Давай попробуем просто жить

Он долго рассказывает о Билле и Флёр, в доме которых поселился, пока не подберёт себе какую-нибудь квартирку. Да, Билл, как обычно, в разъездах, охотится за очередной партией редких артефактов, а Флёр неизменно очаровательна и, конечно, всё так же хороша. А малышка Элис уже начала сносно разговаривать, и она точная копия Джинни, какой её помнит Рон - рыжее ласковое солнышко. И в доме всё время куча гостей и родственников - Рон уже прекратил попытки запомнить их по именам. Правда, одну девушку ему даже запоминать не пришлось - я ведь помню Габриэль? Отвечаю, что помню - красивая такая, маленькая и белокурая. Рон почему-то смущается, становясь ужасно похожим в эту минуту на себя прежнего, и говорит:

- Она с тех пор немного подросла.

О своей работе Рон рассказывает более скупо. Да, доволен, да, чувствует себя полезным, да, его всё устраивает. Нет, он пока не планирует возвращаться в Англию.

А потом он всё-таки не выдерживает, а может, его толкает на это виски, которого в нём неизмеримо больше, чем во мне, потому что он почти в одиночку умудрился прикончить целую бутылку:

- Гарри, мы с Герми решили, - он делает глоток, затем судорожно выдыхает, проводит по волосам, словно они мешают ему сосредоточиться. - В общем, мы расстались. Только не надо меня жалеть, у меня всё в порядке, - он резко вскидывает голову и смотрит на меня в упор.

Я молчу, потом говорю ему чистую правду:

- А я не жалею. Я рад за вас.

* * *

Я становлюсь ужасно рассеянным - совсем забыл об уменьшающем заклинании, а просто сгрёб все свитки в одну кучу и, разумеется, по дороге они норовили выскользнуть из рук. Пришлось их левитировать, что, конечно, менее удобно и более нерационально, чем просто уменьшить.

Выполнение задачи недостаточно адекватными для неё методами.

Влияние Поттера, я так думаю.

Он всё время заставляет мои мысли идти против часовой стрелки.

Иногда он просто раскачивает мой мир, иногда переворачивает его с ног на голову, а иногда заставляет его замирать на одном месте, в одной точке, которая называется «Гарри Поттер».

Мне прежде никогда не нравились черноволосые мужчины, тем более лохматые как чёрт знает кто. Талантливо опрокидывающие столики и вазочки, всего лишь пройдя мимо. Целующие меня утром в губы. Спящие в моей постели и обнимающие меня с самым хозяйским видом. Заставляющие мои брюки уменьшаться в размерах при одной только мысли о том, как мы…

Чёрт, всё-таки я задумался, и немаленькая куча пергаментов валится прямо на порог.

В доме пусто, разумеется, он ещё не пришёл. Когда он здесь - отовсюду раздаются звуки, что-то шумит и разбивается, что-то побулькивает на плите, что-то издаёт ароматный запах, что-то витает по всему дому. Магия, наверное. Такое чувство, будто дом уже принимает за хозяина именно его, а не меня.

Смотрю в окно на его сад. Ловлю себя на мысли, что уже не однажды называю его именно так - сад Гарри.

Со стуком хлопает дверь. Он кричит с порога:

- Северус! Ты дома?

И прямо в одежде вбегает в комнату.

Ловлю его в объятия, соединяю руки кольцом.

Он сообщает моей шее, что ужасно соскучился и трётся носом о щёку.

Мерлин, у меня уже стоит по стойке смирно, а мне вообще-то надо домашние задания проверять весь вечер.

Он чуть отстраняется и смотрит мне в глаза:

- А ты скучал по мне?

И вид у него при этом такой ожидающий, неуверенный, что я сминаю его в охапку и крепко прижимаю к себе - пусть почувствует, как я скучал.

Он бросает взгляд вниз, потом говорит «О!». Только «О!» и всё, но от этого у меня внизу всё начинает не просто стоять, а настойчиво ныть.

- Что ты там рассматривал в окне? - он тихонько, но требовательно трётся о мой пах и тянется ко мне губами.

Перехватываю губы на полдороги к моим и жадно впиваюсь. Не могу больше. Так хочу тебя.

Прижимаю его спиной к стене, упираюсь в неё ладонями и долго не отрываю от него губ. Потом, перехватывая глоток воздуха, шепчу, что смотрел на его сад, и снова возвращаюсь к нему, к его шее и чуть выше - туда, где нежная кожа около мочки уха.

Он стонет и втискивает колено между моих ног, и часто дышит, и притягивает мои плечи горячими ладонями.

Потом, пока я стаскиваю с него уличную одежду, он спрашивает, что я такого увидел в его саду.

Пожимаю плечами, мне просто нравится смотреть на всё, что напоминает о нём.

- Почему ты так долго? - спрашиваю в перерывах между поцелуями.

- Потом расскажу, - он расстёгивает мою рубашку и яростно целует каждый кусок кожи, куда может дотянуться.

Рычу и пытаюсь справиться с его ремнём, мне жизненно необходимо обхватить руками его член, почувствовать его тепло под ладонью. Мееерлиннн…

Оказывается, я думал об этом весь день.

Да, конечно, расскажешь потом, Гарри, потому что сейчас мне уже хочется одного - втащить тебя в спальню и уложить на кровать. Хочется тебя.

Хочется быстро и яростно, я изголодался.

А потом, когда наступит ночь, хочется быть с тобой снова.

Наконец, справляюсь с застёжкой и проникаю внутрь, обхватываю его там и сжимаю. Гарри стонет и приникает к моей шее. И это точно засос, придётся завтра выбрать мантию с глухим под горло воротом.

Он шепчет: - Прости, я не хотел, - и тут же снова впивается в меня.

Всё, я уже не могу ждать, я говорю:

- Пойдём.

И он кивает и прижимает руку к своим джинсам поверх моей, чтобы я сжал его там ещё сильнее.

И глаза у него словно туманные болота Девоншира. Я могу в них остаться навсегда.

И я не успеваю ему сказать, как сильно я его хочу.

Стук в дверь. Громко.

Мы замираем. Мы делаем вид, что нас нет дома. Нас ведь действительно может не быть.

Стук становится настойчивее. Потом к нему присоединяется второй.

Я чертыхаюсь.

Гарри чертыхается тоже.

Мы вздыхаем и приводим себя в порядок под аккомпанемент непрекращающегося грохота в дверь.

* * *

Открывать дверь мы идём вместе, хотя Северус сперва упирается и велит мне оставаться в комнате. Ха, ещё чего! Я даже беру его за руку, пока мы идём, и уже на самом пороге, когда он тянется к дверной ручке, обнимаю его за плечи.

Так мы и стоим: он, с чуть растрёпанными волосами и подрагивающими крыльями носа, машинально обхвативший меня за талию, потому что я слишком близко к нему, и я - в полузастёгнутой рубашке навыпуск, с прямым взглядом и обнимающей Северуса рукой.

А на пороге, с огромными по галеону глазами и открытыми ртами стоят Драко и Гермиона. Они не двигаются - не входят в дом и не разворачиваются, чтобы уйти обратно, а просто стоят и смотрят то на нас, то друг на друга. А потом снова на нас. И моргают так часто, словно им обоим песка в глаза насыпало.

Северус сторонится, чтобы дать им войти, но они всё никак не могут отмереть.

И тогда я говорю:

- Между прочим, вы нас отвлекли от очень важного занятия, а теперь раздумываете, входить вам или нет. Прошу.

И делаю приглашающий жест рукой. Они молча входят, где-то через два шага догадавшись закрыть рты.

А потом я поворачиваюсь к Северусу, нежно целую его в висок и говорю, что иду на кухню ставить чайник.

У Гермионы глаза становятся ещё больше. Драко снова роняет челюсть. Северус тихо хмыкает.

И когда я уже почти ушёл, позади меня что-то с грохотом падает на пол. Надеюсь, это всего лишь вешалка.

Я считаю, что мы с Северусом отомщены за жестокое вмешательство в нашу личную жизнь в самый неподходящий момент.

* * *

- Кофе, чай? - я услужлив как домовый эльф и даже больше.

Придвигаю им сливки и сахар, и корзинку с бисквитами, и вообще сама любезность. И если уж так получилось, что нас прервали на самом интересном месте, я намерен сегодня вечером получить удовольствие хотя бы от этого спектакля.

Северус сверкает на меня глазами, возможно, ему тоже нравится это зрелище. Возможно, он чувствует то же, что и я - желание как-то отыграться на ни в чём не повинных, в общем-то, Гермионе и Малфое.

- Эээ… Мы, в принципе, просто шли мимо и решили, что было бы неплохо проведать вас, профессор, - Драко неловко придвигает чашку и проливает чай на блюдце. - Я даже не был уверен, что вы дома, пока не увидел свет в окнах.

- Польщён вашим вниманием, - Северус степенно кивает, - особенно мне приятно, что мисс Грейнджер тоже мечтала меня увидеть.

Мисс Грейнджер тем временем сидит, уставившись в свою чашку, и возит ложкой по блюдцу.

- Мы действительно не ожидали увидеть здесь Гарри, - Малфой уже почти пришёл в себя и говорит вполне спокойно. - Иначе бы, конечно, не стали вам мешать. Я просто хотел поговорить с вами, профессор. Точнее, мы с Гермионой хотели. И сказать спасибо за те ваши слова.

Гермиона всё ещё сидит пунцовая и тихонько пьёт чай, стараясь не привлекать к себе внимания. Словно ей неловко за то, что она находится здесь.

И тут мне становится стыдно. Они действительно не виноваты. Тем более что свою порцию удовлетворения от мести я уже получил.

Кладу руку на лежащую на столе ладонь Гермионы и говорю:

- Ладно, всё в порядке. Мы просто действительно не ожидали никого. И мне казалось, Драко знает, как часто я здесь бываю. Не ожидал, что вы настолько сильно удивитесь.

Драко внезапно закашливается. Потом произносит:

- Вообще-то я как раз и думал, что ты здесь просто бываешь. И всё.

И улыбается.

Ни за что не поверю, что он хотя бы не догадывался.

В ответ ему я поднимаю бровь, а потом смотрю на Северуса. Пытаюсь понять, не будет ли он сердиться, решаю, что нет, поэтому встаю, подхожу к нему сзади и кладу руки ему на плечи.

Он в ответ накрывает мою руку своей ладонью.

И мне кажется, нет необходимости рассказывать нашим гостям ещё что-то - всё и так очевидно.

Гермиона смотрит на меня, затем переводит взгляд на Северуса. Не знаю, какое у него сейчас лицо, но, наверное, такое, как надо, потому что она улыбается и говорит:

- Я очень рада за вас.

Пока мы пьём чай, они всё время порываются уйти, ссылаясь на всякие внезапно возникшие дела, но мы не даём. Нет уж, раз пришли, оставайтесь. Тем более, как оказалось, мне ужасно нравится, какую реакцию вызывают наши с Северусом отношения. Гермиона каждый раз, когда я ему что-то говорю или он передаёт мне чашку, ужасно мило краснеет, а Драко ещё дважды закашливался - когда я погладил Северуса по руке и когда рассказывал, что утром мы с ним чуть не проспали.

Не знаю, что в меня вселилось.

Наверное, мне просто хочется кричать на весь мир, что Северус - мой. Чтобы все об этом знали. Раньше я не представлял, насколько это здорово.

Да, кстати, засос на его шее уже отчётливо-алый. Надеюсь, кроме меня его никто не заметит. Северусу бы это явно не понравилось. Хотя…

Я уношу посуду на кухню, Гермиона идёт за мной. Пока я стою у раковины, она сидит рядышком и рассматривает меня. Словно во мне появилось что-то такое, чего она прежде не видела.

- Не расскажешь, что вообще происходит? - она, наконец, спрашивает, стараясь выглядеть не слишком заинтересованной.

- Расскажу. Но давай в другой раз. Сейчас лучше поговорим о тебе и о Роне.

- А разве он тебе ничего не рассказал?

- Рассказал. В общих чертах.

Я вытираю руки и присаживаюсь напротив, и заглядываю в её сразу ставшие грустными глаза:

- Как ты, Герм?

- Ничего. Правда, ничего. Только знаешь, - у неё немного срывается голос, - он так и не позволил мне вернуть ему кольцо. Хочет, чтобы оно осталось у меня. На память. Рон… Думаю, я всегда буду его немножко любить.

Я провожу рукой по её волосам, она вдруг порывисто прижимается ко мне, обхватывает руками и шепчет мне в щёку:

- Спасибо, Гарри.

Я обнимаю её, пока она выплакивает мне в плечо свои слёзы по ним с Роном.

* * *

Я закрываю за ними дверь. Вечер получился, несмотря ни на что, очень неплохой. И я рад за своего крестника. Хотя, если бы при выборе девушки он советовался со мной, я бы высказал ему свои мысли. А их у меня о Грейнджер за все прошедшие годы накопилось достаточно много. Но будем считать, Драко знает, что делает и не станет слишком явно плясать под дудку этой девчонки. В том, что она способна заставить исполнять это почти кого угодно, я не сомневаюсь ни минуты.

Когда я говорю всё это Поттеру, он только хмыкает и трётся щекой о моё плечо. И у меня внутри сразу всё переворачивается, как и всегда, когда он такой близкий и податливый.

- Гарри, мне нужно заняться проверкой домашних заданий. Ты видел, сколько там свитков?

- И что тебе мешает? Занимайся, пожалуйста. Я просто посижу тихо рядом с тобой, даже отвлекать не буду.

Да ты одним своим видом меня уже отвлекаешь. Надо всерьёз задуматься о том, чтобы предложить принять закон, запрещающий магам ходить с расстегнутыми пуговицами на рубашке и быть так сексуально взлохмаченными. Подумать только, а я всегда считал, что этот его беспорядок на голове - отрицательная черта, даже пару раз снимал за это баллы с Гриффиндора.

Я тяжело вздыхаю и иду в библиотеку. Поттер идёт следом за мной. Наверное, он решил меня доконать.

Как бы там ни было, ни один свиток не остаётся без моего пристального внимания. Иногда каракули этих тупиц так меня раздражают, что, прочерчивая по пергаменту пером, я украшаю выведенную букву «Т» россыпью чернильных брызг.

Усмехаюсь - наверное, решат, что у меня был плохой день. Потом поднимаю голову и смотрю на Гарри. Они сильно ошибутся, если действительно так подумают, потому что день у меня сегодня просто замечательный.

Гарри сидит в кресле, тихонько, как и обещал, и листает своего Шекспира, иногда покусывая зубами перо, служащее ему закладкой. А время от времени он отрывает взгляд от книги и его глаза встречаются с моими. Я торопливо отворачиваюсь, словно меня застали за чем-то незаконным, и возвращаюсь к своим баранам. А он тихо смеётся.

Каким может быть этот день, если не самым замечательным?

Глава 17. На мелкие осколки

Наверное, я болен им. Мне всё время хочется находиться поблизости, не выпускать его из поля зрения. Быть рядом. Видеть его. Чувствовать. Одержимость - кажется, так это называется. Я пропал.

Сейчас поздний вечер. Он проверяет пергаменты, а я, взяв книжку, чтобы занять руки, сижу чуть поодаль. Иногда я действительно прочитываю пару страниц, но по большей части смотрю на него. Разглядываю. Впитываю.

Он сидит очень прямо, лишь голова чуть наклонена вниз. Лицо серьёзное, он часто хмурит брови и кривит губы - видимо, то, что он читает, его не слишком радует. Немного нервно откидывает назад прядь волос. Вздыхает. Потирает тонкими пальцами виски. Выводит быстрым росчерком пера очередную закорючку, откладывает пергамент в сторону. Я с надеждой разглядываю уменьшающуюся стопку непроверенных работ.

Иногда он отрывается от своего занятия и смотрит на меня. И от этого взгляда у меня внутри что-то сладко трепещет и к щекам приливает кровь. И я удерживаю себя, чтобы не вскочить и не наброситься на него с поцелуями. Я степенно опускаю голову вниз и переворачиваю страницу.

Часы бессердечно отсчитывают и проглатывают наше время, и от необдуманных поступков меня спасает лишь неуклонность, с которой тают оставшиеся пергаменты.

Когда, наконец, он ставит последнюю точку и откладывает в сторону перо, откидываясь в кресле и прикрывая глаза, я поверить не могу своему счастью. Неужели всё?!

Я забываю про книгу, встаю и обхожу кресло сзади, обхватываю Северуса руками и утыкаюсь носом в шею. И вдыхаю его запах. И закрываю глаза. И долго молчу и не двигаюсь.

Потом шепчу:

- Устал?

Он берёт мои руки в свои:

- Иди ко мне.

И я иду.

Присаживаюсь на подлокотник кресла, и он удерживает меня, обнимая руками за талию и притягивая к себе. Зарываюсь пальцами в его волосы, перебираю пряди, шепчу, что соскучился и устал ждать. Он тянет меня ближе, и я соскальзываю к нему на колени и прижимаюсь. Лопатками ощущаю тепло его ладоней, а щекой - ритм сердца. Зажмуриваю глаза и думаю о том, что вся наступающая долгая-долгая ночь - без остатка наша. И ещё я думаю о том, что мы одни, и о его руках, скользящих по моей спине, и что если мы захотим сидеть так вечность - никто не помешает нам. И если захотим что-то ещё - тоже.

Я беру в ладони его лицо и, едва касаясь, целую веки и складку между бровей, и разрываюсь от щемящей нежности, и тихо схожу с ума от его такого родного запаха. А потом я уже не думаю ни о чём, а просто принимаю его ответные поцелуи.

Запрокидываю голову и подставляю шею. Дрожу от возбуждения, когда его руки расстегивают мою рубашку. Выгибаюсь в его объятиях, потому что его язык скользит по моей груди и находит сосок, и медленно проводит по нему, и тихо ахаю, когда прикусывает. Ощущаю острую необходимость прижаться к его обнажённому телу и нетерпеливо стаскиваю с него мантию и всё, что мешает мне касаться его груди. Немного неудобно, потому что кресло ограничивает движения. Сползаю с его коленей, задевая бедром напряжённый пах. Он тут же притягивает меня к себе, обхватывает за пояс и касается губами живота над ремнём джинсов, а потом яростно целует, вжимая пальцы в мои ягодицы. У меня стоит и ноет от желания, а руки впиваются в его плечи, и меня почти трясёт, так его хочу.

А потом я отрываюсь от него и опускаюсь на пол между его коленей. И справляюсь с его ремнём и застёжкой. Тянусь губами к его члену. Слушаю его сдавленный стон, и целую его там, и провожу языком, и вбираю в рот. И тонкие пальцы гуляют в моих волосах.

Его брюки мне мешают, и я стаскиваю их с его бёдер насколько возможно. И снова ласкаю его и шалею от его вкуса и собственного желания. Чуть поднимаю глаза - его веки опущены и ресницы дрожат, губы приоткрыты, шея выгнута, на скулах проступил румянец. И от осознания того, что таким делаю его я, у меня окончательно сносит крышу, и я забываю о неторопливости движений.

* * *

Смотреть на него - такого, сидящего у моих ног и творящего чёрт знает что своим языком - выше моих сил. И вскоре я уже не сдерживаюсь, а подаюсь бёдрами вперёд, отвечая стоном на каждое его действие.

Надолго меня не хватает, и когда я кончаю, то, кажется, судорожно сжимаю пальцами его плечи, а он не прекращает скользить губами до последнего моего стона.

Какое-то время он не двигается, прижимаясь влажным ртом к моему бедру, а я утихомириваю неровно бьющееся сердце и восстанавливаю дыхание.

Потом поднимаю его и притягиваю к себе, и обвожу языком его губы, и вхожу в них, и позволяю его рту делать всё, что угодно. И понимаю, что вот эту минуту - когда он так смотрит на меня из-за полуприкрытых век и не скрывает желания - я тоже запомню навсегда, как и всё, что у нас было и есть.

- Пойдём, - шепчу в его губы и приглаживаю волосы. - Пойдём, Гарри.

Я успел соскучиться по нему, не ощущал его горячего тела под собой со вчерашней ночи, а потому неторопливо избавляюсь от оставшейся одежды и ложусь рядом с ним, дрожащим от возбуждения. И как вчера одна лишь мысль о том, что эта дрожь - из-за меня, кружит голову. А вторая мысль - о том, что у нас впереди вся ночь - окончательно сводит с ума.

Он такой, что хочется целовать его везде, не отрываясь ни на минуту, жалея тратить время на выдохи и глотки воздуха. Его член напряжённо ищет контактов с моим телом, и когда я задеваю его - Гарри стонет сквозь сжатые губы и впивается в меня пальцами до синяков. Я не жду, пока он потеряет всякое терпение, а склоняюсь ниже и целую кожу на внутренней стороне бедра. Он гладит мои волосы и тихо всхлипывает:

- Северус, пожалуйста…

И поводит бёдрами. Где, как, когда он научился этому - заставить меня сделать всё, что захочет, одним лишь неторопливым движением ягодиц по простыни? И я целую его - там, обвожу языком головку и вспоминаю его вкус, и не хочу заставлять его ждать слишком долго, а ласкаю так, как он хочет, не сдерживая его судорожных движений навстречу моему рту.

После, утомлённый и влажный, он спит, прислонившись щекой к моему плечу, а я ещё долго не могу заснуть - всё смотрю на него. Мне кажется, я так до конца и не осознаю, что он мой, не могу поверить в это, боюсь поверить. Но так хочется…

* * *

Посреди ночи я вдруг просыпаюсь от мысли, что Северуса нет рядом. Но почти сразу успокаиваюсь, почувствовав животом тепло его руки, шеей его дыхание, а спиной - его тело, прижимающееся ко мне. Когда я пытаюсь повернуться, он только крепче обнимает меня и сильнее прислоняется. И я чувствую, как сзади в меня упирается его член и трётся о мои голые ягодицы, и у него стоит так, словно он не получал разрядки долгое время.

Я неосознанно подаюсь к нему и чуть повожу бёдрами - мне так приятно ощущать его давление и твёрдость. И, конечно, я тут же краснею от своего движения. Никогда ничего подобного не делал. Я знаю, что для Северуса, наверное, мало того, что у нас было. Недостаточно. Неполно. Но до этой минуты я не думал о большем. О нём в себе. И обо мне, отдающемуся, принимающему его в себя. И от мыслей о том - а как это, ощущать его внутри - я тоже краснею. Я не задумывался прежде об этой стороне отношений. Теперь вот зато лежу и думаю. На что это похоже, будет ли это так же хорошо, как губами? И не сразу замечаю, что трусь о его возбуждённый пах уже довольно сильно, а когда понимаю это, мой собственный член уже давно стоит.

Мерлин, а ведь я хочу его. Хочу быть его, хочу его там. Это даже пугает, как может пугать любое открытие в себе чего-то нового. Я ещё раз пробую отодвинуться, но меня снова не пускают, а потом рука соскальзывает с моего живота вниз и накрывает мой пах. И я возвращаюсь назад и ищу ту самую точку соприкосновения между нашими телами, и мне снова сладко и горячо, и я двигаюсь еле заметно, чтобы не разбудить его, но чтобы чувствовать своим телом его упругость и твёрдость, и я, спаси меня боже, так хочу его сейчас.

* * *

Сквозь сон я чувствую, как он прижимается ко мне, и у меня моментально встаёт, не успеваю даже проснуться окончательно. Гарри, что же ты со мной делаешь…

Я не уверен, что смогу контролировать себя и дальше, ограничиваясь лишь тем, что есть. Твоими руками и губами. Потому что я хочу тебя всего, целиком, так, что челюсти сводит от желания. Ещё пара таких движений по моему члену - и я за себя не ручаюсь. Накинусь и оттрахаю, чтобы знал, как провоцировать. Мысленно воздеваю очи горе и мысленно же чертыхаюсь.

И всё-таки не удерживаюсь, перемещаю руку на его пах, удивлённо отмечая, что у него стоит, и ещё как. В ответ он крепче прижимается ко мне спиной и ягодицами, и я перестаю просчитывать шаги, перестаю выстраивать схемы, а просто бездумно прикасаюсь губами к его лопаткам и нежно целую - одну, вторую, а затем выпирающий позвонок у основания шеи. И ещё саму шею - уже не сдерживаясь и возбуждаясь от своих же собственных поцелуев. И глажу его член, вызывая стоны в ответ, а потом обхватываю и сжимаю, и делаю несколько движений, и прикусываю его плечо. И пока я трахаю его рукой, он так вжимается в меня задом, что я тоже начинаю стонать всякий раз, когда головка лишается контакта с его кожей.

А потом он всё-таки поворачивается ко мне лицом и обхватывает руками, и прижимается, находя своим членом мой, и целует так, словно этот поцелуй - наш последний. Мы не можем оторваться друг от друга. Мы два сумасшедших.

Его глаза туманятся желанием, ресницы дрожат, и когда мы разрываем поцелуй, он шепчет:

- Хочу тебя. Хочу по-настоящему. Хочу быть твоим.

И снова целует и стонет, когда я провожу рукой по его ягодицам, задерживая её внизу, у входа.

- Гарри, ты понимаешь, чего просишь? Не думаю, что ты уверен, - вглядываюсь в его глаза.

- Уверен. Пожалуйста, Северус…

И подаётся назад, к моей руке.

- Знаешь, это может быть неприятно. Даже больно.

- Я не боюсь. С тобой.

Я не железный, и я больше не могу.

Развожу его ягодицы и нахожу желанную точку.

Я стараюсь быть аккуратным и нежным, и терпеливым. Целую его шею, пока мои пальцы осторожно входят в него. Я помню, что он никогда ещё, ни с кем, ни разу. Что он сейчас боится новых ощущений, хотя бы потому, что до меня никто не прикасался к нему - там. Забываю о собственном желании, думаю только о нём.

Когда он немного успокаивается и перестаёт дрожать, и даже начинает двигаться мне навстречу и тихо шипит, и потом уже просит не останавливаться, я усмехаюсь про себя и показываю ему, что может быть ещё лучше, гораздо лучше, если я двину чуть в сторону немного согнутым пальцем. Он громко ахает, а потом ещё и ещё. А потом я убираю руку, переворачиваю его на спину и накрываю собой, и хочу спросить, можно ли мне, но забываю обо всём, глядя в его лицо и горящие глаза, и словно сквозь какую-то пелену слышу, как он хрипло произносит:

- Пожалуйста, Северус, дальше, - и раздвигает ноги подо мной, сгибая их в коленях и притягивая меня к себе.

Меньше всего я хочу, чтобы ему сейчас было больно. Я даже какое-то мгновение злюсь на него за то, что причиню ему эту боль.

Чёртов мой несносный упрямый нетерпеливый желанный любимый мальчишка!

И происходит всё так, как происходит, и я двигаюсь осторожно, а после замираю в нём. На его ресницах дрожат слёзы, а глаза широко распахиваются и дыхание сбивается, и я удерживаюсь на кромке и даю ему привыкнуть к себе, и приникаю к его влажному лбу губами, и шепчу ему, какой он сейчас мой.

Он дышит ровнее и медленно, плавно обвивает меня ногами за талию и едва заметно качает бёдрами мне навстречу. И просит меня перестать сдерживаться. И улыбается закушенной губой.

Я жду, потом снова двигаюсь. Эмоции во мне закручиваются в водоворот, я то в них тону, утягиваемый в воронку, то выныриваю на поверхность, но ни на минуту не отрываю взгляда от его лица.

Вижу, когда боль сменяется иными ощущениями и вижу, как раскрываются его губы в беззвучном шёпоте. Двигаюсь быстрее и сильнее, когда он скользит руками по моей груди и подаётся навстречу, и просит ещё. И водоворот сменяется сперва ровной гладью, покачивающей нас в своих объятиях, а затем нахлёстывающими волнами, несущимися к какой-то чёртовой матери и заставляющими забыть обо всём на свете.

Я слышу его хриплый голос и вижу потемневшие глаза, и мои барьеры рушатся. Мои движения в нём и его стоны, и горячие ладони на моей спине, и его возбуждённый член трётся о мой живот - от этого всего я умираю и рождаюсь заново с каждым своим толчком и с каждым его сладким всхлипом. И то, что я в нём - так правильно, так мучительно хорошо.

Он кончает чуть раньше меня, и я хочу наклониться и вылизывать его живот, целовать, словно произносить безмолвное «спасибо», но остановиться тоже сейчас не смогу, и только усиливаю толчки, и меня бьёт дрожь, и кровь кипит в венах. И в конце всё вокруг взрывается и остаётся только он, мой Гарри, лежащий подо мной и обвивающий меня руками.

* * *

Он прижимается ко мне лбом и выдыхает:

- Гарри.

Затем укутывает нас одеялом и прижимает меня к себе.

Я молча утыкаюсь лицом в его плечо - кажется, это настолько вошло в привычку, что даже не представляю, как я буду спать один, без него.

Я хочу ему сказать, что мне сейчас так хорошо, и что я глупый дурак, который боялся непонятно чего, и что его пальцы самые нежные в мире, а кожа пахнет морской солью, но он покачивает меня в объятиях и говорит:

- Шшш… Засыпай…

И сонно целует меня в макушку.

Я обнимаю его рукой и плыву, покачиваясь на волнах сновидений.

* * *

А весна у нас сумасшедшая просто. Вокруг всё расцветает, поёт и сверкает, и по ночам на чердаках орут ополоумевшие коты, а днём в тёплых лужах нахохлившиеся воробьи чистят свои перья. Небо синее-синее, словно ляпис-лазурь, а ветер лёгкий и свежий, и клейкие листья, выбираясь из почек, разворачиваются и щекочут нос своим терпким запахом.

Нам срывает крыши, мы порой даже не сразу понимаем, что существуем не автономно от мира, а в нём самом, мы вспоминаем о нём только в минуты крайней необходимости.

Почти каждую ночь мы занимаемся любовью, а после я засыпаю в его объятиях. Северус говорит, что я способный и восприимчивый, и пусть он при этом саркастичен, я-то уверен - он говорит чистую правду. Я знаю, что ему нравится и что доставляет удовольствие, знаю его самые-самые чувствительные места, знаю, как прикасаться, чтобы он забыл обо всём на свете и думал только обо мне.

А ещё я научился прогуливать лекции и легко переносить ворчание Северуса по этому поводу. Правда, случается такое редко - только когда у него выпадает свободный день, который мне, конечно же, сразу становится жаль тратить на учёбу.

Иногда мы просто бродим по улицам, и тогда он обязательно обнимает меня за плечо, а я болтаю о всякой ерунде, и он уже отучился ехидничать по этому поводу. А иногда мы сутки не выбираемся из дома. Северус тогда принимается ворчать, что я его когда-нибудь заезжу, и что я навязался на его голову, а я улучшаю минуту и коварно нападаю, применяя запрещённый приём - губами прижимаясь к его губам и выдыхая, что не могу ничего поделать, так сильно его хочу.

Правда, жить я продолжаю в университетском общежитии и прихожу в дом Северуса лишь тогда, когда он туда тоже приходит.

Наверное, я так и не привыкну спокойно реагировать на него при встрече. Я сразу обнимаю его за шею и прижимаюсь, и пытаюсь даже обхватить его ногой, и целую его куда попало, шепчу глупости и вообще веду себя так, словно не виделся с ним сто тысяч лет. Конечно, он ворчит, но не отстраняется, а потом так и вовсе перехватывает инициативу, поэтому иногда мы прямо из прихожей попадаем в спальню, минуя чай и чтение почты.

И нам так хорошо, что иногда я пугаюсь этого состояния перманентного счастья. Так не бывает.

Иногда я пропадаю на все выходные - езжу с командой на игры. Северус не очень доволен, но думает, что удачно скрывает своё недовольство. А на самом деле, если я долго отсутствую, он начинает ворчать, что метлу подарил на свою голову и что наш тренер идиот ненормальный, и что это никуда не годится - заставлять нас тратить на игры выходные дни. Я с ужасом жду, что же будет, когда я сообщу ему о длительном отъезде. На поверку он оказался жутким собственником. Впрочем, я, наверное, и сам такой же.

Но пока до нас никому нет дела, мы принадлежим только друг другу. И я совершенно не переживаю из-за того, что мы так и не живём вместе, а просто иногда встречаемся. Совершенно.

* * *

Драко и Гермиону всю весну я практически не вижу. Учимся мы на разных факультетах, а расписания наши после каникул почти не пересекаются. Посиделки по пятницам в баре на двенадцатом этаже главного корпуса сошли на нет. Без Рона они утратили свою обязательность. Ну и ещё, Драко и Герм погрязли в любви и не выныривают на поверхность. Сняли какую-то квартирку, обживаются там, таскают домой всякие тарелки и чайники, и вообще вьют гнездо со страшной силой.

Периодически заходят к нам, когда Северус бывает в Лондоне. Оба счастливые и всегда сияют, как два одинаковых новеньких кната. В общем, совсем потерянные для общества люди.

А ещё я скучаю по Рону. Мне его не хватает.

Как-то я написал ему письмо, но оно осталось без ответа. Тогда я написал ещё одно, но сова вернулась с ним обратно. Мне это не понравилось.

Тогда я написал Биллу, чтобы хоть он объяснил, в чём дело. Может, Рон просто не желает со мной общаться? Но в таком случае я хотел бы это услышать от него, а не маяться догадками.

От Билла и Флёр пришёл ответ - испещрённый завитушками текст на розовом надушенном пергаменте. Писала явно Флёр. Оказывается, Рона они и сами практически не видят. Он приходит поздно ночью, когда уже все спят, а уходит так рано, что его и утром сложно застать, а бывает, что и вовсе не приходит ночевать. Днём же он по большей части либо на работе, либо пропадает где-то с Габриель (ты ведь помнишь мою сестру, Гарри? И она тебя тоже очень хорошо помнит). И так далее, и так далее…

Неужели Фред с Джорджем так суровы и требовательны, что заставляют Рона целые дни проводить на работе? Ему наверняка даже и ответить-то на мои письма некогда. Рассердившись на близнецов, я пишу и им тоже. Прошу их не загружать Рона работой, а лучше давать ему хотя бы один выходной в неделю.

Ответ приводит меня в смятение.

Они очень удивлены, но сами тоже не видели Рона уже давно. Оказывается, он помог им с открытием магазина, и на этом всё. От предложения возглавить французский филиал категорически отказался, хотя сперва был как будто не против. Они пробовали уговаривать, им бы действительно не помешал свой человек, чем брать кого-то со стороны, но Рон объявил, что уже нашёл другую работу. Так что они его с тех пор не видели. Правда, Рон просил пока не рассказывать, что он у них не работает, поэтому они молчали. Но раз тебе, Гарри, очень нужно…

Мне нужно, причём после всего, что я узнал из этих писем, ещё как нужно.

Потому что я понимаю, насколько меня беспокоит то, что творится с Роном. Вот что же он вляпался? Рон, что с тобой происходит?

* * *

Конец мая выдаётся сложным. Северус появляется дома не слишком часто, потому что в Хогвартсе полным ходом идёт подготовка к экзаменам. А когда он всё-таки приходит, уставший, раздражённый, бледный - меня или нет в Лондоне, или же я оказываюсь уставшим не менее, чем он, потому что тоже готовлюсь к экзаменам. Но всё-таки самое основное - это мои постоянные отъезды в составе команды за пределы Лондона.

Сегодня мне так тяжело, как никогда ещё не было. Нам объявили, что через неделю мы уезжаем на месяц, как и планировалось ранее. Тянуть мне дальше уже некуда, и без того долго скрывал это от Северуса.

А он так раздражён, что я не знаю, как к нему с этим подступиться. Весь вечер я молчу и маюсь, маюсь и молчу. Под конец он даже спрашивает, в чём дело, и не попал ли в меня на тренировке бладжер и не повредил ли он мои мозги, настолько я молчалив и загадочен. В ответ отрицательно качаю головой. И упускаю хорошую возможность начать разговор. И ругаю себя за это последними словами.

Ночью я так завожусь и так настойчиво прошу его трахать меня сильнее, что он, наверное, снова думает о моей голове и бладжере. А меня словно подталкивает какой-то бес, я как-то особенно жадно принимаю его ласки и испытываю острое удовольствие, смешанное с горечью, потому что наступит утро, когда я ему всё расскажу, и я не уверен, что он меня простит. Я слишком долго боялся сказать ему правду. И сейчас, пока я ещё ничего ему не рассказал, я хочу как можно более полно чувствовать его во мне. Словно этим можно надышаться впрок.

Когда я ощущаю привычную уже предутреннюю его ласку - наш неизменный ритуал - я на мгновение думаю, что, может, подождать до завтра со всякими неприятными признаниями, но тут же себя одёргиваю. Глубоко вздыхаю и говорю:

- Северус, подожди. Мне нужно тебе что-то сказать.

Он сразу же просыпается окончательно, садится на кровати и внимательно смотрит мне в глаза.

Я делаю ещё один глубокий вдох. И рассказываю всё, как есть. И хотя по мере моего рассказа он становится всё мрачнее, я вдруг ощущаю, что мне легче. Слишком долго этот камень давил мне на плечи.

Конечно, между нами происходит ссора, я и не ожидал, что новость будет воспринята как-то по-иному. Конечно, в ответ я не молчу, а выдвигаю заранее придуманные аргументы. Конечно, эти аргументы для него ничто. Значение имеет лишь тот факт, что я уезжаю надолго. И все мои слова о том, что эти поездки, в общем-то, тоже моя жизнь, попадают куда угодно, только не в цель.

В конце-концов я заявляю, что таких упрямых и ограниченных людей ещё поискать, удовлетворённо смотрю, как он багровеет от моей наглости, соскакиваю с кровати и, громко топая, удаляюсь принимать душ.

В душе я нахожусь намеренно долго, в порыве мелкой мстительности, потому что знаю - ему сегодня нельзя опаздывать в Хогвартс. От этого мне легчает, и обратно я выхожу практически успокоившимся. Не гляжу на Северуса, а иду прямо на кухню и начинаю варить себе кофе.

Он входит почти следом за мной. Сперва стоит на пороге и молчит, наблюдая за моими движениями. Затем подходит ко мне и спрашивает:

- Ну как, остыл?

Ха, и это мне говорит он! Не я начинал ссору, но этот невозможный человек всё выворачивает наизнанку.

Я молчу, но когда он осторожно берёт мои руки в свои, я не вырываюсь. А потом он притягивает меня к себе и тихо шепчет:

- Прости. Я погорячился. Ты прав, это действительно важно для тебя

И я не знаю, что и сказать, таким он со мной ещё не был, я не припомню, чтобы он просил прощения за что-либо. Это удар поддых, запрещённый приём. Я не могу его оттолкнуть.

Он обхватывает моё лицо ладонями и мягко целует меня в губы. И я уже сам не понимаю, что делаю, потому что открываюсь навстречу ему и целую в ответ.

В окно стучится сова, нетерпеливо царапая клювом стекло, и мы отрываемся друг от друга. Открываю окно и забираю почту, и пока Северус сражается с кофеваркой, я зачитываю вслух имена адресатов.

Последний конверт выглядит необычно, адрес написан на незнакомом мне языке. Я зову Северуса, возможно, он знает, от кого это может быть.

- Гарри, думаю, это от Клайтона. Он как раз сейчас находится за границей, и обещал прислать какую-то информацию в ближайшие дни. Открой, пожалуйста, и посмотри, что там, я тут немного занят.

Я взламываю хрустящую печать и вскрываю конверт. Оттуда мне на колени выпадает листок с причудливым гербом на верхнем поле. Текст на английском, и с первого же предложения ясно, что это не от Клайтона.

* * *

Я жду, когда Гарри начнёт читать письмо, мне очень важна эта информация. Возможно, мы приблизимся к цели, пусть хотя бы на шаг.

Но он молчит и ничего не произносит. Тогда я поворачиваюсь к нему и уже собираюсь выговорить за это, но умолкаю на полуслове.

Гарри сидит за столом, лицо у него застывшее, а рука с письмом безвольно опущена вниз. Я зову его по имени, но он не реагирует, а продолжает глядеть на какую-то невидимую мне точку. А затем его пальцы разжимаются, и письмо с тихим шелестом падает на пол. Я подхожу и поднимаю его, сажусь за стол. И тут Гарри отмирает:

- Северус, как ты мог?

Я читаю, и по мере прочтения мне становится понятен его ужас. Потому что это совершенно точно не от Клайтона, да и вообще не из Франции, где тот находится в данный момент. Это текст договора между мной и Пражской академией, согласно которому я в течение двух лет, начиная со следующего учебного года, обязуюсь преподавать в академии на кафедре Высших Зелий. И, разумеется, проживать я буду там же.

Когда-то, кажется, накануне Рождества, я действительно получил от них предложение такого характера и выразил своё согласие в ответном письме, и моё письмо уже само по себе является магическим соглашением. Я не смогу отказаться. И не важно, что я совершенно забыл о своём письме сразу же, как его отправил, потому что именно в то время в моей жизни появился Гарри, тогда ещё Поттер, со своими переломами и Шекспиром, и имбирным печеньем, и глинтвейном на двоих, и занял всё свободное место в моём сердце. Это совершенно не важно, важно лишь то, что я успел дать своё согласие.

Я поднимаю голову и смотрю на Гарри. Он растерян. Я растерян не меньше. Я понимаю, что должен сейчас что-то ему сказать, но, Мерлин, ЧТО?

А он опускает голову на сцепленные кисти рук - совершенно мой жест, когда только успел перенять - и глухо произносит:

- Два года. Целых два года, Северус! И ты ещё выговаривал мне за квиддич.

- Гарри, послушай, я сейчас всё объясню, и ты обязательно поймёшь.

- А я уже и так понял, - он встаёт из-за стола и отходит к окну. - Да и что тут непонятного? Ты уезжаешь, я остаюсь. Всё.

Я иду к нему, но он выворачивается из моих рук и отходит подальше от меня, присаживаясь на край стола.

- Гарри, послушай, пожалуйста. Я дал своё согласие ещё до того, как мы с тобой… как ты вошёл в мою жизнь. Ответа мне не поступило, и я уже успел позабыть об этом предложении. Это правда. И сейчас я расстроен не меньше, чем ты.

- Ты думаешь, я расстроен? Всего лишь расстроен? Знаешь, я расстраиваюсь, когда упускаю снитч или когда получаю низкий балл на экзамене. Или когда вымокаю под случайным дождём.

И мне нечего ему на это возразить.

Я пытаюсь держать ситуацию в своих руках, а для этого мне нужно что-то говорить, и я напоминаю, что впереди у нас ещё целое лето, а потом можно будет что-нибудь придумать, ведь там, в академии, наверное, тоже бывают какие-нибудь каникулы.

Он молча слушает и по его лицу невозможно определить, что он думает о том бреде, который я сейчас несу.

- Скажи, могу я поехать с тобой? Мы могли бы там вместе жить? - он внимательно смотрит мне в глаза и очень серьёзен. Я теряюсь, а затем честно отвечаю:

- Я об этом даже не думал.

- Понятно, - голос его дрожит, грозя взорваться. - Тогда ответь ещё на несколько вопросов, и я от тебя отстану. Кто я, Северус? Кем был для тебя всё это время? Игрушкой? Мальчиком для постели?

Я ничего не понимаю и недоумённо смотрю на него. А он продолжает звенящим голосом:

- Ты даже не задумывался, нравится ли мне быть гостем в твоём доме. Устраивают ли меня такие отношения. И отношения ли это вообще.

Потом он как-то остывает и тихо договаривает:

- А я всё это время ждал, когда же ты захочешь, чтобы мы жили вместе. Вот дурак.

- Гарри, послушай меня. Неужели ты считаешь, что я не думал об этом? Думал, и пришёл к выводу, что этого делать не стоит.

Мне больно и горько говорить ему об этом, но, видимо, иначе нельзя, и я договариваю:

- Я просто не хотел портить твоё будущее. Ты молод. У тебя всё впереди. А я… Я только надеялся, что это продлится как можно дольше - то, что между нами.

- Значит, ты всё решил за меня. Конечно, зачем тебе знать, чего хочу я.

- Да пойми ты, глупый мальчишка, ты сейчас и сам не можешь знать, чего хочешь! Ты же ничего в жизни ещё не видел, кроме не слишком молодого и не слишком приятного в общении профессора зельеварения! Ты бы меня потом всю жизнь проклинал, но не бросил бы из своего грёбаного благородства!

- Понятно. Спасибо, что всё мне объяснил. Особенно по поводу моих желаний и чувств. Можно, я тоже буду с тобой откровенен?

Молча киваю.

- Знаешь, что я обо всём этом думаю? - он говорит совершенно спокойно, словно мы обсуждаем, куда бы нам сходить пообедать. - Я думаю, что ты просто очень грамотно выставляешь меня сейчас из своей жизни. Я тебе больше не нужен. Но все твои слова ломаного кната не стоят, потому что ты не можешь не помнить, как нам было хорошо вдвоём. И, пожалуй, мне не стоит унижаться дальше. Надеюсь, новая жизнь окажется для тебя такой же приятной, какой была прежняя.

Во мне вскипает и бурлит какая-то чёрная жижа, наверное, злость. Я не думаю, что могу стоять и спокойно выслушивать его обвинения.

Но он больше ничего не добавляет сверх сказанного, он разворачивается и идёт к выходу.

Дверь хлопает так, словно в неё вложена вся его ненависть ко мне.

Я опускаюсь на стул и унимаю сбившееся дыхание. А затем беру чашку и со всего маху швыряю её в стену, и долго ещё сижу, разглядывая мелкие осколки.

Глава 18. Сны, воспоминания и поисковое серебро

- Поттер, ты знаешь, что ты идиот? - Драко устало опускается в кресло и трёт виски.

- Десятый.

- Что «десятый»? - он недоумённо смотрит на меня.

- За последние три дня ты говоришь мне об этом уже десятый раз.

Он неодобрительно косится в мою сторону, но не отвечает. По глазам читаю, что десяти для меня явно мало. В глубине души я с ним согласен.

Затем Малфой молча кидает мне небольшой свёрток. Я произношу увеличивающее заклинание, превращая его в сумку, и тоже молча начинаю выкладывать на стол свои учебники.

Ни за что не стал бы просить его сходить к Северусу за ними, но выхода не было. Я уходил оттуда в спешке - «Да сбежал ты, Поттер, как последний трус» - так что ни о каких вещах, тем более об учебниках, и речи не шло. Тем не менее, на следующий день выяснилось, что я оставил там необходимые для учёбы принадлежности.

Я любил заниматься у него дома. Располагался в библиотеке за его столом, брал его чернильницу и перо, принимал его позу и, казалось, даже почерк становился чётче, а слова выразительнее. А он иногда подходил, становился за моим плечом, просматривал мои по обыкновению загибающиеся кверху строчки, хмыкал, комментировал, доводя меня этим до бешенства и заставляя вскакивать, бросать перо и вцепляться в его мантию, притягивая ближе, чтобы сделать что-нибудь с ним…

Как правило, на этом месте всё заканчивалось борьбой и поцелуем. Или начиналось. Это уж как посмотреть.

А потом, уставший и вымотанный, я неохотно вылезал из постели, подгоняемый так не к месту просыпавшимся в Северусе профессором, плёлся обратно за стол, стонал по дороге и запускал в волосы пятерню, и зевал, и жаловался, что сейчас не способен ни на что. И Северус вставал вслед за мной, проникшись моим горем, и придвигал второе кресло к столу. И полночи я дописывал какой-нибудь очередной трактат о свойствах магических растений горной Шотландии, а он сидел, обняв меня за плечи, и тихонько надиктовывал тёплыми губами мне в висок нужные фразы.

И весь стол его был завален моими учебниками.

А сегодня я попросил Драко пойти к нему и забрать их.

Я всё рассказал ему ещё три дня назад. Пришёл к нему домой прямо от Северуса. Кажется, я при этом кипел гневом. Малфой молча выслушал, покачал головой, посчитав видимо, что это у нас несерьёзно.

Следующие два дня я провёл у них с Гермионой дома. Герми корпела над книжками, и мы почти не разговаривали с ней. Зато с Драко я разговаривал много. Тогда-то он и сказал впервые, что я идиот. Будто я сам не знаю. А когда он начал повторять это чаще, мне оставалось лишь вести статистику. Но я даже не обижался на него.

Сейчас вечер, заканчивается третий день без Северуса. Я сижу у Малфоя и рассеянно вытаскиваю из сумки учебники, хотя отчаянно желаю лишь одного - спросить, как он там. Как там Северус. Конечно, я не спрошу. Мне не должно быть до этого никакого дела. Между прочим, он сейчас точно обо мне не думает. Наверняка. Вполне возможно. Мне так кажется.

- …и поэтому мы дождёмся, когда вернётся Гермиона, - заканчивает фразу Малфой. Я не вслушиваюсь, а потому не сразу понимаю, о чём это он. И недоумённо смотрю на него.

А Драко, уже не выглядящий усталым и поникшим, доходчиво, как ребёнку, разъясняет:

- Всему тебя учить. Мириться вам надо, вот что.

- Мириться! Слово-то придумал. Нам не по десять лет, - оскорблено дёргаю плечом, но слушаю уже заинтересованно.

- Тебе можно и меньше дать. Если так себя ведёшь, - Драко хмыкает и продолжает: - А у Гермионы всё-таки ума побольше твоего, вместе что-нибудь придумаем.

«Придумаем». Между прочим, с чего он взял, что я собираюсь с кем-то мириться? И что со мной вообще захотят разговаривать.

- Всё у тебя легко, - вздыхаю и смотрю на часы. - А Гермионе и впрямь пора бы уже появиться.

Малфой хмурит брови и кивает.

Следующие полтора часа мы почти не разговариваем, думаем каждый о своём. Гермиона всё не появляется. Драко мрачнеет.

Когда я ухожу, так её и не дождавшись, мы договариваемся встретиться утром в кафе раньше, чем обычно.

По дороге домой я размышляю, почему моя гордость не возмутилась при обсуждении вопроса о примирении. Вывод не слишком утешителен - она более честна, чем я.

Когда я ложусь спать, мне так не хватает его рук и тёплого дыхания, что стыдно щиплет глаза. Я обхватываю подушку, прижимаю к себе и утыкаюсь в неё лбом, и всё равно долго ещё не могу уснуть, ворочаюсь и вздыхаю. Малфоевское «Поттер, ты идиот!» звучит в голове каким-то бесконечным рефреном.

* * *

Ближе к вечеру неожиданно появляется Драко. Он хмурится и всё время, пока говорит, зачем пришёл, кусает губы и смотрит куда-то в сторону, словно ему хочется оказаться где-то далеко отсюда.

Я молча собираю со стола учебники и складываю в сумку.

Какая-то комедия абсурда, и я бы первый отпустил пару шуток, если бы не являлся непосредственным её участником. Но я продолжаю молчать и даже не спрашиваю, как там Гарри. И без того понятно, что обижен. И что не желает меня видеть. Гревшая меня весь день мысль о том, что он вернётся за своими вещами, и мы сможем поговорить ещё раз, кажется теперь бесполезной. Не вернётся.

Драко, повздыхав ещё немного и помявшись в прихожей, словно что-то хочет сказать, да не может подобрать слов, уходит.

Наливаю виски на три четверти бокала, закуриваю и сажусь разбирать почту, скопившуюся за три дня.

По вечерам в доме неуютно без него. Наверное, мне не стоит больше оставаться здесь на ночь. Завтра же попрошу Минерву пересмотреть расписание дежурств. И, кажется, в больничном крыле подходят к концу некоторые зелья. Да и факультет мой за последнее время скатился по баллам на третье место, ниже только Хаффлпафф. Определённо, мне есть чем занять себя в Хогвартсе.

Отбрасываю в сторону несколько газет, не читая, туда же летят пара журналов и брошюра с рекламой принадлежностей для квиддича.

Писем не так чтобы много, но на них уходит не менее часа. Почти в самом конце обнаруживается то, которое я жду уже давно - от Клайтона.

«Северус!

Не знаю, насколько обнадёжит тебя эта информация, но ничего более конкретного выяснить пока не удалось, да и это с трудом. Пришлось задействовать кое-каких людей. Имя покупателя по-прежнему неизвестно, однако имеется некий адрес, по которому было доставлено зелье. Возможно, это всего лишь промежуточный пункт, не знаю. В любом случае пока ничего более ценного сообщить не могу».

В письме указан адрес какого-то Хиггз-холла, расположенного севернее Оксфорда. Мне это ни о чём не говорит. Конечно, надо будет попробовать выяснить, что за место, но вот так сразу, без подготовки, туда, разумеется, лезть не стоит. И вполне вероятно, что этот Хиггз-холл не имеет никакого отношения к нашему делу.

* * *

Несмотря на то, что утро солнечное и тёплое, мне совсем не весело, когда я, так и не выспавшийся толком, бреду по улицам до кофейни.

Ещё очень рано, некоторые магазинчики даже не успели открыться, народу тоже не так уж много - пару раз попадаются навстречу мальчишки с газетами, да старая ведьма, толкающая впереди себя тележку с каким-то хламом.

Солнце нагревает мне макушку, но ничего приятного я в этом не нахожу.

У «Джерри» в такой ранний час посетителей ещё нет, только за нашим привычным столиком сидит Драко и крутит в руках салфетку.

Молча присаживаюсь рядом.

На Драко лица нет - под глазами синяки, бледный, прозрачный.

Пугаюсь и спрашиваю, что случилось. И почему он один, без Гермионы.

- А она так и не пришла, - он старается говорить холодно и безразлично, но меня не проведёшь. Переживает.

- То есть как это «не пришла»?

- А вот так. Всю ночь не спал. Ничего, даже никакой совы. Обычно она так не поступает.

К нам подходит младшая дочка Джерри - чёрт, мы столько раз там бывали, но даже имени её ни разу не спрашивали - и вежливо выжидает, когда мы сделаем заказ.

Против обыкновения Драко не любезничает с ней, а просто хмуро диктует по пунктам, что нам принести.

- Да что с тобой? Успокойся. Сейчас придумаем, как нам быть, - я накрываю его ладонь своею и стараюсь говорить преувеличенно бодро. Ага, словно то, что Герми не приходит домой ночевать - обычное дело.

Драко задумчиво кивает, то ли соглашаясь, что да, с ним что-то творится, то ли доверяя мне процесс планирования наших дальнейших действий.

Потом, сделав глоток кофе и чуть поморщившись - горячий, наверное - задумчиво произносит:

- Кажется, ты рассказывал, что не можешь отыскать Рона?..

Я растерянно киваю. Потом до меня доходит, что он имеет в виду, и я возмущаюсь:

- Нет, что ты! Ты думаешь, что он и Гермиона… Нет, не верю.

Драко не отвечает, но, кажется, именно этот вопрос занимает его со вчерашнего вечера. Что Рон может быть замешан в этом.

- Драко, послушай. Я уверен, ты ошибаешься. К тому же, Рон в любом случае не даёт о себе знать уже давно. Ты не можешь так о нём думать!

- Я просто не знаю, что уже думать. И я… Мне без неё плохо, - он опускает голову, и его чёлка свешивается вниз.

* * *

В Хогвартсе непривычно тихо для утренних часов. Никто не шумит и не опаздывает на завтрак, громко топая башмаками по лестницам и каменным переходам. Все передвигаются, напоминая привидения - тихо и плавно, словно погрузившись в себя, и только периодически бормочут что-то под нос или судорожно листают учебник, вытащив его из-под мышки.

Приближающиеся экзамены дают о себе знать.

Кивая по пути встречающимся мне учителям, я пробираюсь в свои подземелья. Мне необходимо взять кое-какие личные вещи и ещё записи. Не поеду же я в Прагу с пустыми руками. А ехать, видимо, всё-таки придётся. Возможно, даже завтра - только что получил сову, они настаивают на встрече, чтобы уладить необходимые формальности.

* * *

- Драко, давай не будем пороть горячку? Ни к чему хорошему это не приведёт. Я тебе как специалист говорю, - горько усмехаюсь и трогаю его за плечо. - А лучше сядем и всё хорошенько обдумаем.

- Ты бы всегда был таким рассудительным - цены бы тебе не было, - он ворчит, но, похоже, рад, что я пытаюсь что-то делать.

- Вспомни, может, она что-то говорила? Никаких намёков? Она никуда не собиралась? - я сыплю вопросами, чтобы он окончательно вышел из своей комы, прекратил себя жалеть и начал работать головой.

- Ничего она не говорила. Никуда не собиралась. Она… - он на секунду умолкает, - Мы всегда были вместе.

- А когда ты её видел в последний раз?

- Вчера. На лекции.

- А потом что?

- А потом она сказала, что ей нужно на минутку выйти, - он растерянно смотрит на меня, - Гарри, она никогда так не поступала. Она бы в любом случае дождалась окончания занятий. А она сорвалась с середины и даже учебники оставила. Я их потом забрал. Это всё. О, чёрт! Перед этим ей передали какую-то записку. Кто-то с задней парты.

- Надо посмотреть её вещи, - говорю решительным и деловитым тоном, чтобы не заподозрил, как мне самому всё это не нравится.

Не сговариваясь, мы встаём, забыв про недопитый кофе и университет, и аппарируем к Драко.

* * *

Конечно, дома Гермионы нет. А мы всё-таки надеялись на чудо.

Драко, расстроившись ещё больше, закусив губу, листает её учебники, вытаскивая то один, то другой из аккуратной стопки на полке.

- Давай посмотрим тот, который был у неё на лекции?

Драко кивает и берёт в руки нужную книгу, переворачивая её корешком вверх. Почти сразу на стол выпадает небольшой клочок бумаги, исписанный мелкими буквами.

Хватаем записку и читаем одновременно.

«Мисс Грейнджер! Если вы немедленно спуститесь во двор, то получите информацию относительно нападения на вашего друга. Если же вы решите не приходить или придёте позднее чем через пять минут, или придёте не одна, я сделаю вывод, что информация вам не интересна».

Чёрт… Это похоже… Так похоже на…

- Гарри. Я ошибаюсь или тебя тогда выманили на улицу подобными же методами? - Драко говорит почти беззвучно, на него страшно смотреть.

Киваю. Да, именно так.

Я хочу сказать ему, что ничего ещё не ясно, и что надо взять себя в руки и попробовать рассуждать логически, и что, наверное, мы ошибаемся, а на самом деле всё имеет совершенно невинные объяснения, но я молчу. Мне страшно не меньше, чем ему.

А потом Драко вдруг громко чертыхается и лезет куда-то к себе за ворот. И снимает с шеи цепочку с кулоном из причудливо сплетённых серебряных нитей. Кулон почти в пару тому, что я видел у Гермионы, только вместо хрустального шарика серебряный.

Драко сжимает его в кулаке и прикрывает глаза, сосредотачиваясь и кусая губы.

Затаив дыхание, я напряжённо наблюдаю за его манипуляциями.

- Она не в Лондоне. Но она совершенно точно жива, - он выдыхает, открывая глаза и разжимая кулак. Кулон на его ладони чуть сверкает, словно живой.

- Я ничего не понимаю. Откуда ты узнал? Объясни поподробнее.

- Просто это поисковое серебро. И почему я сразу о нём не подумал! - он с досадой двигает кулаком по столу и продолжает: - Помнишь, я подарил Гермионе подарок на Рождество?

Киваю. Помню, конечно.

- Так вот, это вообще-то парные предметы. Один остаётся у тебя, второй ты кому-нибудь даришь. И сам процесс дарения образует между вами магическую связь, а предметы становятся половинками единого целого. Если ты захочешь узнать, где находится человек, тебе достаточно просто воспользоваться своей половиной. Конечно, если вторая половина находится у того, кому ты её подарил. А я совершенно точно уверен, что Гермиона кулон не снимала, и он сейчас на ней. Я видел его у неё вчера утром, когда мы… - он не договаривает, о чём-то задумываясь.

Пытаюсь анализировать свалившуюся на меня информацию, а Драко между тем продолжает:

- Я сейчас всего лишь ненадолго зажал свою половину в кулаке, но уже почувствовал, что нигде поблизости Гермионы нет. И что она… по крайней мере жива.

- Так, давай успокоимся. Жива - это главное. Есть кулон, значит, сможем её отыскать. Это уже много. Скажи, а что собой представляет сам процесс поиска?

- Точно не знаю, я ведь никогда этого не делал. Но сейчас, пока я сжимал кулон, я ощущал, как меня постепенно начинает куда-то затягивать, словно уносит ветром.

- Так чего мы ждём? Давай, бери его в руки.

Драко снова прячет кулон в кулаке, а я беру его за другую руку и крепко сжимаю ладонь.

Сначала ничего не происходит, а затем постепенно поднимается ветер, сперва маленькими вихрями, потом вихри соединяются, образуя воронку. Она кружит около нас, стирая очертания предметов и стен, я вижу только напряжённое лицо Малфоя и его сжатые губы. А затем это уже не воронка, а мощный столб, и в ушах всё свистит, а вокруг уже настолько темно, что я не вижу даже Драко. И этот столб охватывает нас со всех сторон, смыкая за нашими спинами свои объятия.

Ноги отрываются от земли, и нас куда-то несёт. Я крепко держу Драко за руку, боясь его потерять.

Последнее ощущение, которое я помню - это падение и удар головой обо что-то холодное и твёрдое. Затем я теряю сознание, успевая напоследок отметить, что рука Драко всё ещё в моей руке, и больше не чувствую уже ничего.

* * *

- Минерва, я понимаю, сейчас не лучшее время для поездок, но обещаю, что буду отсутствовать не слишком долго. Всего пару дней. Мне необходимо уладить некоторые личные вопросы и подписать кое-какие бумаги.

Она с упрёком качает головой, но в итоге соглашается с моим предстоящим отсутствием.

Даю обещание появиться до начала экзаменов.

Затем мне приходится вернуться обратно в Лондон. Собираюсь в дорогу. Периодически натыкаюсь на вещи, позабытые Гарри. Беру их в руки, куда-то складываю, потом перекладываю с места на место. Потом долго сижу перед камином с его дурацким вытянутым свитером в руках, иногда прижимая его к лицу и пытаясь уловить его запах. Потом стряхиваю с себя оцепенение, встаю и продолжаю собираться в дорогу.

* * *

Меня хлопают по щеке, и я чувствую спиной холод, а затылок нещадно ломит от боли. Потом мою голову приподнимают и тихо шепчут:

- Поттер, ты как?

Это Драко. Хвала Мерлину, с ним всё в порядке.

Он осторожно кладёт мою голову к себе на колени, а потом, наверное, достаёт палочку, потому что рядом с моим лицом вспыхивает еле заметный, осторожный люмос, освещая ближайшее к нам пространство.

Насколько можно судить, это какая-то темница или нечто подобное - стены каменные и никаких окон, пол тоже из камня и очень холодный.

Приподнимаюсь и усаживаюсь рядом с Драко прямо на пол. Минуту мы смотрим друг на друга, затем он шепчет, что нужно обследовать всё помещение. Киваю.

Встаём, стараясь не производить лишнего шума. Драко из тех же соображений осторожности не делает свет ярче, идёт, направляя палочку перед собой на манер фонарика. В луче света то проявляется, то исчезает рисунок каменной кладки стен и голый, без какой-либо мебели пол.

Мы чуть не запинаемся об неё. Она сидит в углу, обхватив руками прижатые к подбородку коленки и опустив голову. И не двигается.

Мы присаживаемся на корточки рядом с ней, осторожно трогаем за плечо, еле сдерживая вздох облегчения. Она вздрагивает и поднимает голову. Луч света, освещающий её лицо, выхватывает большие испуганные глаза, грязную щёку и синяк на правой скуле. Но она жива, и это главное.

Постепенно она понимает, кто перед ней. И от этого понимания в ней что-то обрывается, она вдруг всхлипывает и обвивает Драко за шею перепачканными ладонями, утыкается носом, и я вижу, как вздрагивают её плечи от беззвучных рыданий.

Я отхожу чуть в сторону, присаживаюсь на корточки и прислоняюсь спиной и затылком к каменной стене.

А Драко гладит Гермиону по голове, прижимая другой рукой к себе, и что-то тихо шепчет, мне не разобрать.

* * *

После, уже вечером, я снова сижу у камина с бокалом виски. Кажется, вскоре начинаю дремать.

Мне снится наша зима и Гарри, кутающийся в шарф и улыбающийся мне немного неуверенно. Его волосы в снегу, я провожу по ним рукой, а потом притягиваю его к себе и обнимаю. У него тёплое дыхание и отчаянно стучит сердце. Я наклоняю голову и целую его.

Потом всё куда-то исчезает, закручиваясь в водовороты, и я уже сижу на нашей скамейке в парке, а напротив меня стоит старуха-колдунья из того самого переулка, и на её прохудившейся шляпе снова огромный снежный сугроб. Она поджимает губы и качает головой. Я хочу спросить её, где Гарри, но она тоже исчезает, как и он.

Просыпаюсь я от стука в дверь. Кто-то ломится так громко, что бокал на столике слегка позвякивает.

«Гарри!»

Стремительно встаю с кресла, по дороге задевая столик, и иду к дверям. Распахиваю их, впуская прохладный ночной ветер.

Я удивлён. Его я ожидал увидеть меньше всего.

* * *

Потом, когда Гермиона перестаёт всхлипывать, я пересаживаюсь ближе к ним. Мы выясняем, что палочку у неё отобрали, а на ноги наложено какое-то заклятие и она не может двинуться с места.

Пытаемся все втроём вспоминать известные нам контрзаклятия, но ничего не меняется. Одновременно рассказываем, как мы её нашли. Она слушает, потом достаёт свой хрустальный шарик и прижимает к губам.

А потом мы просим её рассказать, что произошло. Она судорожно вздыхает и уже почти открывает рот, но одновременно с этим раздаётся скрежет откуда-то сбоку - наверное, там дверь. Звук, словно открывают ставни с давно не смазанными петлями.

Затем в помещение проникает свет и становится понятно, что он и в самом деле от небольшого окошка в двери. В окошко мельком заглядывает чьё-то лицо. Потом громкий хлопок и снова темнота, и только два наших маленьких люмоса освещают наши лица.

Мы какое-то время сидим молча, пытаясь понять, заметили ли нас с Драко. Спрашиваем Гермиону, знает ли она, где находится и кто её здесь держит. Она отрицательно качает головой. Не знает. Говорит, что слышала только, как люди, которые вчера приносили ей воду, говорили что-то о каком-то Хозяине.

Мы снова начинаем расспрашивать её о том, как она вообще сюда попала. И снова нам не дают этого сделать.

Дверь распахивается внезапно, мы вздрагиваем от стука о железный косяк. В проёме виден силуэт, только очертания человека, лица не разобрать.

Мы как по команде вскидываем палочки и закрываем Гермиону собой.

Человек выставляет вперёд руку, тоже направляя на нас свою палочку, и произносит:

- Прежде, чем вы сделаете какую-нибудь глупость, хочу кое-что вам сообщить. Точнее, предостеречь. Не советую делать резких движений, тем более, использовать магию. Вы же не знаете, какие заклятия наложены на нашу милую мисс, верно? Поэтому самое худшее, что вы можете сделать - это не подчиниться сейчас моим приказам. Разумеется, если вам не безразлично, что станет с бедной девочкой. Всё понятно? Опустить палочки!

Мы молча киваем и медленно подчиняемся указаниям.

Затем палочки призывают из наших рук, и они выскальзывают, исчезая в дверном проёме.

Человек приближается к нам. Я напрягаюсь и придвигаюсь ближе к Драко, чувствуя его ответное напряжение.

Лицо мне незнакомо, я никогда прежде его не видел. Человек без возраста. Ему можно дать как двадцать пять, так и пятьдесят.

Он разглядывает нас пару мгновений, потом коротко смеётся, обрывая смех на верхней ноте.

А затем подносит палочку к подбородку Драко, приподнимая его лицо кверху. Рассматривает, непонятно качает головой и коротко приказывает:

- За мной.

- С какой стати? - Драко не впечатлён, точнее, не показывает виду.

- Я не ясно выразился? Встать. Прошу следовать за мной. И не советую заставлять меня повторять это ещё раз, в конце концов, я могу воспользоваться палочкой. Вас давно не левитировали?

Драко встаёт, я пробую подняться следом за ним.

- А вам, кажется, я вставать не велел, - мужчина коротко взглядывает на меня. - Во всяком случае, пока что Хозяин желает видеть только его, - он кивает на Драко. Потом он заносит ногу и ударяет меня в лицо сапогом. Я вытираю кровь, текущую из носа.

Он дожидается, пока я осяду на пол, подталкивает Драко к выходу и идёт следом за ним.

Хлопает дверь, что-то металлически лязгает, становится темно, и теперь у нас уже нет люмоса.

Я сажусь рядом с Гермионой, обхватываю её за плечи и прижимаю к себе.

Глава 19. Мне есть что сказать

Видимо, два удара по голове - один, когда сработало поисковое серебро, и я приложился затылком о каменный пол камеры, и второй, позже, сапогом охранника - для меня слишком. Потому что когда Драко уводят и мы с Гермионой плотнее прижимаемся друг к другу, я проваливаюсь в какой-то бездонный колодец и лечу, лечу, падаю… Кажется, это называется терять сознание…

Когда я открываю глаза, не сразу вспоминаю, где я. Меня шевелят за плечо:

- Гарри! Ну, Гарри же! - я узнаю испуганный шёпот Гермионы.

Трясу головой. Точнее, пытаюсь, а на самом деле медленно поворачиваю ей из стороны в сторону. И это больно. Затылок ломит, и внутрь словно колючек насыпали.

Беру Гермиону за руку и сжимаю ладонь - всё в порядке, я здесь.

- Что с тобой? - она пытается всматриваться мне в лицо, но здесь темно. Хорошо, что она не видит меня сейчас.

- Ничего, просто немного болит голова. Пройдёт. Лучше расскажи, как ты сюда попала, - перевожу разговор на более важную тему.

- Да мне и самой пока не всё понятно, - она оскорблённо хмыкает, а я радуюсь, что она ещё способна испытывать хоть какие-то эмоции. Ведь, в отличие от нас, она находится здесь уже почти двое суток.

- А что ты помнишь?

- Почти ничего. Женский голос за спиной, какое-то заклятие, вспышка света и всё, темнота. Очнулась уже здесь. Без палочки и с синяками. И ногами шевелить не могу.

В помещении холодно, она дрожит. Я молча притягиваю её к себе ещё ближе.

Голова почти раскалывается, мне хочется снова туда, где я не чувствовал ничего, только лёгкий звон перед тем, как окончательно забыться.

- Гарри, - её голос не даёт мне потерять сознание ещё раз. - Как ты думаешь, зачем им Драко?

Кусаю губы. Меня тоже волнует этот вопрос. Ладно бы ещё Гермиона - зачем-то ведь её похитили, нет? Или я. Не то чтобы я представлял для кого-то интерес, но если что-то случается, то по обыкновению именно со мной. Но Драко?.. Кому он мог понадобиться? И вообще, разве кто-то мог знать, что он появится здесь? Или…

Мы с Гермионой одновременно поворачиваем друг к другу головы. Она тоже догадалась:

- Гарри, мне кажется, я поняла, почему я здесь.

Со стоном киваю в ответ.

* * *

- Мистер Уизли? - я бесстрастно смотрю поверх его глаз, куда-то в рыжую чёлку. - Чем обязан?

- Можно войти? - он, не дожидаясь ответа, ставит ногу на порог.

Я вздыхаю:

- Прошу.

Кивает и проходит в комнату. Садится на диван и молчит.

Вот уж кого я меньше всего мог ожидать увидеть - так это Рона Уизли. Кажется, в последнее время он с Гарри практически не общался. Что ему здесь понадобилось - вопрос, на который я даже не буду пытаться найти ответ.

Если бы я был в более дурном расположении духа, я бы попросил его перестать сопеть и не тратить моё время так бездарно. Однако я действительно тороплюсь, поэтому просто говорю:

- Могу уделить вам максимум десять минут. Видите ли, я занят. Собираюсь уезжать, не хотелось бы опаздывать.

Он кивает, а потом переспрашивает:

- Вы уезжаете? Надолго?

- На несколько дней, хотя не думаю, что вас это касается. Давайте к делу.

Он запускает пятерню в свои отросшие волосы. Глубоко вздыхает, а потом произносит:

- Если я не по адресу, простите. Но вы всё-таки крёстный Драко, может быть, вам что-то известно…

- Что мне должно быть известно? Я виделся с ним на днях, выглядел он вполне сносно, - пожимаю плечами.

Всегда знал, ещё по Хогвартсу, что этот Уизли немного странный. Как на уроках он нёс всякую чушь, так и после ничего не изменилось. Я уже собираюсь послать его ко всем гоблинам, но следующая фраза заставляет меня замереть на полуслове:

- Их нигде нет. Всех троих - Малфоя, Гермионы и Гарри. Они исчезли.

- Ты уверен, - я спрашиваю, чтобы оттянуть время до того, как услышу подтверждение. Я по его глазам, по голосу понимаю - он уверен. И это понимание делает мои губы непослушными, а пальцы холодными.

Он кивает.

Я опускаюсь в кресло. И отчётливо осознаю, что никуда не уезжаю.

Когда я снова заговариваю с ним, с трудом узнаю собственный голос:

- Рассказывайте.

А сам закуриваю, делаю долгую затяжку и верчу сигарету в пальцах, чтобы унять волнение.

Всё-таки надо признать - чем бы ни занимался Уизли в последнее время, это повлияло на него положительно. По крайней мере, он приобрёл приемлемую манеру излагать суть дела. Сжато и почти без эмоций. Когда он прекращает сопеть и мямлить и начинает рассказывать, мне почти не требуется задавать вопросов. Всё предельно ясно.

- Понимаете, после того нападения на Гарри я всё время ожидал, что будет какое-то продолжение. Слишком просто всё закончилось, и Гарри остался жив. Хотя было очевидно, что его не просто хотели припугнуть, - Уизли размеренно покачивает носком ботинка - всё-таки волнуется. Но держит себя в руках и лаконично, в совершенно не свойственной ему манере, продолжает:

- Но ничего не происходило. Ровным счётом ничего. Тогда я вспомнил, что говорили вы и Малфой обо всём этом. И задумался - может, на самом деле всё совсем не так, как оно нам представляется? Может, произошла какая-то ошибка, и настоящей целью был вовсе не Гарри?

Ход его мыслей как минимум интересен. Я медленно киваю, поощряя Уизли к продолжению. Но его не надо подталкивать, он уже освоился, скованность исчезла:

- И тогда я подумал, что надо начинать с другого конца - не с жертвы нападения, а с нападавших. Первой из тех, кто был замешан в нападении, в голову пришла Дана. И вот тут, если следовать вашим советам и не гнуть тупо одну линию, а рассматривать все варианты, можно додуматься до очень интересных вещей.

- Продолжайте, я весь внимание, - я сдерживаю невольную улыбку, слишком уж интересное зрелище - размышляющий Уизли. Но, надо признать, зрелище не такое уж бесперспективное.

- Ага, так вот. О Дане. Если подумать - до кого ей было дело, кто её всё время интересовал? Разве Гарри? Да она его вообще игнорировала, никакого интереса к нему не проявляла совершенно точно. В общем, мистер Снейп, Гарри был ей нужен как гоблину балетная пачка. А вот до кого ей по-настоящему было дело - так это до Драко. Она ему в прямом смысле слова проходу не давала. Конечно, это всё только размышления, но другого у меня ничего не было. И мне это показалось странным. Поэтому когда стало ясно, что Дану никто не собирается держать в камере, и даже никаких обвинений ей не предъявили, а просто выпустили на все четыре стороны, я разозлился на авроров. И решил пойти, высказать всё, что думаю об их методах работы…

- И? - я закуриваю вторую подряд сигарету.

- И заявился к их начальству, - хмыкает Уизли. - Поставил всех на уши, даже кричал, кажется, что они бездельники и укрыватели преступников.

- И что дальше? До чего же вы там докричались?

- Ну, потом как-то так получилось, что разговор пошёл совершенно по-другому - когда я выложил мысли насчёт Даны и предложил свою помощь. Мистер Снейп, что вы так на меня смотрите? - бурчит ещё, мальчишка.

- Ничего, продолжайте дальше.

- Вы что, не верите мне? А между прочим, они вот поверили. И поняли, что я действительно очень заинтересован в этом деле. Может быть, они решили, что мне будет легче что-то узнать… В общем, они мне рассказали, что Дану было решено выпустить в качестве наживки, а не потому, что у её семьи есть какие-то покровители в министерстве. И ещё они разрешили мне помогать. Я смог их уговорить. Мне всегда хотелось работать в аврорате, ещё с пятого курса. И они взяли меня на стажировку!

Уизли явно гордится этим фактом, даже уши стали малиновыми. Потом совершенно по-детски уточняет:

- Не верите? У меня и значок есть. Могу показать, - и лезет за пазуху.

- Я верю, верю. Так что было дальше?

- А дальше я стал следить за Даной и выяснил много интересного. Самое главное - она очень часто куда-то исчезала. День ходит на лекции, а день где-то пропадает. Поэтому пришлось придумывать историю, будто я всё время навещаю Нору. На самом деле я там, конечно, появлялся, но только для виду, на пару часов. А всё остальное время я следовал за Даной. С учёбой пришлось притормозить, и ещё я всем говорил, что работаю у братьев в магазине - во французском филиале. Даже поселился у Билла, чтобы было удобнее. Потому что, знаете, выяснилась очень интересная вещь. Чаще всего Дана посещала именно Францию.

Я вскидываю голову. А вот это уже действительно любопытно. Снова Франция.

* * *

Где-то гремит замок и глухо хлопает дверь. Я вздрагиваю и понимаю, что моя голова лежит на коленях у Гермионы, а сама она рассеянно гладит меня по волосам. Почти сразу её рука замирает. Мы оба прислушиваемся. За дверью слышны какие-то звуки, затем она открывается, в полоске света появляется силуэт Драко, и почти сразу дверь закрывают.

Он медленно подходит к нам и присаживается рядом, сгибает колени и опускает на них локти, а затем голову, и замирает. Мы молчим, хотя у нас миллион вопросов.

Спустя минуту Гермиона осторожно дотрагивается до его плеча. Он берёт её ладонь, и прижимается к ней щекой.

- Драко, - она шепчет так тихо, что можно скорее догадаться, чем понять, что она сказала. - Что там было?

Но он качает головой и молчит. А потом, когда мы уже почти перестали ждать ответа, вдруг произносит каким-то не своим голосом:

- Отец. Это отец, - и внезапно смеётся, вздрагивая плечами. И больше уже не говорит ничего. А потом, отсмеявшись, притягивает Гермиону к себе и покачивает, словно ребёнка.

Мы не задаём ему вопросов, и без того всё ясно.

* * *

Из приоткрытого окна пахнет распустившейся сиренью и тёплым ветром. Такой вечер просто создан для того, чтобы выйти в сад, обнявшись, бродить там, иногда сбивая росу с веток, дышать сладко пахнущими цветами, разговаривать, или просто молча сидеть вдвоём в беседке и пить чай. Иногда задерживать взгляд на глазах напротив и предвкушать, чем вы будете заниматься после, когда вернётесь в дом. Когда наступит ночь.

Но Гарри нет, а я сижу в компании Рона Уизли, и он рассказывает мне такие вещи, от которых холодеют пальцы, и кажется, что раннее лето по ту сторону окна - это иллюзия, фантом.

- А вчерашняя встреча Даны показалась мне совсем уж необычной. Она в последнее время перестала так старательно заметать следы и применять сильные маскировочные чары, видимо, чувствовала себя в безопасности. Но я всё равно, как всегда, принимал все меры предосторожности. У аврората есть свои секреты, я не могу их раскрывать, скажу только, что можно отслеживать конечный пункт аппарации и оставаться невидимым, тогда как маскировочные чары противника на тебя не действуют. Тем более, Дана не слишком тщательно прикрывалась ими.

Уизли раскраснелся, жестикулирует руками, помогая себе рассказывать, а я внезапно подумал, какой он всё-таки ещё мальчишка. Для него это не в меньшей степени азарт, игра, чем только поиск преступников. И Гарри наверняка был бы сейчас таким же, окажись он на его месте.

Да что ж за наказание! Всегда Гарри, о чём бы я ни думал. Я его уже потерял, видимо, но когда произношу про себя его имя, не могу думать о нём как о ком-то чужом мне. И отпустить тоже не могу. И не помнить.

Что же касается Уизли… Он рассказывает такие вещи, от которых волосы дыбом встают. Хотя, если подумать, всё вполне понятно. Жаль, мы раньше не давали себе труда подумать именно в этом направлении.

Дана вчера встречалась не с кем иным, как с Малфоем. Люциусом Малфоем. И, судя по рассказу Уизли, встречаются они не впервые, и не как просто друзья. Друзей не сажают к себе на колени, не обнимают, не целуют в губы и не ставят засосов на шее.

- Видели бы вы их со стороны, мистер Снейп! Самые настоящие любовники, только что не начали трахаться прямо там, за столиком!

- Нет уж, увольте меня от подробностей. Так что, это всё? И какое это имеет отношение к Гарри? И разумеется, к Драко и мисс Грейнджер.

- Да я и сам не знаю, просто… это странно. Отец Драко встречается с девушкой, которая замешана в нападении на Гарри. Там точно есть какая-то связь, просто я пока не могу понять, какая. Да, так вот. Когда они разговаривали, я смог услышать несколько фраз. И они мне не понравились. Мистер Малфой и Дана говорили о каком-то особняке и о том, что там кого-то удерживают. Что-то про подвал и про охрану, и про ловушку для кого-то.

- Для кого?

- Не знаю. Но я сразу подумал, что надо поговорить с Драко, вдруг он что-то знает о делах отца. Утром я попробовал разыскать его на лекциях…

Рукам становится совсем холодно, словно за окном не тёплый летний вечер, а промозглый конец ноября. Я встаю и закрываю окно.

- Так что дальше, мистер Уизли?

- А ничего. Их нигде нет, ни которого. Ни Гарри, ни Драко, ни Гермионы. Вообще нигде. Я искал везде, где они могут быть, и в доме, где живут Драко с Гермионой, я тоже был. И тогда я понял - тут только дурак не поймёт - почему Дана так интересовалась Драко. Именно потому, что её об этом попросил Малфой-старший. Нужен ей был Драко сам по себе, как же… Она просто… присматривала за ним. И передавала информацию Люциусу. А сейчас они пропали, все трое. Наверное, это их держат в том особняке. Я просто подумал, мистер Снейп…

- О чём? - Мерлин, как я ещё могу отвечать таким отстранённо-спокойным голосом, когда внутри всё кипит.

- Ну… Вы же хорошо знакомы с Малфоями. Вдруг Драко вам что-нибудь рассказывал, или вы знаете, где может быть у его семьи этот особняк.

Я отрицательно качаю головой:

- Не знаю. Кроме их фамильного дома, никакой недвижимости в виде особняков у Малфоев нет. Это точные сведения. И вы же понимаете, что свой дом для таких целей мистер Малфой не стал бы использовать.

Рон растерянно смотрит на меня:

- А я так надеялся, что вы сможете мне помочь…

И тут же встаёт с кресла:

- Тогда не буду вас больше отвлекать. Да и времени потерял слишком много. Пойду я…

* * *

Драко и Гермиона сидят, обнявшись, и о чём-то тихо шепчутся. Я отсел подальше, прислонил затылок к стене, закрыл глаза. Голова так и не перестала болеть. Если бы сейчас рядом был Северус, он бы обязательно сперва отругал меня за то, что я подставляю её куда ни попадя, а потом бы принялся меня лечить. Пичкать своими зельями. А я бы уворачивался и кривил губы от их горечи, и требовал чего-нибудь в компенсацию за эти неприятные ощущения. И он бы меня понял правильно и обязательно поцеловал. Самое лучшее лекарство, которое есть на свете - его губы. Горячие, жадные, нежные, чуть подрагивающие, впивающиеся…

Откуда-то с потолка капает. И если сидеть вот так, не открывая глаз, можно представлять, что это совершенно другие капли и вспоминать, как они стекали с его волос, когда он выходил из душа. Я всегда говорил ему, что он специально так долго оттуда не выходит, чтобы меня позлить. Он с невозмутимым лицом снимал с бёдер влажное полотенце, откидывал одеяло, садился на кровать и так смотрел на меня, что я тут же забывал, по какому поводу ворчал.

Так странно… Сейчас вспоминаются тысячи мелочей и подробностей, на которые раньше просто внимания не обращал. А сейчас они кажутся бесценными, эти воспоминания, и его слова, каждое слово, и то, как он смотрел на меня. И все наши привычки, без которых теперь так тяжело.

Я любил, когда он переворачивал меня на живот и прижимался всем телом, ещё влажным после душа, и целовал. Каждый позвонок, каждую впадину. А ещё он говорил, что у меня родинки на правой лопатке - неравнобедренная трапеция. И целовал их, каждую, а я дрожал от нетерпения и желания, и стонал, когда его губы опускались ниже и ниже…

И вот теперь я взял и всё испортил, просто потому, что мне показалось мало того, что у нас было. Я наговорил ему кучу совершенно ненужных, неправильных слов, и не сказал, ни разу не говорил того одного, что действительно имеет значение. Я так и не сказал ему, что люблю его. А теперь уже поздно.

* * *

- Сядьте! - что за манера вскакивать, когда разговор не закончен? Хочется подойти, взять Уизли за воротник и как следует встряхнуть.

- А что толку сидеть и гадать? Я лучше пойду, попробую в общежитии с кем-нибудь поговорить. Может, в последнее время происходило что-то необычное…

«В последнее время». Всё, что происходило необычного в последнее время, случалось здесь. Правда, боюсь, беднягу Рона это шокирует. Недаром Гарри ничего ему не рассказывал обо мне. О нас.

- Да подождите же вы! - говорю уже с досадой. Вот ведь упрямец! Это у них семейное. - Где вы будете их искать?

- Не знаю. Но ведь надо что-то делать…Хотя вы правы, я совершенно не представляю, где их искать и где находится тот дом.

- Зато я, кажется, вполне представляю. Надеюсь, вы помните полное имя Даны?

Рон недоумённо смотрит на меня. «Нет, Уизли, я пока не сошёл с ума, и к доктору мне тоже не надо».

- Помню. Дана Хиггз. Но я не понимаю, какое это имеет значение. Чем это может нам помочь? Какая связь между её именем и каким-то домом?

И тогда я рассказываю ему о полученном письме и упомянутом в нём Хиггз-холле. Такие совпадения просто не бывают случайными.

Уизли, разумеется, тут же делает стойку и опять порывается бежать.

- Подождите. Пару минут, и я буду готов, - снова останавливаю его у дверей.

- Вы? Но зачем?! Я-то понятно, я заинтересован в этом деле лично. А вам это зачем, мистер Снейп?

Но я уже накидываю мантию.

* * *

Не знаю, который теперь час. Если бы ещё я не терял сознание время от времени, может, лучше бы ориентировался. А сейчас уже не понимаю.

Кажется, Гермиона уснула. Драко молчит - наверное, тоже дремлет.

Тихо. Только слышно, как капает с потолка.

Впрочем, в тишине я сижу недолго. Вскоре дверь снова громыхает, впуская полоску света и посетителя.

Высокая, стройная, прямая фигура мужчины. Длинные светлые волосы.

Он не успел ещё занести палочку и произнести заклинание света, как я уже понял, кто это. И даже не слишком удивился.

Мистер Люциус Малфой. Человек, который идеально вписывается в весь этот сценарий. С самого начала - с нападения на меня зимой. Теперь мне это очевидно.

Жаль, что я так поздно обо всём догадался.

Люциус зажигает тусклые фонари на стенах, обводит взглядом комнату, на долю секунды задерживая его на Драко, сидящем в обнимку с Гермионой, и произносит:

- Не поверите, мистер Поттер, мисс Грейнджер, но я очень рад вас здесь видеть.

Я молча двигаюсь ближе к Драко и Гермионе, сажусь рядом с ними и смотрю на Люциуса в упор.

Драко натянут как струна, но тоже не отводит от отца взгляда.

Малфой-старший спокойно, даже расслабленно, проходит на середину комнаты, наколдовывает себе кресло с высокой спинкой и присаживается, откидывая назад тонкими пальцами волосы.

* * *

- Собственно, у меня всего один вопрос. Сказали ли вы хоть кому-то, что мисс Грейнджер исчезла, и что вы собираетесь сюда? - он лениво поглаживает подлокотник кресла. Выдерживает паузу. Ждёт, что мы станем отвечать? Затем, не дождавшись, продолжает:

- Вижу, что не ошибся в вас - не сказали, - удовлетворённо кивает головой и улыбается кончиками губ.

Мы всё ещё молчим. И, скорее всего, от нас не ждут никаких слов. Люциус тем временем продолжает:

- Драко, мальчик мой! Жаль, ты не захотел поговорить со мной наедине, без посторонних. Мне видится в этом некое неуважение к нашей семье. С этим я тоже разберусь. Чуть позже. А сейчас хочу поблагодарить - я и не знал, что ты так хорошо помнишь всё, что я когда-то тебе рассказывал. Например, о волшебном серебре.

Драко опускает голову.

- Так или иначе, мне оказалось на пользу, что ты подарил мисс Грейнджер такой подарок. Не пришлось долго ждать, пока ты здесь появишься. Это сработало даже лучше, чем письмо Нарциссы. Да-да, и не надо так на меня смотреть!

- Мама… она что, тоже?..

- Нет, она совершенно не причём. Да и в любом случае… Это слишком сложная комбинация, чтобы она могла понять. Нет, Драко, она всего лишь выполняла мои указания. Просьбы, если хочешь. «Нарцисса, милая, а не стоит ли нам поехать в путешествие? Мы могли бы пригласить с собой Драко! Нет, ты уж постарайся, чтобы он очень захотел поехать с нами. Сделай так, чтобы я был доволен. Ты же у меня умница, милая. Придумай, что написать…Мне просто нужен мой сын».

Он говорит задумчиво, словно сам с собой, но это по-настоящему страшно. Страшнее, чем если бы он начал кричать. А затем снова обращается к Драко:

- Ты же знаешь, я всегда добиваюсь того, чего хочу. Пусть не сразу. Через год, два… Неужели ты думал, что твоя игра в самостоятельность затянется надолго? Что я на самом деле отпустил тебя?

Никто не прерывает его, и он в полной тишине продолжает:

- Мне уже пора. Мисс Грейнджер, мистер Поттер, я рад, что никому не известно о вашем местонахождении. Что с вами будет дальше, вы узнаете завтра, - он встаёт и сощёлкивает с рукава невидимую пылинку.

- Драко! Я бы хотел, чтобы ты пошёл со мной. Я не имею в виду твои желания, я о другом. Неужели ты забыл всё, что тебе рассказывали о Малфоях? Ты не можешь не понимать, что для тебя удобнее в данную минуту. Эти двое - их скоро не станет. Тебе нечего делать рядом с ними. А я буду всегда. Не надо иметь много ума, чтобы определиться с выбором.

Люциус идёт к двери, взмахом палочки убирая кресло и гася свет. У самой двери он оборачивается:

- Можешь считать, что я подарил тебе последнюю ночь с этой грязнокровкой. Ты всё-таки мой сын, и я тебя люблю. И хочу, чтобы ты иногда получал удовольствие от жизни. Наслаждайся, если сможешь. До утра.

Грохает дверь и снова темно.

* * *

Как же болит голова! Мне всё время хочется закрыть глаза и позволить себе выключиться. Я стараюсь противиться этому желанию, мне просто необходимо оставаться здесь. Быть в сознании. Я пытаюсь думать о чём-то, что поможет мне не провалиться. Думаю о квиддиче, о своей метле, о новом наборе чистящих средств для прутьев. О том, что уже лето. О рыжей шевелюре Рона. Об уютном кафе, где играют джаз, о том, как красиво смотрелись Драко с Гермионой, когда мы однажды перебрали огневиски и они танцевали, лавируя между столиков…О морской соли, которой пахнет Северус, когда входит в меня. О том, как шелестит сухая трава и о запахе желтых листьев. И о том, что у нас с Северусом ещё ни разу не было одной на двоих осени, а я так люблю осень и листопад, и как пахнет осенний воздух…

Мы выберемся. Не знаю, как, но обязательно выберемся отсюда! Мне есть что ему сказать.

Глава 20. Я всё-таки нашёл его

- Cоветую известить начальство о ваших действиях, - мы уже на пороге, Уизли нетерпеливо постукивает ботинком, я застёгиваю мантию.

- Зачем? - недоумённо вскинутые брови.

- А мне показалось, вы поумнели, - усмехаюсь в его вспыхнувшее обидой лицо: - И нечего так сверкать на меня глазами. Вы хотя бы приблизительно представляете, куда мы направляемся, и что может там нас ждать? Вот и я нет. Поэтому советую поставить в известность аврорат о том, что вы узнали за последнее время. Не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал из-за вашей самонадеянности.

Уизли хмурится, затем берёт протянутые мной перо и бумагу и торопливо черкает записку.

- Довольны?

- Вполне. Вы мне потом ещё спасибо скажете.

- Теперь всё, можем идти? - по лицу вижу, что никакого «спасибо» не услышу, напротив, он рад бы отделаться от меня. Не дождётся.

* * *

Сквозь рваные облака льётся лунный свет, серебря верхушки деревьев, окружающих дом, и делая его похожим на замок из потрёпанных книжек с рыцарскими романами.

Мрачный и величественный, не подающий признаков жизни. Внушительный особняк викторианской эпохи. Камень и мрамор. Забранные в решётки окна. Увитые плющом стены.

Хиггз-холл.

Мы аппарировали почти к воротам, но достаточно далеко для того, чтобы осмотреться, прежде чем нас обнаружат.

Уизли явно не имеет нужного опыта в таких делах. Если бы я не прихватил его за воротник и не высказал вполголоса всё, что я думаю по поводу нервически дёргающихся шпионов и неутешительных результатов такого дёрганья, он бы уже давно рванул вперёд, ни о чём не размышляя.

Оглушительно тихо, не кричат птицы, не стрекочут сверчки, не шелестит трава.

У ворот, прислонившись, чернеет фигура. Охранник. Похоже, дремлет, но мы пока выжидаем.

Спустя минуту оказывается, что выжидали мы правильно - к охраннику приближается другой. Сменяет на посту первого. Первый идёт к дому, тихо и сонно бурча на ходу. Мы прослеживаем, в каком направлении он исчезает.

Через четверть часа начинаем действовать.

Скрывающие чары, конечно, дело хорошее, но лучше бы аврорат обучал своих ребят заклинанию беззвучия - Уизли топает как слон и сопит почти так же, пока мы крадёмся к ограде.

От ограды просто фонит магией - настолько, что покалывает кончики пальцев. Очень сильные защитные заклинания, просто так их не снять. Придётся поговорить с охранником.

Охранник на разговор не настроен, а потому после пары взмахов нашими палочками укладывается сладко спать на ближайшие сутки в травку неподалёку.

В кармане у него почти сразу отыскивается ключ, снимающий защитные заклинания с ворот.

* * *

Гермиона дремлет, прислонившись щекой к плечу Драко. А мы с ним шёпотом переговариваемся, стараясь её не разбудить.

После ухода Люциуса я неожиданно почувствовал себя гораздо лучше, потому что всё наконец встало на свои места, противник теперь ясен, цель его - тоже, осталось только придумать, как нам действовать. К тому же, нам дали время до утра - просто подарок. Мы обязательно им воспользуемся.

- Драко! Мы ведь не собираемся сидеть просто так и ничего не делать?

Он в ответ хмыкает:

- Зря что ли отец подарил мне эту ночь! Мы просто обязаны распорядиться ею с умом. Боюсь, правда, что это будет немного не так, как ему представлялось.

Следующие полчаса у нас уходят на разработку плана. Собственно, это даже не план, а так, небольшой мостик. Если всё получится, и мы этот мостик перейдём - дальше всё равно придётся действовать по обстановке, потому что мы не знаем совершенно ничего, что могло бы нам помочь.

Единственное, что у нас есть - и что мы собираемся использовать - это Драко. Вряд ли с ним будут обращаться грубо и откажутся выслушать. Сын Люциуса не тот человек, в которого охраннику можно безнаказанно швырнуться заклинанием.

* * *

В особняк мы попадаем легко - тем же путём, что и давешний охранник. Почти сразу, немного пройдя по пустынному, сводчатому коридору, замечаем, что около неплотно прикрытой двери, пропускающей тонкую полоску света в тёмный коридор, дремлет ещё один охранник. Что ж, придётся прервать его сладкий сон.

Аккуратно и легонько постукиваю палочкой по его плечу:

- Милейший, пора просыпаться. Всё прокараулите.

Уизли от такой вежливости тихо хрюкает в кулак. Я сверкаю на него глазами - соберись! Он тут же прекращает хрюкать и нацеливает палочку на недоумённо трущего глаза охранника.

- Что? Кто вы такие?

- Вашу палочку, и поживее! - не давая ему опомниться, протягиваю руку: - И без фокусов.

Он хотя и не проснулся окончательно, но соображает, что нас двое, а он один. Поэтому палочка без слов переходит к нам.

- А теперь мы хотели бы познакомиться с вашими хозяевами. Нам сюда? - киваю на дверь.

* * *

В моей жизни довольно часто возникали разные непредвиденные ситуации. Порой мне даже удавалось кого-нибудь удивить, а иногда, если очень повезёт, поразить. Но ошеломить… Тем более, кого-нибудь совершенно невосприимчивого к неожиданностям, невозмутимого… Такого, как Люциус Малфой. Никогда. До сегодняшнего дня.

Тем большее удовлетворение я испытываю, наблюдая, как он потрясённо замирает, когда мы - я и Уизли - с тремя палочками наперевес входим в комнату.

- Доброй ночи, Люциус! Нет, с охранником всё в порядке - он там, за дверью. Прилёг отдохнуть. Ну и люди у тебя! Спят прямо на посту. Где только нашёл таких?

Малфой, надо отдать ему должное, довольно быстро приходит в себя, и через минуту его лицо снова бесстрастно.

В комнате, кроме него, ещё несколько человек. Мужчины мне незнакомы, а девушку мы узнаём сразу:

- И вас, мисс Хиггз, тоже очень приятно видеть.

Дана вскидывает подбородок и подходит к Малфою. Все остальные напряжённо ждут приказов Люциуса.

Он складывает руки на груди и чуть заметно кивает - голова на пару дюймов опускается вниз:

- Северус. Давно не виделись. Чем обязан? - Рона он предпочитает не замечать.

- Рад, что ты меня ещё помнишь. У нас к тебе небольшое дело. Так, пустяк… Говорят, у тебя гостят мисс Грейнджер, мистер Поттер и Драко? Кажется, им уже пора домой. Если не возражаешь, мы бы забрали их с собой.

Губы Люциуса растягиваются в понимающей полуулыбке:

- Боюсь, это невозможно.

- Нет ничего невозможного, - я тоже могу быть вежливым - по обстоятельствам.

- Тем не менее… - изящные пальцы вертят палочку, не предпринимая, однако, резких движений, - когда я расскажу тебе кое-что, ты убедишься, что твоя просьба несколько необдуманна.

Он чуть заметно кивает головой, и его люди рассредоточиваются по комнате, образуя полукольцо.

- … и раз уж ты здесь, не могу отказать себе в удовольствии предложить присоединиться к моим гостям. Разумеется, твоего юного друга тоже, - небрежный кивок в сторону Уизли.

- Присоединиться к гостям? Посмотрим. Так что ты хотел рассказать? - тон безразличный, но на самом деле я напряжён. Мне важно, чтобы он начал отвечать. И как можно дольше говорил.

«Говори, Люциус! На это весь наш расчёт. Ты всегда был тщеславен. Тебе очень хочется рассказать, как ловко ты всё придумал. Особенно рассказать это мне - когда-то твоему соратнику, даже другу. Говори, Люциус, и подольше. Нам просто необходимо получить как можно больше информации, чтобы к моменту появления авроров - а я уверен, они медлить не станут - мы знали, где пленники и что с ними».

Напряжение в комнате такое густое, что его можно вдыхать. Пить.

Люциус медлит, и я уже начал опасаться, что он просто прикажет схватить нас, но всё-таки тщеславие побеждает:

- Что ж, думаю, перед тем, как вы встретитесь с остальными гостями, я могу удовлетворить твоё любопытство.

Уизли, стоящий рядом со мной, еле заметно выдыхает.

На протяжении всего рассказа я не могу отделаться от мысли, насколько Люциус далеко зашёл в своём желании служить Тёмному Лорду. Или в своём страхе перед ним. И насколько он верит в его возрождение - настолько же, насколько я уверен в невозможности этого.

Когда человек так напряжённо ждёт - наказания, милости, последствий, чего угодно - его мозг способен создавать самые изощрённые прожекты. И следовать им.

Иначе как объяснить, что, посчитав отсутствие Драко рядом с собой слишком затянувшимся, а его возможный уход из семьи и хуже - уход с неподобающим человеком - неприемлемым для будущего служения Лорду, Люциус решил сделать это. Одним разом вернуть сына и избавиться от опасностей в лице его нового окружения.

- Да, я пришёл к выводу, что ситуация усугубляется, и предпочёл взять её под контроль. Мне нужен мой сын. Я хочу, чтобы он был под рукой, когда Тёмный Лорд возродится. Я не хочу повторять своих же ошибок.

Однажды я не поверил. И чуть не поплатился жизнью за отсутствие веры. Я не намерен больше допускать таких оплошностей. Когда мой Лорд вернётся, его будет кому встретить. Он может не сомневаться в верности Малфоев. Всех Малфоев. И если мой сын даёт мне повод волноваться, я должен разобраться с этим. Вернуть его. Держать при себе. И устранить отвлекающие факторы…

На протяжении всей речи Люциус улыбается, как человек, который гордится делом своих рук.

«Отвлекающие факторы». То есть Грейнджер и Гарри.

Разумеется, одновременно похитить всю троицу было бы сложно. Проще было начать с Грейнджер. А Драко бы всё равно нашёл её при помощи кулона и сам пришёл к отцу. Ну а Гарри… Тут и думать нечего - он ввяжется в любую историю, особенно, если это касается друзей.

- А почему ты так уверен, что Драко согласен с тобой? Что он хочет того же, что и ты? - тяну время, пусть Люциус говорит подольше.

- При чём здесь его согласие? Я просто распоряжаюсь его жизнью - по праву отца. До тех пор, пока меня не слишком беспокоили его игры во взрослого мальчика, я не мешал ему развлекаться. Но всё зашло слишком далеко. Его женитьба на ком попало не входит в мои планы. Кстати, поэтому я и прекратил выжидать, Северус. Ситуация усугублялась с каждым днём. Мисс Грейнджер стала мешать.

- А Поттер? Поправь меня, Люциус, если я ошибаюсь, но, насколько я помню, Поттер был первым, на ком вы опробовали свои методы борьбы с «отвлекающими факторами». И чем вам не угодил Поттер?

- Поттер? - Люциус недовольно косится в сторону Даны. Та вспыхивает и опускает глаза, - Меня просто неверно информировали на его счёт. Это уже мне ничем не повредит, а потому могу сказать, что нападение на Поттера было вызвано ошибочно сделанными выводами.

Дана сникает, костяшки на сжатых в кулак пальцах побелели - так она их стиснула:

- Я уже признала свою вину, Люциус. И стараюсь по мере сил её искупить. Ты ведь знаешь, я сделаю всё, что попросишь. Прикажешь. И даже больше. А с Поттером… Я же объясняла - этого идиота Моргана наслушалась. Очень достоверно и, главное, правдоподобно, звучали его разговоры о том, почему твой сын всё своё время проводит в обществе Поттера. К тому же, как я ни прилагала усилий, на меня Драко никакого внимания не обращал… И ни с кем из других девушек не встречался. Да ещё этот, - Дана недовольно кивает в сторону Уизли: - Вёл себя так, словно Поттер на самом деле гей. Я наблюдала за ними - даже руку отдёргивал, когда Поттер до него дотрагивался.

Уизли возмущённо сопит, делая вид, что ему всё равно. Что никогда и не сомневался в ориентации лучшего друга. Надеюсь, сюрприз будет не слишком неприятным для него. Конечно, сперва нам надо отсюда выбраться.

По крайней мере, теперь понятно, почему напали на Поттера - подумали, что у Драко с ним роман. Решили устранить. А других попыток не предпринимали, поскольку почти сразу же стало ясно - ошиблись. И с Гарри можно было вполне подождать, чтобы потом всех сразу, одним махом… В общем, как я и подумал с самого начала - Люциус явно не в себе.

- Достаточно! Думаю, вечер воспоминаний и признаний можно считать состоявшимся. На этом всё, - голос Малфоя звучит негромко, но властно: - Проводите наших гостей в их апартаменты.

Охранники, стоявшие почти по всему периметру, мгновенно напрягаются. Шесть человек, а нас с Уизли двое.

Мысль о скором прибытии отряда авроров я додумать не успеваю - в коридоре раздаётся взрыв. Потом грохот. Ближайший к двери человек распахивает её - сразу же начинают валить клубы дыма, заполняя всю комнату. Нас пытаются перехватить, но дым нам на руку, и мы выскакиваем вслед за Люциусом и ещё несколькими взбудораженными волшебниками из комнаты.

* * *

Жаль будить Гермиону - она так сладко спит, измученная последними событиями. Но ничего не поделать - нам надо выбираться отсюда.

Мы рассказываем ей о нашем плане. На удивление, она почти не даёт никаких указаний. Только пару ценных советов. То, что она не может двигаться, сильно осложняет всё дело, у Драко будут заняты руки. Но в любом случае у нас есть только одна возможность, и мы ею воспользуемся.

Всё происходит так, как мы и предполагали. Привлечённый громким стуком в дверь, охранник заглядывает узнать, что случилось. Драко качественно разыгрывает роль капризного наследника, охранник не решается возражать сыну, жаждущему воссоединиться с отцом.

А дальше всё зависит от того, насколько градусов удача согласна к нам повернуться. Она поворачивается всем лицом, и мы ловим её. И действуем.

Поразительно, как наивны и самонадеянны бывают люди, уверенные в своей волшебной палочке. Они забывают, что физическая сила и ловкость и, разумеется, подручные средства - это тоже важные факторы.

Охранника мы аккуратно укладываем на каменный пол, предварительно связав при помощи его же палочки. Бывшей его палочки.

Затем выскальзываем в длинный тёмный коридор. Я - впереди, Драко с Гермионой на руках следом за мной.

На этом заканчивается наш план и начинается чистой воды импровизация. От внезапно возникшего возбуждения покалывает пальцы. Всё-таки нами было принято единственно верное решение - действовать. Даже если нас перебьют через пять минут.

Я ошибся. Нас заметили раньше. Топот ног, крики, приближающиеся люди… Охранка у них сработала, что ли… Неважно. Теперь уже ничего не имеет значения, кроме одного - прорваться. Вырваться за пределы здания. Вывести отсюда Драко и Герми.

Я не собираюсь дожидаться, пока нападут, атакую первым, напоследок успев заметить их изумлённые лица.

* * *

Везде клубы дыма, стены крошатся от врезающихся в них заклинаний, крики, топот, мелькание человеческих фигур.

Мы с Уизли врезаемся в толпу. Он тут же исчезает в дыму. С разворота взмахиваю палочкой, посылаю в кого-то заклинание. Уворачиваюсь от ответного. Одновременно пытаюсь понять, что происходит, вглядываюсь, высматриваю. На какое-то мгновение мелькают светлые волосы. Драко! Значит, они всё-таки вырвались. Ищу глазами другие - чёрные, встрёпанные. Не вижу, не нахожу.

Снова крики, кто-то стонет, падает на пол. Мне зацепило плечо, горячо, жжёт. Плевать. Главное - найти Поттера. И остальных, конечно.

Ещё один взрыв, но гораздо громче, чем было до этого.

И похожий на раскат грома голос, как под Сонорусом:

- Всем стоять! Не двигаться! Это спецотряд аврората. При сопротивлении будем бить на поражение! Стоять, я сказал!

В постепенно рассеивающемся дыму проступают очертания фигур. Несколько человек на полу. Люциус, дёрнувшийся было, но тут же замерший на месте. Дана, сидящая на корточках и закрывающая голову руками. Уизли, сжимающий кулаки. Авроры, держащие под прицелом палочек всех, кто уцелел.

Прислонившийся к стене Драко - я с облегчением выдыхаю, увидев его - с Грейнджер на руках. Лихорадочно осматриваюсь вокруг. Где же Поттер?

* * *

Вокруг всё в дыму, я двигаюсь первым, за мной Драко с Гермионой. Мне плевать, что у нас одна палочка на троих. Я бы и без палочки дрался, голыми руками. Потому что мне есть за что драться. За себя, за зиму, за нападение. За Драко, за его лицо прошлым вечером, за Герми, за её разучившиеся двигаться ноги. За жизнь, за надежду. За то, чтобы вырваться, вернуться. Увидеть Северуса. Успеть всё исправить.

И мне сейчас плевать, что противников больше.

Когда мне в грудь попадает заклятие, я вижу вспышку белого и сноп искр, и в последний момент отмечаю, что откуда-то издалека раздаётся громкий голос: - Всем стоять, не двигаться!

Затем опускаюсь на покрытый обломками пол, и перед тем, как закрыть глаза и вырубиться, выхватываю из оседающих клубов дыма очертания знакомой фигуры - единственного человека, которого бы я хотел увидеть напоследок. Я всё-таки нашёл его. Улыбаюсь своей галлюцинации и позволяю ей приблизиться, дотронуться до меня его руками и выдохнуть его голосом: - Гарри!

* * *

Я всё-таки нашёл его. Успел увидеть, как он роняет палочку и падает. Отталкиваю кого-то, не обращаю внимания на крики авроров, опускаюсь рядом с ним на пол. Обнимаю.

- Гарри!

Глава 21. Давай попробуем просто жить

Я открываю глаза, взгляд упирается в белый потолок. От этой белизны больно и я прищуриваю ресницы. Всё плывёт и кружится, словно я на ярмарочной карусели. Пахнет чистыми крахмальными простынями и микстурой.

Пытаюсь пошевелить рукой, но на неё словно наложено заклинание обездвижения. С трудом разлепляю пересохшие губы, однако тут же понимаю, что даже шёпот для меня непосильная задача.

Краем глаза вижу, что рядом со мной на стуле кто-то дремлет, уткнувшись носом в ворот мантии и сложив руки на груди. Свесившиеся чёрные пряди закрывают глаза и щеки, но его я узнал бы всегда. Он всё-таки здесь. Мне не приснилось.

Снова силюсь пошевелить пальцами.

Он вздрагивает, просыпается и резко поворачивает голову. Одну крошечную долю секунды смотрит на меня. Потом встаёт со стула и садится на кровать. Руки обхватывают моё лицо, пальцы чуть дрожат. Он наклоняется и вглядывается. Ощущаю такой знакомый запах - ментоловый дым и лавандовое мыло. Прикрываю ресницы. Вдыхаю. Сердце скачет как кролик, попавший в силки. А в голове одна-единственная внятная мысль: - Северус…

И почти сразу чувствую, как ко лбу прижимаются тонкие сухие губы. Не целуют, а просто легко касаются: - Очнулся?

А я даже не могу поднять рук, чтобы обнять его и притянуть к себе. Только вдыхаю его запах, и в глазах щиплет.

Он отстраняется и смотрит мне в глаза.

Комната наполняется голосами, и больничные запахи становятся острее. Северуса оттирают от меня, заслоняют. Кто-то взмахивает руками, кто-то вливает мне в рот горькую пахучую гадость, кто-то берёт меня за запястье и считает пульс. Они суетятся и суетятся, а я пытаюсь поднять голову, чтобы увидеть его.

- Мистер Поттер, вы можете говорить? Сколько пальцев? - мне в лицо суют растопыренную ладонь. Сухими губами считаю до трёх. Молодец. А теперь выпей-ка вот это - и в рот снова упирается ложка. Отворачиваюсь и хрипло шепчу:

- Где Северус?..

* * *

Больничные медики почти сразу же выпроводили меня из палаты, как только я опустил Гарри на постель. Через два часа меня выставили и из больницы под предлогом того, что мне нужно привести себя в порядок, поскольку в таком грязном виде меня к Гарри всё равно не пустят. Пытались, правда, осмотреть мою рану на плече, но я рявкнул, что кругом полно по-настоящему нуждающихся в помощи больных.

После того, как авроры забрали Люциуса, Дану и уцелевших охранников, мы почти сразу аппарировали - я с Поттером на руках и Драко с Грейнджер.

Уизли порывался мне помочь, но я дёрнул плечом - сам справлюсь. Лучше иди начальству своему доложись. И не нужно так подозрительно на меня смотреть. Нет, тебе не приснилось - я действительно стоял на коленях рядом с Поттером. Да, я на самом деле прижимал его к себе. Да, я сам понесу его. Нет, я никому его не отдам. А теперь можешь отмереть, закрыть рот и заняться чем-то более важным, чем рассматривать нас с Поттером.

И когда я аппарировал, прижимая к себе Гарри, перед глазами всё ещё стояло удивлённое, недоумевающее лицо Рона.

Позже, когда я сидел в больничном коридоре, я снова вспомнил это его выражение и даже усмехнулся. Хотя мне было совсем не до смеха - Гарри, как сказали колдомедики, пока не пришёл в сознание, меня к нему не пускали.

Хотя куда они денутся? Пустили всё-таки, когда я побывал дома и вернулся обратно. Пустили сразу, мне даже говорить ничего не пришлось. Наверное, у меня было очень убедительное выражение лица.

А потом всю ночь я сижу на неудобном больничном стуле с жёсткой спинкой, точно сиделка. А Гарри то мечется, сбрасывая одеяло и сбивая простыни, то утихает. Я беру его за руку, поправляю постель, промокаю влажный лоб.

Иногда не могу удержаться и провожу по волосам, распутывая слипшиеся пряди, пропуская их сквозь пальцы. Он всё равно не узнает, а как только ему станет лучше, я уйду.

А пока… Пока я сижу рядом с ним и смотрю, как неровно, прерывисто бьётся жилка на шее, рядом с тонкой, выпирающей ключицей. Как чуть подрагивают ресницы. Как сгущающиеся сумерки кладут тени на скулы и вычерчивают матовыми чернилами его профиль. Как моя ладонь лежит на его руке.

Перед рассветом я всё-таки успеваю немного подремать.

Когда он приходит в себя, комната тут же наполняется колдомедиками - видимо, сработали какие-то наложенные на него чары.

Меня оттирают в сторону, к Гарри трудно подступиться. Сразу несколько человек начинают суетиться вокруг него. Я здесь больше не нужен. Теперь, когда он очнулся, с ним всё будет хорошо. Он ведь живучий, выберется и на этот раз.

Я прикрываю за собой дверь и иду по длинному коридору, чувствуя одновременно облегчение и тяжесть.

Всё возвращается на круги своя.

* * *

Всё утро меня чем-то пичкали, вливали какие-то микстуры, мазали противной дрянью, ласково уговаривая, когда я дёргался и отворачивался.

А я всего лишь хотел, чтобы это не они сейчас сидели рядом со мной и размазывали по моей груди эту липкую гадость, а Северус. Осторожно, аккуратно, кругами втирая её в мою кожу.

Он так и не пришёл больше. Пока не наступил вечер, я ещё на что-то надеялся, а потом как-то сразу, в одну минуту, понял - не придёт. И тогда мне стало всё равно, и я равнодушно позволил делать со мной всё что угодно. Мажьте, кормите лекарствами, накладывайте повязки. Без разницы.

Когда пришёл Драко, отлучившись на пять минут из соседней палаты, где лежала Гермиона, то сообщил мне, что я отлично выгляжу.

Да уж, могу себе представить. Впрочем, это мне тоже без разницы. Отлично так отлично. Раз ему нравится так считать.

На это он мне заявил, что когда я болею, у меня портится характер, и я становлюсь сварливым.

Одна хорошая новость - с Гермионы удалось снять заклинание обездвижения, а поскольку она не сильно пострадала, завтра её отпускают домой.

Вот и славно, а теперь иди к ней, Драко.

Отворачиваюсь к стенке, прижимаюсь лбом. Прохладно. Пусто.

За Драко хлопает дверь.

На следующий день с самого утра снова посетители.

В палату бочком осторожно протискивается Рон. С ним какая-то девушка. Ужасно рад его видеть, улыбаюсь и приподнимаюсь на подушках. Рон смущённо говорит:

- Это Габриель. Помнишь её? Сестра Флёр.

Но я уже узнал. Хотя она и выросла с тех пор, как мы виделись в последний раз, в глазах у неё всё то же выражение - восхищение вперемешку с восторгом.

Габриель принесла огромную охапку цветов и занята тем, что пытается наколдовать какую-нибудь вазу и воду из подручных материалов. Рон садится около меня. После обязательных вопросов о моём самочувствии он вдруг смущённо розовеет и начинает что-то мямлить обо мне и Северусе. О том, что хотя он не хочет меня обидеть, но ему показалось, будто Северус относится ко мне так, словно я ему небезразличен.

Я мну в руках край одеяла и молчу. Тогда он принимается извиняться. Говорит, как он рад, что ошибся и как ему стыдно, что он мог такое подумать о нас. Я и Снейп - это же смешно. Это ни в какие ворота не лезет! Это не может быть правдой.

Я обрываю:

- Не нужно извиняться. Тем более, что это правда. И не смотри на меня так. Да, меня ранило, но не в голову.

- Гарри, я не знаю, что сказать.

- А тут и говорить нечего. И не о чем. Потому что всё уже закончилось. Я его потерял. Так что можешь не беспокоиться об этом.

- Ты хочешь сказать, что вы были любовниками? - последнее слово заставляет уши Рона вспыхнуть огнём.

- Нет. Я хочу сказать, что любил его. Люблю. И буду любить, - мне вдруг становится так легко, как не было уже очень давно. Мне всё равно, что сейчас скажет Рон, даже что подумает. Я не лгу ему, не пытаюсь быть таким, каким он меня представлял. И самому себе я тоже не лгу. И это важнее, чем страх потерять его дружбу.

Я смотрю ему в глаза:

- Если тебе это неприятно, извини. Надеюсь, тебя утешит тот факт, что мы расстались.

- Но он же принёс тебя сюда. И я видел, какое у него было лицо, когда он…

- Рон! Он даже не пришёл ко мне после. Ни разу. Я ему не нужен.

Он молчит. Потом неловко встаёт:

- Нам пора. Поправляйся, Гарри.