— Не могу в это поверить, — пробормотал адмирал Уинстон Кингсфорд, командующий боевым флотом лиги. — Я знал, что Джозеф всегда ненавидел манти, но что бы настолько…
Его голос затих, как только он понял, что он только что сказал. Это был не самый дипломатичный комментарий, который он мог бы сделать, так как именно Адмирал Флота Раджампет был тем кто лично предложил Джозефа Бинга в качестве командующего оперативной группой 3021. Кингсфорд думал, что такое своеобразное решение было временным, так как оперативная группа находилась в подчинении флота УПБ, а Бинг, как и Кингсфорд, был офицером боевого флота. Он также ожидал, что адмирал флота Энграсия Алонсо Янез, командующий флотом УПБ, будет протестовать против назначения Бинга. Впрочем, он так же ожидал, что Бинг откажется. С точки зрения Боевого Флота, получить назначений во флот УПБ рассматривалось, фактически, как понижение в должности, а Джозеф Бинг, несомненно, имел семейные связи, чтобы избежать его, если он захотел бы.
Все это предполагало, что не самой хорошей идеей было бы намекать на "Я же вам говорил", теперь когда все так катастрофически пошло наперекосяк.
— Поверьте, — тяжело сказал Раджампет.
Оба они сидели в роскошном кабинете Раджампета на самом верху Штаб-квартиры флота. Вид через окно был впечатляющим, и следующих тридцать или сорок лет, он наверняка будет принадлежать Уинстону Кингсфорту.
При условии, что он не облажается.
— Вы уже посмотрели технические материалы, сэр? — спросил он.
— Нет еще, — Раджампет покачал головой. — Я сильно сомневаюсь, что вы найдете в них какие либо подсказки к секретному мантикорскому супероружию. Даже если подсказки и были, я уверен, что они пропылесосили данные сенсоров перед тем как отправлять их нам. Так как Сигби сдала все свои корабли, я полагаю, что они вполне хорошо поработали, пылесося так же и ее компьютеры. Так что я не думаю, что нам удастся получить много интересного из нашего собственного оборудования, даже если они о-так-любезно возвращают нам нашу собственность.
— С вашего разрешения, сэр, я всё равно передам эти материалы Карлу-Хейнцу и Хай-швуну.
Адмирал Тимар Карл-Хейнц командовал управлением разведки звездного флота солнечной лиги, а адмирал Ченг Хай-Швунг командовал управлением оперативной аналитики. УОА было самым большим подразделением УРФ[1], что делало Ченга главным заместителем Тимара… а так же тем, кто должен был их увидеть.
— Конечно, — согласился Раджампет, резко взмахнув рукой. Затем его рот сжался. — Все же не передавайте их, пока у меня не будет возможности сначала поговорить с Карлом-Хейнцем. Кто-то должен рассказать ему о Карлотте. И думаю это должен быть я.
— Да, сэр, — тихо сказал Кингсфорд, мысленно отругав себя за то, что забыл про контр-адмирала Карлотту Тимар, начальник штаба Бинга, которая была двоюродной сестрой Карла-Хейнца.
— На самом деле, дать им поработать над этим, возможно чертовски хорошая идея, даже если мы и не собираемся получить из этого много достоверных данных. Я хочу получить наилучшую оценку этих их новых ракет, которую может мне выдать УОА. Я не жду чудес, но посмотрим что вы сможете из этого вытянуть.
— Да, сэр.
— А пока они будут работать над этим, мы с вами будем сидеть и рассматривать развертывание наших позиций. Я знаю, что весь флот Манти, это как пердёж во время шторма, в сравнении с нашим звездным флотом, но я не хочу, чтобы мы понесли какие-либо потери из-за излишней самоуверенности. Колокольцев дело говорил, чёрт его дери, про разницу в дальнобойности ракет. Нам понадобится молот, чтобы они не смогли остановить нас, когда мы выдвинемся к их домашней системе.
— Когда мы выдвинемся к их домашней системе? — Кингсфорт подчеркнул "Когда", и Раджампет скрипуче рассмеялся.
— Эти гражданские идиоты могут говорить о "если", как они хотят, Уинстон, но давай не будем обманывать сами себя, хорошо? Это не "если", это "когда". И вы это знаете так же, как и я. Эти мантикорские болваны слишком высокомерны, чтобы признать какие у них есть реальные альтернативы. Они не уступят на ультиматум Квотермейн. И в конце концов это означает, что мы придем к ним. Кроме того..
Он резко замолчал и Кингсфорд приподнял одну бровь. Но НФО [2] только покачал головой, взмахнув рукой в отгоняющем жесте.
— Дело в том, — продолжил он, — что все в конце концов приведет к стрельбе, вне зависимости от того, какого рода "переговоры" кто-либо будет пытаться вести. И когда это произойдет, стратегия будет на самом деле чертовски простой, так как у них есть только одна по-настоящему важная звездная система. У них не будет никакого стратегического выбора. Если мы придем к Мантикоре, то они должны будут стоять и сражаться. Без разницы насколько дальнобойны их ракеты могут быть, они не могут просто взять и убежать. Поэтому я хочу быть уверен, что противоракет и лазерных кластеров в нашем распоряжении будет настолько много, чтобы выдерживать их ракетный огонь всё то время, что мы будем лететь напрямую к их планетам. Это будет неприятно, зато это должно сработать.
— Да, сэр, — сказал Кингсфорд еще раз, и он знал, что его командир был прав. В конце концов данная концепция лежит в основе всей стратегической доктрины военного флота. Но как бы сильно он не был согласен с НФО, его мозг все еще продолжал работать на прерванным высказыванием Раджампета "кроме того…". Что-то в нем его беспокоило, но что именно…?
Потом он вспомнил.
Интересно… Упоминал ли он Сандру Крэндалл и её оперативную группу? И пока я задаюсь вопросом, какое он имеет отношение к её развертыванию в секторе Мадраса?
Он мобилизовал весь свой самоконтроль, чтобы не прищурить глаза, поскольку сейчас определенно было не то время, чтобы задавать любой из этих вопросов. И даже если бы он спросил, то ответы — даже предполагая, что Раджампет ответит ему честно — только вызвали бы новые вопросы. Более того, как бы глубоко не был бы в этом замешан Раджампет, НФО был прикрыт. Назначение Бинга хотя и не было определенно общепринятой практикой, не было и полностью неоправданным. Оно был понятным в связи с битвой за Монику, а так же все обвинения и контр-обвинения, которые были этим порождены. И в равной степени Крэндалл была свободна в выборе, в пределах разумного, где проводить учения своей оперативной группы. Так что если так случилось, что она выбрала систему Макинтош для учений "Зимний фураж" (или как там она решила их назвать в конце концов), и если так оно и было, то значит оперативная группа 496 была едва ли не в пятидесяти световых годах от системы Майерс, что вовсе не обязательно указывает на какой-либо заговор со стороны Раджампета.
Уверен, это не так, подумал он. И я буду держать пари, что ответ на мой первый вопрос тоже. Чёрт, нет, он не рассказал им. И чтобы не произошло он прикрылся, потому что к этому времени она несомненно принимала собственные решения, что ей делать, и у него не было возможности вовремя отдать приказ, чтобы остановить её. Так в самом деле, не было никакого смысла рассказывать им, не было ведь?
Уинстон Кингсфорд не командовал космическим флотом за последние десятилетия, но он обладал достаточным опытом по части извилистых и коварных маневров бюрократии Солнечной Лиги. И он был хорошо осведомлен о том, как сильно возмущало Раджампета его собственное исключение из маленького и уютного гражданского мирка, который фактически руководил Лигой. Реальная власть министра обороны Такетомо была не больше, чем у любого другого члена кабинета министров, который теоретически и управлял Лигой. Но Оборона была (или, проклятье, во всяком случае должна была быть) по крайней мере такой же важной, как Торговля, Образование или Информация. Во всяком случае он имел достаточно большой бюджет, который был необходимо достаточным для процветания и стабильности Лиги. До сих пор Раджампету было отказано в его месте во главе стола и это его чертовски раздражало.
Но если мы ввяжемся в действительно настоящую войну в первый раз за три или четыре сотни лет, все это должно поменяться, не так ли? Думал Кингсфорд. Интересно, сколько людей Раджани готов убить, чтобы добиться этого?
Не смотря на свое беспокойство, Кингсфорд чувствовал определенное завистливое восхищение. Всегда, конечно, оставалась возможность, что он ошибается. В самом деле, он бы не подумал, что Раджампет как-либо им манипулирует. Но это было не так, раз Кингсфорд не чувствовал ни малейших причин выражать недовольство. В конце концов, если бы Раджампета сняли, то его наследником был бы Кингсфорд, что повысило бы его престиж и реальное политическое влияние. И если все для них пойдет хуже, вины Кингсфорда в этом не будет. Все что он делал, было тем, что ему поручали сделать его законные руководители.
Ему даже никогда не приходило в голову, что в большинстве звёздных наций, как он подозревал, действия Раджампета являлись бы предательством. Впрочем, согласно букве конституции Солнечной Лиги, они так же представляют собой измену — или во всяком случае "серьезные преступления и правонарушения", что несет за собой такое же наказание. Но конституция была мёртвой буквой практически с того самого момента как засохли чернила, которыми она была написана. И то, что в каких-либо других далёких, далёких звёздных государствах называлось "изменой", в Солнечной Лиге было просто обычным порядком вещей. И в конце концов кто-либо так или иначе это проделывает.
— Хорошо, сэр, — сказал он, говоря для записывающих устройств, которые, он знал, фиксируют каждое сказанное слово, — Я не могу сказать, что с нетерпением ожидаю размышлений насчет убийства наших людей, но, я боюсь, вы вероятно действительно правы о надеждах ваших гражданских коллег. Надеюсь, что нет, конечно, но все что происходит, вы определённо правы, затрагивает наши внутренние приоритеты. Если вся эта ситуация рванёт так, как потенциально может рвануть, то лучше уж мы будем готовы реагировать быстро и жёстко.
— Именно так, — твёрдо кивнул Раджампет.
— В таком случае, я бы предпочёл уже передать технические данные в УРФ. Я знаю, вы хотите сами рассказать Курлу-Хейнцу о Карлотте, сэр, но я боюсь, что нам нужно очень быстро пошевеливаться, если мы хотим получить к завтрашнему утру эти модели и аналитические выводы.
— Намёк понят, — сказал Раджампет с натянутой улыбкой. — Глава в своем офисе. Я соединюсь с ним, пока вы идете к себе. Как бы то ни было, вероятно будет хорошей идеей дать ему что-то еще, чтобы раздумывал как можно быстрее.
Елизавета III сидела в её любимом старомодном кресле в Башне Короля Майкла. Трёхметровая рождественская ёлка (в этом года грифонская игло-листовая) стояла посередине комнаты в полном великолепии своих украшений, охраняя семейные подарки, кучей сваленные под её ветвями. Её смолистый специфический запах наполнял воздух успокаивающим благоуханием, почти как действующий на подсознание наркотик, что довёл до совершенства тишину и покой, которая казалось всегда окружала Короля Майкла. И именно по этой причине ёлка была именно здесь, а не где-то еще в Королевском Дворце. Приземистая, древняя каменная башня, расположенная посреди солнечных садов и фонтанов дворца была постоянным утешением для Елизаветы в её зачастую хаотичном мире. Она часто размышляла не это ли было причиной, по которой башня стала местом уединения для неё и её семьи. Она так же могла вести здесь официальные дела, так как монарх, который являлся главой государства никогда по-настоящему не бывал "вне службы". Но даже с деловыми намерениями Башня Короля Майкла была открыта только для её семьи и её личных друзей.
И для некоторых людей, которые становятся и тем, и тем, подумала она, глядя на высокого адмирала с миндалевидным разрезом глаз, которая сидела на подоконнике напротив неё. Её длинные ноги были выпрямлены, а её спина подпирала одну из стен глубокого оконного проёма.
— Итак, — сказала королева, — что же ваш друг Стейси должна была рассказать вчера за ланчем?
— Мой друг? — адмирал леди дама Хонор Александер-Харрингтон изогнула одну бровь.
— Я думаю, это справедливый выбор существительного. — Улыбка Елизаветы была более чем немного едкая. — Знаете, никто не дал бы очень высоких шансов этой специфической дружбе, особенно учитывая то, как вы и её отец впервые встретились.
— Клаус Гауптман на самом деле не самый плохой человек в мире, — пожала плечами Хонор. — Следует признать, что он повёл себя, как задница у Василиска. Так же я бы не сказала, что мы были с ним на одной ноге и в Силезии. И, честно говоря, не думаю, что я когда-либо ему по-настоящему нравилась. Но у него есть своё собственное чувство чести и долга, и это по крайней мере то, за что я могу его уважать.
Кремово-серый древесный кот, лежавший растянувшись на подоконнике, поднял голову и вопросительно наклонив уши посмотрел на неё.
"Он достаточно умен, чтобы бояться тебя", написали его проворные, мелькающие пальцы. "И он знает, что Алмазный Разум не простила бы ему, если бы он не признавал ошибок."
— "Алмазный Разум?" — повторила вслух Елизавета. — Что это, коты так зовут Стейси?
— Да, — отевтила Хонор, смотря при этом на древесного кота. — Думаю, это не очень привлекательное имя, Паршивец.
— "Привлекательно" это двуногое понятие, — отписал он ей.
— Что является одной из причин, почему лично я предпочитаю древесных котов большинству двуногих, которых я знаю, — согласилась Елизавета. — И раз уж на то пошло, оценка Нимицем личности Гауптмана Старшего более близка к моей нежели к вашей.
— Я не настаиваю на его святости, вы же знаете, — мягко заметила Хонор. — Я только сказала, что он не является самым плохим человеком в мире, и он им не является. Надменный, упрямый, часто безрассудный и слишком привыкший всё делать по-своему, это да. Всё это я допускаю. Но старый пират так же один из самых честных людей, которых я знаю (что довольно удивительно, если учитывать насколько он богат) и как только он полагает, что у него есть первоочередные обязательства, он совершенно непреклонно их принимает.
— Всё это правда, — признала Елизавета. — И, — глаза королевы проницательно сузились и она склонила голову, — тот факт, что он столь предан уничтожению генетической работорговли, возможно так же немного помогает, не так ли?
— Я это признаю, — кивнула Хонор. — Из того, что Стейси смогла рассказать очевидно — то, как он воспринимает причастность Рабсилы к происходящему на Талботте, никто не смог бы назвать покоем.
— Нет, я полагаю нет.
Елизавета откинулась на спинку кресла и древесный кот растянувшийся вдоль её верха шумно замурлыкал, когда макушка её головы прижалась к его шёлковой шкурке. Он потянулся вниз одной из передних рук с длинными пальцами, лаская её щёку и она потянулась в ответ, чтобы погладить его хребет.
— Он точно не одинок в такой своей реакции, так ведь? — продолжала она.
— Нет.
Хонор вздохнула и подняла Нимица вверх. Она обняла его, посадила на колени, перевернула на спину и начала чесать мягкий мех на животе. Он отклонил голову назад, глаза прикрыл более чем на половину, и ее губы изогнулись в улыбке, на то как он мурлыкал в восторге
В самом деле последний вопрос Елизаветы был оглушающим преуменьшением, и она была удивлена, что на старой Земле были похожие отклики. К настоящему времени, их газетчики уже подобрали сообщения исходящие с Мантикоры и не потребуется много времени, чтобы первые солнечные репортёры хлынули через Мантикору, пытаясь достучаться до Шпинделя и Новой Тосканы, чтобы осветить события.
— Я уверена, что у вас есть по крайней мере хорошие предчувствия, как люди отреагируют на всё то, что делает Стейси, — отметила она через некоторое время.
— И да, и нет, — ответила Елизавета. Хонор вопросительно посмотрела на неё и королева пожала плечами. — У меня есть все опросы общественного мнения, все отслеживаемые данные, вся корреспонденция поступающая в Королевство, анализ всего, что размещается на общественных форумах, всё это есть. Но она та, кто выстроила свою собственную небольшую медиа империю за последние полтора стандартных года. Посмотрим правде в глаза, газетчики в самом деле лучше, чем мои так называемые профессиональные аналитики в попытках управления общественным мнением. И я уверена, что она так же прислушивается к тем вещам, что говорят друзья её отца и знакомые по бизнесу. Если уж на то пошло, вы сама, герцогиня Харрингтон, вращаетесь в тех же самых в некоторой степени утонченных финансовых кругах.
— Не так уж и много с тех пор, как я вернулась на активную службу, — не согласилась Хонор. — После этого до особого распоряжения за всем приглядывают Уиллард и Ричард.
Елизавета фыркнула и настала очередь Хонор пожимать плечами. Всё, что она сказала, было достаточно точным, но Елизавета тоже говорила правильно. Было правдой, что в настоящий момент Уиллард Нефстайлер и Ричард Максвелл в основном занимались её собственно растянувшейся, мультисистемной финансовой империей, но она взяла себе за правило быть в одном ряду с их докладами, как это она делала с докладами от Остина Клинкскейлса, её регента в поместье Харрнигтон. И эти доклады часто включали в себя их проницательные размышления о мантикорском бизнес-сообществе. И, если на то пошло, о бизнес-сообществе Грейсона.
— В любом случае, — продолжила она, — Стейси не всегда владела её "медиа империей". Она всё ещё в работе над аккуратной её организацией, и я думаю есть некоторые аспекты бизнеса, которые оскорбляют её природное чувство порядка. Но я должна признать, тот факт, что она настолько новая в бизнесе, означает, что с ней до сих пор свежо и интересно.
— Итак она принесла это на обед! — сказала Елизавета немного торжественно и Хонор усмехнулась. Но затем её смех увял.
— Да, принесла. И я уверена, что она говорит в основном то же, что ваши аналитики уже вам рассказывали. Люди беспокоятся, Бет. На самом деле, многие из них напуганы до смерти. Я не говорю, что они напуганы так же сильно, как были некоторые сразу после Битвы за Мантикору, но по-прежнему остаётся много места для террора. И мы сейчас говорим о Солнечной Лиге.
— Я знаю. — Глаза Елизаветы потемнели. — Я знаю, и я хочу, чтобы был какой-либо способ избежать всего того, что на них сваливается. Но…
Она прервалась, немного странно покачав головой, и Хонор снова кивнула.
— Я понимаю это, но вы были правы. Мы должны были дать этому огласку и не только потому что наша обязанность говорить людям правду. Что-то подобное рано или поздно должно было разразиться, и если бы люди решили, что, когда это произошло, мы пытались скрывать это от них…
Она позволила своему голосу затихнуть и Елизавета скривилась, соглашаясь.
— Было ли у Стейси предчувствие о том, как её подписчики отреагировали на факт, что мы уже сидели на новостях о том, что происходило с коммодором Чаттерджи весь стандартный месяц? — спросила королева через некоторое время.
— Некоторые из них расстроены из-за задержки. Но она говорит, что электронные письма и ком-звонки дают что-то вроде восемь к одному в поддержку этого и опросы общественного мнение показывают примерно такие же проценты. — Хонор снова пожала плечами. — Мантикорцы немного научились тому, что информация должна быть… тщательно обработана, скажем так, в интересах оперативной безопасности. Фактически у вас имеется довольно большой положительный баланс по большинству из тем, касающихся этой проблемы. И я думаю, практически все понимают, что особенно в данном случае, мы должны быть очень осторожными в раздувании общественного мнения. И, к тому же, не только здесь в Звёздном Королевстве.
— Моё понимание такое же, — согласилась Елизавета. — Но я всё ещё не до конца довольна упоминанием возможных связей с Рабсилой. — Она вздохнула, выражение её лица было озабоченным. — Достаточно плохо говорить людям, что мы практически находимся в состоянии войны с Солнечной Лигой, не говоря при этом о том, что, как мы думаем, за всем этим может стоять компания отвратительных генетических работорговцев. Звучит параноидально!
Хонор криво улыбнулась. Снова и снова Елизавета поднимала этот момент. Представление, что некоторая преступная корпорация, при этом однако крупная, влиятельная и коррумпированная фактически была в состоянии воздействовать на военную и внешнюю политику чего-то размером с Солнечную Лигу, было абсурдным на первый взгляд. Хонор сама принимала участие в дискуссии о том, давать или нет публичную огласку некоторым специфическим аспектам, которые Мишель Хенке кратко изложила в своих выводах по результатам её расследования на Новой Таскане. Это действительно звучало параноидально (или же возможно как бред сумасшедшего, что в общем то было не лучше), но она согласилась с Пэт Гивенс и другими аналитиками РУФ. Сумасшедшие или нет, но доказательства там были.
— Я согласна, некоторые люди думают, что это несколько долгий путь, — сказала она через некоторое время. — В то же самое время многим другим людям кажется это кажется возможностью для Майка кое-что урвать. И, чтобы быть совершенно откровенной, я просто счастлива получить такой взгляд на положение дел в публичных сообщениях, из-за той возможности, что это даёт тем идиотам со Старой Земли. Если Рабсила действительно стояла за этим, возможно им придет в голову, что, почистить их собственный дом (и сообщить их общественности, что они делают это), будет тем ответ, который мог бы позволить нам всем отступить от края пропасти. Если могут законно возложить вину на Рабсилу, то возможно они могут признать, что ими манипулировали в неправильном направлении. Они узнали, что как только они сделают это, мы встретим их на полпути за столом переговоров. И после того, что уже произошло с ними на Монике, и с Технодайном, основание для подобного решения, конечно, уже имеется.
— Уверена, это так. И вы можете добавить тот факт, что они становятся чертовски злыми на Рабсилу, так как понимают, что мы правы. Так что у них есть все возможные причины, чтобы подняться на борт и сделать в точности, что вы предлагаете. Но они не идут на это…
Выражение лица Елизаветы больше не было взволнованным, теперь оно было непреклонным, и Хонор вопросительно нахмурилась.
— Если бы они собирались быть разумными, они бы никогда не взяли больше, чем три недели, только для того, чтобы ответить на нашу первую ноту. Особенно, когда весь их ответ состоял из того, что они сказали нам, что "они изучат наши утверждения" и вернут их нам обратно. Откровенно говоря, я удивлена, как им удалось опустить слово "нелепые" перед словом "утверждения". — Королева покачала головой. — Это не очень то многообещающее начало… и очень типично для Солли. Если есть какой-либо способ избежать этого, они никогда не признают, что их человек ошибался, вне зависимости от того, как он до этого дошёл. И вы в самом деле думаете, они собираются решить признать, что мульти-система, которая даже не является звёздной системой Лиги (и по самые брови вовлечена в официально незаконную в Лиге торговлю), имеет возможность управлять целыми подразделениями их линейных крейсеров и кораблей стены? — Она покачала головой снова, более решительно. — Я боюсь, что многие из них скорее бы пошли и раздолбали нахальных неоварваров, без разницы сколько по ходу будет убито людей, нежели отрыли бы какое-либо окошко в закоулки властных структур Лиги, которые заполнены маленькими грязными тайнами.
— Я надеюсь, вы в этом ошибаетесь, — тихо сказала Хонор и губы Елизаветы дернулись.
— Я вижу, вы только "надеетесь", что я ошибаюсь, — сказала она.
— Я лично предпочла бы более сильный глагол, — признала Хонор. — Но…
— Действительно, "но", — пробормотала Елизавета. Затем она более живо выпрямилась на своём стуле. — К сожалению, я не думаю, что мы обе в состоянии себе позволить обращаться к любому из этих ваших более сильных глаголов. Что, вместе в размышлениями о возможных ошибках в прошлом, приводит меня к тому, о чём я в действительности хотела вас спросить.
— Четыре дня, — сказала Хонор, и Елизавета тихонько засмеялась.
— Это очевидно, не так ли?
— Я сама немного размышляла по этому поводу, вы знаете, — ответила Хонор. — Оперативный план был завершён, даже если все надеются, что нам не придётся его использовать. Элис Труман гоняет флот по тренировочным учениям. И я практически закончила с моими совещаниями с сэром Энтони. Так что около четырёх дней.
"Ты уверенна, что тебе не нужны ещё несколько дней?"
"Нет." Хонор покачала головой и улыбнулась. "Вообще то, я наверное смогу отбыть ещё раньше, в особенности потому что у меня есть Кев, Селлек и Туоминен. Но если тебе всё равно, я отправлюсь после того как встречу первое Роджество Рауля и Катерины с Хемишем и Емили."
"Разумеется мне "всё равно." Лицо Елизаветы осветилось улыбкой, и она в свою очередь то же покачала головой. "Мне всё ещё иногда тяжело помнить что ты теперь мать. Но я могу тебе пообещать по крайней мере Рождество дома, до того как мы отправим тебя куда — либо. А твои родители будут тоже?"
"И Вера с Джеймсом. Что, между прочим, сделает Линдси счастливой, когда она узнает об этом. Это могло быть первое Рождество, которое она провела бы без близнецов, с тех пор как им исполнился год."
"Я рада за вас всех," сказала Елизавета. Потом она глубоко вздохнула. "Но вернёмся к делу, и учитывая твой график, ты уверенна на счёт того, как ты планируешь этим заняться?"
"Я не зайду так далеко, что бы сказать, что я претендую на звание эксперта в делах как это. Я просто считаю, что это лучший вариант который у нас есть… с помощью которого мы, по крайней мере сможем привлечь их внимание."
"Я понимаю." Елизавета посмотрела на неё несколько секунд, а затем фыркнула. "Но просто помни, что эта маленькая прогулка была в первую очередь твоей идеей. Имей в виду, что теперь, когда у меня было время обдумать, я считаю это не плохой идеей. Потому что не смотря на то была ли ты или я права в начале — это была отличная идея для всех нас, потушить хотя бы один один из лесных пожаров. Если вся эта ситуация с Лигой станет настолько плохой, как я этого опасаюсь, нам не нужно будет разбираться более чем с одной проблемой за раз."
Хонор Александер-Харрингтон стояла, когда Джеймс МакГиннес проводил высокого мужчину в униформе республиканского флота в кабинет, находящийся в её особняке в Лэндинге. За её спиной, по ту сторону кристоплазовой стены и балкона тёмно синие воды Залива Джейсон были покрыты рябью под небом из ярких облаков и сверкающего послеполуденного солнечного света. Залив был раскрашен рисунком из бесконечных рядов белых хохлатых волн, словно кусок шторма вышедшего из открытого моря. Хонор предположила, что может провести подобную аллегорию и для её отношений с посетителем.
— Адмирал Турвиль, — сказала она, поднимаясь и протягивая руку через свой стол, в то время как Нимиц сидел выпрямившись на своём насесте и склонив голову задумчиво созерцал Хевенита.
— Адмирал Александер-Харрингтон. — Лестер Турвиль потянулся, чтобы пожать протянутую ему руку, и она уловила вспышку его ироничного веселья. Его губы дрогнули в краткой почти улыбке под его густыми усами и она отпустила его руку, чтобы указать на стул перед своим столом.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
— Спасибо, — ответил он, садясь.
Хонор откинулась назад в своём кресле и, опираясь локтями на подлокотники, сложила пальцы пирамидкой перед собой, пристально разглядывая его. Оба они были, как могли бы выразиться продавцы газет, "историей". Он был единственным хевенитским офицером, перед которым Хонор когда-либо капитулировала, человек, которого она победила в битве при Сайдморе на начальном этапе операции "Удар молнии" и флотский командир, который пятью месяцами ранее опасно близко подошёл к победе в войне для Республики Хевен.
Но как всегда говорит Андрю, напомнила она себе, "близко" считается только при попадании лошадиной подковы, ручной гранаты или тактической ядерной боеголовки.
Что было совершенно верно, но не помешало в битве за Монтикору лишить жизни более чем два миллиона человек. Что также не меняло того факта, что Хонор потребовала от хевенитов сдать свои базы данных нетронутыми, в качестве цены за сбережение их уцелевших супердредноутов. По правилам ведения военных действий, она была в своём праве оговаривать любые условия, какие она выбрала, но так же она знала и то, что когда она выдвинула такое условие, она вышла за рамки обычных военных традиций. В традиции было (и как правило предполагалось), что любой офицер, который сдается со своей командой, первым делом опустошает свои компьютеры. И она должна была признать, что она велела Алистеру МакКеону поступить с их базами данных именно так, когда приказала ему сдать его корабль Турвилю.
Я полагаю, что если я собиралась быть "честной" в этом вопросе, то я должна была оставить такую же привилегию и ему. По меньшей мере, он несомненно думал, что я должна была так поступить.
Её губы чуть-чуть дрогнули, когда она вспомнила кипящую ярость, которая бушевала за его внешне невозмутимым поведением, когда они наконец встретились лицом к лицу после битвы. Невозможно было быть более корректным (или более ледяным) в ходе тех "переговоров", в которых оформлялась его капитуляция. Но он не был в курсе о способности Хонор напрямую чувствовать эмоции тех, с кем она говорит. Он мог с тем же успехом бешено реветь на неё, так как её не заботило, насколько он был заинтересован в сокрытии своих настоящих чувств. Нет, на самом деле, сама по себе она получила некое злое удовлетворение от его гнева, от того, как горько жгло его чувство неудачи, после того, как он настолько мучительно близко подошёл к общему успеху.
Она не гордилась тем, что она чувствовала. Не в данный момент. Но тогда раны от смертей столь многих мужчин и женщин, которых она знала столь долго, были еще слишком свежи, слишком мало было времени, чтобы остановить кровотечение. Алистер МакКеон был одним из тех, умерших мужчин и женщин, вместе с каждым из членов его экипажа. Так же было и с Себастьяном д'Орвилем и буквально с сотнями других, с кем она служила, и горе и боль от всех тех смертей разжигали её собственный гнев, так же смерти людей Турвиля раздували его гнев.
Так что полагаю, военный этикет к тому же в железных рамках это хорошее дело, подумала она. Он удержал нас обоих от того, чтобы не наговорить, что мы в самом деле долгое время чувствовали. Что было хорошо и правильно, потому что уже тогда я знала, что он бы порядочным человеком. Он получил не больше удовольствия от убийства Алистера и всех прочих, чем я от убийства Хавьера Жискара или многих людей Женевьевы Чин.
— Спасибо, что вы пришли, адмирал, — сказала она вслух, на этот раз даже частично не обращая внимание на его улыбку.
— Конечно, я принял ваше приглашение, адмирал, — ответил он с изысканной вежливостью, точно так, как если бы для военнопленного в самом деле мог стоять вопрос о принятии "приглашения" на обед с его захватчиком. Не было оно и первым подобным предложением, которое он принимал за последние четыре стандартных месяца. Это будет седьмой раз, когда он обедает с Хонор и её мужем и женой. Однако, в отличии от него Хонор знала, что это будет последний раз, когда они обедают вместе, во всяком случае в обозримом будущем.
— Я была уверена, что вы примете приглашение, — сказала она ему с улыбкой. — И конечно же, даже если вы его и не принимали, вы слишком вежливы, чтобы это признать.
— Да, конечно, — дружелюбно согласился он, и Нимиц со своего насеста мяукнул эквивалентом смеха древесных котов.
— Достаточно, Нимиц, — сказал Турвиль ему, качая поднятым указательным пальцем. — Только то, что ты можешь видеть у кого-либо в голове, не дает оправдания для расшатывания их небольших любезных социальных фантазий!
Передние руки Нимица поднялись и Хонор бросила взгляд на него через своё плечо, как он ими проворно отсигналил. Она пристально всмотрелась на него ненадолго, затем рассмеялась и повернулась обратно к Турвилю.
— Он говорит, что у некоторых двуногих в головах есть что посмотреть больше, чем у других.
— Да? — Турвиль сердито посмотрел на кота. — Должен ли я предполагать, что он клевещет на содержимое черепа какого-либо определённого двуногого?
Пальцы Нимица замелькали опять и Хонор улыбнулась, наблюдая за ним, затем снова взглянула на Турвиля.
— Он говорит, что имел это в виду в качестве общего замечания, — важно сказала она, — но он ничем не может помочь, если вы думаете, что его можно применить к кому-либо в частности.
— Ох, он же это и имел в виду, так ведь?
Турвиль все еще смотрел сердито, но в его мыслесвете был заметен подлинный юмор. Не так как в первый раз, когда он осознал, что недавние подтверждение о телепатических возможностях древесных котов было точным.
Хонор не осуждала его (или любого другого из военнопленных, кто реагировал подобным образом), разве что чуть-чуть. Мысль о том, что тебя будет допрашивать профессиональный, опытный аналитик, который знает как собрать вместе даже малейшие улики, которые ты может неосознанно упускать, была уже плоха сама по себе. Но если такому профессионалу помогал кто-то, кто мог бы читать твои мысли, то ситуация в рекордно короткие сроки превращалась из плохой в просто ужасную. Конечно, на самом деле древесные коты не могли именно читать любые мысли человека — ментальные… частоты, за неимением лучшего слова, по-видимому были слишком различны. Однако для захваченных в плен хевенитов не было способа это узнать и каждый из них представлял для себя худший из вариантов, по началу, во всяком случае.
И в самом деле, это и было достаточно плохо в контексте их перспектив. Нимиц и его древесные приятели может и не были в состоянии читать мысли пленников, но они могли рассказать о их эмоциях, когда те лгали или предпринимали попытки вводить в заблуждение. И они могли сказать, когда эти эмоции зашкаливали, если допрашиваемый военнопленный отчаянно хотел что-либо скрыть.
Для большинства из захваченного личного состава было не слишком долго вычислить, что даже если древесный кот и мог быть гидом для задающего вопросы, он не мог волшебным образом выдернуть требуемую информацию из чьего-либо чужого разума. Что не мешало котам обеспечивать поразительное преимущество, но это означало, что допрашиваемые просто напросто отказывались отвечать, в соответствии с их правами гарантированными Денебским Соглашением. И маленькие пушистые детекторы лжи не могли отрыть определённые, фактические данные из них.
Этого было недостаточно, чтобы удержать по крайней мере некоторых из них от ожесточённого негодования из-за присутствия "котов" и значительное числи этих военнопленных выработали ярко выраженную ненависть к ним, как если бы способность котов чувствовать чьи-либо эмоции была некой формой персонального насилия. Подавляющее большинство, однако, были более рациональны в этом вопросе (в том числи Турвиль, который уже имел возможность взаимодействовать с Нимицем несколько лет назад, когда Хонор была его пленником), они были слишком очарованны котами, чтобы обижаться на них. Конечно, в случае Турвиля, тот факт, что он сделал всё возможное для того, чтобы к человеку Нимица относились прилично и достойно во время её плена, гарантировал симпатию Нимица к нему. И как Хонор уже неоднократно убеждалась за прошедшие пять десятилетий, что они провели вместе, только наиболее хорошо бронированные старые ворчуны могли устоять перед Нимицем, когда кот намеревался быть очаровательным и милым.
Он менее чем за две недели обвёл Турвиля вокруг своего маленького пушистого пальца, несмотря на то, что между Хонор и хевенитским офицером до сих пор потрескивали колючие эмоции. В течении месяца во время их встреч с Хонор, он лежал на коленях у Турвиля и блаженно урчал, тогда как адмирал почти рассеянно поглаживал его мех.
Конечно, мне было бы интересно, как бы Лестер отреагировал, если бы он узнал, что я могу читать его эмоции так же хорошо, как и Нимиц, размышляла она далеко не в первый раз.
— Я уверена, что он не имел в виду предполагать что-либо неуважительное, — в данный момент заверила Турвиля Хонор и хевенит фыркнул.
— Конечно, он не предполагал, — республиканский адмирал откинулся на спинку стула и покачал головой. Затем он поднял голову к Хонор. — Могу ли я спросить, чем я обязан удовольствию данного особенного приглашения?
— В основном чисто по дружеским причинам, — ответила Хонор. Он скептически приподнял брови, и она улыбнулась. — Я же говорю, в основном.
— Да, говорите в основном? В самом деле, я обнаружил, если вы простите меня за такие слова, что вы очень опасны, когда ведёте себя наиболее честно и откровенно чистосердечно. Ваши несчастные жертвы даже не замечают тот сифон, который вы внедряете им в мозг и высасываете нужную вам информацию.
Хонор отметила, что его веселье было в основном настоящим, несмотря на горько-кислый оттенок.
— Хорошо, если я собираюсь быть откровенной и обезоруживающей, сказала она, — Я могла бы признать, что вещь, которую мне больше всего хотелось бы "засифонить из вашего мозга", это месторасположение Болтхола.
Турвиль почти не вздрогнул на этот раз. Как в тот раз, когда она впервые упомянула при нём это название. Она всё ещё не могла определиться произошло ли это из-за того, что он в точности знал насколько жизненно важен секрет расположения крупнейшей одиночной судостроительной верфи Республики (и научно-исследовательского центра) или из-за того, что он был просто потрясён фактом, что она вообще знала это кодовое название. В любом случае она не собиралась выпытывать у него это месторасположение, даже предполагая, что он его знал. В конце концов он сам по себе не был астрогатором, хотя несомненно он знал достаточно много, чтобы кто-то мог собрать воедино эти кусочки знаний и вычислить с его помощью действительное месторасположение Болтхола. Однако, ожидать от Лестера Турвиля содействия в этом — то же самое, что ожидать от сфинксианского кролика ведения удачных переговоров с гексапумой. И это был один из тех кусочков информации, которых не было в компьютерах его сдавшихся кораблей. Прежде информация там без сомнения была (они подтвердили, что половина его сдавшихся судов в действительности были построены там), но он очень тщательно (и основательно) её удалил.
И точно, почему кто-либо должен удивляться, что это ускользает от меня, подумала она. Было бы удивительно, если бы Хевен не имел обильно опыта в поддержании оперативной безопасности. Конечно же, они стараются убеждаться, что в бортовых компьютерах кораблей, отправляющихся на битву, находится так мало критичной информации, как только это возможно! В конце концов, если оставить в стороне любые высокомерные и необоснованные требования к флаг-офицерам от тех, кто хочет взять их в плен, не было другого способа убедиться, что мы не захватим один из их обломков и не найдем в нём неразрушеный отказоустойчивый компьютер. И только слюнявые идиоты (которыми Томас Тейсман, Элоиза Притчарт и Кевин Ушер явно не являлись) могли не отдавать себе отчёта насколько критично расположение Болтхола! Это не так, как и то, что мы не пытаемся разобраться в этом вопросе с тех пор, как началась стрельба, в конце концов. И я уверена, что они знают насколько пристально мы ищем эту информацию, даже если у нас и не было больших успехов во взломе их безопасности. Конечно, нам бы могло повезти больше, если бы мы до сих пор противостояли Законодателям или Коммитету Гражданского Спасения. Мы не можём быть повсюду, как и нет больше стольких диссидентов, с которыми можно работать.
— Болтхол? — повторил Турвиль, затем пожал плечами. — Я не знаю, о чём вы говорите.
Он не беспокоился, чтобы врать убедительно, с тех пор как оба они знали, что это ему не сойдет с рук, и затем они оба обменялись кривыми улыбками. Потом Хонор несколько отрезвилась.
— Честно говоря, сказала она, — я на самом деле гораздо больше заинтересована в любом понимании, что вы можете мне дать (или готовы дать), о политическом руководстве Республики.
— Простите? — Турвиль неодобрительно посмотрел на неё. Они несколько раз затрагивали тему политических лидеров Республики в своих предыдущих разговорах, но только вскользь. Для Хонор было достаточно открыть не только то, что операция "Беатрис" была спланирована и запущена только после того, как Мантикора отказалась от переговоров на высшем уровне, предлагаемых Элоизой Притчарт, но так же то, что Турвиль, как и любой другой из хевенитских военнопленных, которых допрашивали в присутствии древесных котов, искренне считал, что Звёздное Королевство Мантикора подделали их предвоенную дипломатическую переписку. Факт, что все они были твёрдо убеждены в том, что это правда, конечно вовсе не обязательно означал, что так оно и было. То, что кто-то более старший по возрасту столь близкий к Томасу Тейсману, как Турвиль, верил в это, было отрезвляющим указанием на то, как близка была правда с другой стороны.
В самом деле, все они верят в это настолько твёрдо, что временами я склонна сомневаться, призналась она сама себе.
Это была не та тема, которую она была готова обсуждать с большинством своих мантикорских коллег, даже сейчас, но сама она размышляла над фактом, что корреспонденция по этому вопросу была произведена Элейн Декруа министром иностранных дел барона Высокого Хребта. Хонор, как и кто-то угодно другой когда-либо встречавшийся с Высоким Хребтом, поставила бы на него, включая подделку копий дипломатической корреспонденции, чтобы прикрыть свою задницу, при условии, что в первую очередь для него от этого были какие-либо потенциальные преимущества. В самом деле, если бы кто-то задал бы её гипотетический вопрос о том, кто скорее всего фальсифицировал дипломатическую переписку, как передавали в новостях, кто-то с репутацией Элоизы Притчарт (и Томаса Тейсмана, как члена её администрации) или же коррумпированные политиканы из правительства Высокого Хребта, то она каждый раз бы выбирала команду Высокого Хребта.
Но есть слишком много постоянных заместителей министров и помощников заместителей в министерстве иностранных дел, которые в действительности видели оригинальные сообщения. Это тот факт, к которому она продолжала возвращаться. У меня была возможность поговорить с ними тоже и каждый из них так же был убеждён, что он был не на той стороне, которая занималась фальсификацией.
— Есть вещи, которые… происходят сейчас, — сказала она Турвилю сейчас. — Я не готова к обсуждению с вами их всех. Но есть очень хорошие шансы, что то, что я смогу лучше прочувствовать положение дел с такими людьми, как президент Притчарт, будет очень важно для обоих наших стран.
Лестер Турвиль сидел очень тихо, его глаза сужались, и Хонор почувствовала бешеную скорость его мыслей, которые она не могла прочитать. Она могла ощутить интенсивность его размышлений и так же внезапный всплеск осторожной надежды. Когда они встретились в первый раз, она обнаружила, что холодный острый ум за этими ершистыми усами плохо совпадал с тем образом "ковбоя", который он так долго культивировал. Сейчас она ожидала пока он прорабатывал свои логические цепочки и она почувствовала внезапный холод, как только он осознал, что было несколько причин, по которым она должна была "прочувствовать" республиканских главных политических лидеров и что не все из них могли быть привлекательными для него. Например, причины, которые содержали такие слова, как "требование о капитуляции".
— Я не собираюсь вас просить, чтобы вы выдавали какие-либо секреты, — продолжила она не спеша. — И я дам вам своё слово, что ничего из того, что вы мне рассказываете, не пойдёт дальше нас двоих. На данном этапе, Лестер, я не расспрашиваю вас о ком-либо ещё. Это чисто для моей собственной информации и я так же даю вам слово, что причина данной моей просьбы состоит в предотвращении кровопролития (с обеих сторон), насколько я только в состоянии это сделать.
Он смотрел на неё в течении нескольких секунд, затем глубоко вздохнул.
— Прежде чем что-либо вам говорить, у меня есть вопрос лично для меня.
— Вперёд спрашивайте, — спокойно сказала она.
— Когда вы потребовали моей капитуляции, сказал он, пристально смотря ей в глаза, — это был блеф?
— В каком смысле? — Она склонила голову набок.
— В двух смыслах, я полагаю.
— Открыла бы я огонь или нет, если бы вы не сдались?
— Это один из них, — согласился он.
— Хорошо. В этом смысле я не совсем блефовала, — твёрдо сказала она. — Если бы вы не сдались и не приняли мои условия полностью, я бы открыла огонь по Второму Флоту с более далёкого расстояния, на котором вы бы могли дать эффективный ответ. И я бы продолжала стрелять до тех пор, пока кто-либо оставался в строю или каждый из ваших кораблей был бы уничтожен.
Тишина, показавшаяся бесконечной, повисла между ними на некоторое время. Это была напряжённая тишина — взаимное молчание, построенное на понимании между двумя флотскими офицерами. И всё же, несмотря на напряжённое состояние, никакой злости в этом молчании не было. Уже не было. Гнев, который они чувствовали в то время, давно исчез, превратился во что-то другое, и если бы она выбирала отдельное слово, чтобы описать то, что они чувствовали сейчас, это было бы слово "сожаление".
— Ну, это, конечно, отвечает на мой первый вопрос, сказал он наконец, криво улыбаясь. — И полагаю, что я, как это ни странно, успокоен, услышав это. — Её брови выгнулись и он фыркнул. — Я всегда думал, что был довольно хорошим игроком в покер. Я бы очень не хотел думать, что неправильно прочитал вас в тот скверный момент.
— Понимаю, — она покачала головой, слегка улыбаясь. — Но вы говорили, что было два смысла?
— Да, — он наклонился вперед, упираясь руками в свои бедра, а его глаза были очень внимательны. — Про другой "блеф". Мне было интересно могли бы вы или нет в самом деле сделать это с такого расстояния?
Хонор задумчиво, по небольшой дуге, покачивалась на ее стуле из стороны в сторону, пока она обдумывала его вопрос. Теоретически, то, о чём он спрашивал, крайне граничило с территорией закона о государственной тайне. С другой стороны это было не так, если он не бросится отправлять эту информацию в Октагон по электронной почте. Кроме того…
— Нет, — сказала она после не более, чем двух или трех ударов сердца. — Я не могла бы. Не с такого расстояния.
— Ох. — Он еще раз откинулся назад, его кривая улыбка собиралась стать еще более искривлённой. Затем он глубоко вздохнул. — Части меня действительно тяжело это слышать, — сказал он ей. — Никому не понравится узнать, что он был обманом принуждён к капитуляции.
Она открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, затем снова закрыла. Он усмехнулся. Она поняла, что это была неожиданно неподдельная усмешка, как и последовавшая за ней весёлость. И это было странно благородно.
— Вы хотели получить мои базы данных нетронутыми, — сказал он. — Мы оба это знаем. Но я знаю, что вы так же еще что-то хотели сказать.
— Знаете? — спросила она, когда он прервался.
— Да. Вы хотели сказать, что вы сделали это, чтобы спасти жизни. Но вы боялись, что я вам возможно не поверю, не так ли?
— Я бы не сказала, что думала, что вы мне не поверите, — ответила она задумчиво. — Я полагаю, настоящая причина в том, что я боялась, что это будет звучать… своекорыстно. Или, по крайней мере, как своего рода самооправдание.
— Может быть, так и было бы, но это не меняет того факта, что Второй Флот был полностью и окончательно развинчен. — Он скривился. — Тогда у нас не было варианта, чтобы выйти из зоны резонанса и уйти в гипер, прежде чем, вы будете на дистанции достаточной, чтобы прикончить нас. Все, что должно было случиться за это время, это то что еще больше людей было бы убито с обоих сторон без всякого изменения окончательного результата.
Хонор ничего не говорила. Не было необходимости. Он медленно положил ногу на ногу, его лицо стало задумчивым.
— Ладно, — сказал он. — При условии, что это не будет какой-либо секретной информацией, я отвечу на ваши вопросы.