Дарованная Гладиатору

Глава 7
Кезон

— Просыпайтесь, любовнички, — кричит Септимус, ударяя мечом по железным прутьям.

Недовольно заворчав, убеждаюсь, что моя Венера скрыта под одеялом от посторонних глаз. Нежно целую Элоизу в висок, и она издаёт тихий стон.

— Оставайся под одеялом, — шепчу ей, прежде чем повернуться к своему хозяину. — Лучше бы это было что-то важное, — предупреждаю его и встаю. Взгляд Септимуса опускается на мой в полной готовности член и глаза до смешного становятся огромными как блюдца.

— Ух, ты! — восхищённо выдаёт он, бесстыдно пялясь на мое мужское достоинство. — Ты сделал меня одним из богатейших людей Рима, сражаясь в Колизее, но, думаю, мог бы сделать меня самым богатым человеком в мире, танцуя в борделях. Уверен, от женщин, желающих посмотреть, как раскачивается твоё бревно, отбоя бы не было.

— Чего ты хочешь? — недовольно бурчу. Он отнимает моё время, которое я мог бы провести рядом со свернувшейся калачиком Элоизой. И меня это дико раздражает.

— Ну-у-у, тут дело не в том, чего я хочу, старина, — усмехается Септимус. — На этот раз, это то, чего хочешь ты. Свободы. Себе и твоей женщине, если она все еще жива после того, как ее пронзила эта гигантская штука.

Я рычу и, схватив набедренную повязку, завязываю её на бедрах.

— Не говори так о моей женщине, — предупреждаю его. — Это меня очень и очень злит.

Септимус ухмыляется.

— Прибереги свой гнев, старина. Он тебе ещё понадобится для твоего сотого боя. Ты хотел бы стать свободным уже сегодня?

Смотрю на него, пытаясь обуздать неистово колотящееся в груди сердце. Неужели Элоиза и я сможем отправиться в наше светлое счастливое будущее уже сегодня? Освободиться, наконец, от сковывающих нас цепей рабства и страданий?

Стиснув зубы и сжав кулаки, смотрю на Септимуса.

Я готов. Готов убивать. Готов быть свободным. Готов наконец-то нормально жить со своей Венерой рядом.

— Итак, сегодня состоится последний бой перед тем, как Генерал Гай Агрикола покинет Рим, — скалится Септимус. — Ты готов стать свободным?

Я пронизываю взглядом Септимуса и согласно киваю.

— Хорошо. Тогда мы должны сейчас отправиться готовится к бою.

Поворачиваюсь к топчану и опускаюсь на колени перед Элоизой. Она всё такая же красивая, даже с блеском беспокойства в ее встревоженных глазах.

— Я всё слышала, — шепчет она. — Ты должен идти?

— Да.

— Пожалуйста, не надо. У меня сердце разрывается при мысли о том, что ты в опасности. Мы могли бы жить так. Здесь, в камере подземелья. Я была бы счастлива. Мы были бы счастливы. Пока мы вместе...

— Тише, успокойся. Всё будет хорошо, моя Венера, — шепчу ей, нежно смахивая пальцем слезу с бархатной щеки Элоизы. — Я вернусь за тобой, и мы оба будем свободны. Я дам тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. Только доверься мне.

— Я... я… — она хватает меня за запястье и притягивает мою руку к своим губам.

— Я люблю тебя, — шепчу Элоизе, когда она целует мою руку.

— Я тоже тебя люблю, Кезон. Это было лучшее время в моей жизни. Я бы выдержала тысячу ударов кнута, если бы только это означало, что снова буду здесь с тобой.

— Тебе никогда не придется больше страдать от кнута, — рычу и, наклонившись, припадаю губами к её губам. — Потому что сегодня к вечеру мы будем свободны.

Затем нежно скольжу губами по губам Элоизы. Тело тут же воспламеняется от желания овладеть моей Венерой, но сейчас не время.

Сначала я должен завоевать для нас свободу.

— Будь осторожен… Пожалуйста, — шепчет Элоиза, вцепившись в мою руку.

— Я вернусь к тебе, — я размыкаю её пальцы. — Обещаю. Ничто не сможет остановить меня.

Септимус ухмыляется, когда я подхожу к нему, и у меня внезапно возникает острое желание схватить его за горло и протащить его мерзкую тушу сквозь прутья решётки.

— Надеюсь, она не утомила непобедимого чемпиона Рима, — усмехается он, но его ухмылка молниеносно исчезает, когда видит пламя ярости в моих глазах. — Новые правила, — бормочет он, быстро меняя тему. — Все гладиаторы должны быть закованы в цепи во время передвижения по коридорам. Так постановил император.

Я вздыхаю, поворачиваюсь и просовываю руки сквозь прутья решетки. Это последний раз, когда буду в цепях. Уж я, черт возьми, об этом позабочусь.

Септимус подзывает стражника. И тот сковывает мои запястья за спиной и лодыжки вместе, пока я смотрю в печальные глаза Элоизы.

— Я люблю тебя, — шепчу ей.

— И я тебя, — шепчет она в ответ.

Меня выводят из камеры и тут же окружают несколько стражников. Септимус спешит по длинному тёмному коридору, и мы вслед за ним. Что-то в поведении Септимуса настораживает. Он очень взволнован, как будто… как будто вот-вот потеряет свою самую большую дойную корову во всей Римской империи. Он заработал на мне миллионы сестерциев.

— Ты уверен, Септимус? — обращается к нему один из стражников.

— Мне кажется, он в боевой форме.

Септимус поворачивается к стражнику с хитрой ухмылкой на лице.

— Я когда-нибудь подводил тебя раньше?

И тут зловещее ощущение пронзает меня.

— Я ставлю все свои сбережения, — продолжает стражник. — Двадцать три сестерция.

— Тогда сегодня вечером ты будешь пировать, пока твой не живот не застонет. Будешь трахать шлюх, пока твой член не попросит пощады, — и Септимус гаденько смеётся.

Я останавливаюсь, и все поворачиваются ко мне.

— Ты… ты ставишь против меня. Так? — выдавливаю из себя ошеломившую меня догадку.

Септимус пожимает плечами.

— Да, старина. Ты не выйдешь живым из этого боя.

Страх начинает давить на меня, как свинцовый груз.

— А как же Элоиза? Что будет с ней?

Септимус пятится назад, прекрасно зная, что я убью его, если мне предоставится такая возможность.

— Я уже продал ее сегодня утром, — шипит он и его глаза искрят от злости. — Очень и очень выгодно продал.

Кровожадно зарычав, бросаюсь к нему, но дубинки стражников градом обрушиваются мне на голову, и я падаю на колени.

Я борюсь с надвигающейся чернотой, но даже всемогущий Кезон Винициус не может сдерживать ее вечно. В конце концов… с именем своей возлюбленной на губах… тьма одерживает надо мной верх...

Прихожу в себя уже один в каморке, из которой всегда выходил на арену.

Моя голова чертовски сильно болит, когда я стою на арене под нещадно палящими лучами послеполуденного солнца.

У меня нет выбора, кроме как бросить все силы на то, чтобы пробиваться к свободе и вернуться к своей возлюбленной. Я уничтожу всё, что стоит между мной и Элоизой. Я пообещал ей, что она больше не будет рабыней, и собираюсь выполнить своё обещание.

Толпа гудит от возбуждения. Это мой последний бой, и все, кто хоть что-то значат в Риме, находятся здесь.

Я представлял себе этот момент в течение многих лет. Представлял себе день, когда наконец разорву цепи, порабощающие меня, но теперь вместо волнения и предвкушения скорой свободы, во мне поселился страх.

«Ты не выйдешь живым из этого боя».

Слова Септимуса эхом отдаются в голове. Чёрт возьми, какие ужасы и испытания он приготовил для меня?

— Достопочтимый народ Рима! — кричит ведущий, и толпа взрывается радостными криками и овациями. — Вот и настал тот день, которого вы все так долго ждали! Величайший гладиатор, которого когда-либо знал мир, Кезон Винициус, сражается в свой сотый раз!

Рев толпы оглушает.

— Если он победит, то тут же будет освобожден, — продолжает глаголить ведущий под одобрительные возгласы толпы. — Ну а если погибнет...

Толпа вновь взрывается радостными криками. Они любили меня много лет, но толпа – безжалостный кровожадный зверь, желающий увидеть, как прольется кровь. И поскольку это мой последний бой, кровь, которую они хотят видеть пролитой – моя собственная.

— …Душа великого Кезона Венициуса навсегда останется в Колизее, — торжественно провозглашает ведущий.

Я качаю головой, а толпа продолжает одобрительно реветь. Нет, моя душа будет рядом с Элоизой, где ей самое место.

— А сейчас поприветствуйте нашего Императора Веспасия, подарившего нам этот исторический финальный бой!

Император Веспасий входит в свою ложу и машет толпе, но не получает такого теплого приема, как я.

За ним в ложу входит Генерал Гай Агрикола и садится как можно дальше от императора. Похоже, дипломатия между ними не задалась.

Толпа затихает и я, глубоко вдохнув, поворачиваюсь к Императору.

— Идущие на смерть приветствуют тебя! — провозглашаю и поднимаю вверх меч.

Император кивает мне и садится на свой золотой трон, чтобы понаблюдать за кровавым хаосом, который вот-вот развернётся на арене.

— Впервые на арене Колизея, непобедимый, действующий чемпион Галлии, Аргий Церитреус! — кричит ведущий.

Толпа беснуется, врата Колизея со скрипом отворяются. На арену выходит самый гигантский мужчина, которого я когда-либо видел. В руках у него двуглавый топор, которым он прочерчивает дугу на песке. Солнечные лучи ослепляют меня, отражаясь на его серебряном нагруднике. Затем он издает дикий рев. Толпа ревет в ответ, подбадривая этого незнакомца, а ведущий ждет тишины.

— А бок о бок с Аргием Церитреусом, будет сражаться… — кричит ведущий, так и не дождавшись тишины. — Непобедимый, действующий чемпион Испании... Феодосий Свирепый!

Я сжимаю рукоять своего меча, когда на арену выходит крупный испанец, пристально глядя на меня своим единственным глазом, но испанец не последний, кто должен выступить против меня.

Когда ведущий заканчивает, передо мной предстают пять непобежденных чемпионов со всей Римской Империи. Я нетерпеливо передергиваю плечами, когда раздаётся рык труб, знаменующих скорое начало боя.

Но тут открывается ещё одна дверь. Все взгляды устремляются к ней и на арену выходят четыре тигра, чтобы присоединиться к кровавой бойне и добавить хаоса.

Я слышу их грозное голодное рычание, когда смотрю на Императора, ожидая его сигнала к началу боя. Переступаю с ноги на ногу, чувствуя, как адреналин накачивает меня. Я размахиваю мечом в воздухе, желая поскорее закончить со всем и вернуться к своей Венере.

Но потом… Я вижу ее…

Элоизу затаскивают в ложу Императора вместе с горсткой других рабынь и бросают к его ногам.

Ярость разрывает меня, когда я, стиснув зубы, пристально гляжу на мертвеца. Мне всё равно, что он Император и что вокруг тысячи свидетелей, которые увидят, как я проткну мечом его гнилое сердце. И пощады ему не будет!

Император поднимает большой палец как раз в ту секунду, когда я начинаю бежать к нему. Толпа ликует, а пятеро чемпионов бросаются ко мне.

Аргий первым встает передо мной, размахивая топором и бормоча что-то на своём языке. Я же, не мешкая ни секунды, молниеносно вонзаю свой меч ему в живот. Он оседает на колени, продолжая что-то бормотать себе под нос, а из уголков его рта начинает сочиться кровь.

Он на пути в Элизиум, но мне рано туда. Моё место рядом с Элоизой.

Еще два чемпиона появляются передо мной, а двое других кружат позади меня.

Я окружен мечами.

Но тут появляется один из тигров, словно из ниоткуда, и прыгает на спину чемпиону из Фракии. Теперь позади меня только один боец. Молниеносно развернувшись, бросаю в него меч, и тот пронзает ему грудь по самую рукоятку. Чемпион падает назад и из его горла вырывается бульканье.

Взглядом возвращаюсь к своей женщине. Император держит ее за запястье и пытается усадить к себе на колени, но моя дикая Венера отбивается от него.

— Я иду за тобой! — кричу ей. И обращаюсь к Императору. — И за тобой тоже!!!

И, стиснув зубы, безоружный, бросаюсь к двум вооруженным гладиаторам.