Дар Миррен

ГЛАВА 17

Уил не ожидал, что собственные похороны произведут на него такое тяжелое впечатление. Рано утром он увиделся с Финчем. Мальчик забрал мула, чтобы отвести домой. Маленький домик, в котором жила его семья, находился в четырех милях от Стоунхарта. Карманы Финча были набиты монетами, которые дал ему Уил. Кроме того, за пазухой у мальчика лежало письмо от Ромена Корелди, адресованное королеве Валентине.

Уил изложил короткое содержание послания, и Финч одобрил его.

– Ей понравится то, что вы написали. Но она сильно испугана и никому не доверяет. Поэтому будет лучше, если вы поскорее приедете в Бриавель, – сказал он на прощание.

Уил рассчитывал, что к тому времени, когда Финч, повидавшись с семьей, отправится в путь к западной границе, церемониальная часть похорон уже закончится. Поэтому он решил оставить Нейва пока у себя. Пес должен охранять Илену в отсутствие Уила. Он опасался, что кто-нибудь сунет нос в его покои и обнаружит там Илену. Если же комнаты будет сторожить огромная черная собака, то никто не осмелится переступить порог. А потом Нейв догонит Финча.

Мальчик заверил Уила, что собака прекрасно понимает не только команды, но и любые распоряжения.

Уил не мог нарадоваться на Джорна. Этот парень был настоящей находкой. Он быстро и четко выполнял все поручения, поэтому, отправляясь на похороны, Уил не беспокоился за Илену. Она находилась под присмотром заботливого слуги и надежной охраной Нейва, сторожившего покои снаружи. Уил надеялся, что скоро вернется домой, по ему пришлось задержаться на похоронах.

Поток людей, желавших проститься с генералом, казался бесконечным. Уил присоединился к нему, хотя мог бы воспользоваться предназначенным для знати входом в храм.

– Почему вы не выбрали более короткий путь? – спросила его какая-то женщина, кивнув на величественную, украшенную резьбой арку парадного входа.

– Тирск всегда говорил, что он прежде всего солдат и лишь потом аристократ, поэтому, я думаю, будет правильным войти в храм, где лежит его тело, через вход, предназначенный для простолюдинов, – сказал Уил.

Женщина улыбнулась, довольная его ответом.

– Он был добрым человеком, и всегда хорошо относился к моим девочкам. Как жаль, что он погиб.

Уил вдруг узнал в этой женщине владелицу одного из столичных борделей. В простом платье, с ненакрашенным лицом, она была не похожа сама на себя. Однажды она попросила его защитить работавших в ее заведении женщин от насилия и произвола, и Уил назначил постоянную охрану, которая сопровождала их до дома, когда это было необходимо.

– Вы его знали? – спросил семенивший рядом с ним старик.

У Уила дрогнуло сердце.

– Да, – ответил он.

– А я знал его отца и в течение многих лет служил у него гонцом.

Уил с интересом посмотрел на старика.

– Говорят, Уил Тирск был похож на Фергюса, как две капли воды, – продолжал старик.

– Думаю, ему было бы приятно слышать ваши слова.

– Если бы нелегкая не занесла его в этот проклятый Бриавель, то он был бы сейчас жив и здоров. Не понимаю, зачем он туда поехал?

– Судя по всему, выполнял поручение короля.

– В таком случае неудивительно, что он погиб. Король наверняка поручил ему какое-то грязное дельце, – понизив голос, промолвил старик, и стоявший рядом с ним мужчина зашикал на него.

– Попридержи язык, – предостерег он. – Иначе его вырвут. Ты же знаешь, какие слухи ходят о нашем новом короле.

– А что о нем говорят? – спросил Уил.

Приятель бывшего гонца помрачнел.

– Не знаю, правда ли это, но я слышал, что в замке проводят тайные казни и пытки. Видно, наш новый король пошел в свою матушку.

Уил убедился в том, что народ далеко не слеп. Моргравийцы поняли, что за красивой внешностью Селимуса скрывается жестокая, безжалостная натура.

Когда люди переступали порог храма, шепот смолкал, лица застывали в немой скорби.

Храм, возведенный древними зодчими, поражал величием. Приходя сюда, Уил всегда любовался изящной каменной кладкой и искусной резьбой, украшавшей колонны, стены и своды. Цоколь каждой из тридцати колонн был высечен из знаменитого моргравийского серого камня и изображал какое-нибудь мифическое существо или животное. По поверью каждый ребенок рождался под знаком одного из них. Но о том, какое существо или животное покровительствует ему, человек узнавал лишь в тот момент, когда впервые переступал порог храма Перлиса. Осознание происходило мгновенно, и в момент озарения дух покровителя становился хранителем человека до конца его жизни. Поэтому моргравийцы старались, чтобы их дети посетили храм в раннем возрасте. И лишь короли Моргравии всегда рождались под одним и тем же знаком, их покровителем испокон веков был огнедышащий дракон.

В храме процессия разбилась на небольшие группы. Люди подходили к изображениям своих покровителей, чтобы с благоговением дотронуться до их головы или лапы.

Знаком Уила был крылатый лев, грозное, величественное существо. Оно пленило воображение тринадцатилетнего мальчика с первого взгляда. Уил, дождавшись своей очереди, подошел к высеченному из камня льву и положил ладонь на его прохладную гриву. А еще он любил прикасаться к его крыльям. Дотронувшись до них сейчас, Уил испытал благоговейное чувство, которое всегда ощущал, находясь рядом с каменным изваянием своего покровителя. Ему показалось, что в глубине глаз льва таится скорбь.

– Интересно, какое существо покровительствовало генералу Тирску? – шепотом спросил стоявший неподалеку мальчик у матери, но она зашикала на него.

Уил невольно улыбнулся, глядя на мальчугана.

– Вот это, – сказал он, показывая на крылатого льва. В глазах ребенка вспыхнула радость.

– Правда?

Уил кивнул и, присев на корточки перед мальчиком, промолвил:

– Я знал генерала Тирска. У всех нас – у тебя, у меня и у него – один и тот же покровитель.

– Значит, мы братья, – сказал мальчик, душу которого переполняла гордость.

– Да, братья, – согласился Уил, и они с мальчиком обменялись дружеским приветствием моргравийских легионеров, соприкоснувшись кулаками.

Мать малыша с улыбкой кивнула Уилу, благодаря за доброе отношение к сыну. Их уже теснил поток людей, входивших в храм. Уил больше не мог оттягивать неприятный момент и позволил медленно двигавшейся людской волне увлечь себя туда, где лежало тело генерала.

Ему стало не по себе, когда он взглянул на собственный труп. Тело было обнаженным, и лишь чресла прикрывал кусок белой ткани. Голову генерала украшал венок из красных цветов имольды, одного из государственных символов Моргравии. Селимус распорядился, чтобы генерала Тирска похоронили со всеми почестями, и слуги прилежно выполнили его указания. Так, как сегодня было обряжено для погребения тело Уила Тирска, обряжали только самых знатных и уважаемых людей Моргравии, имевших большие заслуги перед королем.

Взглянув на темно-красные цветы имольды, Уил вдруг заметил, что венок почти сливается с ярко-рыжими волосами, и у него стало тяжело на душе.

Он намеренно пришел в храм пораньше, но у катафалка все равно уже толпилось много народа. Шаркая ногами, люди медленно проходили мимо тела, прощаясь с молодым, безвременно шедшим генералом. Кто-то семенивший рядом с Уилом пробормотал, что из жизни ушел последний Тирск. На Уила накатили грустные мысли, к горлу подкатил комок. Он видел, что люди искренне скорбят об утрате, понесенной Моргравией.

Подойдя вплотную к катафалку, Уил внимательно вгляделся в лежавшее на нем тело. Он заметил, что оно покрыто легкой рыжеватой волосяной порослью. «Почему я раньше не замечал этого?» – удивленно подумал Уил. Бросились в глаза и другие физические особенности, которые прежде ускользали от его внимания. Смерть разгладила черты лица покойного, и теперь уже оно не казалось таким некрасивым, как раньше. С него исчезли веснушки, и кожа, несмотря на покрывавшую ее смертельную бледность, была загорелой и обветренной. Уил всегда считал, что у него мальчишеское лицо, но сейчас понял, что годы, проведенные в Стоунхарте, сильно изменили его облик. Лицо было скорее квадратным, чем круглым, и на нем выделялись тяжелый подбородок и высокий лоб. У генерала были руки много работавшего человека – большие, с короткими толстыми пальцами. Раньше Уил не замечал этого. Они лежали на груди и не прикрывали сквозную рапу, нанесенную мечом Ромена. Любой воин мог бы гордиться такой раной, полученной в честном бою, и многие моргравийцы в знак глубокого почтения дотрагивались до нее. Общее горе сближало людей, поток которых все не иссякал. Проходя мимо в скорбном молчании, Уил тоже прикоснулся к ране на теле покойного и вспомнил ту страшную боль, которая пронзила его, когда в живот вошел клинок Ромена.

Странные чувства нахлынули на Уила. У него перехватило дыхание от жалости к этому маленькому, беспомощному телу. Оно напомнило о смерти отца и недавней кончине Магнуса. Элид, а возможно, и Герин тоже мертвы. У него остались только Илена и Валентина, две женщины, которых он обязан защитить.

Звук фанфар возвестил о том, что в храм вошел король. Селимус прибыл раньше, чем его ожидали. Уил нахмурился. Он избегал встреч с королем и рассчитывал уйти до прихода Селимуса.

Люди, потупив взоры, низко кланялись своему сюзерену, но Уил не желал следовать их примеру. Ему не хотелось воздавать почести законченному мерзавцу. Селимус горделивой походкой прошел по центральному нефу храма. Громкий стук каблуков отдавался эхом под высокими сводами.

Селимус подошел к каменному изваянию дракона, покровителя королей Моргравии, и надолго погрузился в задумчивость, глядя на него. Ему не было дела до того, что поданные вынуждены замереть в поклоне. Этикет требовал, чтобы они стояли, согнув спины, до тех пор, пока сюзерен не сядет. Наконец король протянул руку и дотронулся до когтистой лапы дракона. Несмотря на высокий рост, он не мог достать до головы изваяния, которое по своим размерам было намного больше остальных скульптур.

Повернувшись, Селимус зашагал к каменному тропу, возвышавшемуся в передней части храма. Никто из подданных не смел выпрямиться. Уилу подобное поведение казалось смехотворным. Магнус никогда не требовал от своего народа подобных знаков раболепного почтения. Что случилось с моргравийцами? И что будет с ними в дальнейшем, когда Селимус войдет во вкус власти?

Уил поймал на себе взгляд короля. Селимус уже подошел к трону, но еще не опустился на него. Его оливкового цвета глаза требовательно смотрели на Уила. Он хотел, чтобы Ромен Корелди из Гренадина поклонился ему, королю Моргравии.

«Поклонись!» – приказал себе Уил, но тело Ромена не слушалось. Впрочем, он знал, что Ромен тут ни причем. Ромена больше не было. Это его собственный дух восстал против зла, которое воплощал в себе человек с дьявольски красивым лицом, в упор смотревший сейчас на него. Селимус поднял бровь, обращаясь к Ромену с немым вопросом. Уил понимал, что играет с огнем. Все его планы могут рухнуть, если он сейчас не окажет королю знаки почтения. И все равно ничего не мог поделать с собой.

И в этот момент на помощь ему пришел его сосед, бывший гонец короля Магнуса.

– А ну, кланяйся, кому говорят! – прошипел он и так сильно дернул Уила за руку, что тот упал на одно колено.

Выйдя наконец из оцепенения, Уил склонил голову перед Селимусом.

– Спасибо, – прошептал он старому солдату.

Выражение лица Селимуса оставалось непроницаемым, но, судя по всему, он был удовлетворен. Кивнув, король сел, и сразу же хор, стоявший вверху на галерее, начал тихое скорбное песнопение. Стройные голоса витали под сводами, и людям казалось, что то поют сами ангелы. Пришедшие проститься с генералом Тирском моргравийцы наконец выпрямились, и движение людского потока мимо катафалка с гробом возобновилось. У многих на глазах блестели слезы, вызванные великолепным пением.

Уил бросил взгляд на закрытые глаза покойного, скрывавшие тайну дара Миррен. Рыжеватые ресницы – его собственные ресницы! – были смежены. Уила вдруг охватило острое чувство тоски. Он мертв и в то же время жив. Он присутствовал на собственных похоронах в обличье другого человека.

Уил постарался скрыть волнение. Нельзя допустить, чтобы король Селимус заметил печаль в глазах убийцы генерала Тирска. Миновав катафалк, Уил направился к выходу из храма. Обернувшись как бы невзначай, он убедился, что Селимус смотрит в другую сторону. У него тут же отлегло от сердца.

В храме собралось много знати, но Уил заметил, что герцог Фелроти не приехал в столицу. Он, вероятно, охранял северные границы королевства, верой и правдой служа Моргравии. В сложившейся ситуации отсутствие герцога играло на руку королю. Селимусу, который жестоко расправился с его сыном, Элидом Доналом, требовалась поддержка Йеруба Донала, пользовавшегося большим влиянием в северных районах страны. Чтобы не лишиться ее, Селимус наверняка солгал герцогу относительно причин смерти его сына. Возможно, Селимус уже сожалеет в том, что поспешил расправиться с Элидом.

Начавшееся богослужение вывело Уила из задумчивости. Священнослужители, совершив положенные обряды, предоставили слово королю, и Селимус произнес цветистую речь, восхвалявшую отвагу и добродетели славного сына Моргравии, генерала Тирска. Похороны действительно были пышными, как и обещал Селимус. Наконец тело обрядили в саван, чтобы позже поместить его в фамильный склеп Тирсков, расположенный в Стоунхарте. После богослужения должна была состояться поминальная трапеза, которая могла затянуться до вечера.

В большой зале замка накрыли столы. Король подозвал Уила к себе.

– Садись рядом со мной, Ромен, – сказал он.

Селимус находился в прекрасном расположении духа. Очевидно, он радовался тому, что окончательно избавился от Тирска и теперь мог сам встать во главе моргравийской армии.

Уил неохотно уселся рядом с ним за стол, находившийся на возвышении, решив при первом же удобном случае удалиться в свои покои. Есть не хотелось, и он, боясь захмелеть, делал вид, что пьет вино, лишь поднося кубок к губам. Голову нужно сохранить ясной.

– Я собираюсь сжечь тело, – наклонившись к нему, прошептал Селимус.

Лицо Уила вытянулось от удивления.

– Да? А зачем? – с небрежным видом спросил он.

– Противно смотреть, как все вокруг скорбят о нем. Я хочу избавить Моргравию от памяти о Тирске.

Неужели Селимус действительно через некоторое время вскроет склеп и сожжет мое тело, с горечью подумал Уил. Моргравийцы обычно сжигали тела ведьм и предателей.

Уил развалился на стуле так, как это делал Ромен.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, сир, – заявил он. – Подобные действия могут привести к беде. Почему бы вам просто не отослать тело Тирска на родину? Кстати, откуда он родом?

– Из Аргорна, – ответил Селимус, кривя губы в усмешке. – Это сонный городишко, в котором рождаются одни идиоты, и такие, как Тирски, уродливые рыжие выскочки.

Уил едва сдержался. К горлу подкатил комок горечи – еще немного, и он воткнул бы в глаз Селимуса вилку. И тем не менее он сумел собраться и дать королю ответ, который, пожалуй, понравился бы и Ромену Корелди.

– В таком случае у вас есть все основания отправить тело этого уродца туда, где он родился, – ровным голосом промолвил Уил, вращая стоявший на столе кубок с вином и избегая смотреть на вилку. – Пусть покоится в изгнании.

Селимус с интересом посмотрел на своего сотрапезника.

– Ты не перестаешь удивлять меня, Корелди, – сказал он – Твое предложение великолепно!

– Интересно, когда и чем я в последний раз удивил вас? – спросил Уил, и тут же прикусил язык, поняв, что попал в ловушку.

– Сегодня утром в храме. Ты очень долго колебался, не желая оказать мне должные почести. Неужели хочешь, чтобы я усомнился в твоей преданности мне?

Уил, собравшись с духом, дерзко усмехнулся.

– Я предан только одному, сир, – золоту, – заявил он и, видя, что Селимус нахмурился, продолжал: – По правде говоря, я думал, что упаду в обморок в соборе, ваше величество.

– Плохо себя чувствовал?

– Да, сир. Мне казалось, что рана несерьезна, но лекарь, осмотрев ее, заявил, что она довольно опасна, и наложил швы. Он дал мне две склянки с каким-то зельем. Одну я выпил перед операцией, а вторую сегодня утром. Снадобье оказалось довольно сильным, у меня кружилась голова, так что пришлось собрать в кулак все силы, чтобы не лишиться чувств и не грохнуться на пол в соборе.

– Понятно. Но, знаешь, лучше бы ты упал без чувств на пол, чем нарушил установленный этикет.

Уил покачал головой.

– У меня и в мыслях не было нарушать этикет, сир. Прошу прощения, если мое поведение оскорбило вас. Я в большом долгу перед одним стариком, который помог мне прийти в себя и опуститься на колени.

Гнев Селимуса утих. Объяснения Ромена удовлетворили его, и он приказал снова наполнить кубки. Уил перевел дух, почувствовав облегчение.

– Скажи, Ромен, ты уже насладился Иленой?

Уил закашлялся.

– Нет еще, сир, – взяв себя в руки, ответил он. – Она похожа скорее на труп, чем на живого человека. От нее даже пахнет неприятно.

Селимус рассмеялся.

– Оказывается, ты обладаешь завидным терпением, мой друг!

– Я дал ей время прийти в себя. Сегодня вечером оно истекает. Если понадобится, я овладею ею сзади, чтобы не видеть перекошенного от страха, перепачканного грязью лица.

Уил люто ненавидел Селимуса за то, что вынужден говорить такие мерзости. Король, даже не подозревавший о том, какие чувства испытывает к нему собеседник, снова рассмеялся.

– Когда ты уезжаешь? – спросил он.

– С вашего позволения я хотел бы остаться здесь еще на денек, – сказал Уил, – и отправиться в путь завтра вечером.

Селимус кивнул.

– Отлично. Давай съездим завтра утром на рассвете на охоту, постреляем дичь. Посмотришь моих любимых соколов в деле.

– Прекрасно, сир, я с радостью принимаю ваше приглашение. А теперь разрешите мне откланяться.

Уил был больше не в силах общаться с королем.

– Ты так рано уходишь, Ромен? – разочарованно промолвил Селимус.

– Да, ваше величество. Прошу простить меня, но я еще слаб. Мне нужно отдохнуть и набраться сил, чтобы завтра утром я смог отправиться с вами на соколиную охоту.

Король пригубил свой кубок.

– До завтра, Ромен.

– Увидимся на рассвете, сир! Мое почтение! – промолвил Уил на прощание, и на его лице заиграла ослепительная улыбка.

Она обезоружила всех сидевших за столом придворных, но только не короля. Когда Уил зашагал к выходу их зала, Селимус подозвал одного из слуг из числа особо доверенных. Он уже успел за короткое время создать круг приближенных лиц, ставших его личной охраной. Эти люди были готовы выполнить самые щекотливые поручения Селимуса.

– Слушаю, ваше величество, – прошептал слуга, преданно глядя на короля.

– Видишь, Джерико, вон того человека, который идет по проходу к двери?

– Да, сир.

– Он собирается покинуть Перлис завтра вечером. Возможно, с ним будет женщина. Я хочу, чтобы ты с отрядом верных людей последовал за ними. Этот человек и его спутница должны умереть, как только выедут за городские ворота. Ты меня понял?

Слуга послушно кивнул.

– Они должны исчезнуть без следа. Но в качестве доказательства того, что ты успешно выполнил мое поручение, привези мне его палец с перстнем-печаткой. В вещах этого человека ты найдешь много денег. Можешь забрать все и разделить между своими товарищами так, как считаешь нужным.

Джерико радостно улыбнулся.

– Вы очень добры, сир.