Дело чести

Глава 38

Адмирал флота Массимо Филарета был высоким, тёмноволосым и широкоплечим, с коротко подстриженной бородой и проницательными тёмными глазами. На службе, известной своим непотизмом, он никому не уступал обширностью своих связей. Он также был хорошо известен своей склонностью устраивать вечеринки до упаду, как только выдавалась возможность, а среди его особенно близких знакомых ходили слухи, что он питал страсть к удовольствиям, которые даже самые пресыщенные солли назвали бы "экзотическими". Однако, в этом он едва ли был одинок среди старших офицеров ФСЛ, и кроме того он имел репутацию усердного, уравновешенного и внимательного к деталям командира, которая соответствовала и его внушительному внешнему виду, и его дорогим вкусам.

Но сейчас его уравновешенность, похоже, взяла перерыв, невесело отметил адмирал Джон Барроуз, его начальник штаба.

Барроуз был полной физической противоположностью своего начальника. Тогда как Филарета был ростом чуть больше ста девяноста сантиметров, Барроуз едва достигал ста шестидесяти двух, он был светловолосым, голубоглазым и довольно полным. Как и Филарета, Барроуз приобрел репутацию за своё упорство в работе, но он чувствовал себя спокойнее, чем его командир, когда дело доходило до импровизации. И ещё он развил у себя определённый талант в определении настроения Филареты и ловком… управлении им.

— И что ты думаешь об этом мозговом штурме, Джон? — довольно неожиданно спросил Филарета, отрываясь от изучения "умной" стены своего рабочего кабинета, которая сейчас показывала центральную звезду системы Тасмания.

— Я полагаю, вы говорите о последнем послании адмирала Раджампета, Массимо?

Барроуз добавил в свой тон шутливые нотки, но Филарета не был в настроении для их обычно общего более-менее терпимого презрения к начальнику штаба флота.

— И о чём ещё ты думаешь я мог говорить? — спросил он весьма раздражённым тоном.

— Ни о чём, — признал Барроуз, отбрасывая попытки ослабить явное недовольство собеседника. Его более серьёзное выражение лица стало молчаливым извинением за первоначальную попытку пошутить, и Филарета фыркнул.

— Ну, как бы то ни было, — сказал он, махнув рукой, — что ты об этом думаешь?

— У меня не было времени полностью изучить оценки доступности, — более официально ответил Барроуз. — Предполагая, что все, кто должен прибыть сюда, успеют до того, как мы уйдём в гипер, похоже, мы скорее всего достигнем заданного уровня сил. Возможно, у ас даже будет несколько лишних кораблей стены. Так что с технической точки зрения всё выглядит реализуемым. Но мне не нравится, как мало у нас будет кораблей прикрытия, и хотелось бы иметь гораздо больше информации о том, что случилось на Шпинделе, чем у нас есть сейчас.

— Численность эскорта не так уж меня волнует, — пренебрежительно сказал Филарета. — Вот насчёт Шпинделя — верно подмечено. Конечно, Сандре Крэндалл всегда не хватало ума сначала задраить наружный люк, но всё же…

Его недовольство стало ещё заметнее, и Барроуз обнаружил, что разделяет его.

— Я думаю, в теории о том, что манти не захотят продолжать ускорять ход событий, что-то есть, особенно если предположить, что оценки разведки флота по ущербу, который они понесли во время этой атаки на их центральную систему, хоть немного близки к истину, — произнёс он через мгновение. — Если Стратегический совет прав в этом, появление четырёх с лишним сотен кораблей стены должно наставить их на путь истинный.

— А если "Стратегический совет" ошибается, — жгучая ирония Филареты абсолютно ясно говорила, кого он считает настоящим автором этой идеи, — то появление четырёх с лишним сотен кораблей стены приведёт к гибели множества людей.

— Да, — согласился Барроуз, — с другой стороны, должен сказать, что я думаю что оценки ущерба, нанесённого оборонительным системам манти, должны быть довольно точны. — Филарета взглянул прямо на него, и начальник штаба пожал плечами. — Я не говорю, что они потерпели такой полный разгром, как утверждает оперативный план, но никто не мог приблизиться настолько, чтобы нанести такой ущерб внутри гиперграницы, не пробившись по крайней мере через их внутрисистемную оборону. И если сообщения о потерях в Битве за Мантикору хоть немного близки к истине, у них не могло оставаться больше сотни или около того кораблей стены даже до последней атаки.

— Что бы вселило в меня гораздо больше уверенности, если бы они не надрали уши Крэндалл одними только крейсерами, — едко заметил Филарета.

— Я знаю, что сам сказал, что хотел бы иметь побольше информации о случившемся на Шпинделе, — сказал Барроуз. — Но насколько я понял имеющиеся у нас данные, полагаю, она на самом деле наткнулась на кучу ракетных подвесок, развёрнутых для обороны системы.

— И ты хочешь сказать, что?..

Я хочу сказать, что очень вероятно, что это были подвески системной обороны — то есть специализированная конструкция, оптимизированная именно для этой роли. Конечно, всё, что они нам показали — это крейсера, но как вы только что отметили, адмирал Крэндалл никогда не отличалась сообразительностью, а системы маскировки манти похоже лучше, чем кто-либо полагал. Вполне возможно, что им удалось установить всю систему распределённой обороны, а она этого даже не заметила. Кроме того, минимальная оценка дальности активного полёта, которую я видел, чертовски превышает дистанцию, с которой они уничтожили "Жана Бара". Так что я склонен думать, что на самом деле им удалось развернуть специализированную оборонительную версию своих подвесок, вероятно со значительно более крупными ракетами с большим радиусом действия. Считайте их… эээ, минами старого образца, к которым приделали три или четыре обычных двигателя. Для них это единственная возможность получить такой радиус, которую я могу придумать, но такие большие ракеты просто не практичны в качестве бортового вооружения. — Барроуз пожал плечами. — Где, чёрт возьми, тогда размещать погреба боеприпасов?

Филарета начал было отвечать, но остановился при последнем вопросе Барроуза. Он подумал одно-два мгновения и кивнул.

— На самом деле, я об этом не подумал, — признал он. — Если они перешли к преимущественно ракетному бою, им надо было прийти к какому-то балансу между радиусом действия ракет и их размером, верно? Они должны иметь на борту достаточное количество боеприпасов, чтобы сделать свою работу.

— Именно, — Барроуз поморщился, — я готов признать, что даже у их корабельного вооружения есть существенное превосходство в дальности, но оно не будет так велико, как над Крэндалл. И вторая мысль насчёт того, что это был специализированный вариант для обороны систем: единственное "доказательство" того, что они расправились с ней, не имея "ничего тяжелее крейсера", исходит от манти. На их месте, если бы на самом деле я применил сложную интегрированную систему оборонительного вооружения — в которой быть может был компонент сверхсветовой связи, — я бы сделал всё возможное, чтобы убедить Лигу в том, что сделал это силами одних только лёгких кораблей… если бы считал, что это сойдёт мне с рук. Но все наши разведчики и разработчики утверждают, что любая широкополосная сверхсветовая связь требует огромных платформ. Минимальная оценка, которую я видел, указывает: ничто значительно меньшее, чем корабль стены, не может нести такую систему и стоящую упоминания боевую нагрузку. Так что, раз они очевидно использовали сверхсветовую связь против Крэндалл, наверняка они сделали это не с чего-то размером с тяжёлый крейсер. Честно говоря, из-за этого — вместе с требованиями к размеру самих ракет — я и убеждён, что это должна была быть схема системной обороны. Крэндалл облажалась, потому что им удалось доставить в систему распределённые платформы и запустить их, прежде чем она добралась туда.

Филарета медленно кивнул, и его взгляд был напряжён, но за этим взглядом скрывалось что-то ещё. Барроуз видел это, хотя и не мог понять, что ещё было на уме у адмирала флота.

— Итак, ты утверждаешь, что кто бы, — это "что-то" во взгляде Филареты на мгновение сверкнуло сильнее, — не разнёс инфраструктуру их системы, ему пришлось пройти через такую же оборонительную систему.

— По-моему, похоже на то, — подтвердил Барроуз. — И для этого им пришлось либо нанести серьёзный ущерб этой системе, либо по крайней мере исчерпать её запасы боеприпасов. Откровенно говоря, представляется более вероятным, что тот, кто это сделал, имел лучшие разведывательные данные по манти, чем мы, и нашёл способ добраться до удалённых платформ, что скорее всего означает что в сети управления манти проделана куча дыр. Даже если они просто истратили все свои боеприпасы, кажется маловероятным, что манти смогут заменить израсходованные ракеты, когда их промышленная структура настолько разрушена. И даже предполагая, что они смогли восполнить свои траты в этот раз, им ни за что не удастся уничтожить нас и перезарядиться до прибытия следующей волны.

— Уверен, это послужит огромным утешением для наших призраков, — очень сухо сказал Филарета, и Барроуз фыркнул.

— Согласен, это был бы… неоптимальный результат, сэр, — согласился он. — Но я имею в виду, что манти должны понимать этот факт. Так что когда после нашего неожиданного появления, даже если у них будет физическая возможность отразить нашу атаку, я думаю, Стратегический совет на самом деле прав в том, хватит ли им силы духа, чтобы действительно попытаться сделать это. И если мы укажем им, что следующая волна уже на подходе, и что она будет ещё мощнее, я думаю, вполне вероятно, что они осознают своё положение и сдадутся.

— Хм.

Филарета нахмурился, очевидно обдумывая то, что сказал его начальник штаба. Он всё ещё был далёк от того, что Барроуз назвал бы весельем, но его выражение лица чуть просветлело.

— Я чертовски надеюсь, что ты прав, — откровенно сказал он наконец. — Если нет, то нам всем надерут зад, даже если в конце концов мы их уничтожим.

Он помедлил, словно приглашая Барроуза ответить, но начальник штаба лишь кивнул. В конце концов, Филарета был абсолютно прав.

— Хорошо, — сказал наконец адмирал. — Ступай и введи Билла и Ивонну в курс дела.

Адмирал Уильям Дэниелс был операционистом боевой группы, а адмирал Ивонна Уругвай — штабным астрогатором.

— Я хочу, чтобы наш поход был спланирован к тому времени, когда прибудут подкрепления. — Настала очередь Филареты поморщиться. — Нам ни за что не выдержать заданный график, но давай постараемся держаться настолько близко к нему, насколько возможно.

— Да, сэр, — согласился Барроуз. Честно говоря, он был бы удивлён, если им удалось уложиться в стандартную неделю отступления от графика операции, включённого в их приказ со Старой Земли. С другой стороны, допуска на подобные отставания принимались в расчёт в любом межзвёздном приказе о перемещении флота. Должны были.

Филарета снова отвернулся к "умной" стене, разглядывая её несколько мгновений. Затем он глубоко вздохнул и кивнул далёкому солнечному очагу, который господствовал над пейзажем.

— Хорошо, Джон, — повторил он, не отворачиваясь от стены. — Иди поговори с Биллом и Ивонной. Мне нужны их предварительные ответы к обеду. И ещё запланируй общее собрание штаба на завтрашнее утро.

"Частная яхта" была размером с линейный крейсер большинства флотов, и почти так же мощно вооружена. Что не мешало ей оставаться одним из самых роскошно оборудованных судов галактики… а также одним из самых быстрых. Она совершило переход из системы Мезы на сорок процентов быстрее, чем удалось чьему-то ещё кораблю.

Альбрехт Детвейлер раздумывал, что же именно это означает, стоя в помещении, которое было бы флагманским мостиком на борту настоящего военного корабля, и наблюдал, как огромная космическая станция, поблескивавшая в лучах звезды класса F6 под названием Дарий, росла на экранах визуального обзора, по мере того как КФМС "Генезис" приближался к ней. Станция — официально известная как Дарий Прайм — находилась на орбите вокруг планеты Гамма, единственного обитаемого мира Дария, и в этот момент она была на ночной стороне Гаммы, как раз приближаясь к терминатору. Поверхность планеты под ней искрилась линиями и бусинками света, и компанию ей составляли ещё четыре станции, хотя ни одна из них и близко не достигала того размера, которым обладали мантикорские "Гефест" и "Вулкан".

Когда-то обладали, по крайней мере.

Его взгляд переместился к кораблям, обретающим свою форму на верфях Дария Прайм. Он знал, что со временем эти корабли станут первыми боевыми единицами класса "Леонард Детвейлер", хотя это произойдёт далеко не так скоро, как ему бы хотелось. Значительно меньшие корабли класса "Акула" на парковочной орбите позади Дария Прайм были ясным объяснением, почему он хотел этого. Большинство ещё далёких от завершения "Детвейлеров" были уже больше "Акул" — часто намного больше. Когда они будут достроены, они станут гораздо, гораздо мощнее — и гораздо опаснее, — чем их меньшие предшественники, и возможности, которые они предоставят, понадобятся ему как только они будут доступны. К сожалению, желания не могли ничего изменить.

При этой мысли он ненадолго поджал губы и сосредоточил своё внимание на "Акулах". "Генезис" прибыл почти на три часа раньше, чем ожидалось, и всё же было очевидно, что флот был уже дома и ожидал его. Ну и отлично. Несомненно, флот Мезанского Согласования когда приобретёт вкус к официальным смотрам флота — и связанную с этим пунктуальность, — которые, похоже, были неотъемлемой частью всех остальных космических флотов. Пока этого не случилось, и учитывая, как мало смысла он видел в помпезности, он предпочитал, чтобы такое положение дел сохранялось как можно дольше.

Но конечно же они заслужили официальный смотр. Его лицо напряглось с мрачным удовлетворением, когда он подумал об отчётах об эффективности "Устричной бухты". "Не думаю, что хоть кому-то в истории когда-то удавалось провернуть настолько удачную операцию! Уж конечно не против такого серьёзного противника, как манти!"

Число жертв было выше, чем предполагалось, и часть его сожалела об этом. Он предполагал, что это было глупо с его стороны, учитывая, куда всё это со временем приведёт, но это было так. Он не мог до конца избавиться от мыслей обо всех тех детях, которые даже не представляли, что их ждёт. Забавно, что это беспокоило его, а мысль о тех миллионах, которые в конце концов погибнут, — нет. Не потому ли, подумал он, что эти миллионы остаются пока абстракцией, возможностью, в отличие от погибших на мантикорских космических станциях и в городе Явата-Кроссинг. Он надеялся, что причина не в этом. Все эти новые смерти приближались — он не мог изменить этого в данный момент, даже если бы попытался, — и он не мог позволить себе носиться с ними, когда настанет время.

Ну, ты не станешь этого делать, — сказал он себе. Когда настанет время, у тебя нарастёт достаточно эмоциональной рубцовой ткани, чтобы ты не потерял сон. И, признайся себе, Альбрехт, — ты будешь чертовски рад этому.

— Мы пришвартуемся к станции через примерно тридцать пять минут, сэр, — сообщил ему капитан "Генезиса".

— Спасибо, — ответил Детвейлер, подавляя желание улыбнуться. Хайден Милн был шкипером его яхты больше трёх стандартных лет, и за это время он твёрдо запомнил правило: никогда — никогда — не обращаться к нему по имени. Насколько можно было вспомнить, девтейлер был просто "сэр" для всех членов команды, и его желание улыбнуться угасло, когда он подумал об этом. В конце концов, он был обречён оставаться в тени по крайней мере ещё какое-то время.

В то же время, не имело смысла прятаться от мужчин и женщин из ФМС. Каждый из них знал, что Бенджамин был их командиром, и что Альбрехт поддерживает его, хотя тот факт, что оба они Детвейлеры, тщательно скрывался от большинства из них. Но они знали, что Бенджамин и Альбрехт — их лидеры. Что, в конце концов, и было причиной, по которой и он, и "Акулы" на орбите, оказались сегодня в одной звёздной системе.

— Думаю, мне следует пойти в каюте и предупредить жену, — продолжил он вслух.

— Конечно, сэр.

Детвейлер кивнул капитану, повернулся и направился к лифту, а его генетически усовершенствованный телохранитель Генрих Стаболис следовал за ним по пятам.

Они вошли в лифт, и Стаболис набрал нужный код назначения, после чего отступил назад, сложив руки за спиной. Детвейлер не смог бы сосчитать, сколько раз за все эти годы он видел Стаболиса именно в такой позе, и было удивительно, как это привычное зрелище всегда помогало укрепить его уверенность.

— Пока всё хорошо, Генрих, — сказал он.

— Как скажете, сэр, — согласился Стаболис, и Детвейлер ухмыльнулся.

— Знаешь, Генрих, ты ведь не особенно разговорчив, верно?

— Думаю, да, сэр. — Быть может, на мгновение на лице телохранителя мелькнула тень ответной улыбки.

— Но ты всегда рядом, — продолжил Детвейлер серьёзнее. — Если я ещё не говорил об этом, я это ценю.

Стаболис наклонил голову в немом признании, и Детвейлер на мгновение слегка коснулся рукой его плеча. Они достигли своего назначения, двери открылись, и Стаболис вышел в проход, посмотрев в обе стороны, прежде чем отойти в сторону и позволить своему подопечному покинуть лифт. Они прошли по широкому, со вкусом отделанному проходу к личной каюте Детвейлера, и он нажал на кнопку вызова.

— Да? — спросило через мгновение приятное сопрано.

— Это я, Эви, — сказал он. — Мы прибываем примерно через тридцать минут.

— Тогда, я надеюсь, Генриху удалось довести тебя сюда без подливы на рубашке?

Дверь открылась, и Эвелина Детвейлер посмотрела на своего мужа. Позади неё Альбрехт увидел Эрику Стаболис, телохранителя Эвелины, которая напряжённо пыталась не улыбаться реплике своей начальницы. Эрика была с Эвелиной почти так же долго, как и Генрих с Альбрехтом, и у неё были такие же чёрные волосы, голубые глаза и правильные черты лица — чуть более утончённые в её случае, — как и у её брата. На самом деле, людей порой поражало необычайное физическое сходство между братом и сестрой Стаболис. Хотя и не должно было: Эрика и Генрих были клонированными близнецами. Она была так же смертоносна, как и её брат, и единственным существенным различием между ними было то, что у неё имелось две X-хромосомы.

— Да, — сказал Альбрехт мягко, пока жена рассматривала его. — Мне не только удалось не пролить подливу, но и выпить две чашки кофе так, что ничего не стекало по подбородку.

— Я впечатлена, — сказала ему Эвелина, усмехнувшись, и отступила назад, чтобы позволить ему войти в дверь. Он улыбнулся и легонько дотронулся до её щеки. Совет по долгосрочному планированию знал, что делает, когда сводил вместе их двоих, подумал он. Порой, выбор СДСП приводил к образованию пар, которые терпеть не могли друг друга. Официально такого, конечно, не случалось, но неофициально все знали, что это так. К счастью, подобные ошибки обычно можно было исправить, и в случае альфа-линии, как у любого Детвейлера, члены Совета прилагали особые усилия, чтобы выбрать совместимых.

— Позволь мне только сменить пиджак, — сказал он ей.

— Хорошо. Только не красный, — сказала она твёрдо.

— Мне нравится красный, — возразил он.

— Знаю, дорогой, — она содрогнулась. — С другой стороны, я ещё надеюсь, что у наших внуков смогут что-то сделать с твоим вкусом в одежде.

— Внимание на палубе!

Команда прозвучала, как только Альбрехт Детвейлер, его жена и сын Бенджамин взошли на сцену в конце просторного отсека.

С одной стороны, у них не было реальной нужды быть здесь. Альбрехт мог обратиться к старшим офицерам вернувшегося флота "Устричной бухты" с помощью электроники, и он сомневался, что они бы обиделись на это или ощутили неуважение. Но они заслуживали большего, и понимали они это на самом деле или нет, он знал, что они никогда не забудут, как он проделал весь путь до Дария, чтобы поздравить их с возвращением. Это была вовсе не короткая поездка с Мезы, даже со стрик-драйвом, но они запомнят не это.

Он прошёл к подиуму, сопровождаемый бок о бок Эвелиной и Бенджамином, и остановился, глядя на лица собравшихся мужчин и женщин, в бордово-зелёной форме ФМС. Он стоял так почти целую минуту, заглянув в каждое из этих лиц, и наконец кивнул.

— Пожалуйста, садитесь.

Ноги зашуршали по палубе космической станции, когда офицеры флота последовали его приглашению, и он позволил им снова устроиться.

— Леди и джентльмены, — сказал он через несколько секунд негромким голосом, — я прибыл на Дарий, чтобы поприветствовать вас и сказать, как необычайно хорошо каждый из вас проявил себя. Теперь я могу сказать вам, что "Устричная бухта" обернулась полным успехом.

Никто как будто не пошевелился, но по аудитоии прошла волна возбуждения. Плечи почти незаметно распрямлялись, глаза загорались, и он снова кивнул.

— Все три крупные мантикорские космические станции были полностью уничтожены, — сказал он им. — об ущербе распределённым верфям известно меньше, но манти никак не могли скрыть случившееся с "Гефестом" и "Вулканом", учитывая, сколько этому было свидетелей. Уничтожение "Вейланда" также подтверждено официальными источниками Мантикоры. Как я сказал, официально об ущербе распределённым верфям не сообщалось, но неофициальные источники также говорят об их практическим полном уничтожении.

— Атака на звезду Ельцина была столь же успешна. Их верфи Ворона полностью уничтожены вместе со всей рабочей силой. У нас есть подтверждение того, что каждый строящийся корабль в системе звезды Ельцина тоже разрушен или повреждён слишком тяжело для восстановления. Учитывая, что производство ракет манти было сконцентрировано на их космических станциях, а производство ракет Гейсона было сконцентрировано на Вороне, нам удалось лишить их возможности восполнить траты боеприпасов в обозримом будущем.

Он мог буквально ощущать удовлетворение собравшихся офицеров, и они заслужили это. И всё же…

— Единственный аспект всей операции, в котором её можно считать не стопроцентно успешной, не был ничьей виной — сказал он серьёзно, и слушатели слегка шевельнулись. — Мы надеялись уничтожить всё новое поколение крупных кораблей манти ещё на стапелях. К сожалению, по-видимому, мы недооценили их темпы строительства. Вам действительно удалось уничтожить целое поколение кораблей, но предшествующее ему уже было запущено, и большая часть их вновь построенных судов уже проходила доводку на звезде Тревора во время вашей атаки.

Лица людей, смотрящих на него, выглядели теперь чрезвычайно отрезвлёнными, и он слегка пожал плечами.

— Как я и сказал, вы выполнили свои приказы безупречно, леди и джентльмены. Вина — если она вообще есть — лежит на наших собственных оценках мантикорского времени строительства. И, если быть совершенно честным, мы понимали, когда отправляли вас, что возможно нам удастся застать в доках меньше кораблей, чем хотелось бы. Так что, хотя эта часть операции была не столь удачна, как мы надеялись, превосходная эффективность остальной "Устричной гавани" более чем компенсирует это. Учитывая, что практически все боевые преимущества мантикорцев основываются на их достижениях в ракетной войне, то, что мы уничтожили их мощности по производству ракет, нанесло их боеспособности значительно больший урон, чем мы добились бы, уничтожив на постройке остальные их корабли. Как только они истратят все свои оставшиеся ракеты, будет неважно, сколько вооружённых ракетами кораблей у них ещё есть

Тут и там слушатели кивали, хотя он видел, что выражения некоторых лиц оставались не такими весёлыми, как раньше.

— В то же время, — сказал он более живо, — всё Согласование у вас в долгу. Мы гордимся вами, и мы никогда не будем в силах оплатить свой долг перед вами. Первая операция Флота Мезанского согласования была, при любой мыслимой оценке, самой успешной атакой любого флота в истории космических войн. То, чего вы добились с помощью буквально горстки кораблей, не имеет себе равных, и вы нанесли смертельный удар боеспособности и боевому духу нашего самого опасного противника. Я хотел бы, больше чем я в силах вам передать, привести вас на Мезу для публичного парада и торжеств, которые вы так глубоко заслуживаете. Но пока что нам необходимо скрывать свои военные возможности. Особенно возможности, подаренные нам спайдер-драйвом. В настоящее время никто во всей галактике не знает — что бы не подозревали на Мантикоре, — кто стоял за "Устричной бухтой", или где ещё может быть проведена подобная атака. Нам надлежит хранить их в неведении и неуверенности как можно дольше. Как бы я ни хотел рассказать всем, как я вами горжусь, я не могу. Пока не могу. Я могу сказать только вам, и даже в этом случае мне не хватает слов, чтобы выразить всю глубину своей гордости.

— Леди и джентльмены, офицеры флота, столетиями наши предки работали и планировали, чтобы настал этот момент. — Он снова обежал их глазами, снова видя, как распрямляются плечи и загораются глаза. — Эти предки не могут быть здесь сегодня, поэтому я вынужден стоять на их месте. Но если бы они могли быть здесь, если бы они могли говорить с вами, я знаю, что они, как и я, сказали бы бы вам "спасибо". Спасибо за вашу храбрость, вашу решимость, ваш профессионализм, и за то, как блестяще вы наконец начали крестовый поход, на который мы все надеялись, который планировали и ждали так долго.

— Я не слишком из перехвалил, Бен? — спросил Альбрехт примерно часом позже, когда он, Эвелина и их сын сидели за уединённым ужином. В его тоне не было ни намёка на шутку, но Бенджамина было не обмануть.

— На самом деле, отец, — сказал он серьёзно, — я думаю, они поняли, что ты был искренен в каждом слове. Я понял, по крайней мере.

Альбрехт внимательно посмотрел на него через стол, и Бенджамин спокойно ответил на его взгляд. Через мгновение Альбрехт взял свой бокал и отпил вина.

— Теперь ты смущаешь своего отца, — укорила с лёгкой улыбкой Эвелина. — Разве ты не знаешь, что глава Мезанского Согласования не должен становиться чересчур сентиментальным только из-за того, что офицеры флота так хорошо себя проявили?

— О, тише, Эви, — Альбрехт опустил бокал и покачал ей головой. — Я прекрасно знаю, что мне не одурачить вас с Бенджамином.

Да, и флот тебе тоже не стоит пытаться одурачить на этот раз, — сказала ему она. — Я согласна с каждым словом, которое ты им сказал., Альбрехт. И я надеюсь, они знают, насколько искренен ты был с ними.

— Как и я, — сказал Бенджамин.

— Ну, я хотел бы застать побольше их кораблей на стапелях, — сказал Альбрехт. — Я знаю, что все аналитики согласились, что лишить их способности восстановить запас ракет было ещё более важной задачей, но я действительно надеялся, что мы могли бы нанести им более сильный удар, когда "Детвейлеры" начнут входить в строй.

Бенджамин нахмурился, но кивнул.

Мезанское согласование основало первую колонию на Гамме почти два стандартных столетия назад, и она непрерывно росла с тех пор, хотя по-настоящему экспоненциальный рост начался только в последние семьдесят или около того лет. Вопрос, когда именно начинать эту конкретную сторону приготовлений Согласования, всегда был немного щекотливым, потому что как бы хорошо она не была спрятана, всегда существовала возможность, что кто-то наткнётся на неё, что могло породить всевозможные вопросы. С другой стороны, возможности, которые представлял собой Дарий, всегда были центральным местом в стратегии Согласования, и дед Альбрехта разрешил первый колонизационный полёт одним из последних своих решений на посту главы Согласования.

Сейчас общее население системы Дария приближалось к 3,9 миллиарда, из которых чуть меньше двух миллиардов были представителями альфа-, бета-, и гамма-геномов, над улучшением которых так долго трудилось согласование. Остальное население системы составляли генетические рабы, но условия их рабства были очень не похожи на те, что господствовали в иных местах. Во-первых, с ними обращались гораздо лучше, без суровых наказаний, которые рабы часто получали повсюду. На самом деле, система Дария была одним из немногих мест, где действительно осуществлялась защита рабов по закону в соответствии с конституцией Мезы, которая теоретически должна была защитить рабов от плохого обращения. Во-вторых, они имели значительно более высокие стандарты жизни. И ещё они составляли костяк хорошо обученной, умелой рабочей силы, которая заслужила уважение своих надзирателей.

Каждый из этих рабов был рождён на Дарии, и ни один из них никогда не покидал систему. Их представления о происходящем в остальной галактике, об истории Мезы, об их собственной истории, тщательно контролировались на протяжении поколений. Они были осведомлены на протяжении тех же поколений, что они и их родители трудились над строительством сначала базовой промышленности, а затем специализированной инфраструктуры для поддержки многочисленного флота, но они были убеждены, что этот флот задумывался как оборонительный.

И всё же при всех годах, затраченных на Дарий, при всех усилиях, при всех поколениях труда, оставался тот факт, что его космическая станция и верфи значительно уступали мантикорским до "Устричной бухты". Бенджамину Детвейлеру не нравилось это признавать, но он был согласен с отцом. В день когда кто-то перестанет признавать правду, он может послать своим местам о будущем прощальный поцелуй. А правда была в том, что несмотря на достижения Согласования в НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы — прим. пер.) и на любые тактические преимущества, которые могли проистекать из стрик-драйва и спайдер-драйва, очень немногие звёздные нации могли сравниться по эффективности промышленности со Звёздной Империей Мантикора. На самом деле, Бенджамин подозревал, что даже Мантикора не могла осознать, каким огромным преимуществом она обладала в этом отношении.

Последние пять или шесть лет он и Дэниел пытались ввести мантикорские методики на Дарии, но лишь обнаружили, что задача была не так проста и прямолинейна, как они рассчитывали. Если они действительно хотели воссоздать мантикорскую эффективность, им пришлось бы скопировать всю промышленную базу Мантикоры — и её общество, — а они просто не могли сделать этого. Их рабочая сила чрезвычайно хорошо выполняла приказы, была очень хорошо образована и высоко мотивирована, но та независимость мышления, которая была свойственна мантикорским рабочим, не поощрялась среди рабов Дария. Даже если бы это было не так, их базовые методы и технологии просто отличались от применявшихся на Мантикоре. Они были лучше, чем могло бы добиться большинство звёздных систем Лиги, если бы только могло это представить, но всё же отставали на целое поколение от манти.

— Я бы тоже хотел уничтожить больше их кораблей стены, отец, — сказал он наконец. — С другой стороны, ты верно заметил насчёт их поставок ракет. Особенно если мы сможем заставить их потратить большую часть того, что у них есть, на солли.

— Я знаю.

Альбрехт отпил ещё вина и посмотрел на дно своего бокала.

— Я знаю, — повторил он, — но я размышлял. Я знаю, что они не попались нам на верфях, но мы знаем, где они, и…

— Нет, отец.

Два слова прозвучали очень твёрдо, и Альбрехт взглянул на Бенджамина, который сидел, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди. На мгновение это стало выглядеть почти комично: просительное выражение отца и суровый огонь в глазах сына.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, отец, — продолжил Бенджамин. — На самом деле, Дэн, Коллин и я догадывались, что это придёт тебе в голову, как только мы поймём, что не удалось поймать на стапелях столько кораблей, на сколько мы надеялись.

— Значит, вы трое собрались и обсудили это за моей спиной, да? — голос Альбрехта мог бы быть угрожающим, но вместо этого был почти озадаченным, и Бенджамин подал плечами.

— Это ты поставил меня во главе флота, Дэниела во главе исследований, а Колина во главе разведки, отец. Я не думаю, что ты сделал это потому, что хотел, чтобы мы оседлали твои мозги.

— Нет, в этом ты прав, — согласился Альбрехт.

— Ну, раз мы не только на них выезжаем, нам пришло в голову подумать о том же, о чём и ты. Если Тополев и Коленсо смогли пробраться в систему Мантикоры незамеченными, почему бы не сделать то же самое на звезде Тревора? Перебить те их корабли, которые мы не достали в первый раз?

— Об этом я и думал, — сказал Альбрехт. — Судя по твоей реакции, вы трое, похоже, решили, что это всё-таки не очень-то хорошая идея?

— О, идея отличная, отец. Проблема в том, насколько вероятно, что мы с ней не справимся. Взглянем правде в глаза, "Устричная бухта" — во многих отношениях одноразовая операция. Она удалась, потому что манти не имели представления о наших возможностях. Ну а теперь имеют — в смысле, представление. Они все ещё не знают, как мы это сделали, но им чертовски хорошо известно, что нам это удалось, и за неимением лучшего они станут набрасываться на каждый "сенсорный призрак", которые поймают их гипердетекторы, всем, что у них есть. И честно говоря, то что нам не удалось придумать эффективный детектор для спайдер-драйва, не наполняет меня уверенностью, что у манти нет чего-то такого, о чём мы даже не знаем, что может выполнить эту задачу. Я думаю, это маловероятно, но я не готов полагать, что это невозможно.

— Так что, уже с точки зрения входа в систему во второй раз дело стало бы гораздо более сомнительным — особенно если второй раз наступит вскоре после "Устричной бухты".

Бенджамин смотрел через стол на своего отца, пока Альбрехт не кивнул, чтобы показать, что следит за мыслью.

— Во-вторых, — продолжил тогда Бенджамин, — на самом деле, нам понадобились бы более значительные силы. "Устричная бухта" удалась, потому что мы могли рассчитывать на полную внезапность, а все наши цели были гражданскими сооружениями. Они не были бронированы, у них не были включены никакие пассивные системы защиты, и они не могли маневрировать. После того, что произошло с их центральной системой, я гарантирую, что никто с таким опытом, как манти, не позволит поймать свой боевой флот в подобном положении. КПо меньшей мере, их импеллерные узлы будут постоянно разогреты, а скорее всего, клинья будут подняты на минимальной мощности, и они развернут достаточно своих проклятых сверхсветовых платформ, чтобы успеть полностью включить импеллеры и гравистены прежде, чем что-либо выйдет на рубеж атаки. Так что нам понадобится чертовски больше огневой мощи, и к сожалению, "Акулы" слишком малы — и их слишком мало — для обеспечения такого уровня сил. Хуже того, они слишком хрупки, чтобы выдержать тот ущерб, который могут нанести лазерные боеголовки манти.

— И это подводит меня к третьей причине, которая заключается в том — и честно говоря, отец, я думаю, что это наиболее важное соображение, — что мы просто не можем позволить себе потерять "Акул". А точнее, не можем позволить себе потерять их команды. Люди на борту этих кораблей — основа для команд кораблей, которые мы строим здесь на Дарии. Мы только что пробили огромную дыру в обученной рабочей силе манти, и это в огромной степени зависит, как долго они будут восстанавливаться после "Устричной бухты". С учётом хода дел и всего нашего оперативного и стратегического планирования, мы не позволить, чтобы с нами случилось то же самое. Скоро нам понадобится многократно увеличить численность личного состава флота, что бы ни случилось, и у нас нет той базы, которой обладают манти. Нам нужен каждый из этих мужчин и женщин, что выполнили "Устричную бухту". Нам нужны их таланты и опыт, и они нужны нам живыми — не испарёнными у звезды Тревора.

— Ты действительно думаешь, что это был бы вероятный результат? — спросил Альбрехт через несколько секунд. В его тоне было любопытство, а не желание спорить, и Бенджамин снова пожал плечами.

— Честно? Нет. Я не думаю, что вторая атака и близко не будет иметь столь же успешный результат, как "Устричная бухта", и я думаю, будет рискованно позволить манти взглянуть — или дать возможность взглянуть — на наше оборудование, но я думаю, на самом деле маловероятно, чтобы им удалось обнаружить, отследить и уничтожить наши "Акулы". К сожалению, "думаю, что маловероятно" — не очень хорошая основа для оперативного планирования. Много лет назад ты научил нас, что мы не можем изменить вселенную по своему желанию, поэтому лучше понять, какова она на самом деле и учесть это в своих планах. И в данном случае потенциальные положительные последствия, даже если всё пройдёт идеально, не идут ни в какое сравнение с потенциальным ущербом, который мы понесём, если дела пойдут не идеально.

Альбрехт посидел несколько мгновений в явной задумчивости, потом допил вино в бокале и поставил его на стол.

— Ты прав. Я не назначил никого из вас, ребята, на ваши нынешние посты, чтобы вы сидели и смотрели, как я совершаю ошибки. И я действительно не подумал обо всех последствиях, на которые ты сейчас указал. Я бы всё же хотел сделать это, но ты прав. Последнее, что нам нужно — это начинать делать ошибки в духе "мы непобедимы", как эти ослы в Лиге. И как сказала бы Изабель, сейчас не время действовать наугад, если в этом нет необходимости.

— Спасибо, отец, — тихо сказал Бенджамин.

— Между тем, — более оживлённо сказал его отец, — я бы хотел, чтобы вы с Дэниелом отправились со мной на Маннергейм.

— Прости? — Бенджамин, похоже, был озадачен, и Альбрехт фыркнул.

— Хурскайнен и все остальные будут там, и я хочу, чтобы вы двое были рядом, чтобы ответить на любые вопросы — с должным учётом оперативной безопасности, конечно, — которые у них могут возникнуть насчёт "Устричной бухты".

— Ты уверен, что это хорошая идея? Если ты хочешь, мы поедем, конечно. Но с другой стороны, действительно ли нам нужно отвечать на вопросы о новых системах и новом оборудовании?

— Очень верно подмечено, — согласился Альбрехт. — С другой стороны все эти люди продемонстрировали свою способность обеспечивать оперативную безопасность, или мы бы никогда не зашли так далеко. Но я думаю, что парочка из них сейчас немного нервничает. Для них стало неожиданностью, как мы ускорили "Устричною бухту", и хотя я не сказал бы, что кто-то из них собирается передумать, всеже… коэффициент встревоженности, скажем так, у них немного выше, чем хотелось бы.

Он подождал, пока Бенджамин кивнёт, и пожал плечами.

— В каком-то смысле эта встреча даже важнее, чем "Устричная бухта". Никто пока не собирается предавать это огласке, но мы потихоньку начнём активизировать Согласование как настоящую звёздную нацию. Это будет огромный шаг, который не следует делать достоянием гласности, пока по Лиге не пойдут первые трещины. Но как только мы начнём, нам надо будет ввести в курс дела гораздо более низкие уровни в правительствах наших систем-членов. Тот факт, что мы что-то замышляем, честно говоря, скорее всего обнаружится гораздо раньше, чем мы бы предпочли. Я очень сомневаюсь, что кто-то снаружи поймёт, чем на самом дела занимаемся, но это не гарантия, что у нас не будет нескольких опасных моментов в не слишком отдалённом будущем. И большинство людей, которые будут на Маннергейме на нашем маленьком собрании, не оказались на своих местах благодаря своей глупости. Они тоже догадаются, что в ближайшие один-два стандартных года нас ждёт период наибольшей уязвимости. Так что я хочу, чтобы они чувствовали себя настолько уверенными в возможностях оборудования, которое мы применили для "Устричной бухты", насколько возможно.

— А если они спросят меня, действительно ли у нас есть по-настоящему рабочее оборудование?

— Если спросят ты согласишься, что "Акулы" изначально рассматривались в основном как прототипы, и не станешь притворяться, что у нас их больше, чем на самом деле, — быстро ответил Альбрехт. Последнее, что нам надо — лгать этим людям или самим себе. Но в то же время, думаю, тебе надо указать им, что в наших планах их "силы системной обороны" всегда были основой нашей объединённой флотской мощи, по крайней мере на начальных этапах. Ради бога, их же одиннадцать! Может быть, никто из них и не велик по одиночке, но вместе они представляют собой чертовски внушительную силу. Чем на данном этапе является ФМС — это нашим секретом, нашим тузом в рукаве на случай, если понадобится. Я хочу, чтобы они знали, что у нас есть эта карта, и что мы разыграем её, если придётся. И я хотел бы, чтобы они поняли, что флот, который мы строим, будет иметь те же возможности — только лучше — и будет чертовски больше. Я не хочу, чтобы они беспокоились, готовы мы выйти на сцену как планировалось, когда придёт время, или нет, только из-за того что мы ускорили "Устричную бухту".

— Понимаю.

Настал черёд Бенджамина задуматься на несколько секунд. Наконец он поднял взгляд, снова встретив глаза отца, и кивнул.

— Хорошо, отец. Я понял, что ты сказал, и я думаю, мы с Дэном наверное сможем… повысить их коэффициент спокойствия, как ты хочешь. По крайней мере, если они не ждут, что на следующей неделе мы пошлём непобедимый флот невидимых супердредноутов прямо на орбиту Старой Земли!