Даун Хаус

Сцена 60. Гостиная Настасьи Филипповны. Борьба за руку невесты (продолжение)

Парфён сделал знак и один человек из его свиты выставил на стол кейс.

– Князь! Здорово! И ты здесь! – крикнул Рогожин, заприметив Мышкина среди гостей.

– Добрый вечер, Парфён Семенович, – неловко махнул ему в ответ ладонью тот.

– Вот, Парфён, – обратилась к Рогожину Настасья Филипповна, – прямо перед твоим приходом я отказала во взаимности Гавриилу Ардалионовичу и его старшим товарищам – Ивану Федоровичу и господину Тоцкому.

– Правильно! – расцвел улыбкой Рогожин. – Зачем тебе этот обсос!

– Но Парфён! – нахмурилась Настасья Филипповна. – Обсос, ни обсос, а замуж звал. К слову… – И она взглянула на гостей. – Никто еще не хочет меня замуж позвать?

– Я хочу жениться. Очень! – крикнул Парфён, отнял у цыгана гитару и запел:

– Это понятно, а еще кто? – опять посмотрела на присутствующих хозяйка.

Рогожин с маху долбанул гитарой об стену и разнес инструмент в щепки.

– Я хочу, – решительно признался Мышкин.

– Ох, князь, – вздохнула хозяйка и выпила водки еще. – Зачем я вам? Зачморю я вас до смерти. И на что мы кушать будем и вам лекарства покупать?

– Почему? – пожал плечами Мышкин. – У меня денег-то побольше, чем предполагаете вы и налоговая инспекция.

– Врешь! – проревел оскорбленный Рогожин.

– Отнюдь! – не отступился тот и объяснил. – Помните, я вам про дядю Аристарха рассказывал? Так вот – перед смертью ему удалось выиграть один суд и доказать права князей Мышкиных на какую-то кимберлитовую трубку в земле, где алмазы добывают. Всю трубку нам не отдали, дали 10% процентов. Доход – 4 миллиарда ежемесячно. Что с ними делать – ума не приложу. Хотел цирк для бедных детей построить, но думаю еще останется.

– Останется, останется! – уверил его Иван Федорович. – Слава науке!

– Это надо еще проверить… – прошипел Тоцкий.

– Нет! – неожиданно зарычал Рогожин, выхватил пистолет и направил на князя. – Не отдам! Моя!

– Опусти пушку, Парфён Семенович, – успокоила его Настасья Филипповна. – Не пойду я за князя. Не спрашивайте почему, но не пойду…

Рогожин шумно выдохнул воздух и опустил пистолет.

– А неужели бы действительно взял? – продолжила Настасья Филипповна, глядя исподлобья на Мышкина. – И не побоялся злых языков!?

– Не побоялся, – честно ответил князь.

– Да он и вправду не долечился, – шепнул Тоцкому Иван Федорович..

– Одно слово – идиот! – согласился тот, раздражительно ковыряя в носу.

– В голове не укладывается, князь, зачем я вам нужна, может, вы и вправду нездоровы, может вам прилечь?

– Вы не правы, – отмахнулся князь, – и даже всё совсем наоборот, мне кажется, что вы потерялись и вам опасно так оставаться. А я, следует признать, получаю от общения с вами особенное незнакомое удовольствие.

– Все равно!.. Как это все уже равно… – Настасья Филипповна развернулась к Гане. – Правда говорят, что вы за рубль Родину продадите?

– Продаст. Ну, может ни за рубль, но за два точно, – убедительно ответил за него Рогожин.

– Так вот, здесь огромные деньги. – Настасья Филипповна взяла со столика кейс и швырнула его в горящий камин. – Полезайте, достанете – ваш.

– Мой!? – не поверил своему счастью Гавриил Ардалионович.

– Ваш, ваш, – подтвердила девушка, – только пусть чуть-чуть разгорится, а то совсем неинтересно получится.

Молодой человек молчал и играл желваками. Огонь тем временем разгорался и неумолимо пожирал капиталы. Другие присутствующие, все, кроме Мышкина и самой Настасьи Филипповны, тоже смотрели на этот процесс, не отрывая глаз, и не без интереса.

А плотно упакованные пачки начинали тлеть с краев, потом разгорались все сильнее и сильнее и так далее.

По лицу Гани заструились ручейки пота, он тихо вскрикнул: «Мама!» и без сознания рухнул на ковер.

– Вот что от жадности бывает, – брезгливо констатировал Рогожин. – Лишь бы не издох.

– По следствиям затаскают, – констатировал Тоцкий.

– Но зато, какая искренность! Не человек, а дикая природа! – восхищенно вздохнула Настасья Филипповна, кочергой вытащила из огня кейс и поставила его рядом с бездыханным Ганей. – Как очнется – пусть забирает. Он хоть один точно знает, что ему от жизни нужно. А я вот не знаю, то ли утопиться, то ли застрелиться, то ли Парфён за тебя замуж пойти. Что, в принципе, одно и тоже… Так куда ты там меня звал?

– Кататься и жениться, или наоборот, – ответил тот.

– Поехали, Парфён Семенович, и пропади оно все пропадом! – с чувством сказала Настасья Филипповна и с достоинством покинула дом.

Рогожин с радостным улюлюканьем выехал за ней.

В углу снова завизжала неизвестная старушка.

Мышкин не в силах совладать с охватившими его чувствами, включил хаус и стал танцевать, правда, от его блуждающего взора не укрылось, что до селе хохотавшая старушка в последний раз хохотнула как-то особенно и распалась на тысячи искрящихся сегментов, раскатившихся по всей комнате.