Дарованная Гладиатору

Глава 4 Кезон

— Идущие на смерть приветствуют тебя! — подняв меч, приветствую Императора Веспасия.

Колизей битком набит людьми со всей Римской Империи. Все они словно сходят с ума, аплодируя и крича гораздо громче треска молнии Юпитера, когда я выхожу в центр арены. Бесконечные ряды тянутся к небу и все они заполнены людьми, которые пришли поглазеть на то, что я умею делать лучше всего – убивать.

Рядом с Императором Веспасием в его роскошной ложе сидит гость – Генерал Гай Агрикола, командующий Южными армиями. Я не очень-то интересуюсь политикой, но слышал сплетни стражников. Ходят слухи, что Генерал Гай не поклонник Императора и предпочёл бы править Империей сам. Может быть, Император пригласил его в город, чтобы укрепить их союз.

И на сегодня их развлечение – я.

— Величайший воин Рима, — ревёт ведущий глубоким проникновенным голосом. — Который не нуждается в представлении. Смотрите как он будет сражаться в своём девяносто девятом поединке на песках Колизея...

Гром толпы нарастает.

— Кезон Винициус!

Я чувствую возбуждённый рёв пятидесяти тысяч римлян, кричащих во всю мощь. И единственный урон, нанесённый мне сегодня, будет не от меча или стрелы, а этими несчастными людьми, которые своими кровожадными воплями повредят мои уши.

— Но сегодня, — продолжает ведущий, — у нашего любимого непобедимого гладиатора будет три противника, которые заставили бы самого Марса бросить оружие и молить о пощаде. Генерал Гай прочесал дикие земли Африки и добыл там самых свирепых воинов и самых диких зверей.

Я пинаю песок и мыслями улетаю к Элоизе. Стон вырывается из меня, при воспоминании пламени возбуждения в её глазах, когда она ласкала древко моего копья. Когда я вернусь сегодня после боя, то верну ей всё удовольствие, которое она мне доставила, и ещё кое-что. Хочу видеть, как моя Венера задрожит от вожделения и страсти, когда я, зарывшись лицом меж её ног, попробую сладкий нектар.

— Высокоуважаемый Генерал Гай Агрикола, командующий Южной армией, вместе с нашим Императором Веспасием, рады представить вам трио террора и ужаса!

Поворачиваю голову в сторону большой двери, которая открывается с протяжным скрежетом и скрипом. Я повидал так много всего, что выходило из этой двери, что уже нисколько не волновался.

Но не сейчас, когда буду сражаться за свою Элоизу. Мою Венеру. Мою музу.

Как бы то ни было, я прорвусь сквозь все преграды и вернусь к её маленькому девственному телу.

Толпа ревёт, когда трое темнокожих мужчин выходят на арену, держа в руках цепи. В конце каждой цепи – зверь, которого я уже видел однажды. Это был мой седьмой или восьмой бой на арене. Позже я узнал, что их называли гиенами. Они с легкостью могут перекусить человеческую кость, но и так же легко умирают от удара меча.

Сжимаю рукоять меча, когда трое мужчин начинают кружить вокруг меня, а их голодные дикие звери щелкать зубами и натягивать цепи, чтобы добраться до моей потной плоти. И я с именем Элоизы на губах и образом её стройного тела в голове, принимаюсь за работу.

Я, должно быть, выгляжу как животное, когда возвращаюсь в свою камеру, покрытый кровью моих павших противников.

Зверей было легко убить, но люди сражались так, что сам Марс мог бы гордиться ими. Но к несчастью для них, мой меч был быстрее, а ум стремительнее.

И моя воля, подкреплённая моей музой-девственницей, была непробиваемой.

— Отличный бой, Кезон, — усмехается довольный стражник, когда я прохожу мимо него. — Я выиграл десять серебряных динариев. Достаточно, чтобы вывести мою девочку в город. Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Выведи людей из бани, — отвечаю, направляясь к своей камере. — Я хочу уединения.

— Сегодня твоё желание для меня закон, — стражник, обойдя меня, спешит открыть дверь моей камеры.

Глубоко вдохнув, стоя у железной решётки, наблюдаю, как дремлет моя любовь, свернувшись калачиком под одеялом. Её безмятежность вызывает волну нежности, которая смывает адреналин битвы.

Лязг открывающейся железной двери будит Элоизу, и она, задыхаясь, садится. Я стискиваю руки в кулаки, от того что мою красавицу терзает страх перед мужчинами. Клянусь, я проведу остаток своей недостойной жизни, окружая её любовью и безопасностью, дабы искоренить этот страх.

Увидев меня, Элоиза широко распахивает глаза, но уже от страха другого рода.

— Ты ранен? — она вскакивает с топчана и, оказавшись предо мной, осматривает моё тело, ища на нём раны.

— Это пролитая кровь моих противников, — шепчу ей, наблюдая, как Элоиза осматривает мою большую руку, проверяя, есть ли на ней порезы. — Я не ранен. Единственная боль, которую мне пришлось испытать, была в сердце от того, что я был вынужден быть далеко от тебя.

Взгляд сонных глазок Элоизы устремился на мои, от чего сердце в моей могучей груди, забилось как у взбесившегося зверя.

— Пойдём, — шепчет Элоиза, обхватив моё запястье своими крошечными ручками. — Позволь мне смыть это с тебя.

Я позволяю ей отвести меня в баню, где мы вновь остаёмся одни. Водопад ревёт, вырываясь из каменной стены, наполняя водой ванны.

Моя Элоиза – настоящая чаровница. Она настолько чиста и невинна, что могла бы поставить самих Богов на колени.

Я смотрю на ангельское личико, радуясь тому, что в ней всё же живёт дикая, неукротимая личность.

Крошечные пальчики Элоизы расстёгивают кожаные ремни моей брони, и она падает на холодный мокрый камень под нашими ногами.

Холодок проносится по моей разгорячённой потной коже, превращаясь в мурашки, когда Элоиза скользит по ней кончиками пальцев, убеждаясь, что каждая частичка меня цела.

Эта женщина стала моим домом. Убежищем. А для такого раба, как я, которого несколько раз продавали и таскали по всей Империи за прошедшие годы, это говорит о многом.

Элоиза стала тем, чего мне не хватало в жизни. Раньше я не знал, чего мне не хватает, теперь же знаю. И не собираюсь терять.

Хочу быть мужчиной, которого заслуживает эта восхитительная чаровница. Тем, кто одарит её любовью и обожанием. И я сделаю это, как бы трудно мне не было, потому что до встречи с Элоизой никогда не знал ничего, кроме грубой силы и никогда не был ни в чём хорош, кроме убийства.

Элоиза, глядя мне в глаза, в которых застыло волнение, тянется развязать мою окровавленную набедренную повязку.

Вспоминаю, как она ласкала крошечными ручками моё древко, и оно вновь устремляется вверх. О, Боги, это был лучший момент в моей жизни.

Моя Венера расправляется с набедренной повязкой, и та падает на пол. Испуганный вздох вырывается из приоткрытых губ Элоизы, когда моё вставшее мужское достоинство предстаёт перед ней.

Не хочу, чтобы её чистые руки касались меня, пока не смою эту проклятую кровь, поэтому вхожу в ванну и иду к водопаду.

Я чувствую пронизывающий взгляд Элоизы на себе, когда вхожу под ниспадающую воду и позволяю потоку смыть с меня кровь. Вода окрашивается в красный цвет и медленно движется к сливу, исчезая навсегда.

— М-м-м, — закрыв глаза, стону я, когда сила воды, массируя, расслабляет мои окаменевшие мышцы.

Крики толпы и предсмертные вопли моих противников, наконец, покидают меня. Я расслабляюсь и, открыв глаза, вижу чудесное зрелище.

Элоиза, с чувственной, но в тоже время застенчивой улыбкой на лице, расстёгивает застёжки на платье, и позволяет ему упасть к ногам.

Моя голова становится лёгкой, как летние облака, при виде её обнажённого тела. Элоиза же застенчиво прикрывает рукой тёмный пучок волос между ног.

Я с трудом сглатываю, глядя на её пышную грудь и восхитительные затвердевшие соски, к которым мне отчаянно хочется прикоснуться. В паху «горит» от острого желания.

Элоиза ступает в ванну и, покачивая бёдрами, медленно идёт ко мне.

Она – совершенство, неподвластное времени.

И вся моя.