— Что вы делаете здесь?
Я показываю пальцем в сторону «Книжного червя».
— Твой отец заставил тебя и твою сестру продавать цветы на улицах после того, как забрал из школы?
Она пожимает плечами.
— Я больше не могу позволить себе ходить в школу. Знаю, что директриса спонсировала нас всех, но нам нужно на что-то жить, — она пристально смотрит на Нелл. — Сейчас нас трое, и нам нужно, чтобы мы выжили этой зимой.
У меня есть подозрение, кто третий член семьи, судя по сконфуженному выражению лица Нелл. Однако не вижу никаких признаков младенца. Неважно. Вероятно, мистер Уэлсли знает.
— Я куплю все, — говорю я. — Сколько это стоит?
В глазах Нелл появляется надежда, но Молли хватает ее за руку и качает головой.
— Не платите за всю корзину, принцесса, — говорит она. — Остальным девочкам это не понравится. Они устроят для нас ад, если вы проявите благосклонность.
Именно тогда заметила еще несколько девушек, скучковавшихся у соседнего здания. Они также выглядят бедными и грязными, но выражение их лиц зловещее, почти дикое. Казалось, если бы мы не были на людной улице, они бы набросились на меня и сорвали все, что на мне есть, от жемчуга в моей прическе до вышитых бисером тапочек на ногах. Видимо, не все бедные девочки беспомощны.
— Три букета, — говорю я, задирая голову. — Три букета самых больших, отборных фиалок, что у вас есть.
— Это будет стоить три копейки.
— Спасибо, — у меня не было много возможностей иметь дело с Ателийской валютой, но Эдвард убедился, что я могу понять разницу между копейкой, шиллингом и короной. Когда Молли передает мне цветы, я подсовываю три монеты плюс дополнительный шиллинг в ее ладонь.
— Не дай им увидеть, — прошептала я.
Не оглядываясь назад, направляюсь к книжному червю. Мне придется отдать мистеру Уэллсли несколько букетов, потому что я точно не смогу вернуться с ними обратно во дворец. И номер один, того что мне и так хватает в моей комнате это цветы.
Магазин такой же, как я запомнила, — кривой знак, груды книг и журнальный стенд у входа. Старик в очках и в большом зеленом фартуке устраивает книги возле магазина. На маленьком столике размещается куча книг твердой обложки под названием «Женщина в красном» в стиле Хэллоуина. Книга должна быть бестселлером, чтобы заслужить это место.
— Мистер. Уэллсли! — я обращаюсь к нему, с улыбкой. Он всегда был добр ко мне, хотя иногда его поддразнивания могут раздражать.
— Моя любимица! — мистер Уэллсли, приветствует меня широкой улыбкой. — Или я должен сказать… наша новая принцесса? Ты не посещала нас некоторое время. Я думал, вы можете ожидать пополнения в семье.
— Просто была занята официальной работой принцессы, — как я могу упомянуть о моей потере памяти. Ищу Билли, но потом понимаю, что сейчас он в школе. Ему больше не нужно работать с мистером Уэлсли.
— Я встретила Молли и ее сестру, Нелл, снаружи. Они продают цветы.
Мгновенно, хитрая улыбка исчезает с его лица.
— Я предполагал, что ты рано или поздно столкнешься с ними.
— У Нелли есть ребенок, не так ли? И поэтому они испытывают больше трудностей, чем раньше.
Мистер Уэллсли кивает.
— И это только часть истории. Ты знала, что Молли бросила школу для девочек, которую ты основала, не только потому, что ей нужно заработать больше, чтобы сохранить ребенка своей сестры, кормить и одевать, но и потому, что МакВин сократил их зарплату наполовину?
— Что он сделал? Только потому, что они работают меньше из-за сокращения часов?
Андрю МакВин. Это ужасный, беспощадный человек, который заботится только о прибыли. Его огромное богатство построено на крови. Я так старалась, чтобы дети — работники получали лучшие условия, приняв восьмичасовой закон, и вот он идет и делает все хуже. Возможно, его действия не удивительны, но мой гнев поднимается все равно.
— Это не просто из-за сокращения часов. Вместе с новым законом, Эдвард установил дополнительные меры. Владельцы должны оплатить медицинскую страховку и оплачивать часть расходов на назначение инспекторов. Вы знаете, должны быть инспекторы, чтобы убедиться, что владельцы фабрики соблюдают новый закон. То, что сделал МакВин, было, конечно, неэтичным, но нет закона, запрещающего ему это делать.
— У вас даже нет минимальной зарплаты в этой стране?
Мистер Уэлсли поднимает бровь, и я понимаю, как странно звучит мой вопрос. Говорю так, как будто я не гражданин этой страны.
Кашляю и меняю тему. — Мы ничего не можем сделать, чтобы помочь детям?
— Многое уже сделано в прошлом году. Помните, детка, что перемены всегда происходят постепенно в такой стране, как наша. Если бы только наше правительство больше походило на Моринскую империю… я бы обменял парламент на императора в любой день. Между тем, буду следить за Молли и ее сестрой, и если они всегда устанут, они могут зайти попить воды, — мистер Уэллсли похлопал меня по руке. — Не волнуйся, дорогая. Дайте немного времени. В конечном итоге будут внесены дополнительные изменения.
Глава 30
Я вышагиваю по своей комнате, привычка, которую недавно переняла у Эдварда. Закат впечатляюще великолепный, небо раскрашено в красное, золотое и оранжевое. Этот вид особенно прекрасен из огромных окон занимающих всю стену в моей спальне.
Снова и снова голос Лиама эхом отдаётся в моей голове, «Они все уйдут».
Схватилась руками за голову. МакВин сократил зарплату Молли, и она вернулась к работе на весь день. Работать на улице, возможно, не так опасно для жизни как на фабрике, но все же, это не место для ребенка. Не хочу, чтобы Молли стала похожей на тех других девушек — цветочниц с дикими выражениями. Она не намного лучше, чем раньше.
И это все моя вина.
Опускаясь на сиденье у окна, стараюсь успокоиться и мыслить рационально. Поступила бы я иначе, если бы знала, что Молли будет продавать цветы на улицах? Когда вспоминаю бедного Джимми, с его пропитанными кровью повязками, до сих пор не могу заставить себя сожалеть о том, что сделала. Но, может быть, могла бы придумать лучший способ, принять некоторые превентивные меры, которые не привели бы к тому, что МакВин сократил заработную плату.
Дверь в наши покои скрипнула, и шаги, устойчивые и твердые, звучат на полированном мраморном полу. Эдвард, должно быть, вернулся из парламента. Хорошо. Мне нужно, чтобы кто-то выслушал меня, обсудил со мной, и посоветовал, что я должна делать. Для этого нет никого лучше, чем мой муж.
Поправив челку упавшую мне на глаза, направляюсь в гостиную. Его там нет, но из спальни доносятся звуки. Не задумываясь, шагаю к его спальне, находя дверь только полузакрытой. И потом останавливаюсь.
Эдвард только что снял рубашку. Он останавливается, когда видит меня, белый материал висит на его руке.
Гхм… мое лицо горит. Мы женаты, но я никогда раньше не видела его полуобнаженным, учитывая, что у нас есть отдельные спальни, и он всегда ждет в гостиной, прежде чем мы спустимся на завтрак. Это длится всего лишь секунду, но мой взгляд достаточно долгий, чтобы разглядеть мускулистое загорелое тело. На мгновение у меня возникает соблазн пробежаться пальцами по его широкой золотистой груди.
Я… извините! — я поворачиваюсь к нему спиной, чувствуя, что вся моя голова в огне. Это смешно, честно говоря, я краснею от вида обнаженной груди парня? Я уже не подросток, но здесь веду себя как девочка в средней школе. Признай это, Кэт. Твоё влечение к нему происходит не только из-за его характера. Признай, что он потрясающе великолепный.
Он тихо смеётся, усиливая мое смущение. Горячая рука поворачивает меня к нему лицом, и я смотрю вверх. Эдвард стоит передо мной, к счастью, в рубашке.
— Никогда не думал, что ты так захочешь меня увидеть, — он провел пальцем по моей щеке. — Когда ты перестанешь краснеть, от вида моего тела. Я думал, что ваш мир научил вас вести себя с меньшей скромностью. Хотя должен сказать, ты выглядишь восхитительно.
Он снова флиртует, но сейчас я не в настроении.
— Мне нужна твоя помощь, — выпаливаю я. И, в конце концов, рассказываю ему, как встретила Молли и ее сестру возле «Книжного червя».
— Я думала, что когда изменяла закон, то поступаю правильно. Думала, что помогаю детям, — я прикусываю губу и смотрю в пол. — Но теперь мы вернулись к началу. Ничего не изменилось.
— Не говори так, — Эдвард жестом направляет меня к стулу, и усаживает возле камина. Его спальня больше моей, но в ней меньше мебели. Есть только один шкаф, а комод поменьше и поменьше загроможден. Подушечки аккуратно выложены, одеяла без морщин, навес удерживается бархатными веревками — кажется, что никто не спал в этой кровати. Строгое состояние кровати отражает суровую половую жизнь ее обитателя. Я подвернула пальцы ног и, на дикий момент, позволив моему разуму блуждать в мечтах, о том, чтобы взять Эдварда за руку и повести его в постель.
Эдвард падает в другое кресло напротив меня.
— В своем интервью ты информировала общественность о бесчеловечных страданиях детей-работников. Прежде чем я встретил тебя, считал, что перемены должны быть постепенными, и решительные действия не могут принести удовлетворительных результатов. Но твои усилия научили меня, что иногда стоит рискнуть.
Заставляю свой разум вернуться к настоящему.
— Я могла бы сделать лучше. Не предвидела возможностей владельцев заводов, которые приспосабливаются к выгоде.
— Кэт, хотя ты можешь не верить, что смогла облегчить страдания детей, помни, что Восьмой часовой акт никогда не должен был быть концом, а только шагом к нашей конечной цели — полностью ликвидировать детский труд.
— Конечно, — тем не менее, когда вспоминаю, как Молли отреагировала, когда ее отец заставил вернуться к работе, моя уверенность слабеет. — Я по-прежнему считаю, что правильно воспитывать детей, а не отправлять их работать на улицы. Или на завод. Но что я могу сделать, если сама Молли не хочет возвращаться? Кажется, она гордится тем фактом, что помогает финансам своей семьи. А так как ребенка сестры нужно кормить… Эдвард, если бы я была на ее месте, я не думаю, что выбрала другой вариант.
— Однако есть и другие варианты. Она могла бы сделать гораздо больше, как клерк или помощник торговца, если бы была готова завершить свое образование, но я предполагаю, что ее семья вряд ли готова ждать несколько лет, — Эдвард вздыхает и потирает лоб. — Честно говоря, я предвидел, что семьи в самых низких звеньях, подобных Молли, не выиграют от Восьмичасового закона, просто потому, что их финансовые ситуации слишком тяжелы. Но не жалею о том, чтобы выступать за меньшее время, а не о нашем последующем акте, ограничивающем работу детей только днем.
Интересно, сколько еще таких семей, как у Молли. Учитывая количество детей, которых я видела на фабрике МакВина, нам еще предстоит пройти долгий путь.
— Недавно мы с отцом обсуждали новый акт, — медленно говорит Эдвард. — Поскольку нет недостатка в рабочей силе, работодатели, такие как МакВин, могут устанавливать заработную плату, как им нравится. Поэтому мы рассматриваем возможность установления минимальной почасовой ставки для чернорабочих.
— Минимальная заработная плата, — мне приходит в голову еще одно воспоминание. — Подожди, это была моя идея. Когда я перебралась во дворец после бала, упомянула об этом однажды, когда один из поваров отправился на лучшую работу в топ-ресторан.
Он медленно кивает, на его лице появляется улыбка.
— И я сказал тебе, что установление минимальной заработной платы не пройдет без проблем, поскольку работодатель может просто отказаться от большего числа рабочих, в результате мы получим группу людей, у которых нет дохода, а не мало.
— Но мы приняли закон на восьмичасовой рабочий день, — говорю я. — МакВин не может использовать меньше людей, работающих меньше часов.
— На взрослых не распространяется восьмичасовой закон.
Частенько благодарю звезды, что я принцесса в этой стране, или я бы была обречена. Даже если бы была мужчиной, у которого больше привилегий в Ателии.
— Итак, твой отец убежден, что Ателия может попытаться установить минимальную заработную плату?
— Это не принесет вреда. Но вопрос о принятии Парламентом этого закона — будет ещё большей проблемой. Заинтересованных и недовольных будет намного больше, чем при ограничение детского труда.
Это не кажется идеальным решением, но я до сих пор не могу придумать ничего лучшего. Не знаю, где работает отец Молли, но если ему будут платить более высокую зарплату, он может быть менее склонен заставлять Молли зарабатывать на жизнь.
— Хорошо, — я улыбаюсь ему, чувствуя, как мое сердце наполняется любовью. В этот момент осознаю одну из причин, по которой я влюбилась в него. Эдвард всегда поддерживал мои идеи. Он может дразнить, но он никогда не расценивает то, что меня интересует, как что-то глупое.
Я поднимаюсь на цыпочки, намереваясь поцеловать его в щеку, так же, как в тот раз, когда мы отправились в дом Поппи, но на этот раз Эдвард готов.
Быстро, он поворачивается, и внезапно мой вздох поглотили его губы, прочно прижатые к моим. Его рука обвивает меня за талию, притягивая к его телу. Будь то память или нет, я сразу реагирую. Обхватываю руками его за шею и целую, все остальные мысли временно изгнаны из моей головы.
И тогда уродливое хмурое лицо Крю всплывает в моей голове. Не влюбляйся в него, девочка!
Я резко отступаю. Это была ошибка — я должна немедленно уйти. От взгляда на его лице чувствую, что он смущен и ранен.
— Кэт, — тихо сказал Эдвард. — Я знаю, что сейчас твой ум занят проблемами детей, но не говори мне, что я… мои ухаживания нежелательны. Есть большая разница, когда ты смотришь на меня сейчас. Раньше ты смотрела на меня с подозрением, недоверием и даже враждебностью. Ты краснела, но это была не настоящая привязанность. Но теперь ты изменилась, — осторожно, он убирает прядь волос с моего лица. — Я могу сказать, что ты хочешь меня. Не так сильно, как я хочу тебя, но ты не можешь отрицать, что притяжение между нами существует.
И опять, Крю появляется в мое голове, его выражение грозное. Интересно, это какая-то магия гоблинов, или он произвел на меня такое глубокое впечатление, что я думаю о нем каждый раз, когда я близка к игнорированию его предупреждения.
— Это твой жених? — он никогда не упоминал Джейсона по имени. — Ты все еще не забыла его?
По правде говоря, я уже давно не думала о Джейсоне, так как восстановила свои воспоминания. Но все же, даже если я влюбилась в Эдварда, не могу полностью забыть своего парня в Америке. Мы были вместе два года. Все, что я сделала с ним, например, шуточная война ароматным попкорном в кино, прогулки в парке и уютные ночи с домашними обедами… я чувствую, как мучает меня чувство вины. Не хотела, чтобы так получилось, но это случилось. Я оставила его для другого человека.
— Он все еще в твоей голове, — говорит Эдвард, на его лице появляется разочарование.
Правда, но если бы не Крю, я бы призналась, что люблю его. Спорю о том, чтобы сказать ему, что гоблин посетил, а затем решит против него. Мне нужно узнать у Крю, почему я не могу влюбиться в Эдварда. Мне нужно, чтобы он прекратил возиться с моим умом, особенно когда Эдвард пытается меня поцеловать.
— Просто дай мне немного больше времени, — я могла бы использовать Джейсона как оправдание. — Мы с Джейсоном были вместе два года. Я не могу так быстро его забыть. И ты знаешь, что я не ветреный подросток, которым была, когда ты впервые встретил меня. Больше никогда не увижу свою семью и друзей, если останусь с тобой. Когда я говорю «да», я хочу быть абсолютно уверенной.
Молчание простирается между нами так долго, что я вынуждена снова заговорить.
— Эдвард?
Он выдыхает.
— С меня хватит.
Если бы он сказал мне это после бала, я бы ему поверила. Но он сказал мне, что не хочет иметь со мной ничего общего сразу после того, как поцеловал со страстью и желанием… Мне трудно понять его мысли.
— Можешь сказать это еще раз?
Указательный палец прикасается к нижней части подбородка, наклоняя лицо, чтобы встретить его.
— С меня хватит знакомиться, — говорит Эдвард, и его голос хриплый. Его палец необыкновенно теплый, посылая сверкает по моей шее и телу. — Ты сказала мне, что мы должны познакомиться вновь. Я считаю, что для этого было достаточно тех месяцев, что мы провели вместе, — он наклоняется, так близко, что его дыхание касается моего ухо. — С этого момента я буду соблазнять тебя.
Глава 31
Я вхожу в гостиную на следующее утро со смесью трепета и предвкушения. Угроза Эдварда соблазнить меня эхом отдается в моей голове. Но я даже не могу поцеловать его, из-за пронзительного голоса гоблина, вторгающимся в мой разум. Казалось, что Крю физически присутствовал в комнате, паря над моим плечом, наблюдая за мной, как ястреб. Казалось, что Крю наложил на меня какое-то глупое проклятие, как заклинание потери памяти.
Потерла свой подбородок. Если я смогла прорваться сквозь барьер, который удерживал мои воспоминания об Ателии, я также смогу победить и этот смехотворный запрет, хотя в глубине моего разума, есть тревога, которая мешает мне быть полностью оптимистичной. Почему Крю не хочет, чтобы я осталась в Ателии?
Касаюсь левого плеча. Знак, который дал мне Крю, все еще там, спрятанный под длинными рукавами моего атласного платья. Я должна быть благодарна, что на дворе ранняя осень, или мне было бы очень сложно объяснить Амелии и Мейбл о зловещем красном круге, выгравированном на моей коже, как печать дьявола.
Эдвард, как обычно, бездельничает на диване, его длинные ноги небрежно перекрещены. Когда я приближаюсь, он опускает бумаги, и улыбка, медленная и тягучая, но все такая, же эффектная, распространяется по его лицу.
— Мы пойдем завтракать?
Он встает и предлагает свою руку. Что-то мне кажется необычным — я прищуриваюсь и обнаруживаю, что его галстук, обычно аккуратно завязанный на его шее, изогнут.
— Подожди, — протягиваю руку и пытаюсь исправить галстук, но почему-то я не могу правильно расправить его.
— Я боюсь, что нам придется снять и завязать его снова, — удивляется Эдвард. — Ты сделаешь это для меня, Кэт?
Зная, как он следит за своим внешним видом, я могла бы поспорить моим ежегодным пособием, что он намеренно развязал свой галстук. Но также, зная, насколько он меня любит, меня это совсем не беспокоит. Следуя его инструкциям, я узнаю, как обернуть длинный конец над коротким концом, создать двойную складку и, наконец, уложить ткань в его серый жилет. Вначале я сосредоточилась только на том, в чем Ателийский галстук похож на современный, но когда почти закончила, осознаю, что его взгляд замер на моем лице, горячей и наполненный желанием. Мои щеки краснеют — акт завязки его галстука кажется настолько интимным, даже больше, чем уроки танцев. Любая дама может танцевать с ним на балу, но только жена имеет возможность завязывать ему галстук.
— Вот, — я разглаживаю ткань жилета, мои пальцы слегка дрожат, когда ощущаю тепло, исходящее из его тела. — Все сделано.
— Прекрасно, — повторяет он, его голос глубокий баритон.
— Завтрак, — говорю я. — Мы должны идти на завтрак.
— Один момент.
Руки Эдварда медленно скользнули с моих бедер, вверх, пока не легли на мои плечи. Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Я встречаю его глаза, которые светятся, как огонь в камине. Не задумываясь, наклоняю голову, мое сердце задыхается от ожиданий. Забудь этого глупого гоблина. Я не буду беспокоиться…
— Девочка! — голос Крю пронзительно звучит в моей голове — Держись подальше от него!
— Ой! — я отворачиваюсь от Эдварда и дико озираюсь, но в комнате нет никаких признаков Крю. Как я могу все еще слышать его?
— Кэт? — Эдвард встревожен. — Что случилось? Ты внезапно побледнела, как лист бумаги, как будто мир подходит к концу.
— Я просто почувствовала головокружение, — лгу я. — Возможно, не полностью выздоровела с того дня, когда упала в обморок на балу. Я в порядке, честно.
Слуга стучит в дверь, спрашивая, готовы ли мы пойти к завтраку. Эдвард освобождает меня, но не раньше, чем я обещаю, что увижусь с доктором Дженсеном, если мои симптомы ухудшатся.
Когда мы направляемся в столовую, решаю, что мне нужно снова выйти из замка. Не могу быть рядом с Эдвардом, когда магия Крю по-прежнему сильна, особенно когда Эдвард стремится поднять наши отношения на следующий уровень.
Закончив мой ежедневный круг писем, и просмотрев сегодняшнюю газету, я звоню своим горничным.
— Амелия, я собираюсь посетить Поппи Монтгомери. Попроси кухню подготовить подходящую корзину и попроси Бертрама подготовить мою коляску. Мейбл, мне нужно переодеться в платье темного цвета из материала, который легко отчистить. На всякий случай.
Горничная выглядит сомневающейся, когда открывает дверь, и она предупреждает меня, что ее хозяйка кладет «маленьких тиранов» спать. Я колеблюсь, интересно, может лучше просто вручить ей корзину хлебобулочных изделий и пойти к книжному червю, когда голос Поппи раздаётся со второго этажа.
— Это Кэт? Впусти ее! Я хочу ее увидеть.
И вот я поднимаюсь по лестнице, полная предвкушения. Волосы Поппи в беспорядке, а платье мятое, но ее улыбка яркая и заразительная.
— Кэт, дорогая, почему тебя так долго не было? Ты обещала, что скоро придешь ко мне.
— Прошу прощения, — я сопротивлялась желанию ущипнуть щеки Маленькой Катрионы. — Каждый наш день был переполнен событиями, во время визита императора Морин и…
Один из близнецов начинает кричать.
— Себастьян, ты должен был уснуть после того, как я накормила тебя! — Поппи побелела и бросилась к кроватке, сжимая дочь-близнеца в правой руке.
Как будто заразившись воплями ее брата, Маленькая Катриона начинает кричать, кажется, её ждет карьера в опере в будущем. Похоже, мы не сможем вести нормальный разговор, если дети не уснут.
— Помилуйте меня, она снова голодна! — восклицает Поппи, набрасывая халат поверх платья. — Клянусь, если я буду и дальше кормить её столько раз в день, она будет напоминать воздушный шар.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Можешь помочь мне уложить Себастьяна? Я так старалась приучить их просыпаться и засыпать в одно и то же время, но они, ни как не привыкнут, как я надеялась. Кажется, что маленькая Катриона полна решимости, питаться самостоятельно без брата. Она ужасно упряма, — Поппи поднимает глаза и озорно подмигивает мне. — Может быть, это что-то связанное с ее тезкой.
— О, я уверена, что это так, — мне тоже нужно улыбаться. — Итак, как вы обычно усыпляете ребенка?
— Попробуй сделать ему простой массаж. Потрите его спину, ноги и живот. Себастьяну это очень нравится. О, и нужно петь, пока ты это делаешь. Чем мягче и медленнее мелодия, тем лучше.
Замираю на мгновение. Я думала, что достаточно узнала, о том, что мне нужно, чтобы выжить в Ателии, но мне еще предстоит выучить целую песню. Были времена, когда леди Брэдшоу отправляла меня на уроки фортепиано, но я был настолько неумехой, что сейчас ничего не могу вспомнить.
Но Поппи уже вынимает маленькую Катриону из кроватки и раскладывает полотенце и подушку на коленях. Себастьян выжидающе смотрит на меня большими, прозрачными глазами, как будто он понимает, что только что сказала его мать. Может быть, если она полностью занята, она не заметит, что я пою.
— Хорошо, малыш, — говорю я себе под нос. — Тебе предоставляется честь услышать мелодию, которую никто в этом мире никогда не слышал.
Я пою колыбельную, которую мама пела Пейдж, когда она была еще ребенком. Пока пою, протягиваю руку и осторожно, маленькими кругами, массирую живот Себастьяна. Я знаю эту колыбельную наизусть, так как отношения моих родителей резко ухудшились с момента рождения Пейдж. Папа думал, что сможет уйти, чтобы сосредоточиться на его стоматологической степени, но вскоре должен был появиться новый ребенок. Сколько раз я был свидетелем того, как мама вытирала слезы, пытаясь спеть Пейдж, чтобы та уснула.
— Кэт? Почему ты плачешь?
Я понимаю, что на мою руку упала большая, жирная слеза, смачивая мой вышитый рукав.
— О ничего. Я просто вспомнила о чем-то из прошлого.
Поппи качает маленькую Катриону на руках, а последняя сейчас тихая, как мышь.
— Эта мелодия, что ты напевала… это из твоего мира?
Вау, Поппи иногда бывает супер проницательной. И тогда я вспоминаю, что она единственная в Ателии, кроме Эдварда, кто знает, что я из другого мира.
— Да.
Поппи даёт мне платок.
— Мы уложим близнецов и спустимся вниз. Они будут спать более крепко, если мы оставим их в покое.
Это не занимает много времени, чтобы увидеть, как дети начали дышать тише, закрыв глаза, засыпая бок обок. Трудно представить, в каких реактивных ракет они превращаются, когда просыпаются. Поппи снимает свой халат, собирает грязные полотенца и манит меня.
— Пошли, — шепчет она.
На кухне мы обнаруживаем, что повар вернулся со свежей порцией булочек с рынка. Поппи говорит повару кипятить чай и ведет меня в гостиную.
— Возьми одну, — Поппи подталкивает ко мне тарелку. — Нет, возьми две. Сколько хочешь. Эти булочки не будут вкусными, если остынут.
Я поступаю так, как она говорит. Масляный запах божественный, соответствующий ощутимому вкусу сушеной клюквы, опрыснутой на вершинах.
— Полагаю, ты должна скучать по своей семье, — говорит Поппи, с сочувствием в глазах. — Когда я забеременела Себастьяном и маленькой Катрионой, я скучала по моей матери, особенно когда Джонатан работал много часов. Это должно быть еще сложнее для тебя, Кэт. Разве нет способа увидеть их снова?
Предупреждение Крю появляется в моей голове, угрожая и запугивая. Раньше, когда я все еще была дочкой Леди Брэдшоу, я всегда думала о гоблине как забавном шутнике, раздражающем, но никогда не угрожающем. Но я все еще чувствую содрогание, когда вспоминаю, как он вырисовывался передо мной, с этими огромными желтыми глазами, не мигая, говоря мне, что я не могу влюбиться в Эдварда.
Слишком поздно.
— Поппи, — нерешительно говорю я. — Гипотетически, если кто-то скажет тебе, что ты не можешь выйти замуж за мистера Дэвенпорта, и что ты должна вернуться в свою семью и остаться там и больше никогда не увидеть его, что бы ты сделала?
Поппи выглядит встревожено.
— Кэт, о чем ты говоришь?
— Притворись, что я никогда не говорила тебе об этом, — я глотнула чая. Честно говоря, он был слишком горьким для меня, но я все равно наслаждаюсь им. — Предположим, что появляется гоблин и говорит, что я не принадлежу к Ателии, и я должен покинуть Эдварда. Что мне делать?
Глаза Поппи настолько круглы, что она похожа на комика.
Ты не можешь покинуть Его Высочество! Ты была замужем за ним целый год!
— Шесть месяцев, — поправляю я ее. — В любом случае, срок не имеет значения. Что бы ты сделала, если бы была в моей ситуации?
Я бы осталась, — говорит она решительно. — Я бы сказал, что это гоблин должен исчезнуть.
Я должна улыбаться.
— Но что, если гоблин прав?
— Я бы осталась.
Она говорит как… как Поппи.
— Сейчас, нет никаких других вариантов, — говорит Поппи. — Его Высочество любит тебя. Я видела, как он смотрит на тебя. Ты не собираешься его покидать. Если да, я буду… я буду… — она делает паузу, видимо, не в состоянии найти угрозу для своего лучшего друга, который также является принцессой. — Просто забудь о возвращении в свой мир. У тебя здесь новая семья.
Я киваю. Так хочу ответить на любовь Эдварда. В следующий раз, когда Крю будет кричать в моей голове, сделаю все возможное, чтобы проигнорировать это. Может быть, если постараюсь достаточно усердно, его раздражающий голос исчезнет. Так же, как мне удалось прорваться через барьер памяти.
Кто-то стучит в дверь.
— Я открою, — говорю я, видя темные круги под глазами Поппи. Как мать новорожденных, невозможно, чтобы она хорошо спала.
Элли стоит на пороге, ее щеки розово-красные от холодного осеннего воздуха и большая плетеная корзина, свисает с ее руки. Ее платье и плащ просты — по ним не скажешь, что она дочь графа, но она все равно красивая. Она посылает мне сияющую улыбку и берет меня руки.
— Я так рада тебя видеть Кэт.
— И я тебя, — говорю я, удивляюсь тому, как моя манера говорить изменилась под влиянием Ателийских речевых поворотов.
— Это Элли? — доносится голос Поппи из кухни.
— Да, дорогая кузина, — Элли входит и ставит свою корзину на стол. — Я только что вернулась из поместья моего отца на севере. Принесла чернику из нашего сада. Домработница настаивает на том, что черника хороша для молодых матерей. Как Себастьян и маленькая Катриона? Они спят? Значит, я должна вернуться в другое время, когда они проснутся. Ничто не радует меня больше, чем игра с моей племянницей и племянником.
Поппи вскакивает и обнимает Элли. Это прекрасно, потому что мой лучший друг и Золушка — кузины. Мне уже и так повезло, с Эдвардом, и даже больше, эти девушки были моими друзьями.
— Как ты справляешься с битвами с арендаторами? — спрашиваю я. — Я имею в виду, ты ведь не привыкла к роли хозяйки, готовы ли они слушаться тебя?
Элле улыбается.
— Пока ты пытаешься увидеть вещи с точки зрения каждого человека, нетрудно убедить их прийти к компромиссу. Я полагаю, это также помогает мне не командовать, а скорее предлагать пути решения, поэтому они с меньшей вероятностью будут оскорблены.
— Звучит здорово, — я впечатлена, знаю, что Элли уже не такая стеснительная как прежде.
— Как дела между тобой и Генри? — спрашивает Поппи. — Герцогиня, Наконец, смягчилась? Честно говоря, я не понимаю, почему она такая упрямая. Это не так, как если бы Генри женился на своей станции.
— Возможно, вам стоит подумать о том, чтобы убежать в Руби Ред, — говорю я, подмигивая Поппи. — Я не прочь снова стать свидетелем на алтаре.
Элле опустила глаза и разгладила юбку.
— На самом деле, у Генри есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться.
Мы обе, Поппи и я, поднимаем возмущенный шум.
— Доктор Дюрант пригласил Генри провести исследование с ним в течение года.
У меня вырывается возглас.
— Потрясающие. Генри, всегда этого хотел, — я знаю, что, как правило, джентльмены не работают. Представьте себе, что герцог спрашивает вас, может ли он слушать ваш пульс или назначить вам таблетки. Люди вряд ли воспримут его всерьез. Тем не менее, проведение исследований с известным врачом Морином — это совсем другая история.
— Кто такой доктор Дюрант? — спрашивает Поппи. — Я объясняю ей, добавляя, что видела, как Генри проводил больше времени, разговаривая с врачом Морином, чем танцевал на балу.
— Но, конечно, ее милость не хочет отпускать Генри. Томас, дворецкий Генри, рассказал мне, что отец Генри в последнее время плохо себя чувствует. Ее милость хочет, чтобы Генри прекратил свою медицинскую практику и унаследовал семейный бизнес.
— Семейный бизнес? — говорю я. — Какого рода семейный бизнес, что Генри должен взять на себя? — Это не так, как если бы он был кузнецом или сапожником.
— У герцога есть собственность, например, Сомерсет-Холл. О нём нужно заботиться. Он должен следить за условиями жизни своих арендаторов, следить за тем, чтобы налоги собирались вовремя, и ему нужна хозяйка дома, чтобы контролировать слуг в усадьбе.
— Не может ли кто-то другой взять на себя все это? Разве у Генри нет братьев или сестер, которые могли бы это сделать для него?
Элли качает головой.
— Он, — единственный ребенок, как и Его Высочество. У него есть несколько кузенов, но они слишком молоды, чтобы серьезно относиться к ним, не говоря уже о том, что Генри — идеальный кандидат.
— А как Генри относится к этому? — спрашивает Поппи.
— Он не хочет наследовать это, — тихо говорит Элли. — Быть врачом — это все, что он когда-либо хотел. Когда у мамы была холера, он так старался облегчить её боль и следил за выздоровлением. Я могу сказать, что он гордится своей работой. Но герцогиня сказала ему, что и так слишком долго ему потакала.
Это отстой. Я лично не проходила через это, но знала несколько людей в колледже, которые строили карьеру, которая не приносила им удовольствие, чтобы удовлетворить амбиции своих родителей.
— Герцогиня должна учитывать чувства Генри по этому поводу, — наконец, говорю я. — Допустим, он наследует имущество и все остальное. Но он не будет выполнять свою работу хорошо потому, что его сердце не в этом, — и если герцогиня заставит его выйти замуж за девушку, которая была бы идеальной герцогиней, но которую Генри не любит, он будет еще более несчастливым.
Элли теребит пальцами платье. Она всегда так делает, когда взволнована.
— Я не знаю, что делать, Кэт. Не могу попросить его отказаться от своего долга перед семьей, и я не могу стать идеальной женой, которую хочет видеть герцогиня.
Слеза течет по её щеке. Поппи быстро подаёт ей платок, и я погладила Элли по спине, желая, чтобы могла чем-то помочь.
— Все образуется, — наконец говорю я. — Вы двое заслуживаете счастливого конца.
Но мой голос звучит пусто и ровно. Возможно, это потому, что я не могу найти способ помочь Генри и Элле. Или, может быть, потому, что я тоже разочарована в своих отношениях с Эдвардом. Есть причина, по которой долго-и-счастливо никогда не бывает легко достичь.
Глава 32
Я проводила почти каждый день в дворцовой библиотеке и офисе Эдварда, пытаясь найти любой факт, любой аргумент, любую мелочь, которые были бы полезны для нашей позиции в отношении Закона о минимальной заработной плате. Я бы также помогла с Законом о пищевых продуктах и лекарствах, но там слишком много терминов, с которыми не знакома, поэтому решила оставить это Генри. Поскольку у меня не было возможности искать в электронном виде, делаю все возможное с помощью карточек-указателей, и через несколько дней мне удалось собрать целую тетрадь.
Однажды утром, когда я закончила с письмами, сажусь за стол и сосредотачиваюсь над своими заметками.
— Согласно опросу, проведенному университетом год назад, — читаю я, — каждый год, который школьник проводит в школе, он практически получит от пяти до десяти процентов своей будущей зарплаты. Это, конечно, общий вывод. Следует также отметить, что максимум достигается, когда студент заканчивает университет.
— Интересно, — голос Эдварда, хриплый и глубокий, будоражит меня. Он наклоняется через мое плечо, глядя в мою записную книжку. Теплое дыхание, которое он выдыхает, согревает мою щеку, а волосы прижимаются к моему уху. Тем не менее, он, кажется, не обращает на меня внимания, его внимание сосредоточено на моем, по общему признанию, кривом, невнятном почерке.
— Когда ты пришел? — я стараюсь звучать раздраженно, но мой голос прерывается. Ненавижу, когда он использует свою близость, чтобы отвлечь меня.
— Ты слишком сосредоточилась на своей работе, чтобы заметить моё присутствие, — говорит он, ведя пальцем вниз по предложениям.
— Тебе не нужно работать сегодня утром?
— Ты забыла о перерыве на чай, — удивленно говорит он. Он все еще не сдвинулся со своей позиции позади меня. Если бы не стул, он мог бы обнять меня.
«Я собираюсь соблазнить тебя», его голос перекликается с моим мнением. Я должна уклоняться от него, пока Крю не вернется, но я не хочу уходить. Мне не хочется двигаться.
— Сколько у нас дней?
— Следующий вторник будет последним днем заседания парламента, — Эдвард, наконец, отклоняется, и мне жаль, что он сделал это. Я признаю, что наслаждалась близостью его тела, и волнение от его глубокого голоса посылало мне опасные сигналы.
Он смотрит на книжные полки, которые почти заполнены до краев.
— Знаешь, Кэт, если хочешь чего-нибудь, тебе нужно только спросить. Ты такая же хозяйка этого дома, как и я.
Мое сердце переполняется чувствами тронутыми его добротой и щедростью.
— Я учту. Спасибо.
Не знаю, что со мной случилось, может быть, мне захотелось снова почувствовать его тело рядом с моим, но я встаю со стула и прислоняюсь к его груди. Он вздыхает очень мягко, медленно, удовлетворенно, затем его руки обнимают меня, сжимая мою талию, словно пояс. Его губы легко касаются моей шеи, посылая искры, пробегающие по моему позвоночнику. Вместе мы смотрим на раскинувшийся внизу сад. Мое сознание — чистый лист, потерявший все мысли, кроме желания быть в его объятиях.
— Останься, — он не говорит это громко, но слова звучат отчетливо. — Не оставляй меня здесь одного.
Скажи, да, кричит мой мозг. Ты знаешь, что даже если у тебя будет шанс вернуться домой, ты не сможешь его забыть.
Я кусаю губу, но мой ум составлен. К черту гоблинов. Я скажу ему…
Не влюбляйся в него, девочка!
— Заткнись, — бормочу я. Голос Крю не такой громкий, как в первый раз, но он все еще назойливый. Боже, когда он оставит меня в покое?
Тело Эдварда напрягается.
— Что ты сказала?
Встревоженная, я понимаю, что я просто сказала свои слова вслух.
— Извини, я не это имела в виду. Я была…
Девочка!
Я сжимаю зубы. По крайней мере, голос Крю теперь слабее. В конце концов, он вовсе исчезнет. Он должен.
— Я… Сегодня я запланировала посещение школы, — говорю я сдержанно, заставляя себя ускользнуть из его рук. Я закрыла записную книжку и вручила ее ему.
— Они проводят совещание, чтобы обсудить сокращение числа студентов. Вот, возьми мои заметки. Я знаю, что мой почерк ужасен, но ты сможешь его разобрать.
Я направляюсь к двери, не осмеливаясь взглянуть ему в лицо. Потому что, если это сделаю, уверена, что буду бить себя за то, что причинила ему боль.
Колледж Принцессы, кажется тише, чем обычно, когда вхожу в ворота и поднимаюсь по ступенькам, ведущим к входу.
Я рано, так как мне пришлось оторваться от Эдварда. Проводятся занятия, поэтому не могу пойти и увидеть Рози прямо сейчас. Обдумываю разговор с мисс Кавендиш о Молли и девушках рабочего класса. Во всяком случае, я могу выпить чашку горячего какао. Ветер был неумолим, когда я выходила из моей кареты.
— Катриона, — Лиам подходит ко мне, держа стопку бумаг под мышкой. — Как щедро с вашей стороны продолжать поддерживать школу, учитывая ее неустойчивое состояние.
Прилагаю все усилия, чтобы унять внутреннее раздражение.
— Добрый день, Лиам. Вы закончили свои уроки сегодня?
Он качает головой.
— Мои уроки были вчера Сегодня я здесь, чтобы сообщить директрисе о своем желании уйти в отставку. Он указывает на документы, которые нес. — Все, что мне нужно, это передать в бланки с оценками моего последнего класса и мое заявление об отставке.
— Ты тоже уходишь?
— Мне предложили другую работу у лорда. Если говорить откровенно, эта другая работа обеспечивает лучшую зарплату и более престижна, чем обучение школьниц. Не говоря уже о том, что я не предвижу будущего для обученных девочек.
— Ты вправе так думать.
Он вспыхивает холодной улыбкой, которая не доходит до его глаз.
— В самом деле, Ваше Высочество, я не желаю зла. Просто говорю о фактах. Даже если вы не сможете закрыть школу, осталось всего несколько студентов, и даже тогда вы мало можете сделать для них. Университет не признает их диплом, и не даст им участвовать во вступительных экзаменах.
— Мы разберемся с этим позже, — говорю я. — Предоставление девочкам начального и среднего образования является лишь первым шагом. По крайней мере, это улучшение. Подумайте об ограниченных ресурсах, которые у них были, будь то некомпетентная гувернантка или вообще отсутствие учителей. Я не думаю, что правильно высмеивать девочек за их слабый интеллект, когда вы даже не дали им справедливого шанса показать себя.
Лиам хлопает в ладоши, и звук эхом отдается в коридоре.
— Браво, Ваше Высочество. Ваш аргумент звучит веско и ваши намерения похвальны. Однако я боюсь, что большинство не сможет понять, что вы пытаетесь сделать, будь то благородная женщина, как леди Уиллоуби или обездоленный рабочий, такой как мистер Рипли.
Я складываю руки на груди.
— И что?
— Вы обнаружите, что то, что вы делали все это время, например, сочинение этих статей в газете или попытка обучить девочек, в конечном итоге являются пустой тратой времени и усилий. Женщине с вашей позицией намного лучше оставаться во дворце и производить следующего наследника престола. Жизнь не должна быть такой трудной.
Нет, нет. Только не это. Я выпрямляю позвоночник и смотрю на него с такой угрозой, с какой могу.
— Не стану.
Он наклоняет голову в сторону, видимо, удивленный моим ответом. Как будто он думал, что я буду убеждена в его циничной речью.
— Что?
— Потому что мне не все-равно. Даже если это всего лишь несколько учеников, даже если общественность думает, что я трачу свое время, я все же верю, что поступаю правильно. И даже если не преуспею в этом начинании, я буду делать выводы и пытаться снова. Но то, что я не могу делать, это сидеть, сложа руки и делать то, что традиционно ожидается от меня.
Он смотрит на меня, его рот слегка открывается.
— Ну, тогда, — я протянула руки. — Если вы не возражаете, у меня назначена встреча.
Я прохожу мимо него и направляюсь идти в конференц-зал. Когда прохожу, кабинет директора, из-за двери раздаются голоса. Стены здесь определенно могут быть более звуконепроницаемыми, размышляю. Я слышу каждое слово. Стоп, это голос Бьянки?
— …что это место находится в глубоких финансовых проблемах. Студенты покидают школу с угрожающей скоростью. Поэтому я пришла предложить вам: я могу снять это бремя с ваших рук.
— Прошу прощения, — говорит мисс Кавендиш, ее голос тихий, но она не в силах скрыть свое удивление. — Вы хотите стать покровителем, леди Пемброк?
Я хватаюсь за голову. Невозможно. Я скорее увижу, как Эдвард подал на развод.
Бьянка издаёт дребезжащий смех, который звучит как ксилофон из стекла.
— Конечно, нет, моя дорогая мисс Кавендиш. Я просто хочу купить недвижимость.
— Купить… колледж?
— Ну, конечно, — Бьянка использует свой покровительственный тон, как если бы мисс Кавендиш была ребенком. — Школа находится в центре, и территория, которую она охватывает, необычайно велика. Детские площадки очень хорошо преобразуются в теннисный корт, сад и каретный дом, а также конюшни. Где мне найти место, которое идеально подходит как по расположению, так и по размеру?
От мисс Кавендиш нет ответа, по крайней мере, я не могу услышать. О нет, я надеюсь, что она не рассматривает предложение Бьянки.
— Конечно, вы не можете колебаться, — звучит бумажный шелест. — Назовите свою сумму. Поскольку я являюсь хозяйкой Пембрук-Плейс и невесткой принца Эдварда, вы можете свободно писать все, что пожелаете.
Звучит звонок.
— Боюсь, я не могу дать вам определенный ответ сегодня, леди Пембрук, — наконец говорит мисс Кавендиш. — Я должен обсудить это со школьным комитетом.
Пауза — я думаю, что Бьянка выглядит удивленной. Вероятно, она ожидала, что мисс Кавендиш обрадуется её предложению. С точки зрения Бьянки, это должно быть беспроигрышная ситуация.
Через мгновение дверь открывается. Высокая и царственная, Бьянка выходит, выражение её лица каменно-холодное
— Эта школа не продается, — говорю я.
— Ты, — ее глаза сузились, и губы скривились в презрении, когда она смотрит на мое, по мнению общественности, простое для королевы, голубо-серое платье без единого рюша или кусочка кружева. Я редко наряжаюсь, когда нахожусь в колледже Принцессы.
— Как приятно встретиться с тобой.
Я поднимаю подбородок.
— Взаимно.
— Как долго, по-твоему, вы можете содержать эту школу? Осталось всего несколько учеников. Использовать ради них большое здание, расположенное в центре столицы — какая колоссальная трата.
— Это не пустая трата. Мы предлагаем молодым девушкам другую возможность в жизни.
Она долго смотрит на меня.
— С каких это пор в твоей голове появились такие необычные мысли? Когда мы были детьми, вы постоянно жаловались на свои уроки.
Сердце забилось у меня в груди. Я должно быть сильно отличаюсь, от настоящей Катрионы, и поскольку больше не живу с Брэдшоу, нет необходимости притворяться Катрионой Брэдшоу.
— Спасибо за вашу заботу, Бьянка, но, будучи главным покровителем Колледжа Принцессы, я обязана увидеть, что девочки вернуться. Ничего не хочу слышать о продаже школы. Теперь, если вам нечего больше сказать, позвольте мне пожелать вам хорошего дня.
Я отошла в сторону и заметила, что Лиам стоит в конце коридора, его выражение трудно понять. Несколько девочек тоже высунули голову из классных комнат. Я уверенно улыбаюсь им, надеясь, что они не заметят, что мои плечи дрожат.
Глаза Бьянки вспыхивают, ее ноздри раздуваются. Когда она говорит, ее голос можно сравнить со звуком зубчатой пилы.
— Это еще не конец, Катриона. Однажды ты пожалеешь о том, что встала на моём пути.
Это звучит так смешно, что глотаю смех. Как будто я буду испытывать угрызения совести за отказ от ее предложения.
— Я с нетерпением жду этого дня, — саркастически говорю я. — До свидания, Бьянка.
Большая часть школьного совета собирается, когда начинается собрание. Присутствует директриса, ее помощник, несколько членов аристократии, несколько опытных торговцев, у которых есть дочери, и несколько учителей, Элли и я.
После того, как учителя сообщают о текущем развитии девушек, мисс Кавендиш встает. Она достойная дама в возрасте пятидесяти лет, а также большой друг королевы.
— Дамы и господа, — говорит она. — Я не сомневаюсь, что вы знаете, что в последнее время уровень покинувших нашу школу девочек вызывает тревогу. До вчерашнего дня у нас было двадцать четыре студента, из тех ста девочек, которых мы изначально имели. Следовательно, нам нужно найти решение, как сохранить этих девушек, а также привлечь больше учеников.
Сжимаю губы. Я знала, что многие ученики покинули школу, но не знала, что их так много. Неудивительно, что Бьянка почувствовала, что она великодушна, когда предложила купить школу.
— Если мы не сможем найти решение, школу придется закрыть, — сказал несчастный учитель. Я смотрю на нее. Если сам учитель находится в упавшем настроении, то это, несомненно, скажется и на учениках.
— Я могу создать стипендию из своего фонда, — говорит Элли. — Я изучала, что практикуют школы для мальчиков, и узнала, что они предлагают медали и призы за посещения и оценки. Возможно, если мы примем подобную схему, девочки будут более склонны ходить в школу.
— Мы также должны изменить учебную программу, — говорит аристократ. — Там должно быть больше уроков по музыке и живописи, а также этикету и осанке. Эта школа должна соответствовать своему названию. С зачислением большего числа девочек высшего класса будет меньше заботы о финансовом обеспечении колледжа.
— Нет, — твердо говорю я. — Эта школа не предназначена для замены уроков леди, и она не ограничивается учащимися из определенного класса. Я отказываюсь менять классы.
Аристократ тянет себя за бороду.
— Это хорошо, но непрактично. Я не осуждаю бедных, но они влияют на поведение моего ребенка, который жалуется, что не может сосредоточиться в классе из-за вони немытых тел в воздухе
Я уезвленна его описанием, но вместо этого сжимаю губы. Когда отец Молли пришел, чтобы забрать ее из школы, я заметила ужасное состояние внешнего вида Молли.
— И одежду, которую они носят. Они не могут не носить тряпки, и вы должны были услышать, как некоторые из девушек высмеивают их, — говорит другая женщина. Я думаю, что она одна из учителей. — И грязное состояние их волос — почему, я должна проводить десять минут до урока с тонкой зубной гребенкой, чтобы избавиться от вшей. Честно говоря, не хочу препятствовать бедным, но их состояние не подходят для школы.
— Нет ничего, что можно было бы сделать для улучшения положения девочек рабочего класса? — спрашивает директор.
— Я могу создать что-то вроде продовольственного и швейного фонда, — говорю я, вспоминая, что получила огромную сумму от муниципалитета в качестве свадебного подарка, и до сих пор не потратила ни копейки. — Я возьму средства из собственного пособия и попрошу о пожертвованиях. Мы обеспечим униформы для девочек, а также бесплатные завтраки по утрам.
— Я возражаю, — рычит аристократ. — Родители обязаны обеспечивать своих детей. Если они увидят, что вы раздаете бесплатную еду и одежду, тогда они будут пренебрегать своими обязанностями.
К моей тревоге, большинство других членов школьного совета кивают.
— Но что, если родители слишком бедны, чтобы обеспечить их? — говорю я. — Вы говорите, что дело в их нежелании соответствовать, а вы не думаете, что самые бедные просто не могут позволить себе такие простые вещи как одежда.
— Я был в некоторых бедных кварталах, — говорит мужчина. — Вы будете удивлены тем, как многие из них — мужчины и женщины, употребляют наркотики, а некоторые даже дают их своим детям.
— Но, в конце концов, это все еще дети, которые страдают, — говорит Элли, ее голос не громкий, но твердый. Она менее дерзкая, менее импульсивная по сравнению со мной, и когда она говорит, обнаруживаю, что люди более склонны ее слушать. — Должны ли дети страдать, потому что их родители пренебрегают ими?
В конце концов, мы согласились со стипендией Элли, а также с сохранением первоначальной учебной программы, хотя моя идея отложить средства для бедных была отвергнута. Все девочки рабочего класса бросили учебу сейчас, поэтому, если мы не зачислим их больше, благотворительная идея в настоящее время будет бесполезна. Опять же, я помню, как Молли плакала из-за покупателей на улице, ее голос был хриплым, а ее руки потрескались, и мне хотелось бы найти лучшее решение.
После заседания Элли приглашает меня в её фонд, чтобы обсудить стипендию, но я должна отказаться. Обещала выпить чай с королевой. С тех пор, как я ссорилась с Эдвардом, королева сделала в нашем расписании пункт, что каждый месяц мы пьём чай, чтобы убедиться, что моя жизнь во дворце здорова.
Элле спешит, а я иду к выходу. Возмущенное лицо Бьянки, ее красота, омраченная ее злобой, мелькает у меня в голове. Даже если я пожертвую все свои ежегодные пособия на содержание школы, это будет бесполезно, если все студенты уйдут.
В тот же момент леди Грегори выходит из класса, вместе с двумя девушками, несущими корзины, которые делают реверанс, когда видят меня. Боже мой, на самом деле произошло резкое падение посещаемости. В прошлый раз, когда я видела леди Грегори, класс был заполнен
— Добрый день, Катриона, — ее глаза мерцают. — Детка, с тобой все в порядке? Ты выглядишь довольно бледной.
Я собираюсь ответить, что в порядке, но так как она также учит в Принцесс колледже, я могла бы также сообщить ей о наших трудностях. Итак, расскажу ей о встрече, добавив, что действительно не хочу, чтобы школа закрылась.
Леди Грегори выглядит задумчиво.
— Мой великий племянник зачислен в Херон — это одна из главных средних школ в столице. Он скучал по урокам, но он также упомянул, что его любимыми занятиями были игры и школьные поездки.
— Вы предлагаете, чтобы мы могли организовать какую-то внеклассную деятельность для девочек?
— Очевидно, футбольный матч не подойдет. Но если вы можете отвезти их в парк или музей, это может побудить их остаться в школе. Я не уверена в том, что будет больше учеников, но, безусловно, это поможет сохранить немногих студентов, которые ещё остались.
Мне вспоминается моя оригинальная идея, чтобы Эдвард преподавал в школе. Внезапно мне приходит блестящая идея.
— Спасибо, леди Грегори, — убедившись, что мы одни в коридоре, я добавляю:
— Между прочим, Мэг посещала вас в последнее время?
— Она заезжала на прошлой неделе, — леди Грегори тепло улыбается. — Она была рада узнать, что ты вышли замуж за принца, особенно когда она помогла тебе отправиться на бал. Не могла бы ты встретиться с ней в следующий раз, когда она придет и позабавить ее некоторыми смешными историями из вашей королевской жизни?
— Конечно, — говорю я, удивленная, но обрадованная. Я также задаюсь вопросом, улучшилась ли Мэг в ее заклинаниях, но учитель проходит мимо, поэтому прощаюсь с леди Грегори. У меня есть план, который необходимо выполнить.
Глава 33
Я мчусь к кабинету Эдварда и в конечном итоге кашляю и хриплю, когда прихожу. Боже, моя выносливость действительно ухудшилась с тех пор, как я попала в Ателию.
— Легче, — Эдвард подаёт мне стакан воды и похлопывает меня по спине. — Я рад, что ты так сильно хотела меня увидеть, но, честно говоря, нет необходимости бегать. Ты можешь запутаться в этих длинных юбках и подвернуть лодыжку.
Я кашляю и делаю глубокий вдох, желая успокоиться.
— Эдвард, у меня есть просто замечательная идея! Давай, организуем поездку для девочек. Мы можем привести их в теплицы и зверинец. Ты можешь познакомить их со всеми видами растений и цветов, и я попрошу, чтобы охотник показал им животных. О, и мы должны заставить Элле и Генри пойти с нами. Это будет просто повод собрать их вместе.
К моему разочарованию, он не разделяет моего энтузиазма. На самом деле он настроен скептически.
— Генри и Элли должны сами решать свои проблемы. Мы не должны вмешиваться.
— Но мы не просто вмешиваемся. Это также отличная возможность вывести девушек и поднять им настроение.
— Конечно, мне не нужно идти.
Я грожу ему пальцем.
— Не недооценивайте вашу харизму, Ваше Высочество. Какой лучший стимул для привлечения девочек в школу, чем тот, что принц Ателии заменит учителя на один день? Кроме того, разве ты не хочешь пойти на свидание? — я имею в виду, провести со мной какое-то время? — я хлопаю ресницами и пытаюсь шаловливо ему подмигнуть.
Эдвард не поддался на мою жалкую попытку флирта.
— Это не то же самое, когда мы наедине…
Я закрываю ему рот поцелуем. Используя свой небольшой опыт, обвиваю его руками за шею и углубляю поцелуй. Удивительно, но на этот раз Крю не кричит в моей голове. Буду считать, что снова победила чары Гоблина. Отлично.
Когда отслоняюсь, на его лице появляется слегка ошеломленное выражение, как будто он не может поверить, что я только что сделала.
— Могу ли я иметь удовольствие просить у вас удовольствие от вашей компании на прогулку, ваше королевское высочество?
— Х-х… Хорошо, но…
Ухмыляясь, я исполняю изящный (по моим меркам) реверансом.
— Теперь, когда мы решили, я найду Джорджа и добавлю это мероприятие к вашему графику. Также схожу на кухню и попрошу их приготовить корзины для еды. Я заплачу за это из своего кармана, чтобы лорд-камергер не стал жаловаться.
— Кат… — рычит он, возможно, раздражен тем, что я заставила его согласиться, соблазняя. Один — ноль, Кэт. Мой первый шаг к тому, чтобы стать роковой женщиной.
Я спешу, прежде чем он сможет передумать. Может быть, мне не следовало целовать его, но это бывает так редко, что я являюсь инициатором нашей близости, что уверена, он не будет возражать. Во всяком случае, это должно быть весело. С этой прогулкой девочки получат информативный урок и будут мотивированы, продолжить обучение в школе, а Генри и Элли смогут провести некоторое время вместе. Действительно, с таким большим количеством целей, по крайней мере, одна из них будет достигнута.
— Как называется эта странная вещь, Ваше Высочество?
— Это луковица тюльпана, — говорит Эдвард. Он носит свою княжескую маску абсолютной вежливости и бесстрастности — это тот самый человек, который шептал мне на ухо, что он хочет соблазнить меня? Действительно, я могла бы наградить его Оскаром.
— Дядя Эд, похоже, не любит себя, — шепчет Рози.
Смотрю на своего мужа. Эдвард, похоже, смирился, поскольку он терпеливо объясняет различные цвета, которые может иметь тюльпан. Наверно, я не должна была тащить его на эту прогулку, но не ожидала, что для него это будет настолько в тягость.
Похоже, только школьницы веселятся. Половина из них окружает Эдварда, у всех у них выражение подобострастной лести в глазах. Другая половина собралась вокруг Генри, приставая к нему с вопросами о том, как это быть герцогом и врачом одновременно, и, есть ли возможность, что он вернется, чтобы преподавать. Разница в том, что Генри более приветливый. На его лице появляется благожелательная улыбка, когда он объясняет, что он должен пройти больше обучения в университете. Эдвард, однако, выглядит как рабочий в кабинете, готовый к совещанию в понедельник утром.
Не помогает и то, что парламент отклонил Закон о минимальной заработной плате (хотя они приняли Закон о продовольствии и лекарствах). Эдвард использовал мои заметки и сделал все возможное, чтобы убедить участников в обратном, но это было бесполезно. На самом деле, у меня есть подозрение, что некоторые члены парламента выступают против идей Эдварда просто потому, что они знают, что это моя идея.
— С ним все будет в порядке, — прошептала я. — Он тоже был таким, когда навещал тебя, Рози?
Рози задумывается на мгновение.
— Дядя Эд всегда добр к нам. Но я думаю, он хочет, чтобы мы ушли.
— Он не хочет, чтобы ты ушла. Он не привык к роли учителя, — говорю я, хотя знаю, что не совсем откровенна. Эдвард не любит быть в окружении болтающих, хихикающих школьниц, даже если они значительно отличаются от дам, которые ожесточенно претендовали на заветную роль принцессы. — Кстати, как ты поживаешь в школе?
Рози рассказывает мне о том, как ей одиноко и как опустело здание. Второй и третий этажи раньше были заполнены студентами, но сейчас занято всего несколько классных комнат.
— Почему остальные ушли, тетя Кэт? Казалось что им весело.
— Это сложно, — говорю я, сжимая ее руку. — Но обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы вернуть их.
— Вы знаете, когда это будет?
Я останавливаюсь.
— Не знаю, дорогая — то, что мы пытаемся сделать сейчас, это не потерять последних, — последнее, чего я хочу, это чтобы все студенты покинули колледж Принцессы, оставив на месте, пустую раковину. Нужно было несколько месяцев, чтобы найти подходящее место и убедить продавца позволить нам приобрести здание. Я представляю, как Бьянка переезжает, заполняя комнаты горничными и лакеями, заменяя книги, столы и доски ее изящными платьями и украшениями, и я сжимаю пальцы в кулак.
Ворчание из моего желудка напоминает мне, что пришло время обедать. Потому что сегодня я пошла в Колледж Принцессы, чтобы забрать учеников, я не присоединилась к королю и королеве на обеде. Я съела только кусок тоста с маслом и выпила чашку кофе, что больше похоже на завтрак, который был у меня в Портленде.
Студенты все еще собираются вокруг Эдварда, когда он представляет их некоторым новым видам. Элли и Генри немного отстают. Кажется, они хотят поговорить друг с другом, но не смеют. Я помню, что Элли рассказала мне о герцогине, нуждающейся в Генри, чтобы унаследовать герцогство. Может быть, это не правильно… но я все равно подхожу к ним.
— Элли. Генри. Не могли бы вы пойти на кухню и принести корзины для еды? Я уже приказала кухне подготовить обед для нас. Эдвард и я поставим столы в теплице.
Элле смотрит на Генри, с надеждой во взгляде. После секундного колебания он протягивает руку.
— Пошли.
Они направляются к кухне, рука об руку.
— Удачи, — прошептал я. Я надеюсь, что мои маленькие манипуляции сработают.
Еще один звук моего живота побуждает меня предпринять дальнейшие действия. Я хлопаю в ладоши дважды, чтобы привлечь внимание студентов.
— Девушки, — зову я. — Время перекусить. Генри и Элли пошли за едой для нас.
При слове «еда» девушки оживились и заулыбались. Похоже, я не единственная, кто голоден.
— Я зарезервировала одну из теплиц, поскольку на улице слишком холодно. Пойдем, девочки. Поставим столы для обеда.
Девочки кричат и подходят ко мне. Я провожу их в соседнюю оранжерею, дополнительное пространство, которой мне удалось убедить Галена позволить нам использовать. Куча оранжевых скатертей, аккуратно сложенных, лежат в одном углу, поверх стопки стульев. Я беру кучу и начинаю раздавать скатерти, направляя девочек — тех, кто достаточно высок, чтобы помочь мне разложить ткани поверх стола.
— Но Ваше Высочество, — говорит девушка. — Почему мы не можем приказать слугам подготовить столы для нас?
— Потому что у них есть своя собственная работа, — говорю я, вытаскивая табуреты. — Они же не должны были делать дополнительную работу из-за нашей прогулки сегодня. Кроме того, вы же не хотите чувствовать себя беспомощным без слуг, не так ли?
Девушка смотрит на меня мгновение, прежде чем покачать головой.
— Наверное, нет, — медленно говорит она. Я думаю, она не хочет ставить столы, но никогда не думала о том, чтобы слуги делали дополнительную работу.
— Эдвард? — я подзываю пальцем моего мужа. — Можешь помочь мне отделить эти стулья?
Коллективный вздох исходит от девочек. Я, наверное, единственный человек, которого они когда-либо видели, который осмеливается указывать принцу. Ну, не совсем «приказываю», но Эдвард всегда производит впечатления человека, который заставляет людей служить ему, а не наоборот.
Эдвард ничего не говорит. Он просто шагает ко мне и берет табуретки.
— Спасибо, — я улыбаюсь ему и накрываю рукой его руку — Ты лучший.
Его рот слегка искривляется.
— Еще одна фраза твоего мира?
Упс. Я отправляю ему виноватую улыбку, прежде чем перейти к Рози, которая с другой девушкой борются со слишком большой скатертью.
Вместе мы накрываем наш обед в теплице. Я приняла правильное решение о том, чтобы девушки принимали участие, поскольку все, кажется, развлекаются, хотя, когда Эдвард протягивает руку, девочки рядом с ним хихикают и краснеют. Не удивительно.
Только когда у нас есть несколько застекленных горшков розового и фиолетового цинерария, красиво усеянных спаржей-папоротником, к столам подходят Элли и Генри. Аромат мясных пирогов, яблочно-коричневого пирога и горячего шоколада проникает в воздух.
— Хорошо, девочки, не толкайтесь и не сражайтесь. Хватит на всех, — говорю я. — Элли, ты можешь раздать вилки и ножи… о, то есть салфетки. Хорошо, давай все сядем и запихнем.
Обед оказывается большим успехом, чем я ожидал. Девушки не только наслаждаются трапезой, но и кажется, что Генри и Элле тоже немного сблизились. Когда Лиззи, очаровательны четырехлетний, который также самый молодой ученик в школе, жалуется, что она не хочет никакого салата, и Генри и Элле увещевать ее.
— Нет, ты должна съесть свой салат, или не получишь и ложки джема, — сказала Элли.
— Но мне не нравится вкус шпината, — ноет Лиззи.
Генри вручает ей вилку для салата.
— Шпинат полезен для тебя. Ты ведь хочешь вырасти сильной и здоровой, не так ли?
— Послушайте доктора, — Элли говорит, улыбаясь. — Мы можем посыпать немного сыра сверху. Попробуй, Лиззи. Ты можешь найти вкус лучше, чем ожидаешь.
Лиззи нехотя берет крошечный кусочек. И Элли, и Генри наблюдают за тем, как она жуёт, и когда ребенок признает, что шпинат не так уж и плох, они делятся улыбками.
Во второй половине дня мы переходим к зверинцу для уроков поведения животных. Лесничий веселее, чем Эдвард. Все внимание детей приковано к нему, как он демонстрирует, как попугай может имитировать человеческую речь. У меня есть предположения, что, несмотря на его грозное телосложение, лесничий обладает мягким сердцем, как Бертрам.
Когда я наблюдаю, как девушки весело обучают попугая разным фразам, заметила, что Эдвард стоит немного в стороне от толпы, скрестив руки на груди. Отпустила руку Рози и пошла к нему.
— Я думала, что ты уйдешь, — сказала я тихим голосом. Теперь, когда мы больше не в теплице, Эдварду не нужно быть здесь. Справлюсь с остальными с Элли и Генри.
Он пожимает плечами.
— Парламент пока закрыт, поэтому моя рабочая нагрузка значительно уменьшилась. Я бы предпочел провести день с вами.
— Даже если мы не одни?
Он притворяется обиженным.
— Ты однажды сказал мне, что у меня есть притягательная полоса. Я не настолько притягательна, что хочу, чтобы ты остался один со мной.
Рука тянет за мое платье. Смотрю вниз и нахожу Лиззи, глядящую на меня широкими, жалобными глазами.
— Что-то не так, Лиззи?
— Я не вижу птичек. Могу я получить стул из теплицы?
— О, дорогая, это слишком опасно для тебя.
Эдвард внезапно поднимает девочку и сажает ее на плечи.
— Лучше?
— О, да, — Лиззи улыбается и ерзает всем телом, чтобы она могла сесть более комфортно. — Намного лучше. Ой, смотрите, птичка такая красочная!
— Подожди, — наставляю на нее указательный палец. — Ты забыла волшебное слово.
— Спасибо, Ваше Высочество.
Я смотрю на них. Лиззи явно в восторге. Эдварду, с другой стороны, кажется, не нравится, что маленькая девочка качает ногами и играет с его волосами, но он вооружился терпением. Мое сердце взволновано, он мог отказаться от этой прогулки. Мог вернуться днем, и все же из-за меня он готов терпеть это.
Когда мы переходим к следующей остановке в зверинце, Эдвард позволяет Лиззи соскользнуть на землю. На этот раз маленькая девочка достаточно проницательна, чтобы поблагодарить его еще раз, прежде чем рысью присоединиться к другим.
— Спасибо, — я подошла к Эдварду и взяла его за руку. — За предоставление детям незабываемого урока.
— Мне трудно отказаться от любой твоей просьбы, если это разумно. И я многому научился, так что не только ты удовлетворена.
Я смотрю на него, все мои чувства отражаются в моих глазах, и на мгновение мы стоим там, глядя друг на друга, как будто нам не нужно больше слов, чтобы передать наши чувства друг к другу.
— Дядя Эд? — голос Рози становится громче. — Тетя Кэт? Пришло время увидеть дом бабочек.
Я нарушаю зрительный контакт с Эдвардом, но я не отпускаю его руку. Тот момент, который мы только что разделили, был коротким — вероятно он длился не более, нескольких минут, но это было так захватывающе и волшебно, что все колебания, остаться ли мне в Ателии, исчезли. Эдвард связал меня с ним, как законно, так и духовно. Я не могу представить свою оставшуюся жизнь без него.
Глава 34
После, Элли и я наблюдаем, как девушки благополучно выходят из дворца, я возвращаюсь в наши комнаты, напевая мелодию, которую никто в Ателии не услышал бы. Пела несколько поп-песен для Эдварда, когда мы были одни, но, хотя он и пытался проявить интерес, могу сказать, что наша современная поп-музыка слишком странная по его вкусу. Чувствую себя немного грустно, зная, что больше не буду слушать песни на своем телефоне. Здесь мне нужен оркестр, который играет только классическую музыку.
Обнаруживаю, что Эдвард крепко спит в кабинете. По какой-то странной причине он напоминает мне «Спящую красавицу», хотя и мужскую версию. Это, безусловно, захватывающая картина — он лежит на низком диване возле окна, а раздвинутые занавески, открывали великолепную панораму осенней листвы в садах снаружи.
Он, должно быть, измотан из-за всех этих парламентских заседаний. Порыв ветра врывается через открытое окно, вызывая у меня мурашки.
Я на цыпочках иду в свою спальню и хватаю прекрасное кашемировое одеяло, планируя укрыть им Эдварда. Несмотря на то, что у него отличное телосложение, существует вероятность, что он может заболеть. Когда поправляю одеяло у него под подбородком, он моргает и открывает один глаз.
— Кэт?
В одно мгновение Эдвард обнимает меня за плечи, притягивая к себе, как в романтической сцене из типичной седзе-манги. Я падаю ему на грудь, а моя голова устраивается под его подбородком. Еще один порыв ветра врывается через окно, шелестя стопкой бумаг у него на столе. К счастью, есть вес бумаги, или эти бумаги будут разбросаны по полу.
— Эдвард, ветер. Надо закрыть окно.
Его другая рука ложится на мою спину в железной хватке. Мне комфортно в его теплых объятиях под одеялом.
— Мне снилось, что ты поднимаешься в воздухе, — бормочет он, и в его голосе чувствуется боль. — Все, о чем мог думать, это вернуть тебя. Однако ты поднималась, и как бы я ни старался, не мог тебя достать.
— Это был только сон.
— Но это может произойти.
— Этого не случится, — слова вырываются у меня изо рта, прежде чем понимаю, что это действительно так.
Его руки сжимаются вокруг меня крепче.
— Правда?
От Крю нет и звука, даже тихого хныканья. Хорошо. Я могу сказать и сделать все, что захочу, без его раздражающего влияния.
Глотаю и глубоко вздыхаю. Мысленно, молча, извиняюсь перед моей матерью, сестрой и Джейсоном. Я действительно не хочу их бросать, но если мне нужно сделать выбор…
— Даже если появится Крю, я скажу ему, что хочу остаться в Ателии. Я не вернусь в свой мир.
Он внезапно переворачивает меня, так что я оказываюсь под ним. Взгляд Эдварда впивается мне в лицо, как будто он хочет убедиться, что я искренна. То, что мое выражение лица соответствует моему тону.
— Скажи это снова.
Поднимаю руку и ласкаю его щеку.
— Я люблю тебя, Эдвард. Обещаю тебе, что пока живу, никогда не покину тебя.
Его дыхание прерывается. А в следующую секунду он полностью закрывает мой рот. Целуя меня, яростно и жадно, как будто я единственный раз после голода. Он целует меня снова и снова, как будто каждый поцелуй крепче привязывает меня к Ателии. Целует меня так глубоко, что я едва дышу, но не хочу, чтобы он останавливался.
И впервые с тех пор, как меня отправили в Ателию, неподдельная радость, охватывает, увлекает, омывает меня, наполняя мой разум, бегая в моих венах, заставляя все мое существо быть отзывчивым и живым. Я обнимаю Эдварда за спину и притягиваю его еще ближе, не заботясь о том, чтобы мое платье доходило до моих коленей, мои юбки скомкались, а туфли упали на пол. О, как прекрасно, иметь возможность отвечать взаимностью. Мне не придется чувствовать себя виноватой, когда он флиртует или пытается сблизиться.
— А-х-х!
Кто-то кричит, а затем что-то падает. Бедная Мейбл стоит в дверном проеме, ее руки касаются рта, а глаза круглые, как луна. На полу лежат осколки чайника и чашек.
— О, — пищит она. — Мне так… так жаль…
Я вскакиваю с дивана, поправляя лиф платья. Вот что происходит, из месяцев сдерживаемой энергии. Но мне нравится это. Мне нравится, как Эдвард, такой жесткий и формальный перед большинством людей, может быть таким горячим в своем желании.
— Не волнуйся об этом, Мейбл, — я сажусь на пол и помогаю ей собирать кусочки. — Это не твоя вина. Я заплачу за новый чайный сервиз.
Нам не хватает времени, чтобы избавиться от беспорядка. Когда Мейбл собрала все осколки в фартук, Эдвард говорит
— Вам не нужно приносить новый чайник.
Мейбл выглядит взволнованной и испуганной.
— Как… как пожелаете, Ваше Высочество. Простите меня, я не хотела находить вас.
— Неважно. Тем не менее, мне нужно, чтобы вы сообщили моим родителям, что мы с принцессой не присоединимся к ним на ужин сегодня вечером.
Горничная делает реверанс.
— Конечно, Ваше Высочество. Мне очень жаль, что я…
— В следующий раз, не забудьте постучать. Даже если дверь осталась открытой.
Когда она уходит, я прикасаюсь рукой к его руке.
— Эдвард, ты мог бы использовать более мягкий тон. Бедняжка выглядела ужасно, как будто ты собирался уволить ее.
Он хмурится.
— Я бы не уволил ее за то, что она просто разбила чайник.
— Я имела в виду, что ты мог бы улыбнуться немного, действовать дружелюбнее, успокоить её. Ты выглядишь пугающе, когда не улыбаешься, — стараюсь изобразить его покер-фейс выражению. — Теперь ты понимаешь, что я имею в виду?
На Эдварда это не произвело эффекта.
— Не вижу оснований действовать по-дружески, если этот человек, с которым я не в дружеских отношениях. Считаю, что близость — это не то же самое, что дружелюбие, когда он наклоняется ко мне и прижимает губы к моему лбу. — Как ты, моя дорогая жена. Никаких слов недостаточно, чтобы передать, насколько я рад, что ты решила остаться. Это стоит отпраздновать.
— Ты собираешься попросить накрыть нам ужин отдельно, — спрашиваю я, так как он сказал Мейбл, что сегодня мы не будем обедать с его родителями.
— У меня есть идея получше. В вашем мире пара часто празднует особый случай, отправляясь в ресторан.
— Ты собираешься сводить меня на ужин в ресторан? — это так необычно, что я не могу сдержать изумление в моем голосе. Я ниразу не была в ресторане в Ателии, хотя видела несколько возле Книжного червя. Наши гастрономические изыски ограничиваются дворцом или дворянским домом.
— Ты так говоришь, будто я веду тебя на поле боя.
— Нет, серьезно, это просто… Я здесь уже шесть месяцев, и еще не видела, чтобы ты пошел в ресторан. Разве нас не узнают?
Он открывает ящик и вынимает очки.
— Вы будете удивлены тем уровнем анонимности, который я мог сохранить, когда посещал простые семьи с Генри. В столице сотни тысяч человек. Я редко показываю себя публично, и даже в таком случае, как наша свадьба, большинство людей было слишком далеко, чтобы ясно видеть наши лица
Одеваю на него очки и хихикаю. Это делает его внешность более интеллектуальной. Он выглядит более серьезным, чем обычно.
Эдвард поднимает брови.
— Я стал более привлекательным? Или мои черты стали менее приятны для глаз?
Целую его нос, вызывая у него улыбку.
— Ты прекрасен в любом случае. Но я все равно считаю тебя легко узнаваемым.
— Были бы мы на вечеринке для аристократов, нас бы узнали, но зайдя в небольшой ресторанчик в центре? Я сильно сомневаюсь в этом. Даже если аристократ жаждет еды из обычного ресторана, он посылает слугу, чтобы принести еду в коричневом бумажном пакете, вместо того, чтобы самому ждать в очереди.
Представляю, что Бьянка или Клер стоят в очереди в ресторане, и я выкинула это изображение из головы. Он прав. Не представляю, как аристократ смешивается с простолюдинами в центре города. Например, никогда не видела Бьянку, прогуливающуюся возле Книжного червя. Она всегда делает покупки на Хай-стрит.
После того, как Амелия одевает меня в простое, но элегантное платье, в котором я выгляжу проще, нахожу Эдварда в гостиной, одетым аналогично. Черт возьми, это тот самый костюм, который он носил, когда я встретила его в первый раз, когда он сопровождал Генри из дома доктора Дженсена.
— Куда мы пойдем?
— В место известное своей острой пищей.
С тех пор как прибыла в Ателию, никогда не испытывала материального дискомфорта, но иногда мне хотелось, чтобы кухня готовила что-нибудь в специях, а не просто с маслом и сливками. Вырастая с мамой, я привыкла к тому, что мое мясо приправлено перцем чили, а мой салат щедро посыпался кинзой. Здесь, на ателийских кухнях, самым распространенным блюдом является курица, запеченная в белом вине и масляном соусе. Иногда мне интересно, существует ли слово «пряность» в их словаре, так как мне еще предстоит встретить действительно пряное блюдо. Эдвард однажды предложил, чтобы я попросила кухни приготовить для меня другое блюдо, но я бы предпочла не требовать специального меню только для себя.
— С тобой все в порядке, Кэт? — нахмурился Эдвард. — Я думал, ты соскучилась по пряной пище.
— О нет, я бы хотела попробовать. Мне просто интересно, с тобой будет все в порядке. Ты когда-нибудь ел острую еду?
Он мягко улыбается.
— Мои вкусовые рецепты не имеют большого значения. Поскольку ты пообещала остаться, естественно, что я хотел бы, чтобы ты упустила как можно меньше своего собственного мира. Я не могу заменить твою семью, но хотел бы убедиться, что в твоей жизни здесь есть все в других областях.
Мое сердце переполнено любовью к нему. Боже, что я сделала, чтобы заслужить такого прекрасного мужа? Когда мы садимся в наш экипаж, задергиваю шторы и сажусь ему на колени. Я положила голову ему на грудь и провожу пальцами по его пальцам. Сначала он напрягается, возможно, удивляясь тому, что я взяла инициативу, но потом его руки закрываются вокруг меня, и он устраивает свой подбородок на впадинке моей шеи. Мы остаемся так в утешительных объятиях друг друга, между нами нет слов. Но знаю, что он и я разделяем одни мысли. Я здесь навсегда, и ничто нас не разлучит.
Глава 35
Когда Эдвард открывает дверь ресторана и заводит меня внутрь, аромат специй дает мне отличное первое впечатление. Здесь в изобилии Цумин, кориандр, кинза, корица, гвоздика, а также множество других специй, которые я не могу назвать, но которые пахнут также хорошо.
— Боже мой! — я закрываю глаза на мгновение и глубоко вдыхаю. — Здесь пахнет небесами…
Когда открываю глаза, нахожу, что Эдвард смотрит на меня, его выражение это смесь веселья и нежности.
— Кэт, я не могу найти разницу между тобой и щенком, который чувствует сочную кость поблизости.
— Эй, — я притворяюсь обиженной. — Это не тот комплимент, который мужчина должен делать женщине.
— Для дамы, столь же замечательной, как и ты, я бы сказал, что сравнение подходит.
— Вот почему тебе нужно, чтобы я редактировала твои черновики, если это лучшее сравнение, которое можешь придумать.
— Тогда мышка, — его глаза мерцают. — Когда ты понюхала воздух, ты похожа на мышку, подергивающую носом.
Его аналогия настолько зверская, что я понятия не имею, смеяться ли, плакать или ударить его в грудь каратэ приёмом. К счастью для него, Эдвард спасен от общественного унижения, когда официантка подходит к нам.
— Столик для двоих? — ее глаза почти сверкают, когда она смотрит на Эдварда.
— Да, — Эдвард мгновенно переключается в режим покер-фэйса. — Мы будем благодарны за стол.
— Конечно! — говорит она, показывая ямочки на щеках. — Пройдемте сюда, сэр.
Ресторан небольшой, уютный и переполненный. Это напоминает мне симпатичное маленькое тайское место недалеко от кампуса колледжа Джейсона. Живая народная музыка, исполняемая три, играющее на инструментах, которые выглядят как банджо. Как говорил Эдвард, без дорогих вещей и украшений мы легко смешиваемся в толпе, хотя, когда нас ведут к нашему столу, довольно много женщин кидают взгляды на Эдварда. Даже в очках он горячий, хоть и немного в другом смысле, как молодой профессор. В сочетании с отличным благородным воздухом, благодаря тому, как он помогал мне с экипажем в культурном акценте, который он использует, разговаривая с официанткой, я не могу не чувствовать себя привилегированным, чтобы быть на свидании с ним.
Нас проводят к крошечному столу в углу. Он настолько мал, что за ним не может сидеть больше двух. Когда я сажусь, стул скрипит, и стол немного качается. Салфетки грубые, а скатерть в красную клетку старая и изношенная, но я не против. Менее совершенные условия ресторана делают меня более непринужденной, чем причудливые обеды в некоторых аристократических местах. Мне не нужно беспокоиться о различных столовых принадлежностях или сдерживать себя, когда я беседую с этими лордами и дамами.
— Чего бы вы хотели? — спрашивает официантка, вытаскивая из кармана фартука свинцовый карандаш. Она направляет все свое внимание на Эдуарда (неудивительно), который просто указывает на меня подбородком.
— Что угодно чего хочет она.
Мои щеки вспыхивают, и я знаю, что это не имеет ничего общего с каменной плитой, которая горит в задней части комнаты. Я смотрю в меню, которое написано мелом на доске. В Ателии самое близкое, что походило на меню, было на одном званом ужине, где хозяйка потрудилась написать название каждого блюда на причудливо сложенной карточке, хотя для меня это было бесполезно — названия блюд были больше похожи на французские, чем на английские.
Здесь еда — это своего рода индийско-мексиканская еда комфорта с некоторыми не пряными вариантами для таких клиентов, как Эдвард. После минутного рассмотрения, я заказываю сердечный куриный суп, приправленный острым перцем, картофель, обжаренный в тмине, и политый лимонным соком, нут, окунутый пряным томатным соусом, отварным белым рисом и сэндвичем для кресс-сала для Эдварда.
После того как официантка уходит, беру кувшин на столе и наливаю два стакана воды. Это немного странно, в этих домах аристократов я привыкла подзывать пальцами слугу и спрашивать, могу ли я заполнить мой стакан. Затем замечаю, что Эдвард смотрит на держатель приправы, в котором находится ряд мелких стеклянных банок и деревянных ложек. Они странные, действительно, и намного лучше, чем уродливые пластиковые контейнеры, которые я обычно получаю в ресторанах.
— Нет ценника, — говорит он серьезно, осматривая банку с темно-красным соусом.
— Она предоставляется бесплатно. Ты можешь использовать любое количество, которое хочешь.
Он раскручивает банку и смотрит на содержимое, его выражение настолько серьезное, что мне приходится задушить ухмылку.
— Эдвард, — говорю я, не в состоянии скрыть в голосе веселье. — Ты выглядишь так, как будто приправа может укусить тебя за нос. Я могу сказать тебе что это?
Он принюхивается, и в следующую секунду чихает. Полагаю, острые испарения были слишком сильны для его нежного обоняния. Больше не могу сдерживаться. Откидываюсь на спинку стула, в приступе смеха.
— О, Боже мой. Хотела бы я сфотографировать тебя, Эдвард. То выражение, которое у тебя было, было бесценным.
Он посылает мне раздраженный взгляд, но я успокаиваю его, облокотившись на стол и быстро поцелую его в губы. Мы так далеко в углу, и я был так быстра, что сомневаюсь, что кто-то заметил. Эдвард удивлен, но доволен, и это главное.
— Мы должны делать это чаще, — замечает он, закрывая пробкой бутылку. Интересно, о чем он говорит, — о посещении ресторана или о моем молниеносном поцелуе. — Поскольку парламент сейчас закрыт, у нас больше свободного времени.
Я хмурюсь, когда он упоминает парламент. Закон о минимальной заработной плате отклонен, что означает, что мне все еще нужно найти альтернативу, если хочу помочь Молли, но у меня не было времени, так как была занята организацией дворцовых прогулок. Завтра, я займусь этим. Сегодня хочу отпраздновать свое первое свидание в ресторане с Эдвардом
— Как в Ателии появился такой ресторан? И как ты узнал о таком месте?
Эдвард складывает салфетку на колени.
— В последнее время наблюдается рост числа иммигрантов. Многие из них решили открыть здесь рестораны. Что касается того, как я получил информацию — услышал ее от Бертрама. Он пытался найти ресторан, который мог бы произвести впечатление на Амелию, поэтому и составил список. Тем не менее, Амелия менее терпимо относится к острой пище, поэтому в итоге он выбрал другой.
Улыбаюсь, представляя Бертрама, который просит Амелию пойти с ним на свидание.
— Надеюсь, у него все получится с Амелией. Она всегда такая серьезная, кажется, что она все еще не хочет вступать в отношения.
— Бертрам обратился ко мне за советом, — Эдвард кидает на меня быстрый взгляд. — Как и он, я долгое время не мог завоевать любовь моей дамы. Однако, я мало что могу посоветовать ему, так как твоя ситуация сильно отличается от ситуации Амелии, — он делает паузу, его выражение колеблется. — Когда ты влюбилась в меня? Ты была так обеспокоена возвращением в свой мир, что я не могу вспомнить никаких очевидных эмоций, пока не признался тебе в своих чувствах.
Я краснею. По правде говоря, я тоже не помню, когда впервые влюбилась в него.
— Это так… это было постепенно — говорю я нерешительно. — К тому времени, как поняла, что влюблена в тебя, это было уже так глубоко, — а также ужасно несчастной, потому что в то время я все еще хотела вернуться домой к своей семье.
Наши заказы приносят, большие, сытные порции, свежеприготовленные, поданные в простой посуде, которая не нуждается в правилах для её использования. Набираю полною ложку пряного куриного супа, и множество вкусов, кажется, взрываетсяу меня во рту. Как будто шеф-повар знал мои предпочтения. Боже, как давно я ела что-то подобное дома?
— Это так здорово, — я испускаю стон, и Эдвард резко смотрит вверх.
— Что случилось?
— Ничего, — быстро говорит он, — могу я попробовать этот суп?
Увидев его реакцию на приправу, предупреждаю его, хотя помочь, но все же он заканчивает тем, что кашляет в салфетку, и я прошу его съестьйогурт, что бы ослабить жар.
— Это поможет лучше, чем вода, — я зачерпнула йогурт большой деревянной ложкой и протянула ему. — Доверьтесь мне.
Он делает то, что я говорю, и вскоре перестает кашлять.
— Теперь знаю, почему ты из другого мира. Ваши вкусовые рецепторы формируются из стали.
Мне надо смеяться.
— Это приобретённая способность, Эдвард. Если ты вырастишь, питаясь такой острой едой, как я, ты тоже привыкнешь к ней. Может, закажем еще еды? Ты не можешь наесться одним бутербродом. Когда мы вернемся во дворец, я попрошу Амелию принести поднос с едой.
— Не волнуйся обо мне, — говорит он, выпивая бокал вина, и смотрит на меня из полузакрытых век. — Я могу придумать другие способы компенсировать голодный желудок.
Жар в его глазах говорит о том, что он хочет вывести наши отношения на новый уровень. Я горячо краснею, но не могу отрицать, что тоже хочу его.
В бутылке еще осталось шампанское. Эдвард заполняет наши бокалы и жестом предлагает мне взять его.
— За наше будущее, — говорит он, наши бокалы нежно звенят. — За оставшуюся нашу жизнь проведенную вместе.
— Вместе, — эхом повторяю я.
После еды мы медленно возвращаемся в карету. Так как это центр города, Бертраму пришлось оставить карету на большом расстоянии от ресторана. Когда мы идем вместе, рука об руку, наслаждаясь этой свободой, когда мы можем быть вместе без пристального внимания слуг и охранников, крик девушки достигает наших ушей, громче шума окружающих нас людей.
— Отпусти меня!
— Рядом со зданием молодая девушка, борется с мужчиной, который пытается схватить ее за руку.
Это Молли
— Веди себя хорошо, девчонка. Ты давно должна была быть дома.
— Ты не мой…, — мужчина ударяет ее по лицу так сильно, что она спотыкается, и ее рука прижимается к щеке. Слезы проливаются из глаз.
Я чувствую, что моя кровь закипает, когда догоняю их.
— Что ты делаешь, пытаешься похитить эту девушку? Объясните, или я позову полицию.
Этот человек посылает мне беззубую ухмылку.
— Я забираю дочь домой, леди. Она всегда была непослушным ребенком. Не допустимо, чтобы она бегала по городу в этот час.
Молли ловит меня за рукав и качает головой.
— Он… не…, — ее речь выходит искаженной, что должно быть последствием удара, который нанес ей мужчина. К моему ужасу, ее правая щека полностью опухла.
Я встаю перед Молли, закрывая ее от мужчины.
— Ты говоришь, что она твоя дочь?
— Сказал уже, — говорит мужчина с угрюмым лицом. — Отдайте ее мне, вы вмешиваетесь не в свое дело.
— Простите, — сурово говорит Эдвард, но я сдерживающим жестом останавливаю его. Сейчас более важно, защитить Молли.
— Ты вообще знаешь ее фамилию? Знаешь, сколько у нее братьев и сестер? — я выстреливаю вопросами. — Вообще-то, я видела ее отца, а ты не похож на него, — провожу по своей щеке. — У ее отца шрам прямо здесь.
Человек бледнеет. К этому времени нас окружила небольшая толпа, и десятки жаждущих глаз с любопытством рассматривают нас.
Прежде чем человек успевает убежать, мое тело реагирует быстрее, чем я ожидала. Делаю шаг навстречу ему, хватаю его за руку и бью в совершенстве демонстрируя, прём из каратэ. Возможно, застигнутый врасплох, человек падает вниз, как мешок с песком. Несколько человек рядом ахнули и поглядели на нас.
— О-х-х-х…
— Она действительно сделала это?
— Он потерял сознание?
Смотрю на свой кулак, я тоже в шоке. Прежде чем смогу выяснить, как следует за моим нападением, Эдвард шагает передо мной, защищая меня и Молли от мужчины.
— Возвращаемся.
Хотя я уверена, что Эдвард справится с этим мошенником, я тоже не хочу, чтобы он дрался. Глядя вокруг, замечаю Халка-Бертрама возле нашей кареты. Никогда раньше не была так рада, что он такой большой человек. Если бы он был нормального роста, я бы не смогла найти его в толпе.
— Бертрам! — я кричу, дико размахивая руками. — Сюда!
Когда охранник подходит, я жестом показываю на Эдварда, который скрутил руку мошеннику за спину и прижали его к земле.
— Отведи этот кусок мусора в полицию, — говорю я. — Спроси их, чтобы проверили и посмотрели, есть ли у них записи о похищениях невинных девушек.
Бертрам отдает мне честь. Подобно тому, как он поступил с мистером Толливером, он легко подбирает мужчину и забрасывает его на плечо.
Я обращаюсь к Молли, которая сейчас плачет. Эдвард дал ей платок, но ее плечи все еще дрожат.
— Давай отвезем ее к ближайшему врачу, — говорю я. — Ей нужно осмотреть её щёку.
Глава 36
Нам нелегко найти врача ночью, но через Генри Эдвард познакомился с несколькими авторитетными врачами, и вскоре Молли лечится в руках компетентного молодого человека, который несколько лет назад получил высшее образование. Он прикладывает припарку к ее щеке, что, как он легко замечает, обычно предназначена для профессиональных боксеров. Когда Молли в состоянии говорить, я спрашиваю ее, как так получилось, что она сражалась с человеком в центре города.
— Он подошел ко мне днем, принцесса, — говорит она тихим голосом. — Он хотел, чтобы я доставила букет его возлюбленной перед началом театра. Сказал мне, что он хотел, чтобы это стало неожиданностью. Но когда я добралась туда, он начал кричать, что я была непослушной девушкой, и нет никакой причины бегать по улицам, и я должна пойти домой с ним.
Лицо Эдварда помрачнело.
— По-моему, я читал о подобных событиях в газетах, но похититель убежал, прежде чем другие могли его поймать.
Я смотрю на Молли, которая сидит на табурете с несчастным выражением. Ее рука бледная и трясется, когда она держит припарку. Если бы мы не оказались в том же районе, или, если бы я никогда не видел отца Молли, этот ужасный человек мог бы ее утащить. Учитывая, что случилось с ее сестрой… Я невольно дрожу. Это черно-белое изображение Нелл с набухающим животом по-прежнему преследует меня.
— Все будет в порядке, — говорит Эдвард. — Бертрам отвел этого человека в полицию, и теперь он будет иметь дело с ними. Он тебя больше не побеспокоит.
Тем не менее, я чувствую себя ужасно, когда мы возвращаемся во дворец. Наше первое свидание — чудесный волшебный ужин — испорчено. Полностью.
Несколько дней спустя Бертрам приносит нам хорошие новости.
— Человек, который пытался похитить девушку, подвергся уголовному наказанию, — заявляет он. — Полиция теперь пытается поймать всю банду. Жуткий бизнес у этих людей — они похищают невинных девушек и отправляют их в бордели в Морине. Самый распространенный метод — накачать девушку наркотиками, а затем продать ее.
Лицо Эдварда каменеет. Я подозреваю, что моё тоже.
— К счастью, вы были рядом, принцесса Кэт, иначе этот человек мог бы утащить девушку. Вы спасли ее, — Бертрам с восхищением смотрит на меня. — Как вы его вырубили? Вы не маленькая, но я не ожидал, что у вас хватит сил на такое.
— Я научил ее нескольким приёмам, — говорит Эдвард, умудряясь держать бесстрастное лицо. — Ты же знаешь, как она часто подвергается опасности, поэтому мне пришлось немного научить ее самообороне.
Бертрам кивает. Несомненно, он вспомнил тот день, когда мистер Толливер попытался напасть на меня с бутылкой, и если бы Бертрама не было поблизости, я могла бы получить серьезные ранения.
— Полиция должна вручить вам медаль за мужества, принцесса Кэт, — замечает он и делает мне низкий поклон.
Я вскочила, смущенная.
— О, да ладно, это был просто удар по носу.
Эдвард ловит мой локоть.
— Кэт, тебе не нужно быть скромной. Впервые в нашей истории принцесса помогла поймать торговца людьми.
Я принужденно улыбаюсь, но пока с облегчением вспоминаю, что Молли в безопасности, проблема с детьми все еще не решена. Сомневаюсь, что отец Молли станет больше беречь свою дочь. Вероятно, она вернулась на улицу, пытаясь заработать достаточно, чтобы содержать сестру и ребенка. И я ничего не могу с этим поделать.
После того, как Бертрам уходит, Эдвард заставляет меня сесть у окна. Снаружи сад — великолепное зрелище из оранжевого и золотого, но я не в восторге от созерцания его.
— Я знаю, что ты все еще беспокоишься о детях, — тихо говорит он. — Если бы я смог обещать тебе немедленное решение. Но Кэт, ты уже добилась прогресса, даже если нынешняя ситуация неудовлетворительна. Дальше будет только лучше.
— Знаю, но все же, — я вздыхаю и опираюсь на него. — Понимаю, что это займет много времени, но, ох, я не могу не думать об этом, когда вспоминаю, как этот человек ударил Молли. Если бы он мог быть таким жестоким на людях, то что бы с ней случилось, если бы они остались наедине? Если бы ты не предложил, пойти в этот ресторан, она могла бы исчезнуть навсегда.
Он гладит мои волосы.
— Не думай больше о той ночи, любовь моя. Теперь она в безопасности, и мы собираемся сделать следующий шаг, чтобы защитить ее и других.
— Но как? — я сажусь прямо и смотрю на него. — Я не могу запретить мистеру Рипли заставлять его дочь работать на улице. Не могу придумать какой-либо способ запрета детского труда, когда родители поощряют своих детей работать. Закон о минимальной заработной плате отклонили. И даже если бы это было принято, я не думаю, что мистер Рипли передумал бы и позволил Молли не работать.
— А что насчет людей в вашем мире? Разумеется, богатство не может быть равномерно распределено, и у вас должны быть некоторые бедные семьи. Разве их дети не работают? Дети посещают школу?
— Каждый должен ходить в школу, потому что они обязаны, — я хватаю его за руку, волнение пробегает по моим венам. — О, Эдвард, это так просто! Все, что нам нужно сделать, это установить закон, согласно которому образование должно быть обязательным для всех детей! Если им нужно ходить в школу, они не могут ходить на работу.
Он смотрит на меня, как будто я только что заговорила с ним по-испански. Говоря об испанском, это был так давно когда я его использовала. Я все еще скучаю по дому, независимо от того, насколько я влюблена в Эдварда.
— Такой закон не имеет прецедента, — признается он. — Кажется, это самый вероятный метод избавления от детского труда, но я уже могу предвидеть, что реализовать это будет намного труднее.
— Мы все равно должны попробовать. Ты сказал мне, что Ателлия медленно продвигается вперед, но мы не можем просто сидеть здесь и ничего не делать. Давай представим законопроект парламенту, как и с детским трудом.
— Парламент не откроется до следующей весны.
— Разве нет другого пути, по которому мы можем убедить… например, в министерстве образования рассмотреть вопрос о комплексном образовании?
Эдвард смотрит в окно, его лоб нахмурен.
— Несколько лет назад у меня возникла идея превратить старое кладбище в общественный парк. Отец научил меня необходимому способу реализации моего плана. Я должен был подать предложение в муниципалитет с подробным описанием цели, подготовкой и ожидаемыми результатами. Мы можем сделать то же самое с этим.
— Хорошо, — когда я работала в издательской индустрии, до того, как потеряла работу, я помогала в разработке новой колонки для журнала. Будучи новичком, мне было поручено делать совсем немного, но в любом случае у меня есть представление о том, как составить предложение. — Запиши меня.
Через несколько дней я получаю сообщение от леди Грегори. Мэг посетит её в этот день, и если у меня нет ничего запланированного, я могу зайти.
Быстро отвечаю утвердительно. Потратила все утро на сортировку справочного материала для предложения об обязательном образовании, и я ценю шанс выйти и позволить моему мозгу расслабиться на некоторое время. Я заимствовала книги из библиотеки дворца, и Эдвард даже получил мне пропуск, чтобы использовать архивы университета. Мой стол стал настолько загроможденным, что я подумываю о том, чтобы попросить его увеличить, чтобы я могла лучше справляться с книгами и статьями, которые накопила.
Когда карета гремит по улице, я вытираю руки о платье, молясь, чтобы не столкнулась с Мэнсфилдами. В «Уродливой сводной сестре» я устроила сцену, плеснув вино в жестокого, жадного фабриканта, прямо посреди вечеринки лорда Мэнсфилда. Я сомневаюсь, что у Мэнсфилда есть дружеские чувства ко мне.
Мы останавливаемся возле огромного особняка. Швейцар широко зевает, когда просит мою карточку. Я смотрю на него, не ожидая, что мне придется принести карточку. Также не ожидала, что швейцар будет сонлив, после обеда.
— Я принцесса Катриона, — жестом показываю на карету, которая выглядит достаточно примечательно, поскольку она из дворца. Протягиваю руку, и мое свадебное кольцо вспыхивает, бриллианты сверкают под солнцем.
— Моя… сестра замужем за племянником вашего хозяина.
— Пожалуйста, подождите, леди.
Через мгновение швейцар возвращается и извиняется за то, что не узнал меня.
— Ее милость рада принять вас. Если вы проследуете за мной, Ваше Высочество?
В доме довольно тихо. В гостиной и приёмной никого нет, даже слуги не убираются.
— Ваш хозяин не дома?
— Он уехал на выходные, Ваше Высочество, на охоту.
Напоминаю вечеринку в доме, организованную Филиппом и Констансом, прямо перед тем, как мы с Эдвардом помолвились. Как я привыкла к ателлийской культуре, я узнала, что охотничья вечеринка является общим развлечением среди аристократов осенью. С парламент закрыт, сезон закончился, и мало чего, чтобы занять время, стрельба за рябь и оленя в болотистых угодьях стала популярной. Это также отличный способ для мужчин продемонстрировать свое спортивное настроение.
Может быть именно поэтому леди Грегори, специально выбрала в эти выходные для посещения ее наполовину фей, наполовину человека дочери. У слуг, похоже, тоже есть свои выходные, судя по вялому настроению швейцара и отсутствию слуг, обычно присутствующих в таком большом доме.
Леди Грегори вязала ярко-желтый носок, когда я вхожу в ее комнату. Она смотрит вверх и улыбается, жестом показывая мне сесть.
— Здравствуй, дорогая. Садись и выпей чаю. Мэг должна появиться в ближайшее время.
Как вы общаетесь?
Она указывает на карманное зеркало на комоде. Помню, когда Мэг согласилась помочь мне добраться до Элли, она тоже прошла сквозь зеркало. Надеюсь, на этот раз она не застрянет.
Мы общаемся в течение некоторого времени. Леди Грегори спрашивает, как прошла прогулка, и я говорю ей, что это был успех.
— Это в основном из-за Эдварда и Генри. Вы должны были видеть, как девушки смотрели на них во время урока.
— Ах, быть молодыми и наполненными романтическими чувствами, — леди Грегорий ловит клубок из пряжи, который находится в опасной близости от края стола. — Вы должны организовать еще один такой урок.
— Может, в следующий раз попробуем что-нибудь другое, — говорю я, скрещивая ноги. — В столице есть каток? Скоро зима, и девочки могут насладиться экскурсией. Им также нужны упражнения. Некоторые родители считают необходимым держать своих дочерей в помещении.
Она выглядит озадаченной, и я понимаю, что ошиблась. Я не должна спрашивать ее о катке, когда я с большей вероятностью знаю ответ, чем она.
Меняю тему и притворяюсь, что восхищаюсь одним из ее вязаных мешков, висящих на другом столе, расположенном под окном.
— Это действительно красиво, — говорю я, перебирая замысловатые узоры и совершенное сочетание цветов. — Если бы я была не так занята, я бы тоже занялся вязанием крючком. У меня есть пара крестников…
Леди Грегори падает на стол, и ее вязальные спицы стучат по полу.
— О, Боже мой, — я спешу к ней и проверяю пульс. Она жива, но ее лицо побледнело. — Леди Грегори? Вы меня слышите?
Она не сдвинулась с места. Глаза ее закрыты, рот слегка открыт.
Встревоженная, выбегаю из комнаты, призывая к помощи.
К моему раздражению, слуги, состоящие из швейцара и одной служанки, медленно появляются.
— Позовите доктора! Леди Грегори упала в обморок.
Они недоверчиво смотрят на меня. Швейцар по-прежнему сонный, а горничная выглядит подвыпившей. Боже, что случилось с этим местом? Когда хозяин отсутствует, слуги ведут себя так, как будто сегодня Рождество.
Решаю вызвать доктора сама. Выбегаю на улицу и зову Бертрама, который немедленно едет за доктором. Я никогда не была более благодарена, что Эдвард сопровождал Генри с его визитами, так как оказывается, что Бертрам очень быстро находит врача.
Доктор проверяет леди Грегори, которая все еще без сознания, ее рука безвольно свисает с кровати. На мгновение я боюсь, что она мертва, но после того, как доктор наложил трубку на рот — я подозреваю, что это связано с перекачкой воздуха в ее легкие, — он велит нам немедленно отправить ее в больницу.
— Что с ней? — спрашиваю я.
— Сердечный приступ, — говорит он лаконично. — Хорошо, что вы немедленно позвонили мне, или она могла умереть. Нам нужно начать дополнительные процедуры, чтобы восстановить кровоток. Может ли ваш слуга отнести ее к карете?
— Нет проблем, — я встаю и зову Бертрама.
Когда Бертрам выводит леди Грегори из своей комнаты, я смотрю на карманное зеркало, которое светится на кровати. На секунду задумываюсь, нужно ли мне взять зеркало, но быстро передумываю. Это будет катастрофа, если Мэг появится в больничной палате. У врача будет сердечный приступ.
Прибытие в больницу не занимает много времени. Когда леди Грегори, наконец, приходит в сознание, я вздыхаю с облегчением, затем отправляю сообщение в Мэнсфилд-хаус, сообщить им, что у леди Грегори все в порядке, но доктор решил, что лучше всего остаться в больнице на ночь.
— Я вам очень благодарна, дорогая, — леди Грегори хватает меня за руку, когда мне нужно идти. — В моем возрасте, я не боюсь смерти, но считаю трагедией, если не смогу увидеть свою дочь, прежде чем умру.
— Я рада, что пришла к вам, — говорю я, и именно это имею в виду. Даже если слуги в Мэнсфилд-хаусе были бдительны, маловероятно, что они обнаружили бы Леди Грегори, пока не стало бы слишком поздно. — Берегите себя. Я вернусь к вам на днях.
Глава 37
Во дворце, я плетусь, поднимаясь по лестнице в наши комнаты, чувствуя усталость. Я должна продолжать свои исследования для нового законопроекта, но, честно говоря, трудно сосредоточить внимание на сухих, утомительных текстах. Некоторое время борюсь с документами, но потом решаю переключиться на «Женщину в красном». И в доказательство, что это очень интригующая книга, я едва замечаю стук в мою дверь.
— Кэт.
Эдвард подходит ко мне, и в его глазах появляется странный свет. Я чувствовала сонливость, но любая мысль о том, чтобы заснуть, исчезает, когда узнаю, что он несет.
— Это… торт?
Он улыбается и ставит тарелку на стол. Кусок торта выглядит чрезвычайно соблазнительным, со сливочным и шоколадным кремом, увенчанный сверху несколькими темными вишнями.
— С днем рождения, — говорит он тихим голосом.
Мое сердце подпрыгивает. День рождения Катрионы выпадает весной, но, как у Кэтрин Уилсон, мой день рождения сегодня.
— Ты вспомнил?
— В прошлом году ты сказала мне, когда был твой день рождения, а также то, что ты обычно делаешь, чтобы отпраздновать его, — Эдвард вытаскивает из кармана свечу вместе с коробкой спичек. — Ты упомянула, что есть свечи, напоминающие цифры в вашем мире, но я боюсь, что не смог их достать. Надеюсь, это будет приемлемо.
Безмолвно, смотрю, как он вставляет свечку в торт и зажигает её. Пламя мерцает, освещая лицо. Он мог быть простым, уродливым или даже травмированным… как бы он ни выглядел, он всегда будет номером один в моем сердце.
— Загадай желание, Кэт, — он улыбается мне.
Встаю на колени рядом с ним, сжимаю руки и закрываю глаза. Пожалуйста, я говорю в своем уме. Пожалуйста, позволь мне остаться с ним навсегда.
Задуваю свечу, я опускаюсь на пол
— Могу я спросить, что ты загадала?
Тихо смеюсь и слегка подталкиваю его руку.
— Я думаю, ты можешь догадаться, что это.
Он положил руку мне на плечо.
— Это касается меня?
— Конечно, — я беру серебряную вилку, которая лежит рядом с пирожным, и разделяю торт на половины. — Вы попросили шеф-повара, чтобы сделать это специально для меня?
— Я сказал им, что у меня внезапно появился сладкий зуб. Это необычная просьба, но, к счастью, они были любезны.
Я хихикаю.
— Мне бы очень хотелось увидеть лицо шеф-повара.
Отламывая восхитительный кусочек с шоколадным кремом, я отправляю его в рот. О мой Бог. Могла бы наградить шеф-повара медалью — торт хорош. Взрыв глубоко насыщенный, сладкий и захватывающий, проходит прямо через мой рот, пробуждая мои чувства. Не могу с этим совладать. Я издаю стон.
Рядом со мной Эдвард резко вдыхает. Понимаю, что то, что я делаю, раздувает пламя, но в этот момент у меня больше нет никаких оговорок.
Отламываю щедрый кусок торта и протягиваю его ему.
— Как на счет именинного торта, Эдварт?
Он моргает, как будто не слышит меня.
— А?
— Открой рот?
Эдвард угождает мне. Кормлю его тортом, наблюдая, как он механически подчиняется мне. Возможно, он бы встал на руки, если бы я ему сказала. Похоже, что рациональная часть его мозга взяла отпуск.
— Вкусный, не так ли?
— Очень, — хрипло говорит он и глотает.
В уголке его рта, остаётся шоколадный крем. Я убираю его, и тогда в нем что-то переключается.
Вилка падает на пол. Эдвард захватывает руками моё лицо и целует меня. Он на вкус как темный шоколад — сладкий, пикантный и очень захватывающий. Я целую его, не желая ничего, кроме ощущения его губ на моих.
— Ух!
Эдвард отпускает меня, его лицо проясняется. Каким-то образом мы оказались на полу, спиной я была плотно прижата к ковру, а шпильки, вонзились мне в голову.
— Извини, — он помогает мне сесть. — Я сделал тебе больно?
— Очень. Моя нежная кожа не выдерживает уколов от этих крошечных шпилек.
— Тогда позволь мне помочь тебе с их удалением.
Он начинает медленно вытаскивать булавки из моих волос. По моим щекам поднимается жар. Амелия и Мейбл делали это бесчисленное количество раз, но действия Эдварда совершенно отличаются: я остро осознаю, как его пальцы двигаются по моим волосам и прижимаются к краю моего уха, затылка, шее, моей щеке. Как будто он снимает с меня одежду. Не сдерживаемые шпильками и свободные от сетки, мои густые волнистые локоны, падают на спину и завиваются на плечах.
— Я думаю, это последняя, — Эдвард кладет шпильку на стол. Смотрю на него и улыбаюсь. Его глаза темнеют, и он увлажняет губы. Он похож на путешественника, который, наконец, нашел оазис после нескольких часов похода в пустыне.
Он наклоняет голову и обрушивается на мои губы, и на этот раз в его поцелуе нет ничего нежного. Он пожирает мой рот с ожесточенной, всепоглощающей интенсивностью, как будто он всю жизнь ждал этого поцелуя. Когда он сокращает пространство между нами, моя голова ударяется о ножку кровати, которая была сделана из твердого черного ореха и замысловато вырезана.
— Ух!
Я потираю голову. Сначала булавки, потом кровать.
— Почему мы сидим на полу, когда рядом есть кровать?
Его глаза сверкали от удовольствия.
— В самом деле.
У меня перехватывает дыхание, когда он внезапно поднимает меня одним рывком. Через секунду я лежу на кровати, мои волосы рассыпались по простыням, и дыхание вырывается короткими выдохами.
Фиолетовый навес создает тень. Эдвард наклоняется ко мне, его пальцы расстегивают пуговицы на моем корсете.
— Ты должна мне помочь, — говорит он. — У меня нет опыта, в расстёгивании корсета.
Я улыбаюсь и целую его.
— С удовольствием.
Он ослабляет мое тяжелое платье, и я поднимаю руки, чтобы он мог снять его с моего тела. Из-за прохладной осенней погоды я надела тонкую хлопчатобумажную рубашку с длинными рукавами, фланелевую юбку и шелковистую нижнюю юбку, но все же он смотрит на меня, как голодный человек, смотрит на долгожданную изысканную еду.
— Я люблю тебя, Кэт, — вздыхает он, обнимая мое тело. — Никогда не хотел никого, как хочу тебя.
Мое сердце сжимается. Я так переживаю за него, не только физически, но и за ту боль, которую причинила ему. Подумать только, я не отвечала ему взаимностью, по крайней мере, половину времени, которое мы провели вместе, и когда я, наконец, решилась на это, наше время, проведенное вместе, было омрачено знанием, что мне в конечном итоге придется вернуться в мой собственный мир.
— Я вся твоя, — говорю я ему, выгибаясь под его прикосновениями. — Сердце, тело, душа.
Его дыхание прерывается. Нет никаких слов между нами — наши действия заменяют то, что должны были передать слова. Кровать скрипит, когда мы падаем друг на друга, целуемся и ласкаем друг друга, как будто завтра не существует. Как будто мы — единственные существа во вселенной.
Когда мы, наконец, соединяемся вместе, я чувствую себя полной. Вот где я хочу быть. Больше не хочу возвращаться домой, обратно в современный мир. Эдвард — мой дом.
Глава 38
Я просыпаюсь, и на секунду мое дыхание прерывается. Я совершенно голая в постели, и, когда мой взгляд скользит над полом, натыкаюсь на кучу одежды, в том числе на одежду, которая не моя. Тяжелое платье, которое я одевала вчера, шнурки, вырванные нетерпеливыми, поспешными пальцами. И когда поворачиваюсь на другую сторону, меня встречает шокирующая картина — я имею в виду аппетитный вид принца Ателии, его лицо прекрасное, как вырезанная скульптура. Мой муж. Моя любовь.
Вспоминания о прошлой ночи, смесь смущения и возбуждения проносится во мне. Это был самый дикий, самый сладкий опыт. Я не думаю, что мы уснули до полуночи.
Эдвард открывает глаза. Он улыбается, и улыбка освещает его лицо, как восходящее солнце.
— Доброе утро любимая.
Я зеваю, а потом, вспомнив кое-что, и не могу не захихикать.
— Что такое? — он целует меня. — Мои волосы торчат во всех направлениях?
— Нет, я просто вспомнила тот день, когда сказала твоей матери, что ты задержал меня до поздней ночи. — Я строю ему рожицу. — Прошлой ночью я не знала, ты принц или пещерный человек.
Его усмешка расширяется.
— Ты помнишь тот день, когда ты обосновалась в моем кабинете, потому что считала, что я слишком устаю от наших ночных разговоров и нуждаюсь в помощи с моей работой?