– Ужас! – промолвил князь.
– Ужас,– согласился Парфён и заметил: – Но ужас-то ужас, а мучить нас теперь некому, по-людски заживем.
– Где она? Я хочу последний раз поцеловать её, – попросил Мышкин.
– В спальной. Иди, лобызайся. Я все понимаю… – показал на дверь спальной Рогожин, налил себе водки и подцепил на вилку ломоть буженины.
Князь встал из-за стола и прошел в спальную комнату, но через минуту вышел оттуда задумчивей, чем обычно.
– Попрощался? – уточнил Парфён, выпивая и закусывая.
– Да… А где ее ноги? – полюбопытствовал Лев Николаевич.
– А, что по-твоему, мы ели? – ответил Парфён.
– Мне надо пройтись и все обстоятельно обдумать, – решил Мышкин.
– Иди, коли надо, – кивнул Парфён, – но подумай – может быть, она именно для этого на свет родилась. Во всяком случае, для меня эта сегодняшняя встреча с ней… – и он потряс в воздухе вилкой с наколотым на ней куском буженины,– самая приятная. И заметь – какую, никакую, а пользу людям она все-таки принесла, причем, самым близким.
Князь забрал свой магнитофон и пошел к двери, но там задержался, обернулся и спросил:
– А можно и для Гавриила Ардалионовича несколько кусочков завернуть?
Рогожин сделал утвердительный жест рукой и взял в руку острый столовый нож с костяной ручкой.