Давным-давно

Когда запечатываю последнее письмо, которое для мистера Уэллсли, нахожу ленточку, связываю письма и запираю их в ящик. Оставлю ключ Эдварду, чтобы он мог передать эти письма моим друзьям после моего ухода.

Приступ кашля охватывает меня, но стараюсь держать его под контролем. Последнее, что хочу, это, чтобы горничные настаивали на том, чтобы вызвать доктора для меня, и рисковали разоблачить знак на моем плече. Тогда меня бы действительно обвинили в колдовстве.

После того, как удалось остановить кашель кружкой теплой воды, поднимаюсь и подхожу к окну, глядя на чудеса зимы снаружи. Снег блестит на деревьях, земля выглядит гигантским кусочком зефира, и ветер кружит снежные хлопья в воздухе, сверкающие под солнечным светом. Если только мое тело так не ослабело, я бы рискнула спуститься в сад. Пока Эдвард все еще надеется, что Крю пошутил, но глубоко внутри чувствую, что жизнь по кусочкам исчезает из моего тела.

По крайней мере, я была предупреждена. Это была бы настоящая трагедия, если бы Крю не появился и у меня бы закончился кислород прямо в середине судебного процесса.

— Принцесса? — Мэйбл стучит в дверь. — Ваш посетитель прибыл.

— Очень хорошо. Я выйду через минуту.

Засунула ключ от ящика в карман, прежде чем войти в гостиную. Там, на диване, сидит Катриона Брэдшоу, а рядом с ней стоит Бьянка: руки скрещены, глаза не мигают.

Я нахмурилась. Приглашала только Катриону Брэдшоу.

— Спасибо, что приняли мое приглашение, — говорю я, обращаясь к Катрионе. — Если вы не возражаете, могу я поговорить с вами? У меня есть еще одна комната внутри.

— Что ты собираешься ей сказать? — Бьянка говорит так, будто у меня нож в рукаве. — Я не могу позволить ей поговорить с тобой, если не знаю, что ты планируешь сделать.

— Ты можешь остаться здесь, пока мы говорим в другой комнате. Обещаю, ничего не собираюсь делать, — я вручаю ей конверт. — На самом деле, если ты прочитаешь это, ты будешь знать, что я не принесу вреда.

Бьянка выхватывает конверт из моих рук и читает бумагу, которую он содержит. Ее глаза становятся все больше и больше, и она смотрит на меня, недоверчиво.

— Ты отказываешься от трона? Ты готова признать, что ты не моя сестра?

— Да.

Бьянка выглядит так, будто проглотила яблоко целиком.

— Если ты собираешься признать правду, то почему ты не сделала это вначале? Зачем тратила время на судебное разбирательство? Во что ты играешь?

Из-за гоблинов. На секунду у меня закружилась голова, но стараюсь не показать этого. Я должна сохранить ясный разум, когда разговариваю с Катрионой Брэдшоу.

— Если ты не веришь мне, спроси моего мужа, — я наслаждаюсь словами «мой муж», кода говорю им это. Как бы Бьянка не старалась, она никогда не сможет ссылаться на Эдварда как на своего супруга. — Он уже передает мое решение королю и королеве. Теперь, если ты нас извинишь. Миссис Катриона, если вы позволите.

Катриона дрожащим взглядом смотрит на Бьянку, которая пожимает плечами и говорит, что она будет ждать в гостиной. Медленно, Катриона поднимается и следует за мной в кабинет. В какой-то мере я поняла, почему Бьянка не подозревала меня, когда меня перенесли в Ателию. Катриона похожа на тех, кто привык к издевательствам и игнорированию. Однако, в отличие от Элли, которая остается милой и доброй, в ауре Катрионы не хватает доброжелательности.

Закрываю дверь и прошу ее занять место. Она делает это, ее взгляд осторожно перемещается по комнате, и я сажусь напротив нее. Думаю о том, как начать этот разговор, когда Катриона открывает рот.

— Зачем?

— Можешь ли ты быть более конкретной? — говорю я. — Уверена, что есть много вещей, о которых тебе интересно узнать.

Она поднимает голову и смотрит на меня.

— Почему вы уходите? В суде вы преуспели в том, чтобы выглядеть как жертва.

Пожимаю плечами.

— Разве ты не счастлива, что я сделала это?

— Я не знаю, что происходит в уме ведьмы.

Смеюсь.

— Я вижу, что Бьянка зародила в твоей голове какие-то странные идеи. Верь мне или нет, я жертва, как и ты. Не могу сказать тебе, как ты оказалась в Морин, и не могу сказать тебе, почему мы похожи друг на друга. Но могу сказать, что я стала принцессой, потому что Эдвард влюбился в мою личность. Я не прибегала к заклинаниям или приворотам, потому что я не ведьма, хотя уверена, что Бьянка убеждена в обратном. Я не могу колдовать.

Катриона продолжает смотреть на меня, так будто пытается найти что-то волшебное во мне. Для страны, в которой не верят в магию, её граждане удивительно суеверны.

— Почему ты выбрала меня? — наконец говорит, она, — Я никогда не видела тебя раньше. Это потому, что мы так похожи, что вы решили похитить меня и силой отправить в Морин?

— Я тоже хотела бы знать ответы. Но в данный момент, в обмен на то, что я добровольно ухожу в отставку и признаю, что ты Катриона Брэдшоу, я хочу кое-что попросить у тебя.

— Что я могу сделать? Тебе лучше спросить Бьянку.

— Отлично, но, во-первых, она меня ненавидит. Во-вторых, только ты можешь мне помочь с этим, — я наклоняюсь вперед, и не буду задыхаться или кашлять. Мой запас кислорода быстро исчезает. — Когда станет известно, что ты действительно Катриона Брэдшоу, я не смогу остаться во дворце. Знаю, что ты, должно быть, пережила тяжелые времена в Морин, но эти тяжелые дни закончились. Ты будешь принцессой, и даже если Эдвард решит подать на развод, у тебя все равно будет хорошее пособие.

Рассказываю ей о проекте обязательного образования, а также о Принцесс колледже.

— Пожалуйста, не отмени работу, которую я проделала за это время. И, пожалуйста, не надо ненавидеть Эдварда, если он будет, плохо относится к тебе.

В ее глазах появляется любопытный блеск, и она наклоняется вперед.

— Вы говорите мне, что я могу занять ваше место и стать принцессой этой страны?

Я переживаю за Эдварда. Чем больше я с ней разговариваю, тем больше мне не нравится Катриона. Если бы она была больше похожа на Элли, он мог бы смириться с браком. Катриона не может быть ошеломляющей или запугивающей, как Бьянка, но есть черты характера, которые роднят её с Бьянкой, например, навязчивая идея стать королевой.

— Да. В конце концов, это твоё имя в свадебном реестре. Ты привязана к нему. Через два дня я покину дворец. Если Эдвард попросит развестись, попробуй понять.

— Потому что он хочет тебя вернуть?

Качаю головой.

— Я не думаю, что это произойдет. Но Катриона, пожалуйста, подумай, о том, что я скажу. Если ты сможешь помочь ему улучшить жизнь граждан Ателии, то это будет замечательно. Но даже если ты не можешь, пожалуйста, продолжай поддерживать школу. Я не злая, хитрая, и лживая, какой Бьянка пытается меня выставить. Поверь мне, я не хотела выдавать себя за тебя. Все, что прошу, чтобы ты была восприимчива ко всему, что просит от тебя Эдвард. В том числе и развод.

Она наклоняет голову.

— Все в порядке, — но не трудно прочесть коварство в ее глазах. Спорю, на весь мой шкаф, что она не согласится на развод. Она воспользуется этим внезапным поворотом судьбы.

По-моему, мне следует извиниться перед Эдвардом. Я могу только надеяться, что господин Давенпорт, или какой-то другой юрист, хорошо разбирающийся в брачном законодательстве, сможет получить для него развод как можно скорее. Не хочу отказываться от Эдварда, но так как это должно произойти, хочу, чтобы он, в конце концов, нашел любовь, независимо от того, сколько времени ему нужно, чтобы забыть меня. Чтобы он встретил прекрасную девушку, которая будет, искренне заботится о нем, независимо от его королевского статуса, девушку, которая может смягчить его взгляд и заставить глаза сиять. Очень сомневаюсь, что Катриона соответствует этим критериям.

Глава 47

В последний день мы не сомневаемся то, что говорит Крю, истинно. Знак на моем плече исчез и стал почти неотличимого розового оттенка. Если бы я не знала, что он был там, я бы его не заметила, если бы не смотрела в зеркало. И мое здоровье резко ухудшилось. У меня появились проблемы с дыханием, и я кашляла каждые пять минут, когда двигалась. Поэтому старалась избегать ходьбы, насколько это возможно. К счастью, я уже попросила Элли и Поппи и Генри побывать у меня под предлогом того, что беспокоюсь о суде. Они утешали и заверяли меня, что, что бы ни случилось, Эдвард останется со мной. Конечно, не смею сказать им правду о моем здоровье. Слишком много хлопот, чтобы все объяснить.

— Вот кружка горячей воды, с лимоном и медом для вашего горла, Ваше Высочество, — говорит Мейбл, поставив поднос на стол.

Амелия входит в мою спальню и несет кучу гладкого розового и зеленого атласа.

— Я достала дополнительное одеяло ручной работы из шкафа. Это самое теплое, что у нас есть.

— Спасибо. О, кстати, Амелия? Я знаю, что ты не хочешь жениться, но ты еще так молода, и на свете есть хорошие мужчины. Поверь мне.

Амелия моргает ее красивыми карими глазами. Я редко читала ей лекции по поводу мужчин.

— Да Ваше Высочество.

— Что касается тебя, Мейбл. Потрать некоторое время, чтобы узнать красивого дворцового стража, которого ты околдовала, и если его характер так же прекрасен, как и его внешность, тогда ты можешь рассмотреть серьезные отношения с ним.

Я улыбаюсь им, затем резко отворачиваюсь, поэтому они не видят, что слезы угрожают скатиться по моему лицу. Очень люблю своих горничных, и мне жаль, что не смогу увидеть, как сложиться их жизнь дальше.

К полудню просто сижу в кабинете и смотрю из окон. Я замотанная в одеяла, прислонилась к оконной раме. Эдвард не покидает меня. Большую часть разговора ведет он, так как я начинаю кашлять, когда пытаюсь говорить.

Мой последний день в Ателии. Мне хочется плакать, но, как ни странно, слез не было. Как будто все слезы, которые у меня были, закончились в тот день, когда Крю сказал мне, что я умру. Хватаю руку Эдварда и хочу, чтобы могла навсегда запечатлеть его образ в своей памяти.

— Я не хочу домой, — говорю я внезапно. — Хочу остаться с тобой. Хочу остаться! — мой голос прерывается кашлем, и Эдвард даёт мне немного воды.

— Когда сказал, что сделаю все, чтобы держать тебя в Ателии, я думал, что как только у меня будет твоё сердце, все будет в порядке. Но теперь вижу, насколько я бессилен. Могу стоять здесь и не могу ничего сделать, чтобы спасти тебя, — он отводит взгляд, прежде чем я могу убедиться, что в его глазах блестят слезы.

— Просто обними меня, Эдвард.

Он обнимает меня, и я кладу голову ему на грудь. Поскольку у меня проблемы с дыханием, он не смеет обнимать меня крепко. Он также не целует меня в губы, опасаясь, что у меня может не хватить дыхания. Только слегка целует меня на лицо и шею, но никогда в губы. Мне так плохо, я вспоминаю последний день, когда мы попрощались друг с другом до дня свадьбы. На этот раз он чувствует себя еще более подавленным, не только из-за моего истощенного тела, но и потому, что мы стали ближе друг к другу телом и духом.

— Скажи, что любишь меня, — голос Эдварда звучит надломленным. — Скажи, что ты никогда не забудешь меня.

Поднимаю голову и целую его челюсть.

— Я люблю тебя, Эдвард. Даже если вернусь в свой мир, никогда не забуду тебя, — я отклоняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Ты испортил мне жизнь. Я ожидаю, что навсегда останусь одинокой, потому что никто в моем мире никогда не заменит мне тебя.

— Я могу предвидеть то же самое для себя, — он меняет свое положение, чтобы я могла уютно прижаться к нему. — После тебя… пошли, я собираюсь сказать родителям, что отрекаюсь. Генри может занять трон. Я не стану оказывать давление на жену и рождение наследника.

Моя рука тянется к моему животу, который плоский и гладкий. Некоторое время мы с Эдвардом спали вместе, но у меня не было никаких признаков беременности. Может быть, я никогда не смогу забеременеть, если не ателийка.

— Ты не можешь этого сделать. Ты единственный сын твоих родителей.

— Они поймут, — тихо говорит он. — И я не приведу какую-нибудь несчастную служанку в безлюдный брак.

— Ты не должен так думать, — бормочу я. — Но я рада, что ты это сказал.

Когда наступает ночь, начинается метель, словно плохое предзнаменование. Я так часто кашляю, что даже не хочу говорить. Эдварду приходится принести мне бумагу и ручку для общения. К этому времени, однако, никто из нас не склонен говорить в любом случае. Большую часть времени я просто опираюсь на него, головой плотно прижимаясь под его подбородком, его руки обнимают мое тело. Время от времени он встает, чтобы налить мне немного воды, но большую часть времени мы остаемся в удобных объятиях.

— Ты знаешь, что я первый раз подумал, когда встретил тебя в доме Элли? — пишет Эдвард.

— Идиотка, которая не может заткнуться?

— Дерзкая и смелая девушка, такая же очаровательная, как и сострадательна.

Я усмехнулась и взяла у него перо.

— Ты знаешь, что я подумала первый раз, когда встретила тебя?

— Высокомерный мужчина, который ничего не мог сделать, столкнувшись с болезнью и бедностью?

— Мужчина с великолепной внешностью, который никогда меня не заинтересует.

Его ответ — поцелуй в уголок моих губ.

— Как я не мог? — бормочет он мне на ухо. — Хотя вначале ты ясно дала понять, что не заинтересована во мне, я не мог не хотеть увидеть тебя, говорить с тобой и заставлять тебя признать мое существование.

На удивление, мы в конечном итоге играем в игру тик-так-ту. Так как в этот момент нет ничего более, что можно было бы сказать или сделать. В моем сердце, я молюсь о каком-то чуде, и что однажды мы все-таки сможем воссоединиться.

Знакомый звук. Крю появляется в воздухе, над камином. Эдвард отдернул голову, широко раскрыв глаза.

— Ты видишь его?

— Крю положил руки на бедра.

— Я решил показать себя, чтобы облегчить ситуацию.

Эдвард осторожно отводит меня в сторону и подходит к Крю.

— Нет абсолютно никакого способа, чтобы она могла выжить в Ателии?

Крю вытягивает руки, двигая ладонями как чаши весов.

— Как будут жить вместе рыба и птица?

Я кашляю в то же время, кашель настолько сильный, что пятна крови появляются на моем рукаве. Эдвард устремляется ко мне, его лицо пепельно-белое.

— Ты должна уйти, — говорит он беззвучно, но его лицо выглядит так, словно из него вытекает жизнь. — Ты должна поправиться. Поправляйся и никогда не забывай меня.

Книга. Каким-то образом она появляется и парит в воздухе. В этом что-то странное — титул на обложке отличается. Различаю слова «Дважды в сказке». Крю начинает повторять какие-то неразборчивые слова, и книга начинает вращаться. Я должна подойти к гоблину, но мои ноги отказываются сдвинуться с места. Не хочу покидать Эдварда. Поворачиваюсь и бросаюсь к нему в руки. Целую его, и слезы стекают по моему лицу.

— Скорее… умру, — хриплю я. — Не… хочу… оставлять.

— Кэт, — Эдвард сжимает руки на моих плечах. — Ты не можешь умереть. Я лучше буду знать, что ты жива в другом мире, чем дам умереть в Ателии. Идти.

И он на руках несет меня к Крю. Стараюсь вырваться — я стараюсь отойти от книги, но Эдвард твердо держит меня.

— Верно, девочка, — говорит Крю. — Немного ближе… Идемте, у вас осталось всего несколько минут!

— Я люблю тебя, — шепчет мне Эдвард. — Я всегда буду любить тебя, Кэт.

Открываю рот, но звук не выходит. Тем не менее, я проговариваю губами.

— Я тоже тебя люблю.

В следующую секунду желто-зеленый свет из книги охватывает меня. Лицо Эдварда вспыхнуло передо мной. Хочу обратиться к нему, но все становится черным.

Прощай моя любовь.

Глава 48

Король гоблинов обследовал свой двор с тяжелым сердцем. Заваленный разбитыми камнями и обломками, некоторые из них в крови, некогда великолепное королевское жилище стало теперь жалким зрелищем. Здесь состоялась финальная битва с Боргом — долгий, затянутый бой, унесший десятки жизней. Он все еще мог слышать звуки волшебного шипения, когда две стороны столкнулись и сражались, крики и мольбы гоблинов, когда их атаковали мощные заклинания, оглушающие звуки, когда расщеплялись целые колонны.

Наконец-то все закончилось… нет, не закончилось. Борг может быть, и побежден, но остался длинный список вещей, которые им необходимо сделать.

Бартелиус поднял руку. Изумрудное зеленое кольцо на пальце сверкало и переливалось. Когда Борг получил кольцо от Пиппи, он поднял восстание, используя магию, содержащуюся в кольце, которая накапливалась несколькими поколениями. Опираясь на древнюю магию, Борг смог бросить вызов Бартелию и угрожать ему уйти в отставку. Потребовались месяцы боевых действий, сотни жертв с обеих сторон, до тех пор, пока, наконец, Бартелиус не победил.

Но ущерб уже был нанесен. Никогда в жизни Бартелиус не чувствовал себя таким беспомощным, настолько лишенным магии. Если бы он был на высоте своих сил, например, когда он создал Ателию сто лет назад, он мог отправить Кэтрин Уилсон в свою семью. Она не осталась бы достаточно долго, чтобы прорваться через заклинание памяти Морага, наложенное на нее, и не потеряла бы любовь с принцем Эдвардом снова. По словам Крю, Кэт была близка к психическому расстройству, когда она узнала, что ее тело не приспособлено, чтобы выжить в Ателии.

Но он был далеко за средним возрастом для гоблина, и его силы сократились до доли его пика. Как что-то, что они называют олимпийским спортсменом в человеческом мире — в расцвете сил он мог выиграть золотую медаль, но он не мог спрыгнуть или свернуть сальто в его возрасте.

Появился шум, рядом с ним появилась женщина гоблин, взмахнув крыльями. Синяки и порезы омрачали ее стройные руки, и белая повязка была обернута вокруг ее лодыжки.

— Просто увидела оставшихся членов банды Борга, изгнанных из королевства, — сказала она.

— Я также приказала Грексу и Занок укрепить пограничные линии и обеспечить, чтобы ни у одного из повстанцев не было возможности снова войти в наше царство.

— Очень хорошо, — Бартелиус не обернулся и не посмотрел на нее. Его выражение оставалось задумчивым, когда он смотрел на колонну, лежащую на земле. — Когда мы с Боргом были просто слабыми, он прыгал за эту колонну и смеялся надо мной, если бы я визжал от удивления. Он называл меня карликом семьи, и всегда был там, чтобы подбодрить меня, когда отец рассердился на меня. Мы были друзьями, — он указал на потрескавшийся каменный пол. — Когда отец выбрал меня как преемника, наши отношения были испорчены, как и это, до точки невозврата, — он опустился на пол, скрестив ноги и склонив голову.

Мораг положила руку ему на плечо.

— Это вина Борга. Если бы он не использовал живых существ в качестве жертвоприношений, чтобы получить больше силы, ваш отец мог бы выбрать его, чтобы наследовать кольцо. Разве ты не сказал мне, что Борг был действительно сильнее тебя, когда ваш отец принял решение, что ты будешь будущим королем?

— Теоретически он был более могущественным, но отец сказал, что мои силы все еще скрыты, и когда они полностью разовьются, ни один гоблин не сможет конкурировать со мной. Даже когда я стал самым могущественным гоблином в королевстве, Борг все еще питал обиду. Это был ужасный удар по его гордости за то, что его перевели как старшего сына.

Мораг кивнула и села рядом с ним. Кровавые жертвы могли быть быстрым способом получения силы, но это не так как король, да и просто нормальный гоблин, должен получать магию. Боргу никогда нельзя было позволить возглавить королевство, учитывая его вопиющее пренебрежение правами гоблинов.

Бартелиус похлопал по руке жены, осторожно избегая довольно неприятного синяка.

— Если бы не ты, дорогая, мы могли бы не победить. Я уже давно миновал пик своих сил, и без кольца мне не состязаться с моим братом. Если бы ты не напала на него этим заклинанием молнии, он мог бы сделать нас пленниками или, что еще хуже.

— Если бы он не попытался причинить вред Пиппи, я не смогла бы активировать свою внутреннюю магию, — Мораг вздрогнула и прислонилась к плечу мужа. Её все еще пробирал озноб, когда она думала о возможности потерять Пиппи. — Так что ты собираешься делать сейчас?

— Конечно, перестраивать наше королевство.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Бартелиус вздохнул.

— Ты говоришь о человеческой девушке.

Когда они узнали, что Борг вынудил Кэт покинуть свой мир и толкнул ее в Ателию, Бартелиус был в ужасе. Попадание человека в Ателию сильно отличалось от попадания человеческой души в тело Ателийца. Если бы был какой-нибудь маленький недостаток в заклинании, которое обеспечило конечное количество кислорода, она могла бы быть мертва в течение нескольких минут. Но так как они воевали, лучшее, что он мог сделать, это сохранить достаточно магии, чтобы отправить Крю в Ателию, и убедиться, что Кэт проживет достаточно долго, пока они не смогут отправить ее обратно. Пиппи, конечно, была бы опустошена, но что они могли сделать? Это было, как заставить человека выжить на Марсе, единственной космической планете, которую он мог вспомнить. Жизнь за пределами Земли была невозможна.

Пуф. В воздухе появился гоблин с заостренными ушами и огромными глазами.

— Ну? — сказал Бартелиус. — Ты вернул Кэтрин Уилсон в свой мир?

— Как ее состояние? — спросила Мораг.

— Она слаба, но дома, — Крю полетел на землю и сел. Он выдохнул и расслабил конечности. — Ее семья хорошо о ней позаботится.

— Бедная девочка, — сказал Мораг, вспомнив, как однажды она посетила Ателию, чтобы наложить заклинание потери памяти на Кэт. Она бы сделала это на этот раз, если бы только она не была полностью исчерпана после войны. — Она столько страдала. Влюбившись в принца во второй раз, а теперь возвращаясь в свой мир… она будет подавлена.

— По крайней мере, она жива, — сказал Бартелиус. Он скрестил руки, и на его лицо вернулся решительный взгляд. — Что-то должно быть сделано. Мы не должны допустить повторения этой катастрофы.

Король-гоблин и королева отправились искать свою дочь, которая находилась в земляном кургане, спрятанном под густым скоплением деревьев и кустов. Обычно они пользовались этим жильем только в случае чрезвычайной ситуации. Мускулистые гоблины стояли у входа, держа тяжелые дубины и булавы.

— Добрый День, Ваше Величество, — поклонился командир. — Принцесса внутри, вздремнула. Она может проснуться в ближайшее время.

Бартелиус кивнул.

— Вы можете уменьшить количество охранников, теперь, когда королева и я здесь.

Пиппи лежала на мягкой кровати, изо мха, ее вьющиеся волосы ярко контрастировали с темно-зеленым мхом. Вскоре после того, как Бартелиус и Мораг вошли, она потянулась и открыла глаза.

— Папа? Ты вернулся?

Бартелиус подлетел к ней.

— Теперь ты понимаешь чудовищность последствий своего поступка?

Пеппи начала плакать.

— Мне… мне очень жаль, папа.

— Муж, — проговорила Мораг. — Если кто и виноват, то это Борг. Как Пиппи могла знать?

— Она может быть оправдана из-за своего возраста, но она должна вынести урок. Посмотри на последствия. Десятки умерли, еще много раненых, и Кэтрин Уилсон чуть не потеряла свою жизнь. Если бы мне не удалось отправить Крю обратно и дать ей этот знак, у нее бы закончился кислород и мозг умер за считанные минуты.

Пиппи вскочила.

— Где сейчас Кэт?

— Я заставил Крю отправить ее обратно в свой мир. Она не из Ателии, она не может выжить, живя без кислорода.

Пеппи снова расплакалась.

Бартелиус вспомнил, что была человеческая история, в которой змей убедил женщину, есть запрещенные фрукты. В некотором роде Борг напомнил ему этого змея.

— Я знаю, что это не совсем твоя вина, — осторожно сказал он, — но, тем не менее, Борг никогда бы не смог создать столько неприятностей, если бы ты не помогла ему в первую очередь. Ты должны покаяться и исправить свои ошибки.

— Нет! — Мораг бросилась и обняла своего ребенка. — Ты не коснёшься её и пальцем. Она знает, что совершила серьезную ошибку.

— Она украла кольцо. Сколько раз мы говорили ей, что воровать плохо? — Вартелиус сузил глаза. — Пиппи, ты могла бы сначала спросить меня или свою мать. Ты не должна была слушать Борга и красть это кольцо для него. Тебе нужно преподать урок.

Пиппи вытерла глаза. Она все еще всхлипывала, но уже успокоилась.

Что мне делать?

— У нас еще есть несколько книг, находящихся в человеческом мире. Мораг, возьми Пиппи, найди все остальные книги и уничтожь их. Мы не можем позволить, чтобы какой-нибудь человек имел шанс, порвав книгу и быть доставленным в Ателию снова.

— Но не все ситуации похожи на ситуацию Кэт, — запротестовала Мораг. — Разве ты не помнишь, что в последний раз это работало на того человека?

— Риск того не стоит. В этом есть и моя вина за создание книг в первую очередь и наложение этого проклятия на книги. Теперь я должен заплатить за то, что сделал. Я создам детектор, и Мораг, ты должна научить Пиппи, как становиться невидимой, — Бартелиус присел и положил руки на плечи дочери. — Дорогая, если ты не хочешь, чтобы что-то вроде истории Кэт повторилось, тогда ты должна помочь мне сделать так, чтобы все эти книги исчезли.

Пиппи смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Но папа… Кэт больше никогда не увидит Эдварда?

Мораг погладила дочь по голове.

— Дорогая, мы уже столько раз обсуждали это.

Бартелиус встал. Он посмотрел на горчичное-желтое небо — цвет неба в мире гоблинов был совсем другим, чем в человеческом мире.

— Уничтожить книги будет недостаточно. Когда не останется книг, все порталы в мир людей, должны быть уничтожены и тоннели взорваны. У людей не должно быть возможности попасть в Ателию снова.