Давние дни

Первое издание книги Михаила Васильевича Нестерова «Давние дни» (под редакцией В. С. Кеменова) вышло в свет в январе 1942 года^[1]. Выпущенное Государственной Третьяковской галлереей в количестве 2600 экземпляров, издание это было сразу распродано и стало библиографической редкостью. Отвечая пожеланиям читателей, художник начал готовиться к переизданию своих мемуаров в дополненном виде. Смерть помешала ему довести до конца эту работу. Сохранились рукописные заметки Нестерова, содержащие небольшие поправки к тексту, а также перечни предполагаемых дополнений. Таких перечней до нас дошло два, причем они не вполне совпадают. В одном перечне указаны следующие очерки и статьи: 1) Н. А. Ярошенко, 2) Один из «мирискусников», 3) Сашенька Кекишев, 4) Контрасты, 5) Письмо к Пл. Мих. Керженцеву и 6) Обращение к молодым художникам. В другом списке значатся: 1) Ненаписанная картина (это название позднее зачеркнуто карандашом), 2) Шаляпин, 3) Девойод, 4) Эскиз, 5) Дягилев и Бенуа, 6) Петербургские похороны, 7) Молниеносная любовь и 8) Обращение к молодым художникам. Можно предположить, что под названием «Контрасты» в первом перечне имеется в виду очерк, внесенный во второй перечень под другим заглавием — «Петербургские похороны». Обращение к рукописям художника показывает, что очерк «Один из „мирискусников“» первоначально назывался «Дягилев и Бенуа», а очерк, озаглавленный во втором перечне «Ненаписанная картина», представляет собой отрывок из воспоминаний об А. П. Рябушкине. За несколько месяцев до своей кончины художник говорил пишущему эти строки, что работает над воспоминаниями о Врубеле, которые предполагает поместить во втором издании «Давних дней». Незадолго до смерти Нестеров сообщил С. Н. Дурылину о своем намерении включить во второе издание «Давних дней» также очерк «Рим».

При подготовке к печати настоящего издания редакция в основном приняла во внимание намерения и пожелания автора. Однако, поскольку окончательный состав книги определен Нестеровым не был, редакция сочла возможным несколько изменить, а также расширить его за счет ряда мемуарных материалов, оставшихся в рукописи и представляющих несомненный интерес для читателя.

Впервые печатаются во втором издании «Давних дней» следующие очерки: «Мое детство», «А. П. Рябушкин», «А. С. Степанов», «Е. Г. Мамонтова», «Один из „мирискусников“», «В. И. Икскуль», «Заграничные впечатления», «Ф. И. Шаляпин», «Сашенька Кекишев», «Братец», «Как женился Андрей Павлович», «Петербургские похороны» и черновой отрывок «Врубель и Серов».

Согласно желанию самого Нестерова в книгу включены очерки «Эскиз», опубликованный в 1941 году и не вошедший в первое издание «Давних дней», и «Н. А. Ярошенко», появившийся на страницах журнала «Октябрь» за 1942 год, а также письмо к П. М. Керженцеву и обращение «К молодежи». Перепечатываются, кроме того, очерки и статьи о Яне Станиславском, «Девойод», «Памяти А. В. Прахова», письмо П. И. Нерадовскому о Репине и статья «Художник-педагог». В то же время редакция отказалась от включения в книгу малоудачного очерка «Молниеносная любовь» и незаконченного очерка «Рим», над которым Нестеров работал в последние дни жизни, так как сохранившаяся рукопись представляет собой черновик, обрывающийся лишь на самых подступах к «Вечному городу», как любил Нестеров называть Рим. Черновик этот не дает, собственно, ничего нового по сравнению с тем, что содержится в ранее написанных и печатающихся в данном издании воспоминаниях о поездках художника в Италию. По той же причине не перепечатывается из первого издания очерк «Капри».

Значительное количество нового материала, более чем вдвое увеличившее объем книги по сравнению с ее первым изданием, вынудило редакцию произвести в ней некоторые композиционные изменения.

Настоящее издание открывается очерком «Мое детство». За ним следует ряд очерков, посвященных старшему поколению художников, — В. Г. Перову, П. П. Чистякову, И. Н. Крамскому, Н. А. Ярошенко, В. И. Сурикову, Н. Н. Ге, В. М. Васнецову, В. В. Верещагину и П. О. Ковалевскому. Далее помещены воспоминания Нестерова о представителях младшего поколения художников — И. И. Левитане, братьях К. А. и С. А. Коровиных, А. П. Рябушкине, А. А. Рылове и А. С. Степанове. Цикл очерков о художниках завершается воспоминаниями о польском художнике Яне Станиславском. После них печатаются очерки о П. М. Третьякове, Е. Г. Мамонтовой, передвижниках и «мирискусниках» и литературный портрет одной из светских моделей Репина — В. И. Икскуль. Под общим заглавием «Заграничные впечатления» объединены воспоминания Нестерова о его четырех путешествиях за границу — в 1889, 1893, 1908 и 1912 годах. Следующий цикл очерков посвящен актерам — Артему, М. К. Заньковецкой, П. А. Стрепетовой, Девойоду, Ф. И. Шаляпину и В. Н. Андрееву-Бурлаку. Далее печатаются очерки, которые в авторской рукописи озаглавлены «О том, о сем»: 1) «Актер», 2) «Сашенька Кекишев», 3) «Братец», 4) «Ф. И. Иордан», 5) «Петербургские похороны». Несколько изменив их порядок внутри раздела (в целях соблюдения большей хронологической последовательности), редакция присоединила к ним два очерка, которые по своему характеру наиболее подходят к этому же разделу: «Попа и Барон» и «Как женился Андрей Павлович». Основная часть книги заключается, как и в первом издании, очерками «Письма о Толстом», «А. М. Горький» и «И. П. Павлов». В приложениях помещены: черновой отрывок «Врубель и Серов», некролог А. В. Прахова, письмо к П. И. Нерадовскому о И. Е. Репине, ранняя более подробная редакция воспоминаний о Павлове, а также немемуарные материалы, которые, однако, дополняют наши представления о литературном наследии Нестерова: письмо к П. М. Керженцеву «О художественной школе», письмо Президиуму Всесоюзного совещания по художественному образованию — «Художник-педагог», обращение «К молодежи».

В некоторых очерках («Мое детство» и «Н. А. Ярошенко», «В. Г. Перов» и «А. П. Рябушкин», «В. Г. Перов» и «Как женился Андрей Павлович», «П. П. Чистяков» и «И. Н. Крамской», «Н. А. Ярошенко» и «А. М. Горький») встречаются повторения, которые редакция не сочла возможным устранить. Если бы второе издание «Давних дней» было осуществлено при жизни Нестерова, то несомненно, что все соответствующие места подверглись бы авторской редактуре.

Иллюстративный материал первого издания «Давних дней» не был органически связан с текстом. Из одиннадцати репродукций с картин, помещенных в книге, в воспоминаниях Нестерова говорится только о «Пустыннике» и «Видении отроку Варфоломею». Обдумывая состав второго издания, Нестеров предполагал некоторые иллюстрации заменить, однако при этом он не ставил своей целью непосредственную связь иллюстраций с содержанием книги.

При подборе иллюстративного материала для данного издания редакция стремилась к тому, чтобы он возможно полнее и органичнее был связан с текстом. В книге воспроизводятся сохранившиеся картины и этюды Нестерова, о которых идет речь в его мемуарах, документальные фотографии и рукописи.

Редакция с благодарностью отмечает, что исключительно внимательное отношение к данному изданию со стороны дочерей М. В. Нестерова — Н. М. Нестеровой и В. М. Титовой дало возможность значительно расширить состав книги за счет впервые публикуемых очерков, а также обогатить ее ранее неизвестным иллюстративным материалом.

«…Мемуары — удел старости», — писал Нестеров в предисловии к «Давним дням». Художнику тогда было семьдесят восемь лет. Из двадцати трех очерков, помещенных в первом издании «Давних дней», двенадцать предварительно появились в печати на протяжении 1934–1940 годов. Однако, за исключением немногих очерков (о Стрепетовой, Горьком, Павлове), все они представляли литературную обработку ранее написанных воспоминаний.

Еще в конце 1890-х годов Нестеров начал писать воспоминания о своем детстве. В письме к отцу, сестре и старшей дочери от 13 апреля 1897 года он сообщал: «Вчера я читал Архипову выдержки из „Моего детства“, ему очень понравилось»^[2]. В 1903 году были опубликованы Нестеровым воспоминания о Левитане, в 1910 году — о Яне Станиславском. Очерк «Е. Г. Мамонтова» в рукописи датирован 1918 годом. Работать над мемуарами художник продолжал и в 1920-х годах, когда закончил последовательный рассказ о своей жизни за полвека с лишком. Сохранившаяся рукопись этих мемуаров составляет свыше 400 страниц машинописного текста.

В середине 1930-х годов Нестеров приступил к работе над литературными портретами своих современников. Из этих портретов и сложилась впоследствии книга «Давние дни. Встречи и воспоминания». Эта вторая книга до известной степени отменила первую, которую сам художник при своей жизни печатать не предполагал и которой он воспользовался как материалом, нередко подвергая его лишь сравнительно незначительной стилистической обработке.

«Давние дни» Нестерова заключают разнообразный материал для творческой биографии художника. В очерке «Мое детство» Нестеров вспоминает о том, какое сильное впечатление произвела на него, ученика московского реального училища Воскресенского, картина Куинджи «Украинская ночь», которую он увидел на Передвижной выставке 1876 года. «К Куинджи, — пишет он, — у меня осталась навсегда благодарная память. Он раскрыл мою душу к природе, к пейзажу». О мучительных сомнениях в своих творческих способностях, овладевших им в ученические годы, о благотворном и ободряющем влиянии Перова и своих первых успехах как художника рассказывает Нестеров в очерке «В. Г. Перов».

Интересные и ценные данные, относящиеся ко времени пребывания Нестерова в Академии художеств, содержатся в очерках о П. П. Чистякове и И. Н. Крамском; подробности, любопытные для истории создания двух любимых нестеровских картин — «Пустынник» и «Видение отроку Варфоломею», — приводятся в очерке «П. М. Третьяков». В двух очерках, посвященных художественной группе «Мир искусства», Нестеров выступает как временный и случайный попутчик «мирискусников». С работой Нестерова-портретиста знакомят воспоминания о М. К. Заньковецкой, Л. Н. Толстом и И. П. Павлове.

Нестеров прожил восемьдесят лет. Ученик Перова, он начал с картин на близкие передвижникам темы, свою творческую деятельность он закончил как один из крупнейших советских живописцев, мастер реалистического портрета. Это был закономерный путь художника, больше всего ценившего в искусстве жизненную правду. «Если бы ты знал, — писал он одному из своих друзей, — как народ и всяческая „природа“ меня способны насыщать, делать меня смелее в своих художественных „поступках“. Я на натуре, как с компасом. Отчего бы это так?.. Натуралист ли я, или „закваска“ такая, или просто я бездарен, но лучше всего, всего уверенней всегда я танцую от печки, и знаешь, когда я отправляюсь от натуры, я труд свой больше ценю, уважаю и верю в него. Оно как-то крепче, добротнее товар выходит!»^[3]

Долгая и богатая художественными впечатлениями и наблюдениями жизнь Нестерова проходит перед читателем его «Давних дней». Книга эта в основном является обширной галлереей литературных портретов. Тут и представители нескольких поколений русских художников (Перов, Чистяков, Крамской, Ярошенко, Суриков, Левитан, братья Коровины и другие), и деятели русской художественной культуры (Третьяков, Мамонтова, Дягилев), и актеры (Артем, Заньковецкая, Стрепетова, Шаляпин и другие), и писатели (Л. Толстой, М. Горький), и великий русский ученый И. П. Павлов.

Различны «модели» этих литературных портретов, различны и приемы словесной «живописи», которой пользуется автор для их изображения.

Очерк о Перове написан в строгих тонах, напоминающих портретное искусство самого Перова, но сквозь эту внешнюю строгость просвечивает горячая любовь к «задумчивому сосредоточенному человеку» с «властной повадкой» и «ястребиным взглядом», некогда утвердившему Нестерова в его призвании художника. Мягким и грустным лиризмом овеяны воспоминания о лучшем друге Нестерова Левитане. Благодарной «памятью сердца» согреты страницы, посвященные «тихому, молчаливому» Третьякову, бескорыстно и бесшумно творившему свое прекрасное дело патриота-просветителя, создателя национальной сокровищницы русского искусства. Неподдельным восхищением перед «дивным стариком», «великим экспериментатором» и «таким правдивым, с горячим сердцем русским человеком» дышат воспоминания Нестерова о Павлове. Но, отличный и увлекательный рассказчик, Нестеров, когда это было нужно, находил на своей словесной палитре и иные краски. Ему в высшей степени было свойственно живое чувство юмора, ему были доступны различные оттенки иронии.

Сколько такой скрытой и тонкой иронии вложено, например, в литературный портрет светской барыни баронессы В. И. Икскуль, и как отлична эта ирония от той чуть-чуть насмешливой улыбки, с какой повествует Нестеров о добродушном и честолюбивом ректоре Академии художеств, «действительном тайном советнике» Ф. И. Иордане!

Не все очерки, вошедшие в книгу Нестерова, подходят под определение литературного портрета. Своего рода отрывком из семейной хроники представляются воспоминания художника о своем детстве, дающие ряд живых зарисовок уфимского купеческого быта. Зарубежные художественные впечатления Нестерова с большой непосредственностью отражены в его путевых очерках.

Наконец, к числу наиболее удавшихся Нестерову литературных «Этюдов с натуры» принадлежит запоминающийся в своем четком лаконизме очерк «Петербургские похороны». Нестеров, автор «Пустынника», «Видения отроку Варфоломею», «Великого пострига» и «Святой Руси», вновь выступает в этом очерке как художник, чьи ранние произведения были написаны на родственные передвижникам обличительные сюжеты.

«Давние дни» Нестерова лишний раз убеждают в том, что нередко кисть и перо отлично уживаются в одних и тех же руках. Достаточно вспомнить литературные этюды Перова или «Далекое близкое» Репина. Каждый из этих трех художников-современников обладал несомненным литературным дарованием; каждому из них был присущ свой собственный не только живописный, но и писательский почерк. Совершенно естественна и понятна поэтому та высокая оценка, какую тотчас по своем появлении книга Нестерова получила именно в литературной среде: маститый художник был избран в почетные члены Союза советских писателей^[4].

Выходящая ныне вторым, дополненным изданием книга Нестерова будет с интересом прочитана каждым, кому дорого русское искусство, и займет достойное место в нашей мемуарной литературе.