Delete

Глава 17

Она курила, сидя на краешке дивана и глядя на то, как какие-то казенные серые люди ходят по квартире, роются в ящиках шкафа, в кухонных полках, выискивая что-то, что, на их взгляд, могло пролить немного света на жизнь той, которая, в свою очередь, отравляла жизнь ее сыну.

Проститутка. Мерзкая гадина, пытавшаяся отнять у нее сына! Да как она посмела войти в его жизнь и помешать ему заниматься тем, ради чего он, в сущности, и родился? Он – музыкант, музыкант, но разве ей, этой чертовой Леле, было до этого дело? Она видела в нем лишь глупого воздыхателя, способного ради нее на все. Во всяком случае, на то, чтобы снять ей, этой грязной девке, квартиру, чтобы кормить ее…

Она вдруг увидела, как какой-то господин в перчатках достал из ящика шкафа розовые трусики. Что он ищет? Она могла бы задать ему этот вопрос, поскольку уже давно всем своим видом демонстрировала недовольство тем, что ей мешают приводить квартиру в порядок, собирать вещи. Решено: они откажутся от нее, расплатятся с хозяевами, и – чао-какао. Конец романтическим отношениям мальчика с потаскухой… Ах да, вопрос… Она могла бы ответить на него, если бы не знала. А она знала. К счастью, она успела прийти сюда раньше и спрятать в сумку готовящуюся смерть. Маленький тяжелый пистолет. Она нашла его случайно, когда выкладывала из шкафа вещи Алика. Он лежал в желтом пакете под стопкой маек и носков. Откуда бы здесь взяться пистолету? Алик… Если пистолет был среди его вещей, значит ли это, что он принадлежит ему, что мальчик купил его или одолжил специально для того, чтобы расправиться со своим соперником? Одолжил… Да разве такие вещи одалживают? Значит, купил. Или украл. Алик… Бедный мальчик! Так страдал, что не выдержал и решил положить конец своим мучениям. Какое счастье, что она сумела убедить следователя в невиновности сына! Музыкант, чувствительная натура… Алик – цельная личность. Музыка сформировала в нем чистую и умеющую любить душу.

Лариса Бон вдруг вся сжалась и почувствовала, что готова разрыдаться: она представила себе сына, сидящего ночью в консерваторском классе и играющего на рояле… Сколько страсти, чувства, любви и страданий излил он, касаясь своими умными и трепетными пальцами клавиш! Как много всего передумал ее мальчик, как рыдал, возможно, закрывая лицо руками, не в силах смириться с тем, что его предали, что девушка, которую он любил, пошла по рукам…

И вдруг она все поняла. Вспомнила, как приходила сюда с пакетами, в которых была еда, и находила полный холодильник: Алик ничего не ел… У него не было аппетита. А почему у него не было аппетита? Скорее всего, он и не спал: ему было не до сна. Он вынашивал план мщения! Думал до головной боли, до тошноты, как избавиться от Ольги. И сначала решил ее застрелить. Купил пистолет… Но потом что-то не понравилось ему в этой идее, и он решил действовать другим способом…

– Скажите, Лариса Арчибальдовна, – обратился к ней один из людей, обыскивающих квартиру. – Вы же пришли сюда чуть раньше… Вы не нашли здесь ничего подозрительного?

– Что вы имеете в виду? Наркотики? Презервативы? Нет. Ничего такого не было.

Человек отошел, скрылся в кухне, было слышно, как он с кем-то говорит по телефону.

За окном шел дождь. В квартире горел свет. И было что-то противоестественное в том, что здесь находилось так много людей, что они что-то делали, вероятно, снимали отпечатки пальцев, складывали в специальные пластиковые пакеты чашки… Главное, чтобы они не оказались столь умны и наделены полномочиями обыскать ее, мать, успевшую прийти сюда до того, как заявились они…

Предположим, Алик купил пистолет, чтобы застрелить Ольгу. Хотя почему ее? Он мог желать смерти своему сопернику… Пусть так. Но убиты – трое. И убийства эти тщательно спланированы.

Стоп! Спланированы. Но тела-то обнаружили в лесу. Значит, если Алик убил сначала Ольгу, а потом как свидетеля того мужчину со странной фамилией Нежный… Но почему как свидетеля? А что, если он как раз и был любовником Лели? Хорошо. Предположим. Но почему он их не застрелил? А удушил! Ее Алик и… душитель?! В это она поверить не могла. К тому же, чтобы задушить человека, по ее мнению, необходима была физическая сила, Алик должен превосходить свою жертву физически… А что она знает об этом Нежном? Ничего.

И еще. Трупы нашли в лесу. Значит ли это, что Алик воспользовался своей машиной, чтобы вывезти их из города в лес?.. Не мог же он их убивать в лесу…

В прокуратуре еще не заинтересовались всерьез Аликом. Значит, машину его еще никто не осматривал. Но о ней могут спросить в любой момент.

– Вы работайте тут, а мне надо ненадолго отлучиться, – сказала она как можно спокойнее, обращаясь к одному из работающих в квартире экспертов. Человек, которому она посмотрела в глаза, кивнул головой. – Я приду… Я скоро приду. Мне только в аптеку и обратно. Если задержусь, опоздаю, захлопните дверь, пожалуйста. Все-таки здесь вещи моего сына… А я вернусь и продолжу собираться…

Машины в гараже не оказалось. Вариантов было несколько. Машиной могла пользоваться Оля, поэтому она могла быть где угодно. Машину могли угнать. Машина могла быть в ремонте…

Лариса покрылась холодным потом. Она решила позвонить мужу. Не дозвонилась. Позвонила сыну.

– Алик! Где твоя машина?

Она услышала в трубке пространственный гул и обрывки той характерной для музыкальных учреждений какофонии, состоявшей из самостоятельных фортепьянных арпеджио и аккордов, странноватых, лишенных всяких эмоций вокальных пассажей, уханья духовых инструментов и множества суетливых человеческих голосов. Услышала, и сердце ее наполнилось невыразимой жалостью к сыну: она только что подумала о том, что его будущее сейчас может зависеть от какой-нибудь мелочи, детали, вроде женского чулка (чем не удавка?) или пуговицы от кофточки убитой девушки на сиденье машины…

– Алик, сынок, сейчас обыскивают вашу квартиру… Что-то ищут. Алик, я опередила их и нашла кое-что, в шкафу, под твоей одеждой. Ты не переживай, все это у меня в сумке, а я стою на улице и разговариваю с тобой… Алик, я вот тут подумала: трупы обнаружили в лесу… Только, пожалуйста, не перебивай меня, у нас с тобой осталось слишком мало времени. Где машина? В ней где-нибудь на полу или сиденьях могли оставаться следы… пуговицы, ну, я не знаю… Ты понимаешь меня? Где машина? Ее нет в гараже, возле дома… Она возле консерватории? Если это так, то…

– Мам, не истери. Я ни при чем. А машина была у нее. И я понятия не имею, где она… Если ее даже найдут…

– Конечно, найдут, – Лариса готова была разрыдаться. – Ты многого не понимаешь, сынок. Ведь ты – главный подозреваемый! У тебя был мотив! И даже если ты ни при чем, но в твоей машине найдут что-то, имеющее отношение к убийству, то этой улики для них окажется достаточно… Все слишком серьезно, понимаешь?

– Понимаю. Но ты-то мне веришь?

– Алик… А как же пистолет?

– Я не успел им воспользоваться…

– Ты так спокойно говоришь, у вас что, перерыв?

– Да. Я на улице, курю.

– Алик, мне жаль, что все так получилось, что ты оказался втянутым в это дело…

– Нет, я не втянут. Я вообще ни при чем. Но если хочешь знать мое мнение, то я даже рад, что все завершилось… потому что еще немного, и я сам бы сдался… Мам, не плачь, успокойся.

– Целую тебя, сынок. Держись! А мне, если, конечно, спросят, придется рассказать про машину, назвать номера и прочее… Не дай бог, если трупы возили в ней… Господи, спаси и сохрани!

В эту минуту у нее зазвонил телефон. Услышала мужской голос, и ей стало нехорошо.

– Да… Слушаю… Да, Марк Александрович… Хорошо, давайте встретимся…

Слезы уже катились по ее щекам.