Я приехал в Питт на машине, которую взял напрокат, в три часа, в самое темное время ночи. В красном доме на набережной горел свет. Миссис Фредерикс подошла к двери, одетая во все черное. Ее тяжелое лицо приняло упрямое выражение, когда она меня увидела.
— Зачем вы сюда приехали? Вам здесь нечего делать. Я не знала, что этих Лембергов разыскивает полиция.
— Полиция разыскивает не только их. Ваш сын был здесь?
— Тео? — В глазах ее было удивление. — Он не был здесь целую вечность.
За ее спиной послышался хриплый голос:
— Не верьте ей, мистер. — Из темноты показался ее муж. Он держался за стену и, казалось, был совершенно пьян. — Она вывернет для него все свое лживое сердце.
— Попридержи язык, старик.
Черная злость наполнила ее глаза, как фиолетовые чернила. Они выглядели точно так же, как несколько раньше глаза ее сына. Она пошла на Фредерикса, и он попятился назад. Лицо его было пористым и влажным, одежда пыльной.
— Вы его видели, мистер Фредерикс?
— Нет. На его счастье, меня не было дома. А то я показал бы ему. — Его орлиный профиль покачивался вверх и вниз, как бы разрубая воздух. — Но она виделась с ним.
— А где он сейчас, миссис Фредерикс?
За нее ответил муж:
— Она сказала, что они пошли в гостиницу. Он и его девушка.
Какое-то неясное чувство — не то вины, не то неприязни — заставило женщину сказать:
— Они не должны были ехать в гостиницу. Я предложила им остановиться у меня в доме. Но мой дом, наверное, недостаточно хорош для его крали.
— С девушкой все в порядке?
— По-моему, да. Я беспокоюсь за Тео. Зачем он сюда приехал? Прошло столько лет. Не могу его понять.
— Он всегда был чеканутым, — сказал Фредерикс. — Но сейчас он совершенно рехнулся. Вы только вглядитесь в него, когда увидите. И будьте осторожны. Он — настоящая змея, скрывающаяся в траве, хотя разговаривает очень гладко.
— А где находится гостиница?
— Недалеко. Называется «Питт-отель». Вы ее увидите. Только не вмешивайте нас в это дело, хорошо? Он постарается втянуть нас в свои неприятности, но я — уважаемый человек...
Его жена закричала:
— Заткнись! Ты хотел бы, чтобы мы больше не видели его! А я хочу с ним видеться!
Я оставил их ругаться дальше. Это было для них нормальным явлением. Вероятно, они ругались каждую ночь.
Гостиница располагалась в трехэтажном красном кирпичном здании на углу улицы. В одном из окон на втором этаже горел свет. Свет горел и в вестибюле. Я нажал на кнопку звонка, стоявшего на столе. Маленький человек средних лет вышел из двери темной комнаты, рядом с которой стоял стол. Он зевнул.
— Рано встаете, — сказал он мне.
— Поздно ложусь. Можно снять у вас номер?
— Конечно. У меня полно пустых номеров. Вам с ванной или без?
— С ванной.
— Это будет стоить три доллара. — Он открыл тяжелую книгу записей и подвинул ее мне. — Распишитесь.
Я расписался. Чуть выше прочитал: «Мистер и миссис Джон Гэлтон, Детройт, Мичиган».
— Вижу, у вас есть еще американцы?
— Да. Симпатичная молодая пара. Они приехали поздней прошлой ночью. Думаю, у них медовый месяц. Наверно, направляются на Ниагарский водопад. Я их поместил в номер для новобрачных.
— Угловая комната на втором этаже?
Он строго посмотрел на меня:
— Вы не собираетесь их беспокоить, мистер?
— Нет, я хотел бы поприветствовать их утром.
— Лучше, чтобы это не было слишком рано... — Он снял с крючка ключ от моего номера и бросил его на стол. — Я даю вам номер 210 в другом конце коридора. Могу провести вас, если хотите.
— Спасибо. Сам найду.
Я поднялся по лестнице, находившейся в конце вестибюля. Ноги мои отяжелели. В номере я вынул из сумки автоматический пистолет 32-го калибра и вложил в него обойму. Ковер в слабо освещенном коридоре был довольно старый, недостаточно плотный для того, чтобы заглушить мои шаги. В угловой комнате все еще горел свет. Но там кто-то спал. Слышалось тяжелое дыхание спящего, глубокие вздохи прекращались, потом возобновлялись снова. Я попробовал дверь. Она оказалась закрытой. Из глубины комнаты донесся ясный голос Шейлы Хауэл:
— Кто там?
Я промолчал. Она сказала:
— Джон, проснись.
— Что такое?
По голосу можно было судить, что он находится ближе к двери.
— Кто-то пытается войти в номер.
Послышался скрип пружин, потом раздались его шаги. Медная ручка двери стала поворачиваться.
Он резко открыл дверь, вышел из номера. Его правая рука была сжата в кулак. Он увидел меня, хотел ударить, но, заметив револьвер, замер. Парень был по пояс голый. Мышцы на его теле напряглись.
— Потише. Руки вверх.
— Что за глупости. Опустите револьвер.
— Командую здесь я. Поднимите руки, повернитесь ко мне спиной и войдите в номер.
Он неохотно подчинился, как камень, который немного подтолкнули. Когда он повернулся ко мне спиной, я увидел, что вся спина у него в белых шрамах.
Шейла стояла у кровати. На ней была мужская рубашка, большая по размеру. Эта рубашка и помада, размазанная на губах, делали ее не похожей на себя.
— Когда вы успели пожениться?
— Мы не поженились. Пока еще нет. — Краска залила шею и щеки. — Вы неправильно все понимаете. Джон находится в моей комнате, потому что я его попросила. Я боюсь одна. И он спал отдельно.
Тео махнул рукой.
— Ничего ему не говори. Он на стороне твоего отца. Все, что мы ему скажем, он исказит и обернет против нас.
— Я ничего не искажаю, Тео.
Он так внезапно набросился на меня, что я чуть не застрелил его.
— Не называйте меня этим именем!
— Но ведь вас так зовут, не правда ли?
— Я Джон Гэлтон.
— Прекратите. Ваш соучастник, Сейбл, во всем признался мне вчера вечером.
— Сейбл не мой соучастник и никогда им не был.
— Сейбл утверждает совсем другое. Он прекрасно все излагает. Не думайте, что он прикроет вас. Он будет выступать свидетелем по обвинению вас в соучастии в убийстве, которое он совершил.
— Вы что, хотите мне сказать, что Каллигана убил Сейбл?
— Для вас это вряд ли новость, не так ли? Вы прекрасно это знали, пока мы тратили недели, чтобы найти убийцу.
Шейла встала между нами.
— Пожалуйста. Вы ничего не понимаете. Джон подозревал мистера Сейбла, это верно. Но он не мог пойти в полицию. Его самого подозревали. Уберите этот ужасный револьвер, мистер Арчер. Дайте Джону возможность все вам объяснить.
Ее слепая вера разозлила меня.
— Его зовут не Джон. Это Тео Фредерикс, местный парень, который удрал из Питта после того, как пырнул ножом своего отца.
— Фредерикс не его отец.
— Его мать сказала мне об этом.
— Она лжет, — сказал парень.
— Все лгут. Только вы говорите правду. Сейбл говорит, что вы самозванец. А уж он-то должен знать.
— Я не сказал ему правду. Когда Сейбл впервые обратился ко мне, я сам не знал, кто я на самом деле. Я согласился с ним сотрудничать частично потому, что хотел и надеялся узнать, кто же я есть.
— А я думал, что вы польстились на деньги.
— Есть нечто большее, чем деньги, когда речь идет о наследстве. Больше всего я хотел знать, кто же я есть на самом деле.
— И теперь вы знаете?
— Теперь знаю. Я Джон Гэлтон, сын Энтони Гэлтона.
— И когда же вас осенило?
— Вы не хотите получить серьезного ответа на этот вопрос, но я все же отвечу вам. Это приходило ко мне постепенно. Впервые задумался об этом, когда Гейбл Линдси увидел во мне то, чего я раньше не замечал. А потом доктор Динин признал, что я сын моего отца. А когда моя бабушка приняла меня тоже, я подумал, что я, должно быть, действительно ее внук. Я не знал, что это так, до самых последних дней.
— А что произошло в эти последние дни?
— Шейла поверила мне. Я рассказал ей всю свою жизнь, все, что было, и она мне поверила.
Он почти смущенно посмотрел на нее. Она взяла его за руку, и мне начало казаться, что я здесь лишний. Возможно, он это почувствовал, почувствовал, что моральный перевес переходит на его сторону, потому что начал рассказывать о себе более убежденным, спокойным тоном:
— На самом деле все началось значительно раньше. Я стал подозревать правду или часть правды, когда был совсем маленьким мальчиком. Нелсон Фредерикс никогда не относился ко мне как к своему сыну. Он избивал меня ремнем с пряжкой. Никогда не сказал ни одного ласкового слова. И я понимал, что он не может быть моим отцом.
— Многие мальчишки думают так о своих отцах.
Шейла пододвинулась поближе к нему, как бы защищая его, и прижала его руку к своей груди.
— Пожалуйста, позвольте ему рассказать все о себе. Я знаю, это кажется невероятным, но такова жизнь. Джон рассказывает вам чистую правду, все, что он знает и как это понимает.
— Предположим, это так. Но что он знает? Некоторые очень честные люди иногда предаются фантазиям относительно того, кто они есть и что с ними будет дальше.
Я ожидал, что он опять взорвется. Но он удивил меня, сказав:
— Я знаю. Вот этого я и боялся. Я действительно предавался мечтам, когда был ребенком. Представлял себя принцем, ставшим нищим, и все такое прочее. А моя мать поощряла меня в этом. Она одевала меня в бархатные костюмчики и говорила, что я не такой, как другие дети, окружавшие меня.
А еще раньше, задолго до этого, она рассказывала мне одну историю. Она была тогда очень молоденькой. Помню ее лицо, очень худенькое. И волосы у нее не были седыми. Я был совсем малышом и думал, что это сказка. А теперь понимаю, что это не была сказка. Она рассказывала мне обо мне, хотела, чтобы я все знал о себе, но боялась сразу все раскрыть.
Она говорила, что я сын короля. Что она раньше жила во дворце, залитом солнцем. Но король умер, и проходимец украл нас и утащил в пещеры изо льда, где жизнь была ужасной. Она даже напевала мне об этом, когда укладывала спать. И потом показывала мне кольцо, золотое кольцо с маленьким красным камушком, которое король оставил ей на память.
Он вопросительно посмотрел на меня. Мы впервые посмотрели друг другу открыто в глаза, и, полагаю, тогда мы оба заглянули в правду.
— Это был рубин? — спросил я.
— Вероятно, да. Вчера я разговаривал с женщиной по фамилии Матесон. Она живет в Редвуд-Сити. Ведь вы ее знаете и слышали ее историю? Она пролила свет на некоторые вещи, которые меня удивляли, и подтвердила то, о чем очень давно рассказывал мне Каллиган. Он говорил, что мой отчим — это бывший заключенный, которого по-настоящему зовут Фред Нелсон. Он взял мою мать из дома, который назывался отель «Красная лошадь», и сделал ее своей любовницей. Когда Нелсона посадили в тюрьму, моя мать вышла замуж за моего отца. Но Нелсон бежал, нашел их и убил моего отца. — Последние слова он произнес так тихо, что их почти не было слышно.
— А когда Каллиган рассказал вам все это?
— В тот день, когда мы убежали с ним. Он поругался с Фредериксом из-за платы за квартиру и стол. Я слышал их ругань, потому что находился на лестнице, которая вела в подвал. Они всегда ругались и даже дрались. Фредерикс был старше Каллигана, но он здорово избил его, сильнее, чем обычно. Каллиган потерял сознание и лежал на полу в кухне. Я побрызгал его лицо водой, и он пришел в себя. Вот тогда он и рассказал мне, что Фредерикс убил моего отца. Я взял из ящика кухонный нож и спрятался наверху в моей комнате. Когда же Фредерикс попытался запереть меня, я ударил его ножом в живот и решил, что убил. Но когда увидел газету, где было написано, что он жив, я был уже по ту сторону границы. Я проехал через Детройтский туннель среди барахла в крытом грузовике. Полиция меня не увидела, но Каллигана они поймали. Я не видел его до прошлой зимы. Во время нашей встречи зимой он сказал мне, что все тогда наврал, что Фредерикс не имеет никакого отношения к смерти моего отца и что он сказал это потому, что был зол на него.
Теперь вы понимаете, почему я согласился на предложение Каллигана. Я не знал, какая из его историй правда, или правда — это нечто совсем другое. Я даже подозревал, что Каллиган сам убил моего отца. Откуда же он мог знать, что отца убили?
— Он участвовал в убийстве, — сказал я. — Поэтому он и изменил свою историю, когда решил использовать вас. Поэтому он не мог рассказать другим, даже Сейблу, что знает, кто вы есть на самом деле.
— А как он участвовал в убийстве?
Как действительно? Его жизнь протянулась через все это дело грязной красной нитью. Он подставил Энтони Гэлтона под топор, а его убийцу под нож. Он помог полусумасшедшей женщине проиграть деньги, а затем внушил ее мужу полусумасшедшую мечту о возможности получить огромные деньги. И пришел день, когда все эти полумечты-полуреальности превратились в реальность, и Гордон Сейбл убил его, чтобы ложь не смогла раскрыться.
— Я не понимаю, какое отношение имеет Каллиган к смерти моего отца, — повторил Джон.
— Вероятно, он рассказал Фредериксу, то есть Нелсону, о вашем отце, о том, где и с кем он живет. А вы спрашивали у своей матери о том, как произошло убийство? Возможно, она все видела, была свидетельницей.
— Она была больше, чем свидетельница. — Он чуть не задохнулся.
Шейла забеспокоилась и повернулась к нему:
— Джон? — сказала она. — Джонни?
Он не ответил ей. Глаза его потемнели. Он задумался.
— Даже прошлой ночью она врала мне, пытаясь убедить, что я сын Фредерикса, что у меня никогда не было другого отца. Она лишила меня половины моей жизни. И ей этого мало.
— А вы не видели Фредерикса?
— Он куда-то ушел. Она не сказала мне куда. Но я найду его!
— Он здесь рядом. Час назад он был дома.
— Черт возьми! Почему же вы не сказали мне?
— Я сказал вам сейчас, но боюсь, что зря.
Джон понял меня. Он молчал, пока мы не подъехали к дому его матери. Тогда он повернулся к Шейле и сказал:
— Не беспокойся обо мне. Уже было достаточно смертей и насилия. Я не хочу этого.
На набережной темные крыши домов резко выделялись на посветлевшем небе... Джон вылез из машины. Лицо его было напряженным и бледным, как у привидения. Шейла держала его за руку, сдерживая его резкие движения.
Я постучал в дверь. Через минуту, которая показалась нам очень длинной, дверь открыла сама миссис Фредерикс.
— Да? Что вам еще нужно?
Джон отстранил меня и спросил:
— Где он?
— Он ушел.
— Ты врешь. Ты всю жизнь врала мне. — Голос его сломался, и он продолжал уже другим тоном, на более высоких нотах: — Ты знала, что он убил моего отца и, может быть, помогала ему в этом. Я знаю, что ты помогла ему, чтобы все было шито-крыто. Ты покинула вместе с ним страну и поменяла фамилию.
— Я не отрицаю этого, — ответила она спокойным тоном.
Все тело его сжалось, казалось, его сейчас вытошнит. Он грязно обозвал ее. Несмотря на свои обещания, он чуть не ударил ее. Я крепко взял его за плечо:
— Не слишком вини свою мать. Даже закон учитывает тот факт, что женщина может испугаться угроз со стороны мужчины.
— Но здесь совсем другое. Она все еще защищает его.
— Защищаю? — спросила женщина. — От чего?
— От наказания за убийство.
Она серьезно покачала головой:
— Слишком поздно, сын. Фредерикс получил свое наказание. Он сказал, что пусть лучше его зарежут, чем он вернется в тюрьму. Фредерикс повесился, и я не уговаривала его не делать этого.
Я нашел его в задней комнате на втором этаже. Он лежал на старой кровати с медным изголовьем в полусидячем положении. Толстый электрический шнур был привязан к изголовью кровати и обернут несколько раз вокруг шеи. Свободный конец шнура он держал в руке. Не было никаких сомнений, что он сделал это сам.
— Уведите отсюда Шейлу, — сказал я Джону.
Она стояла с ним рядом.
— Со мной все в порядке. Я не боюсь.
Миссис Фредерикс появилась в дверях, толстая и задыхающаяся женщина. Она снизу вверх посмотрела на сына:
— Это конец. Я сказала ему, что должна выбирать между ним и тобой и что выбираю тебя. Я не могла продолжать лгать ради него и позволить, чтобы арестовали тебя.
Он посмотрел на нее, все еще обвиняя:
— Почему же ты так долго лгала? И продолжала жить с ним после того, как он убил моего отца?
— Ты не имеешь права судить меня за это. Я вышла за него замуж, чтобы спасти тебя. Я видела, как он отрубил голову твоему отцу, как привязал к ней камень и бросил в море. И он сказал: если я когда-либо проговорюсь, он убьет тебя. Ты был совсем малое дитя, но это не остановило бы его. Он стоял с топором у твоей люльки и заставил меня поклясться, что я выйду за него замуж и буду молчать. И я это сделала.
— Но ты не должна была всю свою жизнь жить с ним.
— Я так решила. Шестнадцать лет стояла между ним и тобой. Потом ты убежал и оставил меня с ним одну. У меня никого не было, кроме него. Ты можешь понять, сын, что это такое, когда ты совсем одна?
Он хотел что-то ответить, но не смог, прошлое не позволило ему этого сделать.
— Я всю жизнь мечтала иметь мужа, семью и свой дом.
Шейла импульсивно нагнулась к ней:
— У вас есть мы.
— О нет. Я не нужна вам. Будем честными. Чем меньше вы будете меня видеть, тем будет лучше для вас. Слишком много утекло воды с тех пор. И я не виню своего сына за то, что он меня ненавидит.
— Я не ненавижу тебя, — ответил Джон. — Я жалею тебя, мама. И жалею, что наговорил тебе все это.
— Ты меня жалеешь? — спросила она хрипло. — А кто еще?
Он обнял ее неловко, стараясь подбодрить. Но она не нуждалась ни в поддержке, ни в участии. Возможно, она даже уже и не горевала о своей жизни. Во всяком случае, чувства ее были скрыты под толстыми складками жира на лице. Плотный шелк черного платья облегал грудь, как латы.
— Не беспокойся обо мне. Позаботься о своей девушке.
Где-то на улице вдруг запела птичка, но тут же замолчала. Я подошел к окну. Река казалась белой, деревья и дома на берегу опять начали приобретать свой цвет и форму. В одном из домов зажегся свет. И как бы по его сигналу птичка снова запела.
Шейла сказала:
— Вы слышите?
Джон повернул голову и стал слушать.
И даже мертвец на кровати, казалось, слушает эту песню.