Глава 20

Прежде чем высадить меня перед главным входом клуба, Шейла извинилась за то, что выплеснула на меня, как она выразилась, свои эмоции, а также довольно сбивчиво попросила меня ничего не рассказывать отцу. Я ответил, что извиняться ей не за что и что я ничего не расскажу.

Окна комнаты отдыха клуба выходили на площадку для игры в гольф. Игроки напоминали разноцветные конфетти на зеленом фоне травы. Я смотрел на них, пока в пять минут второго не прибыл Хауэл.

Он крепко пожал мне руку.

— Приятно увидеть вас снова, Арчер. Думаю, вы не будете против, если мы сразу начнем есть. После двух я должен быть на комитете.

Он провел меня в огромную столовую. Большинство столиков были пустыми. Мы выбрали столик у окна, из которого был виден бассейн, где плавала и брызгалась молодежь. Официант обращался с Хауэлом так, как будто бы он был председателем комитета официантов.

Так как я ничего не знал о докторе, то спросил его, на какой комитет он собирается.

— А разве не все комитеты одинаковы? Они собираются и тратят уйму времени на то, что любой их член мог бы сделать в одиночку за половину времени, ушедшего на заседание. Я хочу создать комитет, который бы боролся за роспуск всех комитетов. — Он улыбнулся. — Это комитет Ассоциации сердечников. Мы планируем провести кампанию по сбору средств для создания фонда Ассоциации. Я — председатель этого комитета. Вы будете что-нибудь пить? Я, пожалуй, возьму «Гибсон».

— Я тоже.

Он заказал крутящемуся возле нас официанту два «Гибсона».

— Как врач, я считаю, что лучше перепить, чем переесть. Поэтому не следует совершенно отказываться от маленьких грешков. Что вы будете есть?

Я посмотрел меню.

— Если вы любите морскую пищу, — сказал он наставительно, — то лучше возьмите краба. Его легче жевать. Сейбл рассказал мне о небольшом приключении, случившемся с вами. Как ваша челюсть?

— Спасибо. Заживает.

— А из-за чего все это произошло? Если, конечно, вы не против поговорить об этом.

— Это длинная история, которая сводится к следующему: Энтони Гэлтон был убит из-за денег преступником по имени Нелсон, бежавшим из тюрьмы. Ваше первое предположение относительно убийства было близко к истине. Но на этом дело не кончается. Я считаю, что убийство Тони Гэлтона и убийство Каллигана связаны между собой.

Хауэл нагнулся ко мне через стол. Его короткие седые волосы блестели.

— Каким образом связаны?

— Вот на этот вопрос я и пытался найти ответ, когда мне сломали челюсть. Разрешите мне задать вам вопрос, доктор? Какое у вас впечатление о Джоне Гэлтоне?

— Такой же вопрос я собирался задать вам. Но так как вы задали его первым, я и отвечу первым. Юноша кажется открытым, без сучка и задоринки. Он, конечно, умен и, возможно, может очаровывать людей. Его ба... миссис Гэлтон очарована им.

— У нее не вызывает сомнения, что он ее внук?

— Абсолютно нет. С самого начала она ни в чем не сомневалась. Для Марии этот парень является практически воскресшим Тони, сыном. Ее компаньонка, мисс Хилдрет, чувствует то же самое. Должен признать, что сходство удивительное. Но такое можно сделать, если речь идет о большой сумме денег. Думаю, в мире нет такого человека, у которого бы не было двойника.

— Вы хотите сказать, что такого человека искали и наняли?

— А вам такое не приходило на ум?

— Приходило. Думаю, этим следует заняться.

— Рад, что вы так считаете. Буду с вами откровенен. Когда этот парень здесь появился, я подумал, что вы можете участвовать в этом заговоре. Но Сейбл за вас ручается головой, и я, кроме того, поспрашивал о вас в других местах. — Его серые глаза смотрели на меня серьезно. — И потом: доказательства вашей честности у вас на лице.

— Тяжело таким образом доказывать свою честность. Хауэл чуть улыбнулся, глядя через окно на бассейн.

Его дочь Шейла появилась там в купальном костюме. Она была прекрасно сложена, но это не доставляло ей удовольствия. Она сидела одна, с грустным лицом, переживая свое взросление. Хауэл окинул ее взглядом, и лицо его стало странно деревянным.

Официант принес нам выпивку, и мы заказали ему обед. Когда официант не мог уже нас слышать, Хауэл сказал:

— Меня волнует история этого парня. Как я понимаю, вы первым ее услышали. Что вы о ней думаете?

— Мы с Сейблом долго его допрашивали. Он на нас не обиделся. И все в его рассказе вроде в порядке. В тот же вечер я все записал. После нашего с вами разговора сегодня утром я опять просмотрел свои записи. И не мог найти в них никаких противоречий.

— Все это можно было тщательно подготовить. Не забывайте, что это может дать. Вам, возможно, будет интересно узнать, что Мария собирается изменить свое завещание в его пользу.

— Уже?

— Возможно, она это уже сделала. Гордон не соглашался на это, поэтому она вызвала другого адвоката для составления завещания. Мария просто сошла с ума. Она так долго сдерживала свои чувства, что сейчас просто отравлена ими.

— Она действительно некомпетентна?

— Что вы! — поспешил он опровергнуть это мое заявление. — Я не это имел в виду. Считаю, что она имеет полное право делать со своими деньгами то, что хочет. Но, с другой стороны, мы не можем позволить, чтобы ее обманули.

— А сколько у нее денег?

Он поднял глаза и посмотрел через мою голову куда-то вдаль, как будто там видел горы золота.

— Точно не могу сказать. Но что-то равное национальному долгу средней европейской страны. Я знаю, что Генри оставил ей нефтяные промыслы, которые приносят в неделю несколько тысяч. И у нее есть ценные бумаги на сотни тысяч долларов.

— А кому все это достанется, если не этому парню?

Хауэл невесело улыбнулся.

— Я не должен этого знать, но случилось так, что знаю. И, конечно, не должен об этом рассказывать.

— Вы были со мной откровенны, и я буду откровенен с вами. Мне любопытно, а вы не заинтересованы в этом состоянии?

Он почесал подбородок, но больше никак не проявил своего смущения.

— Да, заинтересован. В некотором смысле. Миссис Гэлтон назначила меня исполнителем ее первого завещания. Но, уверяю вас, мои личные соображения никак не влияют на мои суждения. Я прекрасно знаю, что мною движет, поэтому и утверждаю это.

Счастливые люди те, кто все знает, подумал я. А вслух сказал:

— А кроме денег, что еще вас волнует?

— Меня волнует история этого молодого человека. Как он ее рассказывает, она фактически начинается с того момента, когда ему исполнилось шестнадцать лет. А что было до этого, узнать невозможно. Я пытался и столкнулся с каменной стеной.

— Боюсь, что не понимаю вас. Как Джон рассказывает, он был в приюте до шестнадцати лет, в Кристал-Спрингс, в Огайо.

— Я связался с одним знакомым в Кливленде, мы с ним учились в медицинской школе. Этот приют сгорел дотла три года назад.

— Но это не доказывает, что Джон лгун. Он сказал, что покинул приют пять с половиной лет назад.

— Вы правы. Это не доказывает, что Джон лгун. Но если он действительно лгун, то этот факт не дает нам возможности доказать это. Все документы полностью уничтожены. Те, кто там работал, разъехались по стране.

— Но директора-то можно найти. Как его звали, Мерривезер?

— Мерривезер погиб во время пожара от инфаркта. Все это приводит нас к предположению о возможности, что Джону рассказали эту историю уже после того, как все случилось. Или он сам узнал о случившемся и решил этим воспользоваться. Он сам или те, кто его поддерживает, стали искать возможность, чтобы снабдить его прошлым, не вызывающим никаких подозрений, прошлым, которое нельзя проверить. Такой возможностью стал приют в Кристал-Спрингс — большое учреждение, которого больше нет, архив которого не сохранился. Кто может подтвердить, что Джон Браун провел там хотя бы один день?

— Вы много думали обо всем этом.

— Вы правы. Я еще не все вам рассказал. Например, его произношение. Он говорит, что он американец, родившийся и воспитывавшийся в этой стране.

— Вы хотите сказать, что он иностранец?

— Хочу. Я всегда интересовался произношением людей разной национальности. И случилось так, что мне пришлось немного пожить в Центральной Канаде. Вы когда-нибудь слышали, как канадцы произносят слово «дорога»?

— Если и слышал, то не придавал этому никакого значения.

— Мы говорим «дарога», а канадцы говорят «дорога». И именно так произносит это слово Джон.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверен.

— Я имею в виду вашу теорию?

— Это не теория, это факт. Я беседовал об этом со специалистами.

— В последние две недели?

— В последние две недели, — подтвердил он. — Не хотел поднимать этого дела, но моя дочь Шейла... интересуется этим парнем. Если он преступник, как я подозреваю... — Хауэл замолчал, почти подавившись этим последним словом.

Мы оба посмотрели на бассейн. Шейла все еще сидела одна на краю бассейна, опустив ноги в воду. Пока я смотрел на нее, она дважды поворачивалась, чтобы увидеть вход в бассейн. Девушка с нетерпением ждала кого-то.

Официант принес еду, и в течение нескольких минут мы молча пережевывали пищу. Столовая постепенно стала наполняться людьми в спортивной одежде. Спортивные термины, которые они произносили, казалось, служили им паролем. Доктор Хауэл время от времени независимо оглядывался, как бы показывая спортсменам свое недовольство их вторжением.

— И что вы намерены делать, доктор?

— Намерен нанять вас. Как я понимаю, вы уже закончили работать на Гордона.

— Насколько мне известно, закончил. А вы с ним об этом говорили?

— Естественно, говорил. Он так же, как и я, считает, что расследование следует продолжать. К несчастью, Мария не хочет об этом и слышать, а он, как ее адвокат, не имеет права продолжать это расследование по своей воле.

— А вы обсуждали это с самой миссис Гэлтон?

— Пытался, — Хауэл скорчил гримасу. — Но она не хочет слушать ничего плохого о ее прекрасном внуке. Это ужасно, мягко говоря, но я понимаю, почему она ему верит. Смерть Энтони была для нее ударом. Она должна что-то иметь. И вот появляется сын Энтони, такой хороший, воспитанный мальчик. Возможно, на это и рассчитывали. Во всяком случае, она цепляется за этого парня, как будто от этого зависит вся ее жизнь.

— А как будет, если мы докажем, что он самозванец?

— Естественно, посадим его в тюрьму, где он и должен находиться.

— Я имею в виду, как это повлияет на здоровье миссис Гэлтон? Вы сами говорили мне, что любое сильное потрясение может привести ее к смерти.

— Это верно. Я так говорил. — Его лицо начало медленно краснеть пятнами. — Конечно, меня это беспокоит. Но в жизни есть более важные вещи, вещи этического характера. Мы не можем сидеть и смотреть, как преступники приводят в исполнение свои планы только потому, что их жертва больной человек. Чем дольше мы будем сидеть и молчать, тем хуже в конечном итоге будет для Марии.

— Возможно, вы и правы. Во всяком случае, ее здоровье — ваша забота. Я готов вести расследование. Когда я должен начать?

— Прямо сейчас.

— Вероятно, мне придется поехать в Мичиган. Это будет стоить денег.

— Понимаю. Сколько?

— Пятьсот.

Хауэл даже не моргнул. Он достал чековую книжку и самописку. Пока выписывал чек, сказал:

— Было бы неплохо, если бы вы сначала поговорили с парнем. То есть, если бы вы смогли это сделать, не вызывая у него подозрений.

— Думаю, смогу. Сегодня утром он прислал мне приглашение.

— Приглашение?

— Да, письменное приглашение посетить дом Гэлтонов.

— Он довольно свободно распоряжается собственностью миссис Гэлтон. А это приглашение у вас случайно не с собой?

Я протянул ему письмо. Он стал его изучать. Волнение его усилилось.

— О, Господи! Я был прав.

— О чем вы?

— Этот грязный лгунишка — канадец. Посмотрите. — Он положил письмо между нами на стол. — Посмотрите, — его указательный палец коснулся письма, — как он пишет. Он пишет, как англичанин. В Канаде такое написание все еще распространено. Он даже не американец. Он самозванец.

— Но, чтобы доказать это, одного правописания недостаточно.

— Я это понимаю. За работу!

— Если вы ничего не будете иметь против, я сначала закончу мой обед.

Хауэл меня не слышал. Он смотрел на бассейн, наполовину поднявшись со стула.

Темноволосый юноша в бежевой рубашке беседовал с Шейлой Хауэл. Он немного повернул голову, и я узнал его. Это был Джон Гэлтон. Он фамильярно похлопал ее по плечу, скрытому под махровым халатом. Шейла смотрела ему в лицо и широко улыбалась.

Хауэл вскочил, опрокинул стул, на котором сидел, и выскочил из столовой прежде, чем я успел остановить его. Я вышел вслед за ним и остановился у дверей в клуб. Он торжественно проследовал через поляну к бассейну.

Джон и Шейла шли, взявшись за руки, ему навстречу. Они были так заняты друг другом, что не увидели Хауэла, пока он с ними не столкнулся. Он встал между ними и стал трясти парня за руку. Его голос звучал в окружающей тишине очень громко:

— Уходите отсюда, вы не член клуба, слышите меня?

Джон освободил руку. Он встал перед доктором. Лицо его было бледным, он весь напрягся.

— Меня пригласила Шейла.

— А я отменяю это приглашение. — Его затылок напрягся и стал пунцовым.

Шейла взяла отца за руку.

— Папа, пожалуйста, не устраивай сцен. Это тебе не поможет.

Джон несколько приободрился и сказал:

— Моей бабушке это не понравится, доктор.

— Понравится, когда она все узнает. — Но угроза несколько успокоила доктора. Голос его стал тише.

— Пожалуйста, папа. Джон не сделал ничего плохого.

— Как ты не понимаешь, Шейла, я стараюсь тебя защитить.

— От чего?

— От коррупции.

— Это глупо, папа. Послушать тебя, так Джон просто преступник.

Парень вдруг откинул голову, как будто это слово ударило его по затылочному нерву.

— Не спорь с ним, Шейла. Я не должен был сюда приходить.

Он повернулся и пошел, опустив голову, к парковке. Шейла направилась в другую сторону. В махровом халате ее фигура казалась массивной и таинственной. Раньше я этого не замечал. Ее отец стоял и смотрел на нее, пока она не скрылась из виду где-то около бассейна. Она, казалось, тяжело и навсегда уходила из-под его контроля.

Я вернулся в столовую, где Хауэл и нашел меня. Он вошел бледный, с осунувшимся лицом, как будто только что потерял много крови. Дочь его теперь была в бассейне. Она плавала туда и обратно, медленно и мощно разгребая воду руками. За ее ногами тянулась белая пена.

Она все еще плавала, когда мы уходили. Хауэл отвез меня к зданию суда. Он нахмурился, поглядев на зарешеченные окна тюрьмы графства:

— Посадите его за решетку! Это все, что мне от вас нужно.

Загрузка...