Утро началось с очередной грустинки.
Мы с Тами завтракали, к нам ворвалась голодная и сонная Тоня. Отжала мой кофе, затребовала себе кашу.
— Ты сегодня без кос, — заметила подруга, указав на мои длинные гладкие волосы. Я решила сделать прическу именно такой в надежде, что частично мою обнаженку можно будет прикрыть.
— Выхожу с обеда, успею заплести.
— Мам, я пять минут потанцую. — Тамиша сделала умоляющую гримасу. Ручки в молитвенном жесте. Последнее время она подсела на клипы — яркая картинка, завлекающий ритм.
— Пять, не больше. Потом собираемся и выходим.
— Ура, — наполовину недоеденная каша остается грустить. Хорошо, что в саду есть завтрак и Тами не будет голодной. Дочка вихрем уносится в зал, по совместительству мою комнату, где включает телевизор.
— Так и куда такая красивая с утра, колись. Анализы? Стоматолог? ЖЭК? Родительское собрание в саду?
— Ты так добра, — поджимаю губы.
— Рассказывай давай, а то у меня все рабочие варианты закончились.
— Я нашла вторую работу.
— Так… и что за она?
— Ну, — понимаю, что начинаю заливаться краской, — связана с искусством.
— Хм, — Тоня отхлебнула кофе, — а подробнее?
— Да понимаешь, — я махнула рукой, — ничего особенно… просто… ну… буду позировать для художницы… обнаженной, — последнее прошептала, чтобы Тами не дай бог не услышала.
— Кать???? — глаза Тони округлились.
Мда, прозвучало как-то не очень.
— На самом деле я пока не решила еще. Схожу, поговорю с ней и потом приму решение.
Поднимаюсь из-за стола и начинаю греметь посудой. Я вся на нервах. Дернул черт согласиться!
Может не идти? Но я обещала. И Натка знает, где я работаю. С неё станется заявиться в кафе в случае моей неявки.
— И где будет висеть поэтом эта картина?
— В спальне какого-нибудь олигарха… так мне сказали.
— Вообще, фигура у тебя красивая и в глазах что-то есть.
— И что же? — в моем голосе появляется смех, — усталость, тоска?
— Загадочность.
— Оу, — заглядываю в отражение вымытой кастрюльке из-под каши, — думаешь?
— Кать, мы столько знакомы и только сейчас я узнаю о твоей склонности к эксгибиционизму. Конечно ты загадочная.
— Ай, все! — отмахиваюсь от нее. Переглядываемся, взрывается хохотом.
Да, ситуация…
— Тамиша, выключай, — заглядываю в зал и застываю. На экране Лиза. Она кружится в белом летящем платье на берегу океана, поёт о любви. В конце её ловит в свои руки мужчина. Лица не видно, но по рыжим волосам я понимаю, что это Тимофей.
— Хороший голос, — бормочу себе под нос. Они до сих пор вместе, даже в клипе. И свадьба скоро состоится, Тимофей говорил о ней.
Знаю, между нами ничего. Пара тайных поцелуев, глупые воспоминания о почти забытом коротком романе. Некрасивое увольнение.
И все равно внутри сердце глупо сжимается от ревности.
— Да обычный, но вытянули хорошо, — со знанием вопроса замечает Тоня.
— Она с ним…
— Она с рыжим парнем, с такого расстояния вообще непонятно с кем.
— Да брось.
— Он идиот, Кать, забудь, — Тоня обняла меня и чмокнула в щеку, — сейчас тебя нарисуют, олигарх какой-нибудь как увидит и как пригласит замуж… ммм… будет рыжий потом себе локти кусать.
— Фантазерка…. Тами, идём, а то опоздаем.
В сад дочка попадает вовремя, затем я еду в галерею. Та, как назло оказывается всего в двадцати минутах езды. Подготовиться морально не успеваю.
У входа меня встречает пританцовывающая Натка в ярком фиолетовом деловом костюме. Странно, но блузки я под ним не вижу. На подиуме по телевизору я видела, что модели так ходят, но чтобы в жизни — впервые.
— Привет, — скромно поправляю на себе блузку.
— Пришла, — она расплывается в улыбке, — а я боялась, что передумаешь, — Натка хватает меня под руку, — пошли, тут Сонина студия рядом. Ангелина пока не устроилась, у нее квартируется.
— Понятно.
Мы прогуливаемся по тенистой аллее вдоль студии, затем сворачиваем к небольшому зданию из белого кирпича. Окна в нем огромные, без штор. Внутри видны полотна, скульптуры.
— Так что у вас там с Тимошей?
— Ничего, — прикусываю губу.
— Он с тебя глаз не сводил в кафе, проходу не давал, я видела…. И ревнует, иначе почему против картины… Колись.
— Ни-че-го, — отвечаю твёрже.
— Оу, значит он ухлестывает, а ты ему отворот-поворот?
— Все не так, никто ни за кем не ухлестывает. Тимофей мой бывший работодатель вот и все.
— Бывший босс, — раздалось с придыханием, — подробности будут?
— Нет.
— Зря! Темнишь, я видела, как между вами искры летели еще на дне рождения Малики.
— Искры?
О чем она? Я надеялась, никто между нами ничего не заметил.
— Привет, — дверь открылась, прерывая неудобный разговор с Наткой. Ангелина широким жестом пригласила нас внутрь. Солнечная, зажигательная, расслабленная, очень похожая на американку. Тимофей обмолвился, что она там двадцать лет прожила, чувствуется в ней что-то такое, другое.
— Ух ты, — замираю в центре просторного помещения. Вокруг скульптуры на тумбах и просто в разных местах, огромный полированный стол в центре, стеллажи с заготовками у стен. И мольберт с красками… это для меня, видимо.
— Я вас оставляю? — Натка прищуривается. Видно, она бы ещё осталась и продолжила заваливать меня своими вопросами.
— Да, если можно, — киваю я.
— Ладно, но хочу чтоб ты знала, мы с Маликой снова собираемся в ваше кафе. Потом обо все мне расскажешь, — Натка промурчала и скрылась, а я беспомощно взглянула на Ангелину.
— Ей бы в следственном комитете работать.
— Согласна, — Ангелина улыбнулась.
— Это, наверное, так интересно — быть художником, — начинаю заметно нервничать, — не просто делать какую-то работу, а заниматься тем, что от всего сердца любишь.
— Вот именно, любишь, — Ангелина отправитесь к небольшому столику в стороне и вернулась с двумя чашками кофе, — думаю нам нужно немного привыкнуть друг к другу.
— Согласна, — опускаюсь за стол и тянусь к кружке.
— Любишь, — она продолжила прерванную речь, — часто больше окружающих людей, даже самых близких. Для меня живопись — это страсть, самая светлая любовь и самая болезненная тяга. Без неё меня нет. Иногда я завидую людям, которые ходят на обычную работу, они могут вернуться домой и на какое-то время забыть о работе, сконцентрироваться на семье. У меня так не бывает, я люблю писать страстно, отдавая работе все свое время и силы, иногда сутки не ем и не моюсь. Рисую пока в глазах не плывет. Мой бойфренд ворчит, что моя работа — это как надоедливый постоянный любовник, у которого меня не отбить, как бы много и долго он меня… ну ты поняла, — она рассмеялась.
Ангелина эксцентричная, открытая, забавная, мне нравится. Чем-то похожа на Тоню.
— И почему ты все же решила попробовать себя в НЮ?
— Натка предложила… и…. это глупо, но… я удобная, понимаешь? Всегда такой была, старалась оправдывать ожидания родителей, бывшего мужа, начальника, не спорить и быть примерной. Знаешь, надоело, — говорю решительно, — хочется попробовать себя в чем-то рискованном.
— Тогда раздевайся.
— Ух, — делаю большой глоток кофе. Я решилась, мне действительно это нужно.
Я могу побыть немножко плохой, непредсказуемой. Представляю, что скажет мама или Демид, если картину увидят. Да они вообще перестанут со мной общаться.
Эти мысли странным образом воодушевляют. Расстегиваю пуговички на блузке, лифчик долой. И юбку тоже. На трусах я застопорилась немного, но если уж начала, нечего сомневаться. Трусы долой.
— И что дальше?
— Ммм, — Ангелина осмотрела меня, кутающуюся в длинные волосы, — сейчас я тебя посажу и приступим.
— Хорошо.
Внутри вся я вибрирую от неловкости.
— Вот. — Ангелина прикатила чёрный глянцевый куб. Усадила меня так, чтобы свет от окна падал только с одной стороны. Волосы распределила по плечам и на груди. Ладони упираются в куб между ногами, пряча самое сокровенное, зато грудь смотрится очень откровенно, — ты у нас девушка плохая, очень плохая или только чуть-чуть?
— Очень плохая, — сглатываю вязкую слюну.
— Тогда вот тебе, — Ангелина достала с полки керамическое красное яблоко, — Белоснежка моя.
Учитывая белую кожу и тёмные волосы — да. Располагаю руку с яблоком у лица, слегка прикусываю губу.
— Вот! Так и замри.
Ангелина присаживается у мольберта и с серьёзным видом начинает делать набросок углем.
Ой.
Теперь меня рисуют.
Голой.
В помещении тепло, я не мерзну. Тело наоборот в испарине. Чувствую, будто совершаю запретный поступок, за который мне точно будет а-та-та и радуюсь. Пусть будет.
Никакой больше удобной Кати.
Через час в статичном положении я выдыхаюсь, молю Ангелину о пощаде.
— Нам понадобится ещё встреч пять. Картина небольшая, портрет.
— А ее много кто увидит?
— Не думаю, у Наташи база своих клиентов, она в первую очередь им предлагает. Учитывая, что получится в итоге, уйдёт сразу, не сомневайся.
— Понятно.
— Натка написала, — Ангелина отвлеклась на телефон, — зайди за авансом.
— Хорошо, с тобой было очень комфортно и не страшно, — я почти полностью одета. Вставляю ноги в туфли, волосы у большого зеркала заплетаю в косы. Как раз успею не спеша до работы добраться.
— Спасибо, с тобой тоже. Мне нравится твой открытый взгляд.
Забрать у Натки аванс и ничего ей при этом не сболтнуть, оказалось тем еще квестом. Любопытная, жуть.
Зато теперь в сумочке очень приличная по моим меркам сумма. Месяц о нас с Тами можно не беспокоиться. Остатка, который я получу по завершении работы и вовсе ещё на три хватит.
Можно перевести дыхание. Теперь я могу искать работу спокойно и не трястись, как мы будем жить.
После работы у нас с Тами очередная встреча с папой. Демид заезжает за мной в кафе. Выглядит измождённым, немного на взводе. Подозреваю, первые месяцы с новорождённым даются ему тяжело.
— Ты сменила работу?
— Да, — пристегиваюсь, руки складываю на коленях. Чем дальше, тем сложнее наше с бывшим мужем общение складывается.
— Почему? Предыдущая была лучше и перспективнее. Тебя уволили? — и нотки в голосе недовольные такие. Вспоминаю, как в браке я слышала его замечания таким же тоном почти ежедневно. Не успела приготовить ужин, в близости отказала, располнела. Сейчас Надя, наверняка, слушает все тоже же самое, не изменился Демид ни грамма. Зато я изменилась и выслушивать и оправдываться больше не буду.
— Демид, это тебя не касается.
— Но официантка, Кать или кем ты там?
— Официантка, — вскидываю гордо голову.
— Давай я у себя на работе что-нибудь приличное подыщу, — он поморщился, — у тебя же диплом экономической.
— Не надо мне ничего искать, сама справлюсь.
Не хватало только Демида ещё и на работе каждый день видеть.
— Кать, я как лучше хочу, — он не сдаётся.
Конечно, для него лучше. Давить на меня, благодарную за помощь, будет намного проще.
Демид протягивает руку и накрывает мои. Тяжело вздыхает.
— Кать.
— Дем, не надо. И еще… мне Надя звонила. Требовала, чтобы я не уводила тебя из семьи, — проблемы их, пусть разбираются сами. Главное, чтобы меня не трогали. Не хочу я никаких треугольников больше. Один раз как хлебнула, на всю жизнь хватит.
— Черт! Достала, не могу я с ней. Весь мозг вынесла.
Усмехаюсь, я в свое время ничего выносить не умела, только молчала на все придирки. Лицо Демина искажает болезненная брезгливая гримаса. Когда-то она была такой, когда разговор заходит о наших отношениях. Как все диаметрально изменилось за два года. Да уж.
— Кать, ошибся я. Дураком был, ну! Давай попробуем.
— Нет, Демид… — пытаюсь стряхнуть его руку. Неприятно до ужаса. И как только я сразу не рассмотрела что он за человек. Столько лет в рот смотрела, любила. Дурочка!
— Кать, я же вижу, как тебе тяжело одной, — Демид разворачивается на сиденье и двигается ко мне ближе, — мне тоже херово. И я думаю о тебе… постоянно. Вспоминаю нас вместе.
Не успеваю опомниться, как Демид вжимается своими губами в мои. От неожиданности пытаюсь сделать вдох, возразить, но он не даёт. Жадно целует, скользя ладонью по моему бедру. Сминает платье.
Пытаюсь оттолкнуть его, упираюсь ладонями в грудь.
— Пусти, — уворачиваюсь от настойчивых губ. Мне тесно, ремень безопасности не позволяет дернуться. Захлестывает паникой, чувствую себя в ловушке.
Его ладони беспардонно мнут мое тело, ныряя под одежду. Не хочу, не хочу!! К горлу подступают бессильные слезы. От насильных прикосновений колотит. От запаха его дыхания и кожи тошнит.
— Кать, Катюша, — шепчет мне в шею, как заведенный. Ведёт по ней языком, полностью игнорируя кулаки, вжатые в его грудь, — ты так пахнешь, с ума схожу. Хочу тебя, к ней даже прикасаться не могу. Давно, как отрезало.
— Пусти, пусти, — снова уворачиваюсь, когда ищет мои губы, — слышишь, перестань!
— Да что ты ломаешься!? — надсадно сипит, теряя терпение, — я же нормально пытаюсь, предлагаю помощь, к дочке езжу, прощенья прошу. Что ещё ты хочешь? Мне же и надоесть может, Кать! Одна останешься! За два года не много охотников нашлось на тебя с ребёнком!
— Да пошёл ты, — со всей силы ударяю бывшего мужа по лицу. Он беднеет и отшатывается, явно не ожидая от меня такого. Дрожащими пальцами освобождают себя от ремня и вываливаюсь из машины. Демид совсем с ума сошел, гадко и от его слов и от прикосновений. Тыльной стороной ладони вытираю губы.
Рядом хлопает дверь машины. Демид появляется рядом злой и расстроенный. Руки в карманах брюк.
— Кать, прости, перегнул. Ты же знаешь, терпение не мой конек. Поехали.
— Нет, я с тобой в машину не сяду.
— Смешно! Ну сорвался немного, но не надо теперь монстра из меня делать.
— Я иду за Тами одна! И запомни, мы в разводе! Никаких отношений между нами не будет! Максимум, ты можешь видеться с дочкой и то на прогулках.
— Ты совершаешь ошибку.
— Никакая это не ошибка!!! — Сжимаю кулаки, — ты бросил нас. Ушёл к моей лучшей подруге, крестной нашей дочери. Два года прошло и ты решил, что твоё "прости" все загладит?! Не загладит! Я не собираюсь тебя прощать! Не хочу! Даже если совсем одна останусь, все равно нет.
Демид развернулся и изо всей силы ударил кулаком по капоту машины. Молча обошел её, сел за руль и укатил, оставив после себя столп пыли.