?

Садовница огляделась по сторонам, приблизила губы к самому уху Ксении и прошептала страшным шепотом:

— Они им кровь младенцев переливают!

— Что — правда, что ли? — отозвалась Ксения, округлив глаза. — Вы сами, что ли, видели?

— Кто же мне покажет? — скривила губы садовница. — А только я сама догадалась. Все у них там тайно, в великом секрете, никого постороннего к тому коттеджу близко не подпускают… а все знают, что детская кровь просто чудеса творит. Так что наверняка они там ее старухам и переливают. Можешь не сомневаться.

— Вы говорите — старухам? Значит, они туда старух привозят?

— Ну да, а кого же еще? Как раз неделю назад я тут чайную розу пересаживала, немецкий сорт «Золото Рейна», а тут как раз машина «Скорой помощи» подъехала. Дальше-то дорожка узкая, они встали, носилки выкатили, а на них — старуха…

— Живая?

— Ну, конечно, живая. Кто же будет мертвую омолаживать? Только спала она или, может, под наркозом была. Ну вот, и повезли ее в тот самый секретный коттедж…

— И все?

— А чего тебе еще надо? Иван Алексеич, доктор, который с ними был, меня заметил и шикнул: «Ты что здесь делаешь? Ты что подглядываешь, что вынюхиваешь?»

— А вы?

— А я ему — только мне и дел, что подглядывать! У меня своей работы выше крыши!

— А он?

— А он — вот и работай, причем лучше в другом месте!

— А вы?

— А что мне оставалось? Я и пошла работать. Мне с ним ссориться не с руки, еще выгонит, а где я работу в мои годы найду?

— И когда, вы говорите, это было? Примерно две недели назад или около того?

— Почему же примерно? Я тебе сейчас точно скажу. Было это… — садовница подняла глаза, зашевелила губами, как будто что-то подсчитывала, — было это восьмого… нет, девятого июля.

— Почему это вы так точно знаете? — засомневалась Ксения.

— А потому, что я тебе уже сказала — как раз в тот день я чайную розу сажала, немецкий сорт, мне Федор Михалыч ее из питомника привез. Очень хорошая роза, красивая, и для нашего района подходит! Я его давно просила, да он все жмотничал. А тут расщедрился… я ему еще сказала — это надо прямо в журнал записать, под сегодняшним числом. И было это как раз девятого июля…

«Девятого июля! — отметила про себя Ксения. — Как раз девятого числа несчастный таксист Рахмулла возил Анну Ильиничну к ее старому сгоревшему дому, после чего у него случился провал памяти. Интересное совпадение…»

— И что, — продолжила Ксения свои расспросы, — после того случая никого больше в этот коттедж не привозили?

— Никого, — отрезала садовница.

— Может, привозили, да вы не заметили?

— Чего это я не заметила? — Женщина поджала губы. — Я все замечаю, что здесь творится. В этот коттедж вообще редко людей привозят — когда раз в месяц, а когда и того реже.

— Странно как-то… такой коттедж хороший, и пустует… как-то это не по-хозяйски.

— А чего же тут странного? Что, ты думаешь, так легко младенца бесхозного раздобыть, которого никто искать не будет? Младенцы, они сейчас на вес золота! Тем более нужно ведь, чтобы группа крови была подходящая…

Тут в другом конце дорожки показался завхоз Федор Михайлович. Он шел по дорожке с озабоченным видом и пока не заметил Ксению и ее собеседницу.

— Ох, заболталась я с тобой… — насупилась садовница. — Если Михалыч увидит, шею намылит… да и тебе тоже попадет. Работать надо, а не языком чесать!

— Ох, ваша правда! — Ксения юркнула в кусты и направилась к следующему коттеджу.

Закончив прибираться в нем, она не перешла в третий коттедж, а углубилась в кусты и незаметно пробралась как можно ближе к таинственному шестому коттеджу, спрятанному в самом дальнем углу участка.

Шестой коттедж был больше остальных. Часть его окон была закрыта ставнями, на углу неподалеку от входа Ксения заметила камеру видеонаблюдения.

Она определила мертвую зону этой камеры и уже хотела подобраться еще ближе и попробовать проникнуть в коттедж, но в это самое время на дорожке со стороны административного корпуса показался высокий мужчина средних лет в белом халате, накинутом поверх костюма, и с острой бородкой. Он быстрой походкой приближался к коттеджу, но не успел дойти до него, как дверь коттеджа открылась, и на порог вышла худощавая, прямая как палка женщина с бледным лицом и узкими, неприязненно поджатыми губами.

— Вы-то мне и нужны, Алевтина! — проговорил мужчина, остановившись в двух шагах от коттеджа.

— Я, Иван Алексеевич? По какому делу?

Ага, это тот самый доктор Иван Алексеевич, о котором говорила любопытная садовница!

— По нашему с вами обычному делу, — ответил доктор. — Сегодня вечером привезут нового пациента. Потрудитесь все подготовить к его приезду. Как обычно — вы меня понимаете. Я надеюсь, что могу на вас положиться.

— Хорошо! — Женщина чуть заметно скривила губы. — В котором часу его ждать?

— Около одиннадцати.

— Порфирия уже предупредили?

— Как раз сейчас к нему пойду.

— Ну, смотрите там, будьте осторожны!

— Что вы, Алевтина, я ведь не первый раз!

— Да это понятно, а все же он очень опасный человек.

Иван Алексеевич кивнул, повернулся, но пошел не обратно к административному корпусу, а по узкой дорожке среди кустов шиповника, которую Ксения раньше не заметила и которая уходила вправо от шестого коттеджа.

Ксения немного выждала и незаметно последовала за Иваном Алексеевичем, опасливо оглянувшись на коттедж номер шесть. Эта Алевтина — баба опасная, глазами смотрит, как рентгеном просвечивает, за всем следит, все подмечает. Может, и в окошко за доктором наблюдает…

Но вроде ничего, дверь плотно закрыта, на окне занавеска не дрогнет, рискнем!

Доктор прошел метров пятьдесят и остановился перед невысоким каменным гротом, какие иногда сооружали в старых парках для создания романтической атмосферы. Тут он оглянулся, словно почувствовал за спиной чье-то присутствие, осторожно наклонился, шагнул вперед и скрылся в гроте.

Ксения смотрела на грот.

Прошло две, три минуты…

Мужчина не выходил обратно, и вообще, на первый взгляд, ничего не происходило.

Что он может там делать?

Прошло еще пять или шесть минут, а Иван Алексеевич все не выходил из грота.

Ксения не выдержала, подобралась к гроту ближе и заглянула внутрь.

Там никого не было.

— Куда же он подевался… — пробормотала она себе под нос… и тут услышала в глубине грота негромкий скрежет, как будто по каменному полу двигали тяжелый шкаф.

Ксения испуганным зайцем отскочила в сторону от грота и юркнула в кусты.

Тут из грота появился Иван Алексеевич. Он отряхнул халат, огляделся по сторонам и пошел обратно.

На этот раз Ксения не последовала за ним, она буквально залегла в кустах шиповника. Ничего, что колючки, главное, чтобы доктор ее не заметил. Да куда там, на часы посмотрел и заторопился, по сторонам не смотрит.

Ксения подумала, что будь на его месте эта глазастая Алевтина, она бы так просто не ушла, проверила бы окружающие кусты, а этот… мужчины вообще на мелочи внимания не обращают, слишком самоуверенны…

Ее заинтриговал этот таинственный грот и то, как врач в нем неожиданно исчез…

Она подошла к гроту, настороженно огляделась по сторонам и вошла внутрь. Для этого ей пришлось немного наклониться — грот был низкий, и не наклонись она, ушибла бы голову.

Внутри никого и ничего не было.

Но она ведь своими глазами видела, как Иван Алексеевич вошел в этот грот и потом вышел из него…

Значит, здесь есть какой-то потайной проход…

Ксения достала свой телефон, включила его в режиме фонарика и внимательно осмотрела стены грота.

Они были сложены из крупных неровных камней, сплошь покрытых зеленоватым мхом.

Хотя нет…

Один круглый камень на левой стене грота был чистым, не замшелым.

Значит, к этому камню часто прикасаются руками, вот на нем и не вырос мох.

Ксения дотронулась до этого камня, слегка нажала на него, потом нажала посильнее…

Ничего не произошло.

Она ухватилась пальцами за края камня и попыталась потянуть на себя — но опять безрезультатно.

Еще немного подумала, посветила на камень с разных сторон…

И тут ее осенило.

Камень был круглый, как тумблер настройки старого радиоприемника или как ручка кодового замка банковского сейфа. Так, может, его нужно повернуть?

Ксения повернула камень по часовой стрелке — ничего.

Против часовой стрелки — снова ничего.

Тогда она попробовала соединить эти две попытки: по часовой стрелке на пол-оборота — и сразу же против…

И тут в стене что-то щелкнуло, как в сейфе, когда набираешь правильную комбинацию, и часть задней стены грота отодвинулась в сторону, как дверь железнодорожного купе.

Перед Ксенией появился темный прямоугольный проход.

Она посветила внутрь и увидела уходящие в темноту ступени.

Ей стало страшновато — но ничего не поделаешь, чтобы открыть все здешние тайны, нужно идти вперед.

Ксения ступила на лестницу, уходящую в темноту, и пошла по ней вперед, точнее, вниз, под землю.

Ступени были железные, слегка покрытые ржавчиной. Девушка шла по ним, ступая как можно мягче, чтобы не шуметь. Так она спускалась две или три минуты, и наконец лестница кончилась.

Дальше шел прямой ровный коридор, в дальнем конце которого виднелась дверь.

Ксения пошла вперед и через минуту остановилась перед металлической дверью, выкрашенной в цвет запекшейся крови. Эта дверь была заперта на тяжелый железный засов.

Этот засов ничего не стоило открыть снаружи, оттуда, где сейчас находилась Ксения — и невозможно открыть изнутри. Значит, дверь закрыта не от тех, кто снаружи, а от того, что внутри… заперта, чтобы то, что за ней, не могло вырваться наружу…

Что же там такое? Что или кто?

Не для того она преодолела столько препятствий, чтобы в последний момент отступить!

Ксения невольно оглянулась, словно почувствовала спиной чей-то взгляд.

Разумеется, никого позади нее не было.

Она перевела дыхание, собрала волю в кулак, отодвинула засов, со скрипом открыла дверь — и оказалась в большом подземном помещении со сводчатым потолком.

Помещение это было не совсем темное — его освещала слабенькая лампочка под потолком и еще пляшущее пламя большого камина, сложенного из необработанных камней, расположенного у левой стены.

Посредине помещение было разгорожено железной решеткой, в дальней его части, за решеткой, стояло массивное кресло с высокой спинкой и низкий стол. Кресло было повернуто спинкой к двери, так что Ксения не видела того, кто в нем сидит — но там определенно кто-то сидел, потому что тонкие бледные руки, выдвигаясь из-за спинки кресла, тасовали разложенные на столе листы. В камине, как уже было сказано, жарко полыхали дрова. Ксения подумала, что без этого камина в подвале совершенно нельзя было бы существовать, даже сейчас тут было очень сыро и зябко. А человек в кресле, судя по всему, сидит тут достаточно долго.

Усилием воли Ксения подавила дрожь. Да, легкая форма горничной неподходящая одежда в этом подземелье…

— Заходите, заходите! — раздался из-за спинки кресла приятный бархатный голос. — Раз уж вы потратили столько сил и ловкости, чтобы пробраться сюда — нужно получить от этого хоть какое-то удовольствие. Потому что пользы здесь никакой.

Тут кресло внезапно развернулось, и Ксения увидела того, кто в нем сидел.

Это был мужчина, но такой маленький и тщедушный, что его можно было бы принять за десятилетнего ребенка. Можно было бы — если бы не голова, непропорционально большая, с длинными черными волосами. Несмотря на то что в комнате было темно, он был в темных солнцезащитных очках, из-за которых не было видно глаз.

Забавный человек… человечек…

Да вот только будь он забавным, его не держали бы в комнате под замком, да еще за решеткой.

— Итак, кто же вы такая? — проговорил этот странный человек своим бархатным голосом.

— Я… горничная, я пришла навести здесь порядок.

— Да, навести здесь порядок давно пора. Только вот горничных сюда не пускают ни за что, ни под каким видом. Так что ответ неверный. Попробуйте еще раз…

С этими словами обитатель подземелья снял свои темные очки.

Ксения увидела его глаза — большие, темные, внимательные, глубоко посаженные.

— Попробуйте еще раз… — повторил человечек, в то же время покачивая в руке свои очки.

В темных стеклах отражалось пламя камина, ритмично вспыхивая.

— Попробуйте еще раз… еще два… еще три… — проговорил он завораживающим, гипнотическим голосом, — четыре… пять… шесть… семь… восемь…

Ксения почувствовала, что ее руки и ноги становятся тяжелыми, мысли замедляются, веки опускаются, воздух вокруг нее становится густым и тяжелым…

«Он же меня гипнотизирует!» — догадалась Ксения и встряхнула головой, чтобы сбросить оцепенение.

К счастью, она пару лет назад посещала курсы профессионального мастерства, где ее обучали сопротивляться гипнозу и внушению.

Она вспомнила, что преподаватель учил курсантов переключать внимание с голоса гипнотизера на какой-то другой раздражитель. В крайнем случае вспоминать какие-нибудь стихи.

«Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, — начала судорожно вспоминать Ксения, — он уважать себя заставил и лучше поступить не мог…»

— Выдумать! — раздраженно проговорил маленький человечек.

— Что? — удивленно переспросила девушка.

— Не поступить, а выдумать! Лучше выдумать не мог!

«Я что, вслух читала?» — подумала Ксения.

— Нет, не вслух! — возразил ее визави.

— Так что же вы, мысли мои читаете?

— А это уж как вам будет угодно. Одно ясно — вы далеко не горничная, вы профессионал и умеете защищаться от внушения. Что ж, этот номер у меня не прошел. Профессионал должен вовремя признавать неудачу. Придется придумать что-нибудь другое.

— А вообще, кто вы такой? — перебила его Ксения. — И почему вас держат в этом подземелье?

— Ну, ну, ну! Сразу столько вопросов! Вы забегаете вперед. А знаете что, давайте поиграем, — он улыбнулся и снова надел очки.

— Во что еще?

— В самую старую игру, известную человечеству.

— В какую это?

— В вопросы и ответы. В эту игру Эдип играл со Сфинксом, царь Соломон — с царицей Савской, Бильбо Беггинс с Горлумом…

— Доктор Лектер с Клариссой Старлинг, — подсказала Ксения.

— Ха-ха-ха! — Человечек изобразил невеселый смех. — Я оценил ваш юмор! Наш разговор действительно напоминает ту сцену. Но хочу заверить вас — я не людоед!

«Это еще надо проверить», — подумала Ксения, а вслух спросила:

— А кто же вы такой?

— Это и будет ваш первый вопрос? Значит, мы уже начали играть?

— А что — давайте поиграем.

— Ну, для разминки… как вас зовут?

— Ксения. Вас я не спрашиваю — я и так знаю, что вас зовут Порфирий.

— Откуда же вы это знаете?

— Это уже второй вопрос. А пока еще моя очередь спрашивать. Итак, кто же вы такой?

— Когда-то я был психиатром. Довольно успешным, как говорится, широко известным в узких кругах. У меня была докторская степень, хорошая работа, авторитет среди коллег… длинный список серьезных научных работ…

— И чем все это кончилось?

— А это, милочка, уже второй вопрос. По правилам нашей игры мы должны задавать вопросы по очереди, так что сейчас моя очередь спрашивать, ваша очередь отвечать…

— Э, нет! Вы ведь не ответили на мой первый вопрос. Я спросила вас, кто вы такой, а вы сказали, кем были прежде. Это нечестно! Давайте соблюдать правила!

— Ну, это уж вы придираетесь. Хотя пожалуйста, если вы настаиваете… сейчас меня попросту нет.

— Что вы имеете в виду?

— То, что сказал. Меня не существует. С точки зрения закона, с точки зрения общества я умер и похоронен.

— Кто же тогда сидит передо мной?

— Призрак! — Маленький человечек рассмеялся странным дребезжащим, словно надтреснутым смехом, потом резко оборвал смех, как будто выключил его, и проговорил:

— Как хотите, а теперь моя очередь спрашивать. Итак, мой вопрос не будет оригинальным. Я задам вам такой же вопрос, какой задали вы: кто вы такая и как нашли это подземное убежище?

— Но это же два вопроса!

— Согласен, два. Но они слишком взаимосвязаны.

— Что ж, играть так играть. Не буду цепляться за детали. Однако, как вы уже догадались, я профессионал, а для профессионала моего профиля раскрывать свою личность недопустимо. Более того — это непрофессионально.

— Однако игра есть игра! — запротестовал маленький человечек. — Мы договорились отвечать…

— Вместо ответа на ваш вопрос я могу сообщить вам информацию, которая может быть для вас очень важной.

— Какую же?

— Сегодня в клинику привезут нового пациента.

— Вот как… — Маленький человечек задумался.

— Это важная информация?

— Допустим, важная. Но недостаточная. Вы ведь не знаете, в какое время его привезут?

— А если знаю?

— Это действительно может быть очень важно.

— Так давайте заключим сделку. Я сообщу вам точное время, а вы подробно и честно, под запись расскажете мне обо всем, что здесь происходит.

— Эта сделка кажется мне не совсем справедливой. Я уже знаю, что пациента привезут сегодня, а точное время, в конце концов, не так уж важно… то, что вы просите у меня, стоит большего.

— Но и то, что его привезут сегодня, вы узнали от меня.

— А вот это уже неважно. Я знаю это — и с этим уже ничего не поделаешь. Может быть, вы продешевили, выдавая мне эту информацию, но дело сделано. Слово — не воробей.

— Хорошо. Допустим, вы правы. А что, если я помогу вам отсюда сбежать?

— Это, конечно, соблазнительно. Но очень ненадежно. У здешних людей большие возможности, большие связи… у них очень надежная система безопасности.

— Тем не менее я ведь сюда проникла!

— Это правда. Хорошо, я принимаю ваше предложение, но только с одной оговоркой.

— С какой же?

— Я вам все расскажу, и вы сможете это записать — но только не сейчас, а после того, как я выберусь на свободу. Таким образом я подстрахуюсь от обмана.

— Я не собираюсь вас обманывать. Мне это ни к чему. Но ладно, пусть будет по-вашему.

— Хорошо. Так какое же время? Когда они привезут очередного пациента?

— Сегодня, в одиннадцать вечера.

— Хорошо…

Разговаривая с Ксенией, гипнотизер все время что-то рисовал на своих листах.

— Что это вы там рисуете? — спросила Ксения.

— Я рисую все, что вижу. Это моя давняя привычка, она помогает мне сосредоточиться.

— И что вы рисуете сейчас?

— Сейчас — вас, моя милая. Ведь именно вы сейчас у меня перед глазами.

«Вот этого не надо!» — всполошилась Ксения и хотела уже припугнуть этого типа, чтобы разорвал рисунки, но вдруг маленький человечек насторожился, поднял голову, к чему-то прислушиваясь.

— О, у меня сегодня особенный день! — проговорил он. — То сутками сижу в одиночестве, а сегодня гости идут косяком. Не успел проводить первого, а уже следующий на пороге!

— Вы слышите, что кто-то сюда идет? Я, честно говоря, ничего не слышу.

— Это неудивительно. Я уже очень давно сижу здесь в постоянной тишине, и от этого мой слух чрезвычайно обострился. Я слышу даже, как мышь пробегает в дальнем конце коридора. Но сейчас сюда идет не мышь, а кое-кто покрупнее!

— Но тогда мне нужно где-то спрятаться. Если меня здесь застанут, все наши планы пойдут прахом.

— Ваши планы точно пойдут прахом… даже не знаю, что для меня выгоднее, — засомневался гипнотизер. — Спрятать вас или выдать… шучу, шучу! Не бойтесь, вы мне понравились, и я вам помогу. Чтобы потом вы помогли мне.

— Да где здесь можно спрятаться? — Ксения торопливо оглядела помещение.

— Я же сказал, что сижу здесь давно и изучил все тайны этого подземелья. Подойдите к камину…

Ксения послушно приблизилась к камину, в котором плясали языки багрового пламени. Рядом стояла кованая подставка, на которой была сложена охапка дров.

— Отодвиньте подставку с дровами. Она довольно тяжелая, но вы уж постарайтесь…

Ксения навалилась на подставку, с трудом сдвинула ее с места. С жутким скрипом подставка проехала по каменному полу. Позади нее в стене обнаружилась небольшая темная ниша.