Дело коптящей лампы

Глава 15

Милдред Дюриэа принесла мужу шлепанцы, трубку и спортивную вечернюю газету.

— Тяжелый был день? — спросила она.

Дюриэа удобно устроился в кресле, сбросил с себя туфли и надел шлепанцы, расстегнул пуговицы на пиджаке и со вздохом облегчения вытянул ноги.

— Если говорить о таких днях, как у меня выдался сегодня, — объявил он, — то что же тогда вообще такое “тяжелая работа”?

— Ну что же делать, — утешила Милдред, протягивая ему трубку и кисет, — ты же сам мечтал когда-то об этом.

— Да я разве спорю.

— Скажи-ка, — нетерпеливо спросила Милдред, — а деда ты там случайно не видел? Что он там делал?

— Твой дедуля, — был вынужден признаться Дюриэа, — вел себя прекрасно. Он замечательно держал себя в руках и ограничивал свою активность тем, что заглядывал во все окна и мучил вопросами свидетелей. В том, чтобы выкачать из человека как можно больше сведений, ему равных нет. Он ведь такой обаятельный. Подходит к человеку, улыбается как лучшему другу, завязывает разговор, и тот через минуту готов душу перед ним наизнанку вывернуть. Могу побиться об заклад на что угодно, что уже сейчас он знает об этом убийстве намного больше меня… Кстати, сколько ему лет?

— Боже мой! — воскликнула Милдред. — Я об этом не думала никогда. Но, по-моему, он не такой уж старый. Он просто достаточно умный человек, с большим жизненным опытом. Знаешь, что он мне напоминает? Старое-престарое седло из хорошей кожи, которое служит вечно.

— Знаешь, почему я спросил? — Дюриэа тщательно уминал табак в трубке. — Он часто утомляет меня, но никогда не раздражает. Знаешь, как это выглядит? Снует твой дед туда-сюда, задает вопросы то тому, то другому, и все охотно ему отвечают, что самое поразительное. Мне кажется, все дело в том, что он так переполнен энергией, так жизнелюбив, а это очень привлекает людей.

— Может быть, поэтому он и кажется моложе, чем он есть на самом деле, — откликнулась Милдред.

Она принесла стул и села, облокотившись на спинку его кресла и уткнув подбородок в переплетенные пальцы.

— Грэмпс всегда жил по своим собственным законам. Бог его знает, как он может поступить иногда. Я всегда боюсь, что он вляпается во что-то такое, что может принести неприятности и тебе. Правда, есть и кое-что утешительное. Он, наверное, скоро уедет, ведь обычно он не задерживается подолгу на одном месте.

— Почему, — спросил Дюриэа. — Он разве что-нибудь говорил об отъезде?

— Да нет. Но он ведь никогда не проводит больше нескольких дней на одном месте. Такой непоседа, и невозможно удержать его. Ему нравится ездить по стране в этом своем трейлере, заводить знакомства с разными людьми, но, обрати внимание, только с определенным типом людей. Он терпеть не может людей косных, высокоморальных и высокопринципиальных и, наоборот, обожает общаться с разными сомнительными личностями: бутлеггерами, бродягами, профессиональными боксерами, странствующими торговцами и тому подобными. В общем, ты понимаешь, что я имею в виду.

И ведь ему запросто может прийти в голову привезти кого-нибудь из них к нам, сюда, и это может быть кто угодно: взломщик сейфов, бутлеггер или старый шахтер-пьяница, который однажды в приступе белой горячки захочет поджечь город. Можешь представить себе последствия приезда такой компании, будет скандал, и это при твоем положении!..

— Перестань, — прервал ее Дюриэа. — Грэмпс, конечно, помешан на всем загадочном, но он никогда не сделает ничего такого, что могло бы скомпрометировать меня.

— Да, он по-настоящему уважает тебя, — вынуждена была признать Милдред, — но ведь он иногда просто непредсказуем. Бывают дни, когда с ним просто невозможно иметь дело. И ручным он никогда уже не будет, об этом можно и не мечтать. Он всегда был в семье паршивой овцой. Я знаю, что отец так никогда и не смог понять его, как ни старался.

— А Грэмпс-то сам понимал твоего отца? — поинтересовался Дюриэа.

Она рассмеялась.

— Грэмпс всегда говорил, что он пошел в мать. Ты же знаешь, бабушка с ним развелась в конце концов. Грэмпса это совершенно устраивало. С тех пор с оседлой жизнью для него было покончено.

Дюриэа с наслаждением выпустил первое кольцо дыма и нежно погладил руку жены.

— Грэмпс сегодня обедает с нами? — спросил он.

— По всей вероятности, нет. Он терпеть не может всякую “цивилизованную” еду и никогда не переодевается к обеду… Раз ты уж вернулся к разговору о нем, он, может быть, катит куда-нибудь в направлении Аляски или… — Она замолчала и прислушалась, а затем произнесла со вздохом: — Нет, я опять ошиблась.

Тарахтение мотора и неожиданные выхлопы подтвердили, что домик на колесах вместе со своим хозяином снова прибыл под гостеприимный кров Дюриэа.

На заднем крыльце раздались быстрые шаги. Хлопнула рывком открытая дверь, кто-то прошлепал через кухню и затем через столовую.

— Приготовься к худшему, — шепотом предупредила мужа Милдред. — Судя по походке, он одержим какой-то новой идеей. Во всяком случае, его явно гложет какая-то мысль.

— Хэлло, хэлло! — раздался жизнерадостный голос Грэмпса. — А где Френк?

Дюриэа с улыбкой взглянул на жену.

— Я здесь, — отозвался он.

Грэмпс ворвался в комнату как ураган:

— Что вы тут делаете?

— Отдыхаем, — ответила Милдред.

— Размышляете об убийстве? — спросил Грэмпс. — Я тут подумал…

Милдред резко встала.

— А теперь послушай меня, Грэмпс Виггинс. Оставь Френка в покое. Он приехал домой, чтобы отдохнуть немного и не думать ни о каком убийстве.

— Не думать об убийстве? — содрогнулся Грэмпс. — Это же одно из самых замечательных, тонко задуманных убийств, с которым человеку приходится сталкиваться за всю свою жизнь — и вы хотите выкинуть его из головы?!

— Пусть его говорит, — Дюриэа с улыбкой кивнул жене, выпустив голубоватое облачко ароматного дыма.

Вдруг, быстрыми, мелкими шажками подбежав к креслу, Грэмпс сунул руку в оттопыренный карман и выхватил оттуда револьвер.

Дюриэа внезапно потерял все свое хладнокровие и, схватив Милдред за руку, резко оттолкнул ее в сторону.

— Эй! — воскликнул он. — Поосторожнее с оружием! Но Грэмпс Виггинс, похоже, и не слышал его. Он изо всех сил пытался всунуть рукоятку револьвера в руку онемевшего от изумления окружного прокурора.

— Ну давай же, сынок, — приговаривал он. — Представь, что ты собираешься совершить убийство. Направь револьвер мне в голову и нажми на спуск. Он не заряжен.

Дюриэа выдвинул барабан и убедился, что он пуст.

— Ну, Грэмпс, — запротестовала Милдред, — оставь его в покое. Пусть он отдохнет, у него сегодня был тяжелый день.

— Отдых! — возопил Грэмпс. — Но вы же не можете заставить отдыхать свои мозги, разве что только займете их чем-нибудь другим. Да в любом случае, кто может думать об отдыхе, когда есть возможность расследовать убийство?! Ну же, сынок, давай, целься в меня и спускай курок!

Дюриэа весело подмигнул жене.

— Может быть, это действительно единственный способ в конце концов избавиться от него, — сказал он, смеясь, и поднял руку с револьвером.

— Нет, нет, не сюда, — остановил его Грэмпс. — Целься мне в голову. Ты должен постараться вышибить мне мозги.

— В конце концов, что вы затеяли, — спросил Дюриэа. — Хотите попробовать, хорошо ли быть трупом?

— Я хочу, чтобы ты почувствовал, каково быть убийцей, — терпеливо объяснил Грэмпс.

— Не думаю, что мне это так уж необходимо. Чего вы хотите этим добиться, Грэмпс?

— Это тебе так кажется. Сделай, как я говорю, Френк Дюриэа. Наведи револьвер мне в голову и спусти курок. Давай делай, что тебе говорят.

— Доставь ему это удовольствие, Френк, — сдалась Милдред. — В конце концов, он Виггинс, а никто из Виггинсов еще не умирал в своей постели.

— Мне нужно произнести напутственную речь или достаточно просто нажать на спуск? — любезно осведомился Дюриэа.

— Ты должен сыграть как можно лучше роль убийцы, — отмахнулся от него Грэмпс. — Сделай вид, что ты вне себя от ярости.

— Прелестная сцена, — кисло сказала Милдред.

— Давай, Френк, начинай представление.

Дюриэа спустил ноги со стула, с кряхтением вылез из удобного кресла, держа револьвер в руке, и с недовольным видом обернулся к Грэмпсу.

— Мне нужно держать револьвер в руках или положить его в карман, а потом выхватить его оттуда?

— Сначала положи его в карман, а вытащишь его, когда почувствуешь, что ты вне себя от ярости, — объяснил Грэмпс. — Попробуй-ка довести себя до бешенства. Нападай на меня. Из-за чего бы нам с тобой не сойтись во мнениях — может быть, из-за политики?

Дюриэа потерял терпение:

— Ну хорошо, но помните, что вы сами на это напросились. — Он с негодованием ткнул пальцем в направлении Грэмпса. — Мне уже осточертела ваша манера постоянно вмешиваться в мою жизнь и не давать мне ни минуты покоя, даже когда я отдыхаю. Только оттого, что у вас что-то не в порядке с головой, вы думаете, что и все остальные, так же как и вы, помешаны на различных загадочных убийствах. Вы, наверное, считаете, что работать окружным прокурором — это все равно что читать детективный журнал… А я, между прочим, настолько устал и от убийств, и от преступников, что, придя домой, мечтаю только об одном: ничего об этом не слышать. А вы… вы, видно, никогда ни от чего не устаете. Вам даже слово такое незнакомо. Да, конечно, вы неплохо готовите и неплохо смешиваете коктейли, но кроме того, вы разъезжаете на допотопном автомобиле, чей вид оскорбляет каждого, кто его видит; вы будите меня черт знает во сколько именно тогда, когда мне снится, может быть, самый приятный сон; вы накачиваете ликерами не только меня, но и мою жену, заставляете нас напиваться. Вы… вы проклятый старый пройдоха! Да вас и пристрелить мало!

— Молодец, парень! — похвалил его Грэмпс. — Боже мой! Ты сыграл это так, как будто действительно так думаешь. Ну просто настоящий артист. Не клади револьвер. Давай еще раз.

— Господи, стоило вам только приехать в наш город — и на нас посыпались несчастья. — Дюриэа уже почти привычно вошел в роль. — Кстати, когда вы приезжали в прошлый раз (помните?), тоже произошло убийство. И стоило вам только появиться в этот раз — бац! — и тут же еще одно… Да и вообще, насколько я знаю, это может быть самоубийство. Но вы…

— Самоубийство, как же! — воскликнул Грэмпс. — Вот этого-то я и добивался. Продолжай. Ты уже достаточно разъярился. Начинай стрелять. Давай целься в лоб.

— Очень хорошо, — заявил, разозлившись, Дюриэа. — Вы, в конце концов, сами на это напрашиваетесь. Наконец-то я с вами разделаюсь, и надеюсь, что навсегда.

Дюриэа сунул руку в карман, выхватил оттуда револьвер и сказал, направив его в лоб Грэмпсу Виггинсу:

— Теперь вам конец! — И нажал на спуск. Грэмпс усмехнулся:

— Ну вот и молодец, сынок. Теперь похоже. Вылитый убийца! Мне даже иногда казалось, что ты действительно убьешь меня, настолько убедительно ты сыграл… Все было чудесно, да только ты промахнулся. Попробуй-ка снова.

— Какого черта! Я не мог промахнуться, — заявил Дюриэа. — Ну хорошо, вот тебе, получай! — И он опять спустил курок.

Грэмпс Виггинс сделал нетвердый шаг вперед и покачнулся. Колени его подогнулись. Он упал на пол, дернулся, перекатился на спину и затих.

— Грэмпс! — заволновалась Милдред. — Господи! Френк! Может, у него плохо с сердцем?! Или от волнения…

— Замолчите! — своим жизнерадостным голосом сказал Грэмпс. — Я просто играю свою роль. Не мешайте мне.

— Он играет роль трупа, — шепотом подсказал жене прокурор.

— Вы угадали, я и есть труп, — объявил Грэмпс. — А ты убийца. Ну и как ты себя чувствуешь при этом?

— Небось пыжишься от гордости, — предположила Милдред. — Ну а теперь можно поставить трейлер на стоянку… Или мы обречены смотреть этот спектакль вплоть до конца расследования.

— Погоди! — отмахнулся Грэмпс. — Твоего мужа, по всей вероятности, обвинят в убийстве первой степени. А тебе предстоит остаться вдовой… Лучше будет, сынок, если ты постараешься, чтобы это выглядело как самоубийство. Положи револьвер мне в руку, а мое тело положи так, чтобы было видно, что я сам пустил себе пулю в лоб. Давай же! Живее же!

Грэмпс улегся на спину, слегка раскинул руки и закрыл глаза, но, и изображая из себя труп, он трещал без умолку, давая указания Дюриэа своим птичьим голосом.

— Нет, нет, ты недостаточно быстро действуешь, — сказал Грэмпс, увидев, что Френк колеблется. — Ты ведь испугался, спешишь, нервничаешь. Ну-ка, Милдред, изобрази-ка быстренько полицейскую машину, которая остановилась у входа. Напугай его.

Милдред с трудом изобразил полицейскую сирену.

— Давай-ка, — Грэмпс снова повернулся к Дюриэа, — пугайся же… А ты, Милдред, представь, что ты полицейский, и поднимись тяжелыми шагами на крыльцо.

Милдред тяжело затопала по полу. Улыбаясь, Дюриэа нагнулся над Грэмпсом, разогнул скрюченные пальцы старика, вложил в ладонь рукоятку револьвера и сказал:

— Все в порядке.

Милдред, изображая голос шерифа, рявкнула как можно оглушительнее, обращаясь к мужу:

— Эй, ты! Что ты здесь делаешь?

Робким, дрожащим голосом Дюриэа начал оправдываться:

— Честно, сержант, я не делал этого. Я к этому не имею ни малейшего отношения. Я вошел сюда только пару минут назад и нашел этого человека лежавшим на полу как раз в этой позе, как вы его видите сейчас. Бедняга! Должно быть, туго ему пришлось, вот и наложил на себя руки.

— Это вы так говорите, — сказала Милдред, рассматривая лежавшее почти у нее под ногами тело Грэмпса. — А вдруг вы сами его пристрелили, а потом просто вложили револьвер ему в руку?

— Нет, нет, — возразил Дюриэа с жаром. — Он покончил с собой, разве не видите, сержант? Он просто внезапно осознал бессмысленность и порочность своей жизни, подумал, сколько людей из-за него потеряли сон, и решил уйти из жизни.

— Угости-ка меня сигаретой, — попросила Милдред. Дюриэа протянул ей портсигар.

— Какая печальная история, — Милдред уже не могла выйти из своей роли. — Но вот что странно: как только на моем пути попадается труп, я тут же слышу ту же самую песню. Почему бы вам, ребятки, не придумать что-нибудь новенькое?

— Да правда это, сержант, чистая правда, вот не сойти мне с этого места.

— Да-да, конечно, — саркастически поддакнула Милдред. — Честно говоря, не нравится мне твоя физиономия. Ты, наверное, и родной жене можешь глотку перерезать. Клянусь…

Внезапно Грэмпс резко встал.

— Хреновый из тебя полицейский, — сказал он Милдред.

— Замолчи, — оскорбилась она. — Я как раз собиралась вывести его на чистую воду.

— Вас одурачили, — заявил Грэмпс. — Вас обоих одурачили. Разве вы не видите, что он сделал?

— Конечно, он ведь убил тебя, — ответила Милдред.

— Да, правильно, — согласился Грэмпс, — и затем наклонился надо мной, чтобы вложить револьвер мне в руку и сделать так, чтобы это выглядело как самоубийство. А он что сделал? Вы что, не поняли? Вы разве не поняли, что это полная бессмыслица?

— Вы о чем? — удивился Дюриэа.

— Да ведь ты вложил мне револьвер в левую руку. — И Грэмпс радостно улыбнулся.

Дюриэа неуверенно оглянулся:

— Да нет, не может быть. Я…

— Да, именно это ты сделал, — сказал Грэмпс, — и так же ты бы поступил и в другой раз. Ведь человек перед тобой лежал на спине, и ты видел его, как свое отражение в зеркале. А мы все привыкли видеть себя в зеркале и когда бреемся, и когда причесываемся, и когда поправляем галстук, и человек, которого мы видим в зеркале, всегда левша… Я имею в виду, что когда мы видим в зеркале, как поднимаем руку, это совсем не та рука… Вот так все и произошло. Ты нервничал и торопился, и когда вкладывал револьвер в руку человека, лежавшего на полу навзничь, то смотрел на него сверху вниз, и поэтому в девяти случаях из десяти ты вложил бы оружие в его левую руку.

Дюриэа задумался.

— Это интересная мысль, — наконец признал он.

— Интересная! — воскликнул Грэмпс. — Черт меня побери, если это не гениальная мысль! Это же совершенно определенно доказывает, что тот парень был убит. У него же револьвер был в левой руке. Его туда вложил убийца.

— Ну, в любом случае мы бы тоже в конце концов поняли это, — заявил Дюриэа.

— Хорошо, если так, — ответил Грэмпс. — А я боялся, что вы вцепитесь в эту версию о самоубийстве… Но я до сих пор еще не уверен, что вы поняли, в чем тут дело.

— Ну хорошо, расскажите же мне, в чем тут дело, — попросил Дюриэа. — А потом я хочу отдохнуть и спокойно покурить.

— А все дело в том, — пояснил Грэмпс, — что человек поступит так необдуманно только в том случае, если он безумно напуган и нервничает… Я сделал все для того, чтобы ты начал спешить. Ты-то, конечно, не был испуган, но, играя эту сцену с Милдред в роли полицейского, ты невольно заторопился и вследствие этого совершил ту же ошибку, что и убийца.

— Ну хорошо, — задумчиво сказал Дюриэа, бросив взгляд на жену. — Пусть в данном случае я двигался и быстрее, чем обычно. Так что с того?

— Неужели ты не понял? — изумился Грэмпс. — Если ты бы не так торопился, то непременно заметил бы ошибку и переложил бы револьвер в правую руку. Мы сейчас, конечно, просто сыграли, как в театре, эту сцену, но нам удалось заставить тебя спешить.

— Пожалуйста, продолжай, дедушка, — воскликнула Милдред. — Расскажи все сейчас, а то потом мне придется уйти, чтобы приготовить коктейли и подать ужин.

Грэмпс не заставил себя просить.

— Человек, убивший Прессмана, страшно спешил. Вероятно, произошло что-то, напугавшее его. И к этому моменту он еще не успел сделать все, что хотел. А ведь убийство было действительно подготовлено. И вдруг, когда он уже почти закончил создавать ту мизансцену самоубийства, которую готовил для нас, произошло нечто неожиданное и неприятное для него.

Дюриэа поудобнее уселся в кресле и, потянувшись за трубкой, сказал:

— Могу побиться об заклад, что вы раскопали что-то еще, Грэмпс.

— Черт возьми, ты угадал, — воскликнул Грэмпс. — Я действительно обнаружил кое-что еще.

— И что же?

— Я могу почти точно указать время, когда было совершено убийство.

— Это очень интересно, — сказал Дюриэа и добавил: — конечно, если вы действительно это можете сделать.

— В комнате, где было совершенно убийство, я обнаружил своего рода часы, — объявил Грэмпс.

— Что вы имеете в виду?

— Горевшую в комнате масляную лампу!

— А она-то какое отношение имеет ко всему этому? Грэмпс раздулся от гордости.

— Я там рассмотрел кое-что, пока заглядывал в окошко. Не знаю, сынок, заметил ли ты меня, но лично я постарался заметить как можно больше. Пока ты был в доме, я походил вокруг него и заглянул во все окна… Ну а теперь, сынок, я тебе кое-что расскажу. Человек, который поселился в этом домике, хотел, чтобы его принимали за старого отшельника, на тот случай, если кто-то придет к нему, но на самом деле он был точен и аккуратен, как хорошо отлаженный механизм.

— Ну, чтобы понять это, не нужно быть Шерлоком Холмсом, Грэмпс. Если вы хотите…

— Погоди, — перебил его Грэмпс, — дай мне закончить. Я сказал уже, что он был точен как часы. Больше того, он никогда не изменял своей привычке к аккуратности… И вот что я хотел тебе сказать: человек такого типа не стал бы заправлять маслом и зажигать только одну лампу, коль скоро в доме их было две. Одна масляная лампа была на кухне, а другая — в комнате, где лежало тело. Та лампа, которая стояла в кухне, была полностью заправлена, и ламповое стекло тщательно протерто, так что она светила достаточно хорошо…

— Мне не совсем понятно… — перебил его Дюриэа.

— Естественно, тебе непонятно, — ответил Грэмпс, — ты для этого слишком молод, чтобы иметь какое-то представление о таких лампах. Ты ведь ими никогда не пользовался. А я вот пользовался в свое время. Я все о них знаю. Все домохозяйки в мое время знали, как заправлять лампы, обрезать фитиль и протирать от копоти стекло. И потому, что я ими пользовался, могу тебе точно сказать, что человек не будет заправлять только одну лампу, если их у него две, а заправит сразу их обе… Можешь спросить любого, кто ими пользовался.

Отсюда я делаю вывод, что лампа в кухне была заправлена вчера днем, поскольку ею не пользовались, а ведь готовил он себе на кухне. Это значит, что лампа, которая оставалась в комнате, тоже была заправлена днем, в то же время. Сделав такой вывод, я пошел дальше и купил себе точно такую же лампу, заправил ее маслом, поставил в трейлере, зажег и наблюдал, как она горела… За каждый час в лампе сгорало примерно одно и то же количество масла, и, пока ты осматривал тело, я постарался как можно точнее заметить, сколько масла оставалось в лампе, которая горела в комнате, где произошло убийство… Готов побиться об заклад, что ни ты, ни шериф этого не заметили, разве не так?

— Да, тут вы не ошиблись, — вынужден был признать Дюриэа. — Однако это очень интересное наблюдение. Что же вам удалось выяснить?

— Убийство, — торжественно заявил Грэмпс, — было совершено примерно за шесть часов до того, как вы вошли в эту комнату.

Внезапно на лице Дюриэа появилась улыбка.

Что такое, что случилось? — всполошился Грэмпс.

— Здесь есть одна маленькая деталь, — заявил Дюриэа, — которую, по-моему, вы пропустили.

— Что именно?

— А то, что лампой, которая была в комнате, могли пользоваться гораздо чаще, чем той, что была на кухне.

— Что ты имеешь в виду?

— Давайте предположим, — сказал Дюриэа, — что лампы были заправлены не вчера, а, скажем, два дня назад. Та лампа, которая была на кухне, выглядит почти полной, так как человек, который жил там, готовил себе в основном при дневном свете. Может быть, она горела кое-какое время, но недолго, пока он, скажем, мыл посуду и прибирал на кухне. Затем он возвращался в комнату и зажигал другую лампу, читал часов до одиннадцати, затем тушил ее и шел спать. Это объясняет тот факт, что хотя обе лампы и были заправлены одновременно, но в лампе, стоявшей в комнате, масла почти не было, так как ею гораздо больше пользовались.

— Лампой на кухне могли просто редко пользоваться… — задумчиво протянул Грэмпс. — Может быть, в этом что-то и есть. Она выглядела такой чистой, просто как новенькая.

— Вы делаете ту же ошибку, что и большинство любителей, — объяснил ему Дюриэа. — Вы забываете о том, что расследование убийства должно производиться беспристрастно, хладнокровно и, только опираясь на логические рассуждения, словом, выполняться, как любая рутинная работа. Например, первое, что мы делаем, чтобы определить, когда был убит человек, это вскрытие тела. Патологоанатомы прекрасно знают, как это делается. Вот, пожалуйста, в данном случае из лаборатории сообщили, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами.

— Только не пытайся меня убедить, что твои полицейские врачи никогда не ошибаются, — объявил Грэмпс. — Я знаю кучу примеров, когда они попадают пальцем в небо. Какое заключение о времени убийства ты получил, когда исследовал убийство Тельмы Тодд, ну-ка, вспомни?!

— Ну хорошо, я признаю, что когда-то, в исключительных случаях, они могут ошибиться, с неохотой признал Дюриэа. — Но тот врач, который сейчас делал вскрытие, насколько я помню, достаточно опытный и добросовестный. Если он говорит, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами, можешь на это положиться… Мы знаем, что этот человек был еще жив часов в пять, потому что в это время к нему приезжали Сондерс и Тру. Они слышали, как он ходил по дому, а тот факт, что он не подходил к дверям и не открывал им, доказывает, причем достаточно очевидно, что это был Прессман и что он достаточно хорошо понимал, что им нужно, и отдавал себе отчет, что его инкогнито раскрыто… Стемнело около семи. Может быть, было не настолько темно, чтобы убийца совсем не видел, что он делает, но это только до половины восьмого… Убийство было совершено вскоре после того, как зажгли лампу, то есть после окончательного наступления темноты. Мы установили, что лампу зажгли где-нибудь между половиной восьмого и десятью. Ты потом обнаружишь, что убийство было совершено именно в этом промежутке времени.

Грэмпс вдруг внезапно прищелкнул языком.

— Что такое? — спросил Дюриэа.

— Да вот ты рассуждаешь обо всех этих масляных лампах, — заметил Грэмпс. — А ведь ты ни черта в них не разбираешься. Твои доводы говорят против тебя.

— Что вы имеете в виду?

Грэмпс принялся было объяснять, но внезапно замолчал на полуслове:

— Нет, ничего сейчас вам не скажу. Но запомни: полицейский врач тоже может ошибаться.

Внезапно вмешалась Милдред:

— Ну хорошо, а теперь отправляйтесь наверх и выкиньте это убийство из головы. Прислуги сейчас у нас нет, и поэтому ужин я буду готовить сама. Если хотите выпить по коктейлю, бутылка в баре.

Грэмпс радостно объявил:

— А кстати, я знаю рецепт нового коктейля! Хотите попробовать?

— Нет, — твердо заявила Милдред. — Я уже достаточно напробовалась твоих коктейлей, Грэмпс. И сейчас я бы хотела, чтобы мой муж был в состоянии съесть мой ужин.

— Да нет, он не такой уж крепкий, — оправдывался Грэмпс.

— Хорошо, — со вздохом уступила Милдред, — но пусть он действительно будет некрепкий. Ликер стоит в баре на…

— Не нужен мне твой ликер, — перебил ее Грэмпс. Я возьму свой. Дай мне только шейкер. Лед я возьму из холодильника, и это будет самый лучший в мире коктейль.

— Только не очень крепкий, — напомнила Милдред. — А то твои коктейли обычно напоминают динамит.

Конечно, конечно, терпеливо согласился Грэмпс. — Я же тебе пообещал, так ведь? Я туда кое-что добавлю, уверен, что тебе понравится.

Милдред достала ему шейкер, а Френк Дюриэа с глубоким вздохом удовлетворения поудобнее расположился в кресле. Милдред подсела к нему.

— Господи, откуда у него столько энергии?! — пробормотал Дюриэа. — Лично я устал как собака.

— У тебя гораздо больше проблем, дорогой.

— Ну нет, я и вполовину так не суечусь, как Грэмпс. Он весь день был на ногах, а сейчас так же полон сил и энергии, как гончая, когда почует дичь.

Милдред провела по его щеке кончиками пальцев и поцеловала в глаза.

— Сиди спокойно, отдыхай и не думай о Грэмпсе. Я пойду и поставлю жариться мясо. Картошка уже варится, так что скоро будем ужинать.

Дюриэа благодарно взглянул на жену:

— Ты уж у меня обо всем позаботилась. Скажи, а нельзя как-нибудь устроить, чтобы найти хотя бы приходящую прислугу?

— Да, наверное, возможно, но, по-моему, от этого беспокойства больше, чем пользы. Впрочем, я постараюсь найти кого-нибудь. Не волнуйся об этом.

Она отправилась на кухню, и Дюриэа скоро услышал приятное, возбуждающее позвякивание тарелок и стаканов; затем до его ушей донеслось бульканье жидкости, и почти сразу же своим легким шагом в комнату влетел Грэмпс.

— О’кей, Милдред, у меня все готово, и они действительно получились достаточно слабые… Готов поклясться, что вы ничего подобного в жизни не пробовали.

— А что это, Грэмпс? Одна из ваших фантазий или рецепт, полученный от какого-то приятеля?

— Да так, ни то, ни другое, — ответил Грэмпс. — Это совершенно необычный состав.

— А что ты имеешь в виду?

Грэмпс слегка опешил от подозрительности в ее голосе.

— Ну не будь такой вредной, Милдред. Не такой он уж и новый. В принципе можно сказать, что даже старый. Я использовал тут кое-что из своих запасов.

— Где же ты сделал эти запасы?

— В Мексике.

— Хорошо, только дай сначала мне попробовать, прежде чем ты убьешь им Френка.

Дюриэа рассмеялся.

— Да ну, Грэмпс, не обращайте на нее внимания. Несите ваши коктейли.

Через пару минут Дюриэа услышал, как жена воскликнула:

— Ой, Грэмпс, да это действительно очень вкусно!

— Конечно вкусно! — подтвердил Грэмпс. — Я же тебе говорил.

Милдред внесла поднос с бокалами. Грэмпс в последний раз красиво встряхнул шейкер, затем разлил по бокалам пенящуюся светло-палевую жидкость, которая внезапно стала прозрачной, а бокалы немедленно запотели и красиво отливали на солнце.

Дюриэа взял свой коктейль, поднес его к губам и, заговорщически подмигнув Милдред, осторожно отпил глоток.

Не успел обжигающий напиток коснуться его нёба, как он понял, что пьет что-то необычное.

— Необыкновенно вкусно! — объявил он. С невинным видом Грэмпс спросил:

— А он не чересчур слабый?

Смакуя восхитительный напиток, Дюриэа покачал головой:

— Нет, нет, в самый раз, не очень слабый, некрепкий, но достаточно мягкий и приятный.

— Ну не такой уж он мягкий и безобидный, — кинулся защищать свое творение Грэмпс. — Попробуй, выпей парочку, и посмотришь, какой у тебя будет волчий аппетит.

Милдред отставила недопитый бокал, чтобы перевернуть мясо на сковородке. Грэмпс в это время долил оставшуюся в шейкере смесь себе и Френку, так что к приходу Милдред они уже допивали третий бокал.

В тот момент, когда Милдред объявила, что можно идти ужинать, Френк обнаружил, что с его ногами происходит что-то непонятное. Голова тоже слегка кружилась, хотя и казалась совершенно ясной. Ноги были ватными, но что самое странное — усталость исчезла и на смену ей явилось удивившее его самого ощущение радости бытия.

Пораженный этим, он бросил взгляд на жену. Этого было достаточно, чтобы понять, что она испытывает то же самое.

— Грэмпс, — с усилием произнес Дюриэа, бросив взгляд на жизнерадостного маленького старика, который даже не повернул в его сторону головы, — что вы нам намешали?

Грэмпс широко улыбнулся.

— Это меня научили делать в Мексике. Они берут мескаль и выдерживают его так, что он становится практически желтым. Замечательный напиток! Потом надо его смешивать…

— Ты хочешь сказать, что смешал текилу с джином?!

Грэмпс похлопал его по плечу:

— Посиди спокойно, глупый. И не волнуйся так по поводу того, что ты выпил что-то не то. Считай, что это просто тоник… А вкусно было, верно?

Дюриэа рухнул обратно в кресло. Милдред бросила на него озабоченный взгляд:

— Ну, — спросила она, — и кто же будет есть мясо? Френк вяло улыбнулся.

— Грэмпс, наверное, — пролепетал он. Милдред молча положила перед дедом вилку с ножом.