Дар царицы Савской

Заказчик молчал.

— Эй, так что мне теперь надлежит делать?

Никто не ответил, и вспышки света прекратились.

В комнате воцарилась глубокая темнота и тишина…

И вдруг дверь открылась, на пороге стоял человек в гостиничной униформе.

— Кто здесь? — проговорил он, вглядываясь в темноту.

— Это я! — отозвалась Ксения, шагнув ему навстречу и жмурясь от яркого света.

— Вы? — удивленно проговорил мужчина. — Но как вы сюда попали? Здесь же было заперто!

— Вот интересно! — возмутилась Ксения. — Вы же сами меня сюда впустили, сказали, что здесь лежит посылка для меня… а потом закрыли за мной дверь…

— Я? Я вас не впускал, и никакой посылки не было. Меня срочно вызвали в номер на втором этаже…

Тут Ксения и сама увидела, что перед ней совсем не тот человек, который отвел ее в кладовую.

— Ладно, будем считать, что ничего не случилось, — проговорила она примирительно, — а это вам, чтобы загладить этот инцидент… — и она вложила в руку портье купюру.

Ну вот, подумала Ксения, снова-здорово. Никак ей не удается покинуть этот город. Теперь нужно снова налаживать отношения с родственничками, чтобы выяснить, кто же из них работал на преступную организацию. И кто же это может быть?

Ксения шла своим обычным маршрутом по центру Козловска, когда ее схватил за руку мальчишка лет восьми.

— Тетенька, вам это просили передать! — произнес он заговорщицким тоном и вложил в руку девушки сложенную вчетверо бумажку.

— Кто просил? — спросила она, строго взглянув на мальчугана.

— Это секрет! — ответил тот и нахально ухмыльнулся. — Только он сказал, что вы мне дадите денег на мороженое.

— На тебе на мороженое. Но если опишешь того человека, получишь еще столько же.

— Он был вот такой! — Мальчишка обвел в воздухе что-то бесформенное и тут же припустил прочь.

Ксения проводила его взглядом и развернула бумажку.

На ней было написано крупными корявыми буквами, явно предназначенными исключительно для того, чтобы изменить почерк до неузнаваемости:

«Через полчаса в «Рожках да ножках».

Ксения вспомнила, что вывеска с таким названием попадалась ей на глаза где-то неподалеку от вокзала. Она прошла два квартала, но не увидела того, что искала. Чтобы не рыскать впустую по городу, она спросила проходившую мимо старушку:

— Извините, не скажете, где тут «Рожки да ножки»?

Старушка нахмурилась, покраснела и проговорила крайне неодобрительно:

— А с виду такая приличная девушка! Ну до чего же внешность бывает обманчивая!

Она еще что-то пробормотала под нос и перешла на другую сторону улицы.

Зато к Ксении тут же подошел тип с мутным взором и синяком во все лицо и протянул руку лодочкой:

— Дай сто рублей — покажу!

— Хватит с тебя и пятидесяти! — Ксения сунула в его руку бумажку, и Синяк ткнул кривым пальцем в неприметный проулок:

— Вон там они, «Рожки»! Иди, иди, может, вытащишь дружка своего! Или папашу ищешь?

Ксения ничего не ответила, завернула в проулок и почти сразу увидела лестницу, ведущую в полуподвал, над которой была криво закреплена выцветшая вывеска «Рожки да ножки».

Ксения спустилась по выщербленным ступеням, толкнула дверь и настороженно огляделась.

Она оказалась в мрачной забегаловке, где поместилось полтора десятка пластиковых столов, возле которых стоя выпивали и закусывали сомнительные личности со следами житейских крушений и невзгод на небритых лицах.

Впрочем, были здесь и женщины — но они выглядели еще более жалко и неопрятно.

Ксения, лавируя между столиками и приглядываясь к посетителям заведения, двинулась через зал к стойке, за которой возвышалась крепкая блондинка лет сорока с цепким и острым взглядом.

На полпути Ксению ухватил за локоть долговязый тип с обвислыми усами, в надвинутой на лоб черной широкополой шляпе. Тип явно косил под известного артиста-мушкетера.

— Девушка, — проговорил он мечтательным, романтическим тоном, — выпейте со мной!

— Обойдешься. — Ксения вырвала руку и продолжила свой путь.

За спиной у нее прозвучало:

— И каждый вечер в час назначенный, иль это только снится мне, девичий стан, шелками схваченный…

— Надо же, еще помнит «Незнакомку»! — фыркнула Ксения и подошла к стойке.

Она успела осмотреть всех посетителей забегаловки, но не нашла среди них ни одного знакомого лица.

— Ищешь кого? — негромко осведомилась буфетчица, окинув Ксению оценивающим взглядом.

— Мне здесь встречу назначили, — лаконично ответила Ксения.

— Встречу? — фыркнула буфетчица. — Здесь тебе не дом свиданий, здесь приличное заведение!

Ксения снова огляделась и показала блондинке записку.

Та взглянула на листок и тут же показала Ксении глазами на неприметную дверь сбоку от стойки.

Ксения подошла к этой двери, приоткрыла, опасливо заглянула и все же вошла.

За этой дверью была подсобка, освещаемая единственной тусклой лампочкой в металлической сетке.

Здесь, на деревянных полках, стояли бутылки, банки и коробки с подозрительным содержимым.

Едва Ксения вошла в подсобку, дверь за ней с громким щелчком закрылась. И тут же рядом с девушкой возник тип, похожий на огромную раскормленную жабу — большой мягкий живот, круглая лысая голова, лежащая прямо на плечах, круглая физиономия, маленькие тусклые глазки с полным отсутствием выражения, большой рот.

— Пришла… — проговорил этот тип, шлепнув жабьими губами. — Молодец. Теперь слушай сюда…

Жабообразный тип надвинулся на Ксению своим огромным животом, притиснул ее к стене и проквакал своим жабьим ртом:

— Мне тебе велели кое-что сказать…

При каждом слове из жабьего рта вылетали капельки слюны. Ксения пыталась увернуться или хотя бы закрыть лицо, но толстая туша не давала ей пошевелиться. Даже дышать было трудно.

Ксения, однако, не хотела показать жирной жабе свою слабость и растерянность, она взяла себя в руки и резко проговорила:

— Кто тебя послал?

— А вот это не твое дело!

— Ну, так квакай… то есть говори, что велели, и проваливай. Мне на тебя смотреть противно, я уж не говорю о том, чтобы рядом с тобой находиться!

— Потерпишь! — оборвал ее пузатый. — А передать мне тебе велели, чтобы не лезла…

Он хотел закончить фразу, но вместо этого вполне натурально квакнул и застыл с открытым ртом и выпученными глазами.

Ксения удивилась, но не стала тратить время на выяснение причин такого странного поведения супержабы. Вместо этого она отпихнула от себя жирное тело и кое-как вылезла наружу…

И столкнулась нос к носу со своим знакомым гипнотизером Порфирием (если, конечно, это было его настоящее имя).

Он пристально смотрел на пузатого типа и что-то шептал. Затем перевел взгляд на Ксению и недовольно проговорил:

— Можете его не бояться. Ближайшие полчаса он не шелохнется. Я внушил ему, что он гриб-боровик. Но скажите, зачем вы сюда пришли? Очень легкомысленно! А что, если бы я не подоспел вовремя?

— Ничего, как-нибудь сама управилась бы!

— Да? Ну, не буду спорить!

— Честно говоря, в первый момент я подумала, что это вы его подослали.

— Вот это чучело? Ну, так низко я бы никогда не опустился.

— Насчет этого не уверена. При нашей последней встрече вы меня обманули… сбежали, нарушив обещание…

— Неправда. Я обещал вам все рассказать при более удобных обстоятельствах. Тогда я очень спешил и никак не мог задержаться. А сейчас сам пришел, вы не можете отрицать.

— Вы прямо как кошка, которая гуляет где вздумается и ходит сама по себе. Ловлю вас на слове. Только давайте уйдем отсюда, а то меня тошнит от этой супержабы.

— Супержаба? — переспросил Порфирий и взглянул на неподвижную тушу. — Хорошее название для него! Конечно, мы отсюда уйдем, мне здесь и самому не нравится.

Он повернулся к пузатому и проговорил властным голосом:

— Простоишь так еще полчаса, а потом очнешься и все забудешь! Все, что здесь произошло!

Затем он открыл дверь, пропустил Ксению вперед и вслед за ней вышел из подсобки.

При виде Ксении буфетчица нахмурилась и начала:

— А где Павлик?

Но тут появился Порфирий и строго проговорил:

— Санинспекция! Проверка прошла с отдельными замечаниями, которые нужно немедленно устранить! В случае их неустранения к вам будут применены самые строгие меры!

Буфетчица переменилась в лице и залебезила:

— Устраним, устраним, немедленно устраним!

— То-то! — И Порфирий вместе с Ксенией вышел из забегаловки.

Перед входом их ждала черная машина, за рулем сидел молодой парень в черной кожаной куртке.

Порфирий сел на заднее сиденье, показал Ксении место рядом с собой.

— Куда мы поедем?

— Никуда, просто покатаемся по городу и поговорим. Нам ведь с вами есть о чем поговорить?

— А шофер? Вы ему доверяете?

— Я никому не доверяю, но этот шофер под гипнозом, он ничего не слышит.

— А он не попадет в аварию?

— Нет, он думает, что сдает экзамен по вождению в ГАИ, поэтому будет строго соблюдать все правила.

Порфирий дотронулся до плеча водителя и проговорил:

— Поехали!

Машина тронулась. Ксения спросила:

— А зачем вообще нам ездить? Почему не поговорить где-нибудь в тихом, спокойном месте?

— А оно есть — это спокойное место? Вам только что угрожали. Значит, те люди, с которыми вы боролись, еще не побеждены и могут представлять опасность. В этом городе у них в руках сосредоточены большие силы и большие возможности. Поэтому, если мы не хотим, чтобы наш разговор подслушали, нам лучше непрерывно перемещаться.

— Но они могли установить жучок в этой машине.

— Вот это вряд ли! Эта машина совсем новая, я взял ее в автосалоне на тест-драйв.

— Умно!

— Ну, давайте не будем тратить время на пустые разговоры. Вы помогли мне вырваться на свободу, за что я вам крайне признателен. Я должен выполнить свое обещание и поделиться с вами информацией. Вот здесь данные всех завещателей, всех богатых пожилых людей, которые прошли через клинику. Вы удивитесь, как их много и какие известные имена есть в этом списке!

С этими словами гипнотизер протянул Ксении серебристую компьютерную флешку.

Она спрятала флешку, но Порфирий продолжал смотреть на нее пристально.

— Я вижу, что вас еще что-то беспокоит, — проговорил он наконец. — Вам что-то обо мне рассказали? Кажется, я догадываюсь… вам рассказали ужасную историю о беспринципном психиатре, который за деньги объявлял нормальных людей сумасшедшими и ставил на них какие-то бесчеловечные опыты?

Ксения попыталась выдержать его взгляд, но это ей не удалось.

— Вижу, что я прав! Так вот, в этой истории правда смешана с ложью в пропорции один к трем. Я действительно был главным врачом крупной психиатрической клиники. Но я занимался в основном научной работой и не знал, какие дела творятся у меня за спиной. Моим именем примитивно воспользовались.

Порфирий ненадолго замолчал, потом снова заговорил другим, мягким и доверительным тоном:

— Не думайте, что я пытаюсь оправдаться, доказать, что я ни в чем не виноват. Я, конечно, виноват в том, что слишком доверял своим помощникам. Мне так было удобнее — чувствовать себя небожителем, вершителем судеб, которому не с руки заниматься мелкими житейскими и хозяйственными вопросами. Это было постыдное высокомерие. Но я за него уже расплатился, проведя годы в том подземелье, которое вы видели… и я готов на что угодно, чтобы снова там не оказаться!

— А как вы туда попали? И чей труп нашли после пожара в вашем кабинете?

— Те люди, которые орудовали за моей спиной, не хотели лишиться источника дохода и придумали другую схему — с подделкой завещаний. Для этого им был нужен я. И еще я был нужен им, чтобы свалить на меня вину за их собственные преступления, сделать меня козлом отпущения. Поэтому они нашли человека, немного похожего на меня, убили его и подложили в клинику его обгорелый труп, а меня сделали своим пленником… заперли в том подземелье…

— А как же зубная карта?

— Они взломали сайт стоматологии, которую я посещал, и подменили мою карту картой того несчастного человека.

— Как все просто!

— На словах просто, но на деле… вы по-прежнему не знаете, можно ли мне верить?

— Нет, ну отчего же… — Ксения смутилась, потому что Порфирий который уже раз буквально прочитал ее мысли.

— Так вот, я приведу вам один простой аргумент, доказывающий мои слова. Мне просто ни к чему их доказывать, вы мне не опасны, юридически я давно уже мертв. И если я вам все это рассказываю — то только потому, что вы мне симпатичны, вы помогли мне обрести свободу, и я не хочу, чтобы между нами осталось какое-то недопонимание.

— Еще один вопрос… на той флешке, которую вы мне передали, есть данные об Анне Ильиничне Голубевой?

— Разумеется.

— Кстати… вы ведь с ней разговаривали…

— Разумеется.

— Вы, случайно, не узнали, для чего она приехала в этот город? Ведь не для того же, чтобы перед смертью напакостить всей своей родне. Это было бы чересчур мелко. Даже учитывая ее скверный характер.

— Да, разумеется, не для этого.

— Так для чего же?

Порфирий молчал. Ксения пристально взглянула на него:

— Неужели вы этого не узнали?

— Вы пытаетесь взять меня на слабо? — Гипнотизер усмехнулся. — Это не тот случай. Впрочем, извольте, я расскажу, что знаю. В принципе, причина ее приезда меня не очень интересовала, но я человек любопытный, и поскольку я уже влез в ее рассудок, я узнал много интересного.

Дело в том, что у покойной Анны Ильиничны был какой-то старинный артефакт. Я не разобрал детали, но это что-то круглое. Возможно, кольцо, которое досталось ей в молодости совершенно случайно. Она отчего-то верила, что кольцо это обладает магической силой, и тщательно его берегла. Оно было спрятано где-то здесь, в Козловске, а когда супругам пришлось срочно отсюда уехать, она то ли не успела забрать этот артефакт, то ли просто не нашла его.

Ну, там, за границей, началась совсем другая жизнь, она позабыла про кольцо. Но когда муж умер и она осталась одна, а потом заболела, то стала вспоминать о кольце. И внушила себе, что этот артефакт может вернуть ей молодость, здоровье, продлить ее жизнь.

— Не может быть! Такая вроде бы была женщина здравомыслящая, и вдруг верит в какую-то мистику!

— Ну, она сама оказалась на пороге смерти, а умирать ей очень не хотелось. Видимо, у нее не осталось другой надежды, и она была готова схватиться за любую соломинку. Короче, когда она узнала, что жить ей осталось совсем недолго, она решила вернуться в Козловск и найти этот артефакт.

— И как — у нее что-то получилось?

— Насколько я знаю, нет. И это очень ее расстраивало. Видимо, она всерьез рассчитывала на этот артефакт. Вы только не подумайте, что я пытаюсь морочить вам голову. Или что я сам верю в мистические силы. Но она — верила, я точно знаю.

Ксения вспомнила про сгоревший дом и собаку Зежу. Так вот зачем покойная Голубева ездила туда, она искала кольцо. И не нашла, потому что тайник был вскрыт, причем давно, Ксения сразу это поняла, потому что там даже паутина наросла.

— Похоже на правду… — проговорила Ксения. — И еще один вопрос. Что было в том документе, который вы заставили подписать Берга вместо завещания в пользу фонда «Золотая заря»?

— Ну… кое-какие деньги… не на себя, конечно, как я уже говорил, я — юридически мертв, так что я предпринял кое-какие шаги… Должен же я на что-то жить! И не жалейте вы этого противного старика, у него отвратительный характер, перессорился со всеми родственниками, так что, когда он помрет, они будут драться за наследство, раздерут все на части и вся компания пойдет прахом. А мог бы заранее найти толкового человека, распорядиться наследством.

— А на сем позвольте с вами проститься, — сказал Порфирий совершенно другим голосом. — Раз, два, три…

— Простите, я еще хотела…

Но тут Ксения с удивлением осознала, что находится не на заднем сиденье машины, а на скамье в сквере, рядом с памятником неизвестному герою, а у ее ног с громким воркованием толкутся голуби, дожидаясь подачки.

— Ну, ловок Порфирий! — проговорила Ксения вполголоса, оглядевшись по сторонам.

Она проверила карманы — и убедилась, что флешка на месте.

Потом она достала свой телефон, нажала кнопку и услышала красивый бархатный голос:

…мы просто покатаемся по городу и поговорим. Нам ведь с вами есть о чем поговорить?

Как только она села в машину Порфирия, Ксения незаметно включила в телефоне запись. И теперь у нее есть история Порфирия, рассказанная им самим.

Так что Порфирий, конечно, ловок, но и она не промах.

Теперь нужно передать флешку и запись разговора заказчику. На этот раз он, наверное, будет доволен!

Однако перед этим Ксения решила немного отредактировать запись. Она перемотала ее и стерла весь фрагмент, где Порфирий рассказывал о том, ради чего, по его мнению, Анна Ильинична перед смертью приехала в Козловск. О поисках якобы магического кольца. Отчего-то она не хотела передавать эту информацию заказчику, хотела сначала сама выяснить, есть ли в ней какое-то разумное зерно.

Тем более что Порфирий не рассказал ничего определенного, одни догадки и предположения.

Так или иначе, нужно снова встретиться со связным, причем как можно скорее…

Ксения, как обычно, надела неизменную голубую панаму с призывом спасти несчастных китов и прошла по привычному маршруту — по вокзальной площади, мимо газетного киоска, мимо афишной тумбы, мимо автобусной остановки…

Тут к ней подошел невысокий человек в яркой гавайской рубахе и сдвинутой на затылок кепке-бейсболке и проговорил взволнованным голосом:

— Do you speak English?

— Yes… — машинально ответила Ксения и тут же перешла на английский: — Это вы? А где же Гастон?

— Не нужно лишних вопросов, — на том же языке едва слышно ответил мужчина и продолжил гораздо громче, на хорошем английском: — Вы местная жительница? Скажите мне, пожалуйста, где здесь памятник неизвестному герою? Я слышал, что это — хороший образец социалистического реализма. Я пишу докторскую диссертацию о социалистическом реализме и повсюду ищу его образцы. И в этот город приехал ради этого памятника…

— Я не только скажу, я проведу вас к этому памятнику! Это совсем недалеко.

— O, thank you!

Они прошли обычным маршрутом до сквера, «англичанин» оглядел памятник, сфотографировал его с разных ракурсов и сел на скамью. К его ногам тут же слетелись голуби.

— Голуби вас узнали, их не обманула ваша маскировка! — вполголоса проговорила Ксения.

Тут к скамье подошла цыганка в яркой юбке, с полным ртом золотых зубов. Она схватила собеседника Ксении за руку и затараторила, сверкая зубами:

— Позолоти ручку, молодой-красивый! Я тебе все расскажу, что было, всю правду расскажу, сейчас, через час, что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится…

— Оставь его в покое! — прикрикнула Ксения на цыганку. — Не видишь, что ли, — он иностранец, по-русски не понимает!

— Все он понимает! — проговорила цыганка совсем другим голосом и вдруг дунула в лицо Ксении. Глаза Ксении запорошило пылью, табачной крошкой, она закашлялась, заморгала…

Когда она протерла глаза и пришла в себя, навязчивой цыганки и след простыл.

— Что это было? — воскликнула Ксения от удивления и неожиданности по-русски.

Связной молчал.

Ксения повернулась к нему…

Он неподвижно сидел, запрокинув голову. Рот его был полуоткрыт, а из груди торчала рукоятка ножа, вокруг которой по яркой рубахе расплывалось темно-красное пятно.

— Господи, только не это! — взмолилась Ксения.

Она схватилась за рукоятку — но тут же вспомнила, что во многих случаях, если неловко вытащить нож, может усилиться кровотечение, и человек может погибнуть.

— Что делать, что делать… — забормотала она. — Миленький, не умирай… ты меня слышишь?

Ксения проверила пульс связного.

Пульс был, но слабый и неровный, и с каждой секундой он слабел.

Ксения наконец опомнилась, взяла себя в руки, схватила свой телефон и вызвала «Скорую помощь».

Машина «Скорой помощи» приехала на удивление быстро, Ксения еще даже не успела спрятать телефон. Она подумала, что это — преимущество маленьких городов, где все рядом.

Врач и санитар положили раненого на носилки, вкатили его в машину. Однако, вместо того чтобы сразу уехать, санитар, долговязый парень с растрепанными рыжими волосами, подошел к Ксении и озабоченно проговорил:

— Вы — его родственница?

— Нет… я случайно рядом оказалась…

— Случайно? — Санитар пристально, недоверчиво взглянул на нее.

— Но как он? Вы его спасете?

— Не знаю, рана очень серьезная. Во всяком случае, мы все для этого сделаем. Значит, случайно? Ну тем не менее возьмите на всякий случай. Если захотите узнать о его состоянии.

Он протянул ей визитную карточку.

На ней был изображен отвратительный инопланетный монстр, и сверху написано:

«Медицинская компания «Аксолотль».

Под этой надписью был номер телефона.

— Аксолотль? — Ксения удивленно взглянула на санитара… но тот уже сел в машину, мотор заработал.

В это время на дорожке показалась такса.

Это точно был Гастон, он бежал, задыхаясь, вывалив розовый язык, торопливо перебирая короткими кривыми лапами, уши развевались по ветру.

— Постойте! — крикнула Ксения вслед машине. — Это его собака…

Но «Скорая» уже исчезла за поворотом.

Гастон отдышался, жалобно тявкнул, подошел к Ксении, потерся об ее ноги.

— Бедный, ты теперь один остался… — Ксения наклонилась, потрепала Гастона по загривку, по бархатным ушам. — Прости, но я не могу тебя взять. Мне скоро уезжать отсюда. Но, конечно, надо бы тебе найти хозяина, хотя бы на время…

Гастон выразительно взглянул на нее и тоненько заскулил.

— Ладно, — решительно сказала Ксения, — не бросать же тебя на улице. Ты, конечно, собака умная, не пропадешь, но я перед хозяином твоим за тебя отвечаю. Идем со мной!

И они пошли — неторопливо, как будто просто гуляют. Прошли мимо лотков, где торговали всякой всячиной для туристов, и Ксения купила там большую матерчатую сумку с изображением семи козлят. Сумка была в форме цилиндра, так что Гастон вполне комфортабельно там расположился.

Что-то подсказывало Ксении, что в гостинице будут недовольны, если она явится в номер с собакой. Хотя никаких строгих объявлений возле стойки не висело.

Ни на минуту не забывая о спрятанной в кармане флешке, Ксения мило улыбнулась встреченной у лифта хозяйке гостиницы.

— О, хорошо, что хоть вас я нашла! — обрадовалась та. — Дело в том, что звонили из туристического агентства, на сегодняшний вечер у мадам Голубевой был забронирован билет на поезд.

— Но она же…

— Разумеется. Но я не могу ничего решать, я в данном случае — лицо постороннее.

— Да я, пожалуй, тоже…

Ксении хотелось поскорее отойти от хозяйки, а то она слишком подозрительно смотрит на сумку, в которой чуть шевельнулся Гастон. На ее счастье, в холле появился адвокат Лозовский.

— Вот кто мне нужен! — обрадовалась хозяйка. — Только… господи, никак не могу его имя выговорить…

— Збигнев Конрадович! — крикнула Ксения.

— Дамы… — адвокат приподнял воображаемую шляпу, — чем могу быть полезен?

И Ксения, уходя, успела услышать про бронь билета и про то, что в гостиницу пришло письмо от Голубевой А. И. с уведомлением вскрыть его только после ее отъезда.

Ксения насторожилась. Что еще придумала покойная старушенция?

В номере она выпустила Гастона и дала ему попить из раковины, после чего грустный пес улегся на кровать и задремал. А Ксении позвонил адвокат Лозовский и официальным тоном уведомил ее, что выполняет волю покойной мадам Голубевой, а именно: завтра утром собирает всех людей, так или иначе связанных с его почившей клиенткой, чтобы зачитать им письмо, которое она прислала. Встречу назначили в той же гостиной в одиннадцать часов утра.

Зная любовь своего заказчика к дешевым эффектам, Ксения ожидала, что ее, к примеру, похитят из душевой кабинки или же среди ночи кто-то войдет в номер. Но ничего не случилось, очевидно, в организации, что заказала ей работу, царила некоторая растерянность из-за покушения на связного.

Внимая страдальческому взгляду Гастона, Ксения позвонила в больницу, но там отказались давать какие-либо сведения до утра.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать того, что Ксения безуспешно пыталась понять, кто же ранил связного. И почему именно его, а не ее?

Да, но если предположить, что тот, кто убил несчастного водителя такси и пытался убить ее — тот же самый человек (цыганка явно нанятая, чтобы отвести глаза, это они умеют), то зачем же это делать теперь, когда Ксения уже выполнила всю работу?

Почти всю, поправилась она. Ведь до сих пор она не выяснила, кто же из «близких» мадам Голубевой работал на преступную организацию. Значит, работа не закончена.

Велик и славен город Ершалаим.

Прекраснее всех зданий Ершалаима дворец царя Соломона.

Двадцать лет строился этот дворец, тысячи наемных работников трудились на этой стройке и десятки тысяч рабов со всего света — и построили дворец, которому нет равных нигде под луной.

Царь Соломон, мудрейший из мудрых, возлежал в покоях этого дворца с юной наложницей, которую только накануне купил у богатого заморского торговца. Стареющий царь перебирал бронзовые пряди ее волос, любовался ее смуглым лицом.

— Триста жен было у меня, — говорил царь юной женщине, — триста жен, а сколько наложниц — я уже позабыл, но ни одна из них не сравнится с тобой. Ты — как лилия из садов саронских, как роза Дамаска. Стройна ты, как дикая серна, пасущаяся на горах галаадских. Дыхание твое ароматно, как финикийские благовония.

Ничего не ответила смуглая красавица, только вздохнула печально.

— Не молод я уже, — продолжал Соломон, — прежние силы оставляют меня. Солнце не так ярко светит мне, как прежде, и лучшее вино горчит, но твои ласки словно вернули мне годы моей молодости. С тобой я снова почувствовал себя молодым охотником, преследующим на горах дикую серну.

И опять ничего не ответила красавица, и опять печальный вздох вырвался из ее груди.

— Вокруг меня — тщета и горечь, обиды и предательства. Сыновья мои, Ровоам и Иеровоам, грызутся из-за трона, как будто я уже умер. Жены мои ссорятся и наговаривают одна на другую. И только ты пришла в мои покои, как дуновение свежего ветра с равнин галилейских. Отчего же ты печальна, отчего не хочешь разделить радость мою?

— Хочешь ли ты, царь, услышать правду или предпочтешь красивую ложь?

— Отчего ты спрашиваешь, роза моего сада? Конечно, я хочу услышать правду.

— В той далекой, дикой стране, откуда я родом, я слышала рассказы о твоем величии и о твоей мудрости. Счастливая звезда привела меня сюда — и я убедилась, что в этих рассказах нет ни слова выдумки. Ты и правда мудр и велик. Однако я слышала, что у тебя есть волшебное кольцо, на котором начертаны слова на языке джиннов, кольцо, подаренное тебе царицей из далекой страны. Я слышала, что это кольцо способно творить чудеса — но ты не показал мне это кольцо. Должно быть, твоя любовь ко мне не так сильна, как ты говоришь.

— Неправда, цветок души моей! Сильна, как смерть, моя любовь. Нет ничего, что я не сделал бы для тебя. Если хочешь ты увидеть кольцо — ты увидишь его.

Не стал Соломон звать слуг, поднялся с ложа и подошел к шкафчику из драгоценного ливийского палисандра, украшенного слоновой костью. Открыл шкафчик ключом, который висел у него на шее, и достал шкатулку из зеленого оникса. Открыл шкатулку — и вынул из нее серебристое кольцо. Простое с виду кольцо, украшенное надписью на неведомом языке.

— Вот кольцо, о котором ты говорила. Довольна ли ты теперь, лилия моего сердца?

— Столько разговоров о нем — и ничего особенного! — проговорила юная наложница, рассмотрев кольцо. — Иди ко мне, царь! Иди ко мне, охотник, преследующий дикую серну! Натяни свой лук и пронзи меня своими стрелами!

Соломон убрал кольцо на прежнее место и возлег с юной наложницей, и показалось ему, что вернулись дни его молодости.

Когда же он насытился ее ласками и заснул, юная женщина поднялась с ложа, сняла с шеи спящего царя ключ, открыла палисандровый шкафчик, достала из него шкатулку, а из шкатулки — кольцо. Спрятав это кольцо на груди, выскользнула она из опочивальни, незамеченной проскользнула мимо стражи и покинула царский дворец.

Посреди ночи проснулся царь Соломон от какого-то странного беспокойства.

Он протянул руку, чтобы коснуться нежного и жаркого тела своей юной наложницы — но не нашел ее. Один он возлежал на ложе из слоновой кости, накрытом благоуханными сидонскими покрывалами.

Поднялся царь Соломон с ложа, оглядел покой, освещенный золотыми светильниками.

Не было в нем смуглой красавицы, не было юной женщины, в объятиях которой он почувствовал себя молодым.

Сначала хотел Соломон позвать стражу, но после передумал.

Негоже великому царю выказывать слабость и растерянность.

Прошел царь через ночной покой, вышел в коридор.

Перед дверью дремал молодой стражник.

Не стал будить его царь, прошел тихо по дворцовому коридору, пошел из комнаты в комнату, из одного покоя в другой.

Отворив очередную дверь, позвал — здесь ли ты, лилия моего сердца?

Никто не отозвался.

Шагнул вперед Соломон — и замер в удивлении.

Показалось ему, что ненароком ступил он в воду, в бассейн, где плавали медлительные золотые рыбы.

Попятился — но тут вспомнил, что много лет назад по его приказу сделали в этой комнате хрустальный пол, под который выпустили золотых рыб.

Хотел он тогда подшутить над красивой и умной женщиной, прибывшей из далекой страны. Хотел выведать ее маленькую тайну…

Соломон усмехнулся, вспомнив тот далекий день. Усмехнулся, вспомнив, как Балкида поддернула край своего хитона…

Много лет прошло с тех пор.

Жива ли та женщина? Кто знает!

Взглянул царь в хрустальный пол, как в зеркало, — и увидел отражение старого, немощного человека. Лицо его было покрыто морщинами, в поредевших волосах серебряных нитей было больше, чем темных, глаза потухли, плечи поникли, спина сгорбилась…

Я стар, понял Соломон. Жизнь моя прошла, как проходит все под луной.

Но отчего еще вчера не чувствовал я себя слабым и беспомощным?

Снова вспомнил Соломон ту женщину, царицу из далекой страны.

Она подарила ему кольцо, принадлежавшее джинну. Кольцо с надписью на неведомом языке. Подарила — и сказала, что кольцо это дарует ему долгую жизнь и великую удачу.

И тут вспомнил Соломон, что накануне пропавшая наложница говорила о том кольце и попросила царя показать его. И он открыл палисандровый шкафчик и показал кольцо юной женщине…

Беспокойство охватило Соломона.

Поспешно вернулся он в опочивальню, поспешно открыл шкафчик из ливийского палисандра, открыл шкатулку из оникса…

Не было внутри ее древнего кольца, кольца, подаренного Соломону царицей Савской, прекрасной и мудрой женщиной по имени Балкида.

В первое мгновение гнев наполнил душу Соломона.

Послать погоню по следу беглянки! Нагнать ее и отобрать кольцо, а саму ее заточить в подземный каземат…

Соломон позвонил в золотой колокольчик, вызывая охрану.

Но когда охранники вбежали в опочивальню, гнев оставил сердце старого царя и вернулась к нему прежняя мудрость.

Он вспомнил, какую радость принесла ему юная смуглянка, вспомнил, как благодаря ей снова почувствовал себя молодым, пусть и совсем ненадолго.

— Слушаем тебя, повелитель! — проговорил начальник стражи. — Ждем твоего приказа.

— Не будет никакого приказа! — ответил Соломон. — Возвращайтесь на свое место. Мне просто приснился дурной сон.

Назавтра Ксения рано утром вынесла Гастона на прогулку, купила ему два гамбургера, а, вернувшись в номер, устроила ему постель во встроенном шкафу, рассудив, что туда горничная не полезет. Гастон согласился сидеть тихо и терпеливо ждать ее возвращения.

Ксения надела одежду и маску деловой женщины и отправилась на встречу с родственничками.

На этот раз Григорий не опоздал.

И снова у него было чувство, что все повторяется.

Снова почти все родственники собрались в той же самой комнате, только Василиса была одна, без матери, которая сейчас находилась в больнице. На вопрос Григория Василиса только помотала головой и прошептала, что все совсем плохо. Ну, что тут скажешь…

Снова сидел за конторкой адвокат Лозовский — в том же похоронном черном костюме, с тем же унылым и самоуверенным лицом.

И родственники расселись почти так же, как прошлый раз. Только на лицах у них не надежда и ожидание, как перед оглашением завещания, а растерянность и недоумение — чего еще от них хотят? Что еще учудила покойная Анна Ильинична?

Однако все пришли — вдруг, думают, покойная все же оставила еще какое-то распоряжение и им хоть что-то перепадет от ее щедрот? Или просто так зашли, от нечего делать. На самом-то деле ничего хорошего уж от тетки покойной никто не ждет. И он тоже.

Лозовский оглядел комнату, откашлялся и проговорил:

— Ну вот, кажется, все собрались.

— Все, кроме Веры Ивановны, — вставила Таня.

Сегодня волосы ее имели более яркий рыжий цвет, на шее же был повязан зеленый шелковый платочек. И отчего все рыжие думают, что им идет зеленое?..

— Мама в больнице! — подала голос Василиса. — А то ты не знаешь!

Вот эта выглядела сегодня еще хуже, чем всегда, хотя, кажется, куда уж хуже. Щеки ввалились, глаза запали и блестят лихорадочно, губы шевелятся, что-то бормоча. Молится, что ли?..

— Хватит уже тянуть! Для чего вообще вы нас сюда пригласили? — напряженным голосом осведомилась Эльвира.

Эта злющая, как ведьма, ну, такое никого не удивляет.

— Я пригласил вас, — торжественно начал Лозовский, — чтобы исполнить последнюю волю вашей покойной родственницы. Незадолго до смерти она отправила письмо, которое я должен вскрыть и прочитать в вашем присутствии. Это письмо пришло только сейчас.

— То есть, получается, она хотела, чтобы мы его получили после ее отъезда, — вставила Ксения, за что получила неодобрительный взгляд от адвоката.

— Что еще за письмо?

— Вот оно, перед вами! — Лозовский показал всем узкий конверт, аккуратно вскрыл ножницами, достал из него лист, заполненный мелким четким почерком.

— Я удостоверяю, что это почерк Анны Ильиничны! — сообщил он присутствующим.

— Да читай уже! — процедила Эльвира. — Сколько можно тянуть? Сил нет!

— Приступаю…

Лозовский поправил очки и начал:

— Сейчас, когда вы читаете это письмо, я уже далеко от вашего провинциального городишки…

— Да уж, еще как далеко! — язвительно прокомментировала Эльвира. — Дальше некуда!

— И что меня особенно радует — это то, что я больше никогда к вам не приеду, больше не увижу ваших лживых, завистливых физиономий… я посмотрела на вас — и порадовалась, что живу на другом конце земного шара, далеко от этого провинциального зверинца. Порадовалась, что больше не встречу жутких вороватых сестричек Таню и Маню, сушеную воблу Василису с ее чокнутой мамашей, не встречу тряпку Михаила с его шлюхой-женой…

— Не хочу это слушать! — выпалил вдруг Михаил, поднимаясь со стула. — Не хочу больше вас видеть! Никого из вас! Если бы вы знали, как вы все мне осточертели! Меня от вас давно уже тошнит! Если вы хотите дальше слушать откровения покойной садистки — ради бога, а мне это не нужно! Все! Сыт по горло! — С этими словами он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.

— Надо же — первый мужской поступок! — с неожиданным одобрением проговорила Татьяна.

Эльвира же молчала, хлопая глазами от удивления.

— Михаил прав, — произнес Роман Андреевич. — Нам незачем выслушивать это письмо, незачем выслушивать очередную порцию оскорблений…

— Нет уж, пускай дочитает! — перебила его Таня. — Может, дальше будет что-то интересное!

— Как же я вас всех ненавижу… — продолжил читать адвокат.

Он оторвался от письма и взглянул на присутствующих:

— Извините, это не мои слова, это я зачитываю текст письма… — И снова продолжил: — Нет, ненависть — слишком сильное чувство, я просто презираю вас. При муже мне приходилось вас терпеть, но сейчас я свободна и могу сказать все, что о вас думаю.

Я могу сказать, что вы все стоите друг друга. Даже Роман… он кажется с виду таким благородным, таким бескорыстным, но он, может быть, хуже всех. Ведь это он предал Николая, он виноват в том, что нам пришлось сбежать в спешке!

— Вот как? — оживилась Эльвира. — Я всегда подозревала, что этот старый сухарь — не тот, за кого себя выдает! В тихом омуте черти водятся! Ну-ка, Роман Андреевич, расскажите, что тетушка имела в виду? Народ интересуется!

— Понятия не имею, о чем она! — Роман Андреевич мрачно взглянул на Эльвиру.

— А вот я не верю! — не унималась та.

— Твое право, верить или не верить! — отрезал старик. — Я ничего не собираюсь объяснять!

Он и правда ничего не собирался объяснять этой курице. И никому другому. Слишком болезненными были до сих пор воспоминания о том времени.

Тогда тяжело заболела его жена, с которой Роман Андреевич прожил много лет. Детей у них не было, не к кому было обратиться, не с кем разделить эту тяжкую заботу. Жене могла помочь только срочная операция в дорогой немецкой клинике, но таких больших денег у Романа Андреевича не было.

Такие деньги были у его друга, Коли Голубева — и Роман, пересилив гордость, обратился к нему.

Он попросил у него денег — и не ожидал отказа. Все-таки старые друзья. Да и случай особый — не на квартиру просит, не на отпуск, а жену спасти…

Но Голубев отвел глаза и сказал:

— Извини, Рома, но сейчас я ничем не могу тебе помочь. У меня сейчас очень сложный период, нужны большие вложения, так что лишних денег нет.

— Лишних? — переспросил Роман. — Ты не понял, может быть? Алла умирает! Эти деньги нужны, чтобы ее спасти! Это не лишние деньги, они буквально жизненно необходимы!

— Я понимаю, Рома, и в другое время обязательно помог бы тебе. Но сейчас очень неудачный момент!

Роман вышел от Голубева, хлопнув дверью.

Он не спал ночь, а наутро к нему пришел криминальный тип по кличке Парашют и сказал, что слышал о его проблемах и поможет ему деньгами, если Роман подробно расскажет все, что знает о своем друге — о распорядке его дня, о привычках…

Роман готов был на все.

Надо ли говорить, что Парашют обманул Романа Андреевича, не дал ему никаких денег, и Алла вскоре умерла. В довершение ко всему Николай Голубев от кого-то узнал об их беседе с Парашютом и полностью разорвал их отношения…

Лозовский тем временем продолжал читать письмо Анны Ильиничны:

— Теперь я могу сказать, что не выносила мерзкую домработницу Нюру и особенно ее дочек, которые вечно шныряли по дому, всюду совали нос и тащили все, что плохо лежит…

— Это неправда! — вспыхнула Маня. — Мы никогда ничего не трогали… никогда! Она нам запретила в доме появляться, мы и не ходили, это все знают!

— Врешь! — неожиданно вступила Василиса. — А платочек шелковый на твоей сестрице не хозяйский? И не ври, что она его ей подарила!

Татьяна побагровела и схватилась за шею, на которой был повязан платок зеленого шелка.

— Это совсем не тот платок… этот я дома нашла…

— Ага, дома, — оживилась Эльвира, — да у тебя таких платков в принципе быть не может, это же натуральный шелк дорогущий, фирма!

Вдруг поднялась со своего места Ксения, подошла к Татьяне и взяла за уголок ее платок:

— Вот кстати, а откуда у вас этот платок? Где вы его взяли?

— Платок? Это мой платок… — растерянно пролепетала Таня и покосилась на сестру. — Скажи, Маня…

— А вот здесь краешек зашит… это почему?

— Ну, порвался немножко… не выбрасывать же… такой красивый… я и зашила аккуратненько…

— Ну да, порвался, когда вы его вытаскивали из тайника! — проговорила Ксения.

— Из тайника? — Таня захлопала глазами. — Из какого тайника? Не знаю ни про какой тайник!

— Из тайника в доме Голубевых. Вот клочок от этого платка, который я там нашла! — И Ксения приложила к платку клочок тонкого зеленого шелка.

— Видите? В точности подходит!

— Дура Танька! — выпалила Мария. — Зачем ты взяла этот платок? Кто тебе позволил?

— Сама дура! — заорала Татьяна. — Откуда я знала, что он краденый? Смотрю — лежит вещь, ну я и… у меня к волосам подходит… знаешь ведь, что мне зеленое идет!

— Значит, это ты тогда залезла в тайник? — Ксения повернулась к Мане: — Значит, это ты взяла то, что там лежало? То, что было завернуто в зеленый платок? И где это теперь?

— Ничего не знаю! — выпалила Маня — и схватилась за вырез своего платья.

Платье на ней было серое, с серыми же неявными разводами, фасон мешком, и вырез сердечком совершенно к этому фасону не подходил.

— Ах, вот где оно!

Ксения ловко ухватила за цепочку, которая виднелась в вырезе платья, потянула за нее — и у нее в руке оказалось кольцо.

Простое кольцо из серебристого металла, украшенное надписью на каком-то неизвестном языке.

— Дура! — вскрикнула Маня сестре. — Зачем надела этот зеленый платок? Если бы не это, она бы ни за что не догадалась!

— А я почем знала? — Таня захлопала ресницами, накрашенными дешевой тушью, комками. — Лежал у тебя платок, красивый такой, я и взяла…

— А я тебе сколько раз говорила — не бери мои вещи!

— Мало ли, что ты говорила! Сама мою желтую кофточку сколько раз надевала!

— Ну хватит уже препираться! — оборвала сестер Ксения. — Все ясно. Ты украла кольцо? — Она в упор уставилась на Марию.

— Это не я! — уперлась та. — Ничего не знаю!

— Отпираться бесполезно! Тебя поймали за руку!

— Ничего не поймали! И вообще, там же пожар был, и все равно все бы сгорело! Да и то сказать — колечко-то слова доброго не стоит, даже не серебро, так, металл какой-то… ни камушка на нем никакого, ни другого чего…

— Ну, это, конечно, не так! — неожиданно вступил в разговор Роман Андреевич. — Это кольцо очень ценное. Никто достоверно не знает, сколько ему лет, но очень много.

— Заговорил! — насмешливо протянула Эльвира. — То молчал, как памятник Неизвестному герою, а как про ценности речь зашла, так сразу заговорил!

— Эльвира Эдуардовна! — строго проговорил адвокат. — Прошу вас, соблюдайте приличия!

— Это она точно не умеет! — процедила Василиса.

— Ты еще тут будешь выступать!

— Мне здесь вообще делать нечего, у меня мать в больнице умирает, а я тут время теряю…

— Ну, так и проваливай! — Эльвира уперла руки в бока и тараном пошла на Василису. — Тебе тут вообще делать нечего, ты никто — и звать никак!

— Тише, тише! — шикнула на женщин Ксения и повернулась к Роману Андреевичу:

— Вы что-то знали об этом кольце? Откуда?

— А ты почему здесь командуешь? — зашипела Эльвира. — Почему вопросы задаешь? Ты вообще кто такая?

— Эльвира Эдуардовна! — призвал ее к порядку адвокат, а Ксения посмотрела таким взглядом, что Эльвира отступила и плюхнулась на стул, до того ей стало неуютно.

Все снова повернулись к Роману Андреевичу.

— Мы ведь прежде очень дружили с Голубевыми, — начал тот. — И как-то Аня… Анна Ильинична обратилась ко мне, показала это кольцо и попросила узнать, что оно собой представляет, ценное ли. Как оно у нее оказалось, я не знаю, но…

— Это я знаю! — оживился Григорий.

— Не перебивайте его! — попросила Ксения. — Дайте договорить, потом свое расскажете!

Роман Андреевич, кажется, даже не заметил, что его перебили, он продолжал, задумчиво глядя перед собой, словно вглядываясь в далекое прошлое:

— Я вообще-то всегда интересовался разными древностями, нумизматикой, старыми документами, но настоящим специалистом не был. Так, на уровне грамотного любителя, дилетанта.

Мне показалось, что кольцо не представляет особой ценности, но я боялся ошибиться и показал его одному сотруднику московского музея, который в то время работал у нас в Козловске, проводил какие-то раскопки на месте, где когда-то были развалины средневековой крепости. Так вот он, как увидел это кольцо, буквально затрясся.

Оказалось, что кольцо это сделано из какого-то древнего сплава, секрет которого утрачен еще задолго до начала Новой Эры. Кажется, этот сплав называют ниневийской бронзой. А выглядит как новое, потому что этот сплав совершенно не подвержен коррозии. Самое же интересное — это надпись на кольце. Она сделана на раннешумерском языке и представляет собой магическое заклинание, обращенное к древнему божеству, кажется, Энлилю…

В общем, он сказал, что кольцо это очень ценное и что его музей готов предложить за него большие деньги.

Я передал эти слова Анне, но она забрала кольцо обратно и сказала, что денег ей хватает, а кольцо нужно самой. К тому времени дела у Николая шли хорошо, так что деньги у Голубевых действительно были. Тот археолог еще несколько раз приходил, уговаривал ее, но она ни в какую. Вот, собственно, и вся история… а как это кольцо оказалось у Анны, этого я не знаю…

— Я знаю как! — снова перебил его Григорий.

— Откуда? — недоверчиво проговорила Эльвира.

— От своей матери. От родной сестры тети Ани. Она мне эту историю рассказывала не один раз, особенно в самом конце своей жизни. Она перед смертью вообще очень часто вспоминала свое детство, часто и подробно, так что у меня та история буквально стоит перед глазами, как будто я ее сам видел.

Они с сестрой, с Аней, были еще девочками. Маме моей было лет десять, Анне — четырнадцать. Их мама послала за водой, тогда в доме не было водопровода и ходили на колонку.

Так вот, подошли они к колонке, а к ней в то же время с другой стороны подошла очень страшная женщина, настоящая ведьма. Вся в черном, седые патлы свисают до плеч, нос большущий, крючком, над губой нависает, изо рта единственный зуб торчит, глаза горят… мама моя незадолго до того читала сказку о Мертвой царевне, так вот там на картинке была точно такая ведьма.

— Которая царевну яблочком отравила! — оживилась Татьяна.

— Вот-вот. Короче, идет эта ведьма, на суковатую палку опирается, а тут, возле самой колонки, уронила свою палку. Уронила, смотрит на девочек своими страшными глазами и говорит:

— Подайте!

Причем не просит, а будто приказывает.

Мама моя испугалась, за Анину спину спряталась. А Аня — ничего, не струсила, наклонилась, подала ведьме ее палку и в глаза смотрит, не отворачивается.

А ведьма палку взяла, спасибо не сказала и говорит:

— Дайте мне воды напиться!

А у девочек были два бидона для воды и жестяная кружка — чтобы можно было напиться свежей воды из колонки.

Мама моя сестре шепчет:

— Бежим отсюда! Мне девчонки рассказывали, что цыганки детей воруют, потом из них пирожки делают и около вокзала продают!

А ведьма эта все расслышала и говорит:

— Я не цыганка, я ассирийка. Я пирожками не торгую.

А в нашем городе и правда жили ассирийцы, их еще айсорами называют. Дворниками работали или сапожниками.

А ведьма повторяет:

— Ну, так что — дадите мне напиться?

Мама моя трясется от страха, а Аня налила воды в кружку и протянула ведьме:

— На, пей!

И не потому ведь, что пожалела старого человека — просто хотела показать, что все ей нипочем, что ничего она не боится.

А ведьма воды напилась, рот рукавом вытерла, вернула Ане кружку и говорит:

— Что не побоялась меня — молодец! Хвалю! За это будет тебе от меня подарок.

Сняла со своего скрюченного пальца кольцо — вот это самое — и протянула Ане.

Аня колечко схватила, ей что золото, что серебро — все едино, никогда ничего дороже меди не видела. И вообще, девчонки — как сороки, им лишь бы блестело. Хотела уже уйти, а тут старуха ее схватила своими крючковатыми пальцами за плечо, подтащила к себе и что-то ей на ухо зашептала.

Долго что-то шептала.

Мама моя трясется, а Аня стоит, слушает, и при этом лицо ее меняется.

Послушала, ведьма ее отпустила, Аня к сестре подошла, та глядит — а ведьма пропала, как и не бывало ее. Мама ее спросила, что ей та тетка на ухо шептала, а Аня ей — не твоего ума дело…

— Вот, собственно, и вся история, — закончил Григорий. — А потом мама спрашивала у сестры про то кольцо, но Аня над ней смеялась и отвечала каждый раз по-разному: то, что ничего подобного не было, все сестричка выдумывает, а то, что было, и кольцо то у нее спрятано, и что кольцо — не простое, а волшебное, и приносит оно своему владельцу долгую жизнь и здоровье…

— Эх, Манька, — рассмеялась Татьяна, — зря ты это кольцо на шее носила, нужно было на палец надеть, глядишь — и перепало бы тебе чего хорошего!

Вместо ответа сестра вытянула вперед руки с толстыми пальцами. Было видно, что кольцо тут и на мизинец не налезет.

— Похоже, что сама Анна Ильинична в это верила, — проговорил Роман Андреевич. — Для того и приехала в Козловск, чтобы отыскать волшебное кольцо и вернуть себе здоровье!

«А ведь он прав! — подумала Ксения. — Эта версия все объясняет! Голубева приехала в город своей молодости не за воспоминаниями, не для того, чтобы на родню полюбоваться, а за кольцом, которое, по ее мнению, могло вернуть ей здоровье. Поехала в свой старый дом — а тайник пуст… тут ее и прихватили люди из клиники…»

И вдруг в мысли Ксении ворвался истошный крик.

— Мама! — кричала Василиса. — Мама в больнице! Мама при смерти, а тут… это кольцо… оно ее спасет!

С этими словами Василиса подскочила к Ксении, выхватила у нее кольцо и с неожиданной прытью бросилась прочь из комнаты.

Опомнившись, Ксения устремилась вслед за ней, но Василисы уже и след простыл.

— Да что это такое! — закричала Эльвира и бросилась за Ксенией, столкнувшись в дверях с двумя вороватыми сестричками. Пока они препирались, кто пройдет первым, Григорий, оставив хорошие манеры, просто подпихнул всю эту кучу-малу сзади и проскочил вперед.

Больница находилась неподалеку от гостиницы, так что за Григорием пристроились сестры, потом Эльвира, и уже за всеми ковылял, прихрамывая, Роман Андреевич.

Догнала Василису Ксения только в больнице, в палате ее матери.

Эту палату Вера Ивановна делила еще с тремя женщинами — с толстой грудастой теткой в цветастой ситцевой ночнушке, которая торопливо ела что-то из стеклянной баночки, боязливо оглядываясь по сторонам, древней старухой, лежащей лицом к стене и периодически вскрикивающей от боли, и молодой девчонкой с розовыми волосами, отгородившейся от остальных своим смартфоном.

Сама Вера Ивановна лежала возле открытого окна на спине, с закрытыми глазами и запавшим ртом, лицо ее было белее больничной простыни, и только изредка приподнимавшаяся грудь говорила о том, что она еще жива.

Солнце за окном закрыла туча, от этого лицо Веры Ивановны приобрело совсем уже мертвенный оттенок.

Василиса сидела возле ее кровати на стуле, держа ее за руку, и исступленно бормотала:

— Мама, мамочка, это колечко тебе поможет! Ну, давай же, наденем его! Я прошу тебя!

Приглядевшись, Ксения увидела, что Василиса пытается надеть на палец матери серебристое колечко. То самое, из тайника. Но Вера Ивановна, казалось бы, не подающая признаков жизни, сжимала руку, не давая надеть кольцо.

— Ну, мамочка, ну позволь… это тебе поможет…

Тут к Вере Ивановне на какое-то мгновение вернулась жизнь, она приоткрыла рот и едва слышно проговорила:

— Не надо… ничего не хочу…

— Ну, мамочка, не упрямься…

Тут Василиса скорее почувствовала, чем увидела появившуюся в дверях палаты Ксению. Она покосилась на нее и прошипела:

— Только подойди — убью! Я мать спасу, чего бы ни стоило!

Ксения, направившаяся было к кровати, остановилась в растерянности — столько страсти было в голосе и лице несчастной Василисы, что она не посмела помешать ей.

И тут Василиса сумела-таки разогнуть скрюченные пальцы матери и с трудом надела на безымянный палец заветное кольцо.

В это мгновение солнце проглянуло сквозь тучи, его луч коснулся лица умирающей старухи. Лицо Веры Ивановны чуть заметно порозовело, как будто к ней вернулась жизнь. В следующую секунду старая женщина открыла глаза, увидела дочь и проговорила тихо, но вполне ясно и отчетливо:

— Вася… Васенька…

— Помогло! — радостно воскликнула Василиса и, торжествуя, покосилась на Ксению. — Помогло колечко!

— Вася… — повторила Вера Ивановна и вцепилась в руку дочери. — Как ты на него похожа…

— На кого? — удивленно пролепетала дочь.

— На отца своего… просто его лицо… недаром она всегда меня ненавидела…

— Мама, о ком ты? Кто мой отец? Ты мне никогда не говорила… всегда переводила разговор…

— Коля… Николай… Николай Федорович…

— Дядя Коля? Голубев? Мама, что ты говоришь?

— Голубев? — закричала ворвавшаяся в палату Эльвира. — Вот это новость!

За ней протиснулись остальные.

— Я знаю, что я говорю! — твердо сказала Вера Ивановна и с помощью Василисы села на кровати, обведя всех ясным взглядом. — Любовь у нас с Николаем была, а не просто так. Только он тогда как раз на повышение пошел, директором фабрики его ставили, так что никак нельзя было ему с женой разводиться, анкету портить. А я молодая была, гордая, раз так, говорю, сама дочь воспитаю!

В общем, поссорились мы, я и денег от него не брала. Не хотела унижаться. А потом все завертелось… потом его чуть не убили, вот он и сорвался с места. Не простились мы с ним даже… А я все равно не жалею, что тебя родила, ты единственное, что у меня хорошего было. И о Коле память…

— Почему ты мне ничего не говорила? — Василиса опустилась на пол возле кровати.

— Оберегала тебя… и его тоже, пошли бы сплетни да слухи… город маленький, все друг про дружку всё знают…

— А тетя Аня… она знала?

— Знать не знала, но наверняка догадывалась. Жена ведь всегда поймет, что у мужа кто-то есть на стороне. Она-то на Нюрку грешила, что поломойкой у них работала, оттого и терпеть ее не могла. Только зря, Коля просто так к ней хорошо относился, родня она ему дальняя…

Вера Ивановна скривилась, потянула кольцо с пальца.

— Мама, что ты делаешь?! — вскрикнула Василиса и схватила ее за руку, попыталась остановить.

Но Вера Ивановна с неожиданной силой оттолкнула руку дочери и проговорила:

— Не хочу! Устала! Оставь меня в покое!

Она сдернула кольцо с пальца, отбросила. Серебристое колечко покатилось по полу, подкатилось к ногам Ксении.

И тут же солнце за окном померкло, лицо Веры Ивановны посерело, и глаза из ясных превратились в пустые и мутные. Она пристально, недобро взглянула на дочь и проскрипела:

— Ты кто такая? Я тебя узнала! Ты Марфа! Это ты у меня серебряные ложечки украла! Я все расскажу!

В следующее мгновение глаза ее закатились, рот широко открылся, из него вырвался хриплый мучительный вздох, и Вера Ивановна навсегда застыла.

— Мама! — всхлипнула Василиса, схватив мать за руку. — Мама, не уходи! Не уходи! Не оставляй меня! С кем же я останусь? Чем же я жить без тебя стану?

Никто ей не ответил, все замерли.

Упорно не замечая вновь прибывших, Василиса повернулась к девчонке со смартфоном:

— Позови врача! Не видишь — маме плохо!

— Да это ты ни черта не видишь! — огрызнулась девица. — На фига ей врач? Померла твоя мамаша! И хорошо — место у окна освободится, я его займу!

— Ничего ты не займешь! — перебила ее толстая тетка, перестав есть. — Я первая на это место!

Василиса схватилась за голову и завыла. Григорий сделал было шаг к ней, но замешкался, остальные попятились.

Ксения наклонилась, подобрала кольцо и торопливо вышла из палаты, посчитав, что тут обойдутся без нее.

Ксения шла по скверу возле памятника. В это время на аллее появился знакомый силуэт. Это был Михаил, муж Эльвиры. Ксения едва узнала его — снова он был невзрачный, неприметный.

— Как удачно, что я вас встретил! — проговорил Михаил, подходя к девушке.

— Да, пожалуй, действительно удачно. — Ксения вспомнила про Гастона, которого нужно было куда-то пристроить. — Как вы относитесь к собакам?

— Что? — Михаил удивленно поднял брови. — К каким еще собакам?

— Конкретно к таксам.

— При чем тут собаки? Вообще-то я вас искал. — Михаил придвинулся к ней поближе. — Я как раз хотел с вами поговорить.

— О чем? — удивленно спросила Ксения.

— Об Анне Ильиничне… вы знаете, вообще-то это такой непростой разговор… здесь есть такой важный момент…

— О чем вы?

Ксения подумала, что он узнал, что случилось в больнице, и теперь хочет перетянуть ее на свою сторону против Василисы. Вот уж что ей совершенно ни к чему.

— Пойдемте, я покажу вам одно уютное место, где нам никто не помешает, и мы сможем…

«Приударить за мной он решил, что ли? — подумала Ксения. — Да нет, у него и мыслей таких не бывало… один раз сорвался, когда его тетка в письме презрением облила, а теперь жалеет…»

— А это срочно? Честно говоря, мне сейчас некогда, у меня назначена встреча, — на всякий случай соврала она.

— Вообще-то да, это срочно. Даже очень. И важно. Говорю вам — в этой истории с завещанием не все так гладко…

Ого, стало быть, он в курсе, что завещание поддельное…

— Ну, какая может быть срочность? Адвокат сказал, что завещание законное…

— Нет-нет, я знаю, что все не так. И я хотел поговорить именно с вами, потому что вы… — Михаил взял ее за локоть и куда-то повел.

— Куда вы меня ведете? — недоуменно протянула Ксения.

— Я же сказал — в тихое место, где мы сможем поговорить без помех.

Ксения внимательно взглянула на Михаила.

Чего он от нее хочет? Что он знает? О чем хочет поговорить? Может, он знает, кто из милых родственничков работал на преступную организацию? И хочет выторговать себе какие-то льготы или деньги? Оттого и обратился к ней приватно.

Ну, дружочек, усмехнулась Ксения про себя, с этим не ко мне, тут другие разбираются. Ладно, можно поддаться, пускай он выложит все, что ему известно, а потом… с этим слизняком она легко справится…

Она расслабилась, придала своему лицу испуганное и удивленное выражение и пролепетала:

— Михаил, вы меня пугаете…

— Да что вы, я вовсе не хотел… вообще, разве я могу кого-то испугать? Вы же меня знаете, я человек безобидный…

«Далеко не такой он безобидный, каким кажется», — осознала вдруг Ксения.

Они свернули за угол, подошли к какой-то неприметной двери, обитой ржавой жестью, на которой зеленой масляной краской было написано «Шурик козел». Михаил настойчиво, целеустремленно подталкивал девушку вперед, к этой двери.

— Что это за место? — спросила Ксения и внутренне напряглась.

— Говорю же вам, это тихое место, здесь мы можем поговорить! Здесь нам никто не помешает!

— Мне здесь не нравится! Говорите здесь! — твердо возразила Ксения. — Дальше я не пойду!

— Пойдешь! — Михаил сгреб ее левой рукой за воротник, правую сжал в кулак и поднес к ее лицу. Его рука оказалась перед самыми глазами Ксении, и она увидела кольцо на безымянном пальце.

С виду это было обыкновенное обручальное кольцо, но сейчас оно провернулось на пальце, и Ксения увидела, что это перстень с печаткой. На нем был изображен несложный рисунок — три концентрических круга, пересеченных сходящимися линиями.

Перекрестье оптического прицела.

Когда Ксения занималась на стрелковых курсах, она видела у тренера-инструктора такой же перстень. Тогда она спросила кого-то из курсантов, что это за перстень — и ей по секрету рассказали, что такие перстни носят классные снайперы, прошедшие спецподготовку в одном из элитных подразделений…

Вот как обстоит дело! Выходит, рохля-Михаил — человек с двойным дном! Первоклассный снайпер… В армии, значит, служил в спецназе, оттуда и кольцо.

Стало быть, это он стрелял в нее возле старого дома Голубевых, это он убил несчастного Рахмуллу…

Ну да, та пуля, которую она подобрала на том месте, была выпущена из профессиональной снайперской винтовки…

Ксения вспомнила, что говорил ей заказчик — что в окружении покойной Голубевой обязательно должен быть человек, который работает на злоумышленников. У них фишка такая, обязательно не казачка засылают, а нанимают местного, которого все хорошо знают. Чем уж они его соблазняют — деньгами или еще чем-то, но… вот же он, вот этот человек! Им оказался самый неприметный, самый безобидный… впрочем, так всегда и бывает.

Все эти мысли пронеслись в голове Ксении в долю секунды.

— Пойдешь! — повторил Михаил и подтолкнул ее к обитой жестью двери, прямо к зеленой надписи.

— Да чего тебе от меня надо?.. — жалобно пролепетала Ксения.

В то же мгновение она поднырнула под его руку, качнулась влево, потом вправо, развернулась на пятке и метнулась прочь от двери, прочь от Михаила…

И влетела головой во что-то мягкое, рыхлое, вязкое.

Она попятилась, подняла голову и увидела прямо перед собой человека, похожего на огромную раскормленную жабу — с круглой лысой головой, лежащей прямо на покатых плечах, как на блюде, с большим мягким животом, в который она только что врезалась. Того самого человека, который напал на нее в забегаловке «Рожки да ножки». Того, кого она мысленно обозвала супержабой.

— Держи ее, Квашня! — прохрипел у нее за спиной Михаил.

— Никуда она не денется! — отозвался толстяк.

— Да уж, тебя легче перепрыгнуть, чем обойти! — прокомментировала Ксения.

— Очень смешно! — обиженно пропыхтел толстяк.

Ксения лихорадочно прикидывала, как выпутаться из сложившегося положения.

С одним Михаилом она еще как-нибудь справилась бы, даже притом, что он — не тот слизняк, за кого себя выдает, а тренированный профессионал. Но двое — это слишком много. Силы явно неравны.

— Дяденьки, — заныла она, — да что вам от меня нужно? Миша, мы же все-таки с тобой родственники! Отпусти меня! Я уеду из этого города, и мы больше с тобой не увидимся!

— Коза-дереза тебе родственница! — прорычал Михаил. — Расскажешь, что у тебя общего с Порфирием, а главное — где он сейчас, тогда, может быть, я тебя и отпущу!

«Вот что его интересует! — поняла Ксения. — Ну да, Порфирий сорвал им последнюю крупную операцию со старым миллионером. Кроме того, он им нужен, чтобы дальше крутить этот налаженный бизнес… Все раскрылось, Михаилу денег обещали, но не заплатили, так он теперь выслужиться хочет, Порфирия найти. И связного он едва не убил, чтобы меня без помощи оставить. Ну и тихоня!»

— Все, разговоры кончены! — ворвался в ее мысли голос Михаила. — Квашня, хватай ее, тащим в подсобку! Там она у нас заговорит! Непременно заговорит!

«Только не дать затащить себя в ту дверь… — думала Ксения. — Снаружи у меня еще есть шанс, а там, внутри, они со мной сделают все, что хотят. Тем более что я понятия не имею, как найти Порфирия, тот уже далеко…»

Толстопузый тип надвигался на нее неотвратимо, как грузовой состав на Анну Каренину. Сзади караулил Михаил. Положение казалось безнадежным.

И в этот самый момент откуда-то снизу, из-за спины супержабы, он же Квашня, донесся визгливый захлебывающийся лай, переходящий в истерический визг на грани ультразвука. В маленьких, пустых глазках Квашни появилось какое-то осмысленное выражение, а именно — удивление, которое быстро переросло в испуг и боль.

Толстяк продолжал двигаться вперед, поскольку уже набрал скорость и не мог остановиться, но теперь он не разбирал дороги и несся вперед, как потерявший управление состав по рельсам, ведущим в тупик или в бездонную пропасть.

Ксения ловко отскочила в сторону, Квашня этого попросту не заметил и всем своим значительным весом и со всей своей скоростью врезался в Михаила.

В физике есть понятие импульс, или момент движения, это произведение скорости движущегося объекта на его массу. Скорость Квашни была не такой уж большой, но масса его зашкаливала, поэтому момент движения получился значительный. И весь этот значительный момент впечатал Михаила в обитую железом дверь.

Раздался гулкий звук, как будто какой-то великан ударил в гонг. Михаил охнул и свалился на землю, Квашня грохнулся на него, придавив соучастника своим огромным весом.

Только сейчас Ксения разглядела причину странного поведения толстяка.

В его необъятный зад вцепилась небольшая коротконогая собака — это был Гастон.

— Гастон! — в восторге завопила Ксения. — Я же заперла тебя в номере, как же ты выбрался?

Гастон не ответил, злобно рыча, он сжимал на заду Квашни челюсти.

Квашня верещал от боли и недоумения. Самое главное, он не видел своего четвероногого противника и не знал, что тот совсем невелик. Он, должно быть, думал, что в него вцепился бультерьер. Или бордосский дог. А скорее всего, вообще не думал.

Внизу, под Квашней, как червяк извивался на растрескавшемся асфальте Михаил.

Он едва дышал, придавленный тушей своего напарника, и ничего не мог поделать.

Ксения перевела дыхание, выкрутила руки Квашни за спину, связала их своим шарфом. Связывать Михаила не было никакой надобности — он был надежно обездвижен собственным напарником.

Только после этого Ксения приказала Гастону:

— Все, Гастон! Фу! Отпусти его!

Гастон с сомнением покосился на девушку — ты уверена? Вообще-то я могу его еще покусать, мне нетрудно и даже, может быть, приятно! И вообще, я хочу отомстить за хозяина!

— Хватит, хватит, они теперь никуда не денутся!

Гастон отпустил Квашню и встал рядом с девушкой, всегда готовый прийти ей на помощь.

Ксения подошла ближе, наклонилась над Михаилом:

— И как же ты, Миша, дошел до жизни такой? Как же ты убийцей стал?

— Ненавижу… — прохрипел Михаил.

— Кого — меня?

— Всех ненавижу! — Он дышал тяжело, с присвистом, видно, туша Квашни давила сильно. — Жену-шлюху ненавижу, любовника ее, Валерку, ненавижу, нарочно под бандитов подставил, тетку, старую сволочь, давно ненавидел, она меня с дядькой рассорила. Если бы не она, дядька бы мне все оставил. Гришку ненавижу, за что ему все было бы? Чем он лучше меня? Ну, теперь никому ничего не достанется! Город этот ненавижу, поубивал бы всех! — Он захрипел и закашлялся.

Ксения достала визитную карточку, которую ей оставил врач «Скорой помощи», и набрала напечатанный на ней номер. Как только ей ответили, она вполголоса проговорила:

— Есть срочная работа для аксолотля!

Тут в переулке показалась озабоченная старуха с хозяйственной сумкой в руках. Увидев Ксению, она спросила ее:

— Девонька, это тут сахар по тридцать восемь? Мне кассирша на вокзале сказала…

— Нет, бабушка, не тут. Тут нет никакого сахара, ни по тридцать восемь, ни по тридцать пять. Вы лучше проходите.

— По тридцать пять? — Глаза старухи загорелись.

Тут она увидела барахтающихся на земле подельников и мелко закрестилась:

— Ох ты, это что же такое? Это кто же такие — развращенцы, что ли? И до нашего города докатились?

— Съемки, бабушка, это съемки!

— Это какая же передача? «Их разыскивает милиция?»

— Что вы, бабушка, сейчас и милиции-то нет.

— А тогда какая же?

— «В мире животных».

Старуха припустила прочь, что-то бормоча себе под нос.

Тут же из-за угла вывернула машина «Скорой помощи», лихо затормозила. Из нее выскочили уже знакомые Ксении врач и санитар. Оглядев барахтающихся злоумышленников, они позвали на помощь водителя. Втроем они с трудом подняли и погрузили в машину Квашню, потом без труда затолкали туда же полураздавленного, вяло сопротивляющегося Михаила.

— Сейчас наши подъедут, тут все обыщут и дома у него. Найдем оружие, сравним с пулей — не отвертеться ему!

Прежде чем уехать, врач подошел к Ксении и уважительно проговорил:

— Хорошая работа!

— Это вот он! — Ксения показала на Гастона.

Гастон смущенно потупился.

— Да, кстати, — Ксения остановила рыжего санитара, — у меня одна просьба и один вопрос. Вот, передайте это вашему… ну, вы сами знаете кому. И еще вот это, — она протянула флешку, которую дал ей Порфирий, и запись их последнего разговора. — И скажите ему, что я считаю свою работу законченной и что оплату он может произвести тем же способом, как раньше.

— Передам… — санитар бережно взял флешку, — а вопрос?

— Вопрос личный. Как там раненый?

— Ну… вообще-то не положено рассказывать, но так и быть… операция прошла успешно, организм у него крепкий, так что недельки через две его выпишут.

— Слышал, Гастон? — Ксения наклонилась к таксе. — Всего две недели придется потерпеть тебе без хозяина. Привет ему передавайте от синих китов! — Она подняла голову, но рыжего санитара уже не было рядом. Как и машины.

— Что ж, Гастончик, нужно и нам идти. Еще дел полно.

Путь их лежал в бистро «Семеро козлят», где, как она знала, Григорий ужинал в одиночестве. Ей удалось его перехватить перед входом — задержался сегодня из-за случая в больнице.

— Уезжаете? — спросил он, окинув ее взглядом.

— Ну да, — Ксения мягко улыбнулась, — все когда-нибудь кончается, так и мое пребывание здесь подошло к концу.

— Мы ведь больше не увидимся? — спросил он серьезно.

«Надеюсь», — подумала Ксения, но снова только улыбнулась.

Все же Григорий ей чем-то нравился, не хотелось его обижать.

— И ведь… я тут все думал… мать не говорила, что у сводной сестры дяди Коли была дочь… так, может, ее и не было?

— Была, — протянула Ксения, — и сейчас есть. Живет где-то далеко…

— Только не такая красивая! — закончил он, так же улыбаясь.

Но тут же стал серьезным.

— Послушайте, я же все-таки не слепой и не глухой, я знаю, что творится что-то странное вокруг. Михаил пропал, Эльвира сунулась в полицию — так ее просто выгнали, ничего, мол, не знаем, и велели сидеть тихо, если еще больших неприятностей не хочет.

— Боюсь, что придется ей теперь без мужа жить, — хмыкнула Ксения, — но она и раньше не слишком им дорожила. Ладно, хватит о нем. Поговорим о вас. Значит, обратитесь к адвокату Лозовскому…

— Да спрашивал уже, — Григорий поморщился, — скользкий он какой-то, глаза отводит, от ответов увиливает…

— Нажмите посильнее, он точно знает, что было в том, настоящем завещании. Последнее поддельное, я точно знаю, но доказать это будет трудно. Ну, это уж вам решать, будете что-то делать или нет.

— Вот, значит, как… — Он смотрел серьезно, и Ксения хотела сказать, чтобы не пытался ничего понять и разобраться, не его ума это дело, и вообще, чем меньше он будет знать, тем лучше для всех.

Но ничего не сказала. Они помолчали, потом Ксения подняла на руки Гастона.

— Григорий… Гриша, у меня к вам личная просьба.

— Вот это вот? — Он склонил голову набок и заглянул таксе в глаза. — Симпатичная такая просьба!

— Это Гастон. Позаботьтесь о нем пару недель. За ним обязательно придут, я точно знаю!

— Ну… раз вы просите… Гастон, пойдешь ко мне жить?

Гастон равнодушно посмотрел в сторону — а что мне еще остается?

Ксения передала таксу с рук на руки Григорию, поцеловала Гастона в клеенчатый черный нос и ушла, не оглянувшись.

Долго добиралась юная женщина обратно, в страну савеев.

Сперва она присоединилась к купеческому каравану, который шел в нужную ей сторону, на юг, но на полпути на этот караван напали разбойники пустыни. Купцов они перебили, товары поделили между собой. Красивую невольницу взял себе главарь разбойников.

Кольцо она сумела спрятать.

Какое-то время разбойники двигались на юг, и женщина оставалась с ними. Но потом они свернули, и тогда безлунной ночью она зарезала главаря и бежала в пустыню.

Несколько дней она шла по безжизненным пескам. Вода у нее кончилась, и она уже почти потеряла рассудок от жажды, когда встретила маленькое нищее племя кочевников.

Кочевники напоили ее и выходили.

Какое-то время женщина кочевала с ними, но потом уловила в воздухе знакомый запах, запах мирта и миндаля, — и поняла, что приблизилась к земле савеев.

Снова она сбежала ночью и шла еще несколько дней — и дошла до края пустыни, дошла до знакомых мест.

Однако трудно было узнать страну савеев!

Да, в воздухе еще можно было уловить слабый запах миндаля и мирта — но куда сильнее были другие запахи, запах смерти и страха, запах дыма и крови.

Дома были сожжены, сады и виноградники вырублены, селения обезлюдели.

Среди развалин скиталица встретила старую, изможденную женщину, которая пряталась днем под землей и выходила на поверхность только по ночам, чтобы найти немного воды и какой-нибудь пищи. Эта женщина рассказала ей, что на землю савеев напали жестокие кочевники из черных земель Нубии, и разграбили города и селения, и убили мужчин, а женщин увели в рабство, в далекие и страшные черные земли, где по ночам рычат дикие звери, а днем солнце сжигает все живое.

— Они убили моего мужа и моего сына, а дочь мою увели. Не знаю, зачем они оставили мне жизнь.

— А что случилось с молодым царем?

— Он убит.

— Ты лжешь, старуха!

— Я не старуха! — обиделась женщина. — Мне еще нет сорока лет!

Скиталица пошла дальше и дошла до главного города савеев — и нашла там одни развалины.

Она пришла на то место, где некогда возвышался царский дворец, но на месте дворца были только обломки стен, и обгорелые балки, и кровь, и пепел былого величия.

Женщина обходила развалины и узнавала их.

Вот здесь был пиршественный зал, где за столом собирались сотни людей — сотни знатных вельмож, и храбрых воинов, и мудрых советников. И во главе стола восседал молодой царь, и она сама иногда сидела рядом с ним.

Среди обломков тут и там валялись полуразложившиеся трупы. Их невозможно было узнать, но женщине показалось, что она все же узнала дородного вельможу, царского родича, и смуглого военачальника. Она обошла всю трапезную, но среди трупов не было того единственного, кто был ей дорог.

И она пошла дальше.

Вот здесь был мраморный бассейн, в котором плавали золотые рыбы. Они с царем не раз стояли на краю бассейна и кормили этих рыб остатками пиршества.

Бассейн высох, мрамор расколот, мертвые рыбы валялись тут и там, и голодные кошки обгладывали их хребты.

Дальше, дальше…

Вот здесь была опочивальня…

Палисандровая кровать была расколота в щепки, а справа от нее…

Справа от нее лежал ничком раздувшийся, почерневший труп.

Женщина вскрикнула и зажала рот ладонью.

На спине мертвеца, под лопаткой, было родимое пятно в форме розового бутона.

Родимое пятно, которое она столько раз целовала, которое она ласково обводила пальцем…

Нет, это не может быть он, ее царь, ее возлюбленный! Он был прекрасен, как майский день, а этот раздувшийся труп страшен и отвратителен!

Разум оставил женщину.

Она металась среди развалин и хохотала, как гиена.

Потом она вообразила, что и впрямь превратилась в гиену, рыщущую среди развалин в поисках поживы.

А потом… потом она ничего не помнила и очнулась только через несколько дней, а может быть, через несколько недель, в ночной пустыне, совсем одна. Но на пальце у нее было кольцо из серебристого металла, кольцо с надписью на неизвестном языке.

И она пошла куда глаза глядят, и шла долго, шла многие годы.

Она проходила по пустыням и степям, по лесам и горам, по большим городам и маленьким селениям. Шла, как будто кто-то гнал ее. Шла, как будто все еще надеялась встретить своего царственного, своего мертвого возлюбленного.

Рано утром Ксения спустилась к рецепции, чтобы закрыть свой счет. Портье услужливо спросил, не нужно ли ей вызвать такси.

— Нет, спасибо. Здесь совсем близко, вещей у меня мало, так что я лучше немного прогуляюсь, благо погода хорошая.

Она вышла на улицу, дошла до вокзальной площади.

По раннему времени газетный киоск был закрыт, да и вообще площадь была почти безлюдна. И вдруг прямо перед Ксенией словно из-под земли появилась старуха, одетая в черное. Она шла навстречу Ксении, тяжело опираясь на суковатую палку. Седые нечесаные волосы свисали у нее до самых плеч, крючковатый нос нависал над верхней губой, близко посаженные глаза сверкали темным, зловещим огнем. Настоящая ведьма из старой сказки!

Ксения вспомнила, как перед ней появлялся связной — каждый раз в новом, невообразимом облике. Так, может, это он?

Нет, этого не может быть!

Связной в больнице, в тяжелом состоянии, он пролежит там еще не меньше двух недель!

Черная старуха сделала еще один шаг и вдруг уронила свою клюку. Палка откатилась к краю тротуара.

— Подними! — прошамкала старуха, продемонстрировав Ксении единственный зуб, одиноко торчащий во рту.

Это была не просьба, а приказ.

Ксения наклонилась, подняла посох, подала его старухе.

Та взяла посох, не думая благодарить, и в то же мгновение ухватила Ксению свободной рукой за локоть.

— Что это вы, бабушка? — возмутилась Ксения. — Отпустите меня! Да отпустите же!

Старуха сверкнула глазами и еще крепче сжала ее локоть. Ксения попыталась вырвать руку, но старуха сжимала ее с неожиданной, просто нечеловеческой силой.

— Да отпустите же! Если вы хотите мне погадать, так мне не нужно. Что было — я знаю, что есть — догадываюсь, а что будет — не интересуюсь: так легче жить.

— Я тебе гадать не собираюсь! — прошамкала старуха. — Это цыганки гадают, а я — ассирийка…

И тут Ксения поняла, кто перед ней.

Она вспомнила, как Григорий пересказывал историю появления у Голубевых старинного кольца. Историю, произошедшую много лет назад с его матерью и Анной Голубевой.

Они встретили тогда точно такую же старуху…

Но это ведь было очень давно, лет семьдесят тому! Та старуха, которую встретили в тот день девочки, давным-давно умерла!

Или не умерла?

Ксения пригляделась к ней. Морщинистое лицо казалось высеченным из камня… нет, из старого, крепкого дерева, потемневшего от времени. Глаза смотрели ясно, но в них читалась немыслимая древность.

— У тебя есть то, что тебе не принадлежит! — проговорила старуха властным голосом. — Отдай мне это!

Наконец она выпустила локоть Ксении.

— Вы про кольцо?

— А про что же еще? Отдай мне его, оно уже сыграло свою роль, а тебе пока без надобности.

— Что ж, это правда… — Ксения полезла в карман, достала оттуда замшевый мешочек, вытряхнула из него на ладонь кольцо.

Простое с виду кольцо из серебристого металла, украшенное надписью на неизвестном языке.

Старая ведьма потянулась за ним, но Ксения отдернула руку и сжала ладонь в кулак.

— Сперва расскажите мне, что это за кольцо, кто вы такая и как это кольцо оказалось у вас.

— Зачем тебе это знать?

— Ни за чем. Считайте, что из чистого любопытства.

— Что ж, любопытство — это святое чувство. Особенно женское любопытство. Так и быть, я кое-что расскажу тебе. И начну с твоего второго вопроса — кто я такая… скорее всего, ты мне не поверишь, но это и к лучшему.

Глаза старухи затуманились, она немного помолчала и проговорила мечтательно:

— Когда-то давно… очень давно я была молода и красива. В это трудно поверить сейчас, видя меня такой, но это правда.

При этих словах в лице ведьмы что-то переменилось, Ксении показалось, что на мгновение сквозь него проступило другое лицо, молодое и красивое. Проступило — но тут же исчезло.

— Это было давно… — продолжила старуха, — так давно, что я и сама уже с трудом в это верю. Меня любили многие мужчины, и среди них — два царя…

— Два царя? — переспросила Ксения, подумав, что ослышалась.

— Да… я же говорила, что ты мне не поверишь. Но это правда. Один из этих царей был молод и красив, другой — стар… хотя тоже красив особенной зрелой красотой и очень мудр.

Но я была молодой и глупой, я не ценила красоту старости и любила первого, молодого царя. И когда он приказал мне пойти и украсть у старика это кольцо, я пошла, и влюбила в себя старого царя, и украла у него кольцо, и сбежала с ним обратно, к молодому…

Но когда я вернулась — там, куда я пришла, ничего не было. Царство было разрушено, мой царь убит… я не могла поверить в его смерть и искала его, искала повсюду. Я верила, что если найду его и отдам это кольцо, — сила и власть вернутся к нему.

С тех пор я ищу его по всему свету. Молва не обманула — это кольцо дало мне долгую, очень долгую жизнь. Но вот насчет вечной молодости… это оказалось преувеличением! — Старуха захихикала. — Да, с вечной молодостью не вышло…

— Зачем вы дали это кольцо Анне?

— Я время от времени давала его разным людям… разным женщинам, которые казались мне похожими на меня прежнюю. На меня молодую. Если мне это кольцо не принесло счастья — может быть, оно принесет его кому-то другому?

Вот и Анна… мне показалось, я увидела в ней свои черты. Смелость, гордость… но она не уберегла кольцо, его у нее украли. Так часто случается… а теперь — хватит уже разговоров!

Ксения заслушалась, задумалась и утратила бдительность — и старуха, улучив момент, выхватила у нее кольцо…

Ксения опомнилась, шагнула вперед…

Но старухи не было, она словно сквозь землю провалилась.

Да и была ли она на самом деле?

Григорий сидел на поваленном бревне на берегу речки Козловки и бросал куски булки двум уткам. Те плавали медленно, лениво, брали булку неохотно, из вежливости, сытые уже к концу лета. Рядом такса упоенно рылась в песке.

— Что ты там нашел, Гастончик? — спросил Григорий. — Вряд ли мыши будут жить в песке.

Гастон не ответил, он почти весь ушел в песок, торчали только задние лапы и задорный хвостик.

Григорий рассеянно смотрел на воду и думал. Время идет, деньги кончаются, нужно на что-то решаться. Скользкий тип Лозовский вроде бы обещал что-то разузнать, но уехал в Москву, и нет от него никаких вестей. Но перед отъездом все головой качал и глаза отводил — мол, дело это сложное, запутанное — завещание опротестовывать, много хлопот, и денег столько нужно… а вы ведь, Григорий Николаевич, человек неотягощенный…

Слово-то какое придумал — неотягощенный! Сказал бы прямо, как все люди — нет у тебя денег — так и не суйся!

Чуть было Григорий теткины часы ему не предъявил, до того разозлился. Мол, есть у меня деньги, и немалые, если такую ценность продать! Но удержался от необдуманного поступка, и правильно сделал. Нет у него доверия к этому Лозовскому, он на тетку работал, а она… да, та еще была зараза, уж не тем будь помянута. Надо же, еще письмо какое написала… правда, о нем в письме ни слова дурного не было. Ну и на том спасибо.

— Здравствуй, Григорий! — послышался женский голос рядом.

Григорий лениво поднял голову, поскольку ничего не ждал от встречи, да, откровенно говоря, он и видеть никого не хотел. Но сейчас едва не свалился с бревна, потому что над ним стояла хозяйка гостиницы «Золотые рога» и еще нескольких объектов коммерческой недвижимости госпожа Копытина. Вот уж кого он не хотел видеть.

— Елена Васильевна… — все же воспитание взяло верх, и он сделал попытку встать.

— Сиди-сиди! — Она подобрала юбку и уселась рядом на поваленное бревно.

Такса Гастон высунула голову из песка и посмотрела на вновь пришедшую очень неодобрительно — хорошо так сидели, а тут приходят, с разговорами вяжутся. Григорий был полностью с Гастоном согласен. И не собирался начинать разговор первым.

Елена Васильевна тоже не торопилась, что само по себе было весьма странно. Но Григорий ничуть не удивился такому ее поведению, ему было все равно.

Она поерзала, устраиваясь поудобнее, взяла у него из рук булку и стала бросать уткам. К тем двоим сереньким подплыл красавец селезень с изумрудной головой, и уточки сразу оживились.

— Хорошо тут! — сказала Елена Васильевна. — Тихо.

До Григория, разумеется, дошло, что не просто так сама она к нему притащилась.

Надо же, деловая женщина, всех подчиненных в кулаке держит, все у нее по струнке ходят, начальство городское ее уважает, конкуренты боятся, а она вот тут, как самая обычная женщина, уточек кормит. Чудны дела твои, Господи!

Молчание явно затянулось, тогда Елена Васильевна усмехнулась и повернулась к нему:

— Что, Гриша, уехала твоя красотуля?

— Она не моя, — усмехнулся в ответ Григорий, — вы и сами знаете, что тут совсем другой случай.

— Были у меня подозрения сразу, уж больно хороша для вашей родственницы. Но тогда думала, что не мое это дело.

— А сейчас? — не выдержал Григорий. — Что сейчас изменилось?

— Сейчас… ладно, не в моих правилах ходить вокруг да около. В общем, хочу тебе предложение сделать. Знаю, ты с этим адвокатом говорил, и он вроде тебе что-то обещал насчет наследства. Так вот, советую тебе с ним не связываться. Он — человек приезжий, наших порядков не знает, и вообще форсу у него много, а толку мало.

— Да я и сам так думал…

— Ну, так вот. А я здесь всех знаю, дело твое подтолкнуть могу, с начальством и властями утрясу.

— А вам зачем? — От удивления Григорий забыл об элементарной вежливости.

«Хочет фабрику отжать, думает, такого простофилю, как я, облапошить ничего не стоит? В крайнем случае денег сколько-то даст, заставит продать…»

— Думаешь, обмануть хочу, — вздохнула его собеседница, — напарить, фабрику и землю задешево купить…

Именно так он и думал.

— У тебя ведь ни денег, ни связей, а если без связей, то большие деньги на это требуются! Опять же, фабрику реорганизовать — тоже вложения нужны.

«А вот тут ты, милая, ошибаешься». Григорий натянул рукав рубашки пониже, чтобы не увидела она часов. Кто знает, может, она в таких вещах разбирается…

— Я вам, Елена Васильевна, вот что скажу, — твердо заговорил он, — если удастся мне наследство получить, я фабрику продавать не стану. И ломать ее не стану, а постараюсь заново производство наладить. У дяди Коли получилось — может, и у меня получится. Опять же людей на улицу выбрасывать не буду.

— Да зачем фабрику ломать, когда там вокруг земли еще полно, да места такие отличные, курорт можно построить, вода-то целебная течет! В общем, предлагаю вам, Григорий Николаевич, партнерство. Заключим договор официально, сначала с наследством дело решим, потом все остальное.

Григорий молчал, пытаясь осмыслить свалившееся на него предложение.

— Ну, Гастон, что скажешь?

Гастон подошел к Елене Васильевне, вскочил к ней на колени и вдруг начал отряхиваться, так что туча песка полетела во все стороны.

— Ах ты, разбойник! — Она засмеялась и схватила его за передние лапы. — Ты это нарочно сделал! Хорошую собачку завел, Гриша…

— Это временно, его скоро заберут…

— Жаль… Я собак люблю. Времени совсем нету, дома не бываю, жалко животное, тосковать станет, а так бы…

— Ну что ж, — Григорий встал и подал руку своей собеседнице, — идемте, Елена Васильевна, в новую мою жизнь!

— Тебе сколько лет? — спросила она, поднявшись довольно легко.

— Сорок два.

— А мне — сорок. Так что можно без отчества, когда мы вдвоем. А теперь часто вдвоем будем…

Он посмотрел искоса — на что это она намекает? Неужели? Да не может быть, такая женщина — и вдруг… Ладно, там посмотрим.

— Да, вот еще что, — он смотрел серьезно, — я этой несчастной Василисе деньги какие-то выделю. Все ж таки дяди Коли родная дочка, а то совестью потом замучаюсь. Хоть квартиру выкупит у мошенников.

— Эту мелкую шантрапу припугнем, они сами все отдадут, — отмахнулась Елена, — а совесть, Гриша, в бизнесе иметь не рекомендуется. Шучу, — усмехнулась она, встретившись с Григорием взглядом. — Ну, ты хоть к советам моим будешь прислушиваться? Все-таки я в бизнесе больше тебя понимаю, вон, гостиница процветает.

— Оно-то так… — глаза у Григория блеснули, — только вот интерьер бы надо сменить этот купеческий. И барменшу Люсю в кокошнике уволить, а вместо нее взять парнишку молодого, который с кофеваркой обращаться умеет…