Дело «Кублай-хана»

Глава 13

Лисса уже облачилась в костюм и выглядела еще убойнее, чем в «Серале». На ней было типовое одеяние — такое же, как на Кэрол Ширинг и на других участницах конкурса, — но на Лиссе оно смотрелось совсем по-другому.

Она услышала мои шаги, когда я почти уже нагнал ее, и оглянулась.

Ослепительно улыбнувшись, она промурлыкала с явным удовольствием:

— Шелл, милый. Я только что думала, когда же мы снова увидимся.

— Ну уж ты наверняка не сомневалась, что это произойдет очень скоро. Как вижу, ты по-прежнему не носишь по…

— Лисса, детка.

Это сказал не я. Я повернул голову и уперся прямо в нос Булла Харпера. Этот нос тоже наводил ужас. Большой, черный и мускулистый, а сейчас еще и с раздувающимися ноздрями. Несомненно, это крайне опасная деталь его физиономии.

— Опять ты? — прорычал он. — Что тебе нужно на этот раз?

В каждой руке Булл держал по высокому стакану — теперь понятно, где он пропадал, — и на нем был костюм, при виде которого человек со слабым зрением потерял бы его окончательно.

Короткий жакет без рукавов не скрывал мощную грудь и мускулистый живот. Его огромные ручищи оставались неприкрытыми. Такая одежка лучше смотрится на женщинах. Жакет поражал невыносимо пурпурным цветом, хотя мне трудно судить — я не мог смотреть прямо на него; еще на великане были объемные, мешковатые штаны из розового бархата. Талию плотно облегал широкий кожаный пояс, с которого свисала кривая турецкая сабля в ножнах, усыпанных драгоценными камнями. На голову он тоже водрузил тюрбан, но зеленый, с красным камнем посередине, и конечно же не такой великолепный, как у меня. Булл казался не больше тех парней, чьи лица высечены инками в горах, а сверкал так же, как их священные сокровища.

— Ух ты, — не сдержался я. — Если ты встанешь на путях, ты сможешь останавливать поезда.

— Что тебе нужно на этот раз? — угрожающе повторил он. — Я думаю, все то же.

Я отступил назад и мужественно протянул ему руку:

— Булл Харпер, я хотел с тобой познакомиться. Ведь нас так и не представили друг другу. Я — Шелл Скотт и…

— Лисса говорила мне, кто ты такой. Но я так и не понял, почему…

— Ну, я… я член жюри конкурса красоты.

— Хо-хо! — пророкотал он. — Этого Лисса мне не сказала.

— Прекратите, вы, двое. — Лисса подошла к нам поближе и заговорила официальным голоском: — Я хочу вас представить по всем правилам. Булл, это мой друг Шелл Скотт. Шелл, это Булл Харпер, мой близкий друг.

Он был «близким», а я всего лишь другом. Ну что ж, он знает ее дольше, чем я. В любом случае начало положено. Булл нехотя протянул свою гигантскую пятерню. Мы обменялись рукопожатиями.

— Эй, — вскрикнул я, — больно ведь!

— Булл, я сейчас дам тебе в глаз!

— Лисса…

Она повернулась ко мне:

— Не обижайся на Булла, Шелл. Он не такой тупой, как кажется. Он просто не умеет произвести впечатление. Особенно на мужчин. На самом же деле у него нет ни одной злобной извилины в голове.

— Лисса, я же просил тебя, — обиженно засопел Булл, — я же просил тебя не говорить больше о моих извилинах.

Они принялись бурно это обсуждать. Похоже, у них чудесные отношения. Когда возникла пауза, мне удалось вклиниться в их гневный диалог.

— Булл, я полагаю, полиция сообщила тебе о мистере Сардисе.

У него пропал всякий интерес к ссоре с Лиссой, и он переключил свое внимание на меня:

— Что сообщила?

Я пожал плечами:

— Ну, если ты не знаешь, значит, они не считали нужным тебя информировать.

Я повернулся и сделал шаг от них, но теперь Буллу стало интересно. Настолько интересно, что он схватил меня за руку, явно пытаясь выжать ее, как грейпфрут.

— Убери свою лапу, — спокойно попросил я.

Он не убрал.

— О'кей. — Я принял стойку и резко опустил другую руку. И тут же расслабился. Он разжал пальцы и отпустил меня прежде, чем я успел выстрелить. — Булл, — честно признался я, — у меня нет никакого желания биться с тобой. Но если ты опять на меня набросишься, мне придется тебя пристрелить.

— Лады, — не слишком озабоченно согласился он. — Так что насчет босса? Что они должны были мне сообщить?

— Я думал, полиция уже сказала тебе, что мистер Сардис мертв.

Его черные глаза не мигая смотрели на меня.

— Это они мне сказали. А тебе-то что за дело?

Хороший вопрос. Но я всего лишь обронил неопределенно:

— Он был хорошим другом мистера Монако.

— Ну и что?

— Мистер Монако хотел бы знать, есть ли у шерифа подозреваемые. Есть?

— Угу.

— Кто?

— Я.

— Ты?

— Угу.

— Ну, — я постарался говорить как можно любезнее, — так, значит, ты убил его, да?

— Нет.

Не очень-то он разговорчив.

— А ты не знаешь, кто мог это сделать? — спросил я.

— Нет.

— Я слышал, одна из участниц конкурса, девушка по имени Джин Джакс, задавала много вопросов о мистере Сардисе. К тебе она подходила?

— По-моему, это не твоего ума дело. Нет, я уверен, что не твоего.

Пожалуй, его предыдущая немногословность мне нравилась больше. Ну что ж, если я хочу что-нибудь вытянуть из этого несговорчивого фрукта, придется идти другим путем.

В этот момент Лисса негромко вскрикнула «Ой!» и вылила свою выпивку.

Она наклонилась и заглянула в пустой бокал, потом подняла глаза на Булла:

— Черт! Булл, будь душкой, принеси мне другой коктейль.

— Хм… — Ему явно не хотелось оставлять ее наедине со мной и сотней других мужчин в округе, однако после минутного колебания он взял ее пустой бокал и покорно удалился.

— Это произошло случайно? — спросил я у Лиссы.

— Нет. Я видела, что ты злишь Булла. А когда он приходит в бешенство, с ним не очень-то весело.

— Неужели?

— Если тебе нужно узнать что-то у Булла, лучше обратись ко мне, Шелл. А я уж сумею его расспросить.

— Здравая мысль.

— Кстати, а почему это тебе так не дает покоя?

— Давай сейчас не будем вдаваться в подробности. Считай, что я просто интересуюсь, и все; кроме того, Булл, наверное, уже возвращается.

— Наверное. Что ты хочешь узнать?

— В баре ты мне сказала, что предложила Джин Джакс расспросить Булла Харпера, если ей нужна информация о Сардисе. Она говорила с ним?

— Не знаю.

— Сможешь это выяснить?

Она кивнула.

— Узнай, о чем она спрашивала и что он ей сказал, ладненько?

— Хорошо. — Она смотрела на меня своими жаркими шоколадными глазами. — Мне понятна вся эта суета вокруг мистера Сардиса. А при чем здесь Джин?

— Я расскажу тебе завтра, — пообещал я. — Завтра утром, договорились?

— Идет. Ты боишься Булла, Шелл?

— Не очень.

Она удивленно воззрилась на меня. И я разъяснил:

— Я также не боюсь оживленного движения на голливудской автостраде, но ни за какие коврижки не стану перебегать ее без особой на то причины.

Вероятно, она хотела улыбнуться. Я так и не узнал этого наверняка, потому что к нам подлетел Булл Харпер и она повернулась к нему:

— О, Булл, ты уже пролил половину.

— Ну и что? — завопил он. — А ты пролила все!

На что женщина ответила:

— Не ори на меня, Булл Харпер.

И они принялись азартно орать друг на друга, а я тем временем потихоньку смылся.

Им весело вместе, позавидовал я. Может, они без ума друг от друга. А может, они просто безумные. И не исключено, если и дальше так пойдет, что мы с Буллом убьем друг друга.

К десяти вечера еще три девушки и один пьяный фотограф свалились в бассейн. Фотографа никто не снимал. К этому времени я переспрашивал еще с дюжину конкурсанток и выяснил, что Джин Джакс говорила с четырьмя из них.

У одной в четверг утром, после завтрака, она наводила справки о Нейре Вэйл. С другими говорила чуть позже и задавала вопросы о ныне покойном Эфриме. В самих вопросах не было ничего особенного. Первая девушка сообщила Джин, что о Нейре она знает лишь то, что она — дочь Сардиса. А о самом Сардисе ей известно тоже, что и всем: местная шишка с кучей денег. Две другие девушки вообще не поняли, чего Джин от них добивается. Зато четвертая однажды видела Эфрима Сардиса и кое-что порассказала о нем Джин. Ничто из ее сообщения не показалось мне на первый взгляд важным. До поры до времени.

Последняя моя собеседница — невысокая, стройная куколка лет двадцати, с красивыми глазами. Ее звали Лула, и к моменту нашей встречи она уже явно наглоталась чего-то противозаконного. Она долго не могла взять в толк, о чем речь, но наконец до нее дошло.

— Нет, Джин меня просто спросила — ты знаешь этого Сардиса? Этого Эфрима Сардиса. Ну, я ей и говорю, да видела я как-то раз этого старого жирного борова, вот что я ей ответила.

— Что ответила?

— Он — старый, жирный боров, весит, наверное, фунтов триста. Он выглядел так, как будто приехал с Тибета, ну, или что-нибудь в этом роде. И он был фантастически богат. Просто чертовски богат. Такой богатый, что я бы даже могла выйти замуж за такой мешок с деньгами.

— Это ты ей и сказала?

— Ну, что-то в этом роде. Я не говорила, что я бы вышла за него, помани он меня. Такой богатый, даже если он весит все триста фунтов, он…

— Она еще что-нибудь спрашивала?..

— …он был просто набит бабками…

— Что еще мисс Джакс хотела узнать о нем?

— Да все. Где он живет, что делает, с кем у него бизнес и все такое — я ничего этого не знаю, поэтому, естественно, ничего и не рассказала ей.

— Где ты познакомилась с мистером Сардисом, Лула?

— Вообще-то я с ним незнакома. Дело было на вечеринке в Голливуде в прошлом месяце. Туда пригласили некоторых девушек, которые стали финальщиками — то есть финалистками конкурсов красоты. Вот там я и увидела этого старого, жирного денежного борова. Он был со своей дочерью и ее парнем, то есть мужем.

— С Джерри Вэйлом?

— Ну да, а еще с ними был этот пижон, который всем здесь заправляет, худой такой.

— Орманд Монако?

— Орманд Монако. Да. Ну и имечко! Орманд. Да еще и Монако. Боже, я просто торчу от него, как…

— Они были все вместе?

— Ну да, я же сказала.

— Эфрим Сардис, его дочь Нейра и муж Нейры, Джерри Вэйл. И Орманд Монако.

— Да, да, да…

— Я рад, что мы это выяснили. Кто там еще был?

— Много других девушек. Какие-то люди из Голливуда. В основном киношники. Они собрались устроить нам кинопробы и…

— Саймон Лиф?

— Он, да. И еще какие-то продюсеры и режиссеры. Киношный народ. И телевидение. И Тибби Мэнли, большая звезда. Бог мой, он просто прелесть, я от него тащусь, он даже лучше розовых эластичных брюк. Я готова откусить ему уши…

— Что они там делали?

— Не знаю. Откуда мне знать? Это же просто вечеринка. Чем занимаются на таких сборищах?

— Мисс Джакс была на вечеринке?

— Нет, ее не было.

— Ты с ней вчера виделась?

— Днем. Около полудня.

— Во время обеда?

— Нет, кажется, она не обедала. Это было раньше. Она зашла ко мне в комнату.

— Понятно. Она задавала вопросы о ком-нибудь еще? О Нейре, Джерри Вэйле, Орманде…

— Только о Сардисе.

— Только о нем?

— Только о нем.

Я ушел от нее с непокалеченными ушами; вообще-то им вряд ли что-нибудь угрожало. Хорошо это или плохо, но я ни капельки не похож на Тибби Мэнли. Улыбаясь и размышляя о юношеской восторженности поклонниц и отталкивающей внешности Тибби Мэнли, я двинулся обратно к бассейну.

Лулу я нашел на приличном расстоянии от отеля. Она развлекалась в компании долговязых юнцов рядом с клеткой с попугаями и другими пернатыми, которые пели, чирикали, кричали — словом, всячески веселились. Эта клетка находилась примерно в ста ярдах от отеля. На огромной территории «Кублай-хана» было полным-полно укромных местечек, извилистых дорожек и тихих закоулков, и я поинтересовался, почему Лула и ее мальчики остановили свой выбор на птичьей клетке. Хотите верьте, хотите нет, но они не смогли мне объяснить. Просто так, и все.

Во всяком случае, я отправился в отель кратчайшей дорогой, которая вела по извилистым тропинкам и глухим закоулкам. Понимаю — увы, задним умом я крепок, — что мне не следовало идти этим путем. Нужно было шагать по ярко освещенному пространству, подпрыгивая на ходу и обозначая свое присутствие громким криком. Но с тех пор, как в меня стреляли, прошло уже несколько часов. Кроме того, я даже не был уверен, что он брал на мушку именно меня, Шелла Скотта; я считал, что убийца нервничал и торопился скрыться с места преступления, а я, неожиданно оказавшись в роли свидетеля, невольно стал естественной мишенью.

Я во всем ошибался.

Мне кажется, я почти знал, что должно произойти секунд за пять до того, как это действительно случилось.

Но «почти» — не совсем точное слово. «Почти» — значит недостаточно хорошо ориентироваться в ситуации.

Еще раньше я заметил, что ландшафт «Кублай-хана» позаимствован у джунглей. Здесь росло много ветвистых деревьев, дорогу мне загораживали кусты, покрытые густой зеленой листвой. Несколько пальм поднимались высоко в ночное небо, а иногда я задевал рукой или ногой широкие листья банановых деревьев.

Я прошел уже половину расстояния до отеля, и мне казалось, что я один в буйном оазисе среди пустыни и больше никого нет вокруг. Сюда не проникал свет от бассейна; правда, я слышал крики птиц у себя за спиной: «чирик-чирик» и еще какой-то звук. Может быть, на меня подействовали все эти заросли и шорохи джунглей, но мне показалось, будто за мной, мягко ступая, крадется дикая кошка.

Так вот, за пять секунд до того, как я услышал звук, я «почти» понял, что сейчас произойдет. Я ничего не видел и не слышал, кроме сумасшедших птиц, но что-то почувствовал. Может, это была мысль; может, какой-то сигнал, воспринимаемый на уровне подсознания; может, едва заметное колебание воздуха.

Что бы это ни было, по моей спине пробежал холодок. Волосы зашевелились, словно в них запустил свои лапы гигантский паук. Все мои мышцы напряглись. Я не был встревожен: мои ощущения пока не вызывали тревоги. И все же я невольно потянулся к своему кольту, просто чтобы придать себе уверенности, — вот так же хозяин машинально протягивает руку, чтобы погладить свою собаку.

Рука метнулась к заплечной кобуре; увы, я ведь оставил ее в номере. Тогда я нащупал револьвер в кармане брюк и сжал его холодную, успокаивающую рукоятку.

И тут-то я совершенно отчетливо расслышал тихие, мягкие шаги за спиной.

Помню, мне пришла в голову совершенно идиотская мысль: «Тигр? Черт, не может быть, но и не птица, это уж точно».

Шаги стихли, и я явственно услышал, как позади меня кто-то тяжело ступил на землю и крякнул, — это характерный звук, который издает человек, когда напрягает все свои мускулы и умственную энергию, чтобы занести над тобой палку, дубину или приклад пистолета и опустить тебе на голову.

Прямо перед самым кряканьем я инстинктивно попытался увернуться, и мне это почти удалось. Я рывком вытащил кольт из кармана и повернулся — и вдруг сокрушительный удар, искры из глаз, внезапная жгучая боль и страшный треск р черепе, не похожий ни на один другой. Я начал падать.

Я не только понял, что меня ударили, я совершенно ясно осознал, что, если не остановлю убийцу, удары будут сыпаться на меня снова и снова, пока он не размозжит мне голову и не прикончит, — но остановить его я не мог. Мои руки и ноги меня не слушались, я не имел сил перевернуться или откатиться в сторону. Я упал на колени, потом завалился на правое плечо и так и застыл, словно время для меня остановилось. Правая рука вытянулась вдоль тела, пальцы все еще сжимали кольт. Но я не мог поднять пистолет. Рука не действовала.

Казалось, я лежу так не несколько коротких мгновений, а долгие-долгие минуты. Время тянулось, как ириска, — тик, — и тысяча мыслей в голове, ощущение земли подо мной, медленно расцветает боль, и наконец так: течение времени замедлилось и тянулось не только для меня, но и для него тоже. Краем глаза я увидел, как его нога повисла в воздухе, потом начала медленно, очень медленно опускаться и приземлилась в нескольких дюймах от моего лица.

Он занес надо мной свое оружие, и я знал, что через какие-то доли секунды, тянущиеся в другом измерении, он опустит его на мою голову. Я пытался пошевелить руками, ногами, пальцами, хоть чем-нибудь; бесполезно, и в этот момент я прекратил свои попытки. Огромным усилием воли я заставил себя сосредоточить всю свою физическую и умственную энергию лишь на одном-единственном пальце.

Как ни странно, я еще способен был думать и понимал, что, даже если мне удастся выпустить пулю, я попаду лишь в землю; но я также понимал, что грохот выстрела — мой единственный шанс остановить его, хотя бы задержать ненадолго. Кстати, это был мужчина.

Я даже не заметил, как спустил курок. Но услышал выстрел и почувствовал, как мой тридцать восьмой дернулся в ладони. И я увидел, что нога у моего лица стремительно приподнялась и развернулась в сторону дорожки.

Наконец мне удалось пошевелить не только пальцем. Я медленно перекатился с плеча на спину — и в этот момент нависавшая надо мной темная фигура исчезла. Слышен был только тяжелый топот ног по дорожке. Я попытался повернуться, направить на убегающего револьвер и не смог этого сделать. Должен сказать, мне и сесть-то удалось с превеликим трудом. А далее я просто сидел в оцепенении.

Не знаю, если бы я попробовал, может быть, сумел бы встать на ноги. Только меня это в сию минуту не слишком заботило. Меня тошнило. Я подумал: неужели придется расстаться с изумительным ужином и щедро принятой великолепной выпивкой? Хотя и это меня не особенно беспокоило. Я заметил, что мой пышный белый тюрбан валяется на дорожке, и догадался, что он смягчил нанесенный удар. Благодаря ему я не отключился — конечно, не настолько, как мне бы хотелось, но все-таки сумел его спугнуть. Если вас никогда не били по голове по-настоящему, изо всей силы, вам ни за что не понять, насколько это болезненно-неприятное ощущение.

Так что я посидел неподвижно какое-то время, прислушиваясь к себе, понял, что мой ужин останется со мной, а возможно, и завтрак с обедом, и наконец осторожно поднялся на ноги. Мой противник давно исчез, минут пять назад, но никто не прибежал разузнать, кто и почему стрелял. Наверное, за царящим гвалтом мало кто слышал, а те, кто слышал, решили, что выстрелила пробка из очередной — какой уже по счету? — бутылки шампанского.

Какая, собственно, разница. Сейчас меня беспокоила набатным колоколом гудевшая голова. Еще сидя на земле, я осторожно ощупал ее и обнаружил кровоточащую рану; я приложил к ней платок и держал, пока кровь не остановилась. Если бы меня не переполняло огромное и жгучее Желание, я бы так и остался безучастно сидеть там, пока не заживет рана, но меня гнало, подстегивало Желание: добраться до того, кто на меня напал.

Теперь мне нужно было срочно разыскать трех человек — хотя бы трех — и поговорить с ними.

Я начал медленно ходить кругами, как собака, подыскивающая место для сна, собрал свои вещи и направился к «Кублай-хану».