Дело «Кублай-хана»

Глава 5

Я убрал инструменты и проколотую покрышку в багажник и уже собирался сесть за руль, когда увидел Майка, спускавшегося с Мшистой горы и что-то державшего в руках. Монако все еще сидел в своей машине, но заглушил мотор.

Торгесен стоял рядом с «бьюиком», и, когда Майк подошел, я как бы невзначай медленно прошелся мимо и услышал его слова:

— Вот, нашел на холме, Торг. Одна была почти на самой вершине, две другие — внизу. Больше ничего. Никаких гильз.

Он протянул сержанту три новых хрустящих стодолларовых банкнота.

Торгесен взглянул на них:

— Может, поэтому ее сумка была открыта. Хотя, на мой взгляд, совсем не похоже на ограбление.

— В ее сумке остались какие-нибудь деньги, сержант? — поинтересовался я.

Он оглянулся:

— Вы еще здесь? — Он колебался, думая, отвечать мне или неn, но наконец сказал:

— Нет, только мелочь. И никаких документов. По вашим словам, сначала прозвучали два выстрела и только потом третий. Можете сказать, сколько времени прошло между вторым и третьим выстрелом?

— Ну, может быть, минута. — Я догадался, над чем он размышляет, и поэтому добавил: — У него было достаточно времени, чтобы подбежать к машине, распотрошить ее сумку и сделать третий выстрел ей в голову.

Он кивнул.

Я заглянул внутрь «бьюика» и увидел пустую табличку у руля. Пока дожидался полицию, я обратил внимание на отсутствие регистрационного номера.

Я обратился к Торгесену:

— Нигде не видели ее регистрационной карточки?

— Исчезла. Мы проверим номера в отделе транспортных средств. Скорее всего, это ее машина. Мне казалось, вы торопитесь, Скотт.

Я широко улыбнулся:

— Это точно, — и уехал.

Я припарковался у входа в «Кублай-хан», и молодой пижон в красных брюках и синем пиджаке взял мои сумки, передал их другому парню, который был одет в белые брюки и золотой пиджак, и перегнал мой «кадиллак» на стоянку. Я вошел внутрь за золотым пиджаком.

Пол покрывал темный ковер с восточным орнаментом, в котором нога утопала почти по колено. Массивные стулья и диваны в холле изготовлены из резного темного дерева. Откуда-то доносилась тихая, приятная музыка. На стенах висели писанине маслом картины в красных, синих и зеленых тонах с бордовыми и сиреневыми вкраплениями. Сквозь огромные окна с правой стороны виднелась голубая мерцающая поверхность бассейна. Слева от меня была широкая дверь с заостренным верхом, как в индийском храме. На двери было что-то начертано какими-то замысловатыми значками, доступными чародею или, на худой конец, востоковеду.

Зато внизу, под витиеватыми буквами, стояло простенькое английское название: «Сераль».

Я знал, что это значит. Это значит «гарем». Я не такой уж тупой. Особенно когда дело касается гаремов. Но похоже, за дверью находился и бар. Вот здорово придумали — бар и гарем в одном месте.

В холле было прохладно, и мне стало легче, но гонки по пескам, беготня по горам и смена колеса под палящим солнцем пустыни все-таки меня измотали. Срочно нужно было выпить, к тому же пришло время сесть и спокойно поразмыслить. Мне хотелось основательно перелопатить факты и разгадать некоторые загадки.

Лучшего предлога для выпивки на данный момент у меня не нашлось.

Я спросил у клерка о Джерри Вэйле, однако принц за стойкой администратора — а возможно, и сам император Азии — не знал, где мистер Вэйл. Но он непременно найдет его или пошлет за ним мальчика-посыльного. Я сообщил, что меня зовут Шелл Скотт и что я буду в баре. Дал коридорному пару долларов и попросил снести мои вещи в номер, а сам направился в «Сераль», бросив беглый взгляд на администратора.

На нем был переливающийся пиджак какого-то невероятного цвета, с пряжкой на воротнике; роль пуговиц исполняли золотые самородки; широкие фиолетовые брюки стягивал плетеный золотой пояс; весь этот наряд венчала броская фиолетовая фуражка. Он просто сверкал.

И не он один. В вестибюле сидели и ходили человек сорок, и некоторые из них уже облачились в костюмы. От таких костюмов прозрел бы даже слепой. Девушки в персидских шароварах, девушки в индийских сари, девушки с голыми животами — я насчитал три пупка — и девушки, одетые в тонкие, прозрачные штанишки, напоминающие пижамные брюки, и в лифчики размером с наперсток, сшитые, очевидно, специально для сосков. Там было несколько щегольски одетых парней, но они не шли ни в какое сравнение с женщинами.

Здесь конечно же присутствовала лишь часть гостей, которые примут участие в праздничных торжествах сегодня и завтра. Но, право слово, я еще никогда в жизни не видел, чтобы в одном месте и в одно время собралось столько восхитительных «персиков». Большинство из них, безусловно, были победителями конкурсов красоты, кульминация которых произойдет завтра здесь — в «Кублай-хане».

Девушки были на любой вкус — высокие, маленькие и среднего роста, все с гладкой, как шелк, кожей, темноглазые, светлоглазые, с красными губами и розовыми губами, с всевозможными прическами — кудряшками, косичками, хвостиками, пучками. Там были брюнетки, блондинки и рыжие, но каждая хороша на свой лад.

Не знай я наверняка, я бы решил, что меня или усыновили, или проломили голову и убили. Потому что это был рай. Или ад. Или еще что-нибудь. Если так выглядит смерть и я попал в рай, то именно к этому, черт побери, и нужно стремиться. «Где твое жало, смерть?! — взмолился я. — Смерть, ты — обманщица, ты… уф…»

Погруженный в мысли о сладкой смерти, голых пупках и лифчиках размером с наперсток и прочем великолепии, я даже не видел, куда иду. Я направлялся в «Сераль» — во всяком случае, туда вели меня ноги, но моя голова вертелась в разные стороны. Поэтому я на кого-то налетел.

Я повернулся и сказал:

— Простите, мне… о-о-о…

«Боже правый, — подумал я. — А ведь я и взаправду умер. И лицезрею ангела».

Я снова видел темно-бордовый цвет с сиреневыми вкраплениями, как в холле «Кублай-хана». Да только сейчас он был другим, совершенно другим. Перед моим мысленным взором возникли образы темно-бордового заката в горах и сиреневых красок в пустыне, я услышал тихий шелест осеннего вечера и почувствовал тепло лунной летней ночи, — и все это было в глазах женщины. Огромных, нежных, обрамленных густыми черными ресницами, чистых и светлых. И в эту минуту испуганных.

Она моргнула. Неуверенно улыбнулась:

— Я пыталась уступить вам дорогу. Но… вас так много, что с вами сложно разминуться.

— В ваших глазах можно умереть, — наконец вымолвил я.

— Что?

— О, извините, я не то хотел сказать. Просто минуту назад я думал о смерти… Не очень-то весело звучит, да?

На ее лице мелькнуло удивление.

— Я представлял холл, наполненный живописными трупами… Опять не то. Если вы дадите мне еще одну попытку, через минуту я скажу что-нибудь умное.

Она неожиданно рассмеялась:

— Надеюсь.

— Давайте сменим тему. Вы наверняка приехали, чтобы победить в конкурсе красоты. Так вот, меня зовут Шелл Скотт и я — судья. Судья, понимаете? У меня есть власть! Вла…

— Я тоже судья.

— Вы… вы судья?

— Да.

— Ну что ж, здесь все ясно. Может, я смогу… э-э… быть вам полезным в чем-нибудь другом?

— Шелл Скотт… Ну как же. Я вас знаю.

— Нет, не знаете.

— Вы из Лос-Анджелеса, так ведь?

— Ага. Л.А. — Голливуд.

— И я тоже. Из Голливуда.

— Как вас зовут?

— Мисти.

Ей подходило это имя.[2] Она произнесла его низким, грудным голосом:

— Мисти Ломбард.

Мисти Ломбард? Ушам своим не верю. Кто… а, черт побери. Ее имя знает, наверное, половина населения земного шара. Мисти Ломбард, одна из самых знаменитых и ярких звезд Голливуда. Кинозвезда, звезда телеэкрана, красавица с обложки журнала. Я даже слышал, что аборигены Бензабиланда повесили один из ее бюстгальтеров на ствол дерева и в полнолуние исполняют вокруг него ритуальные танцы.

Я просто не узнал ее. Частично из-за того, что наша встреча произошла внезапно и, так сказать, с налета. Но главным образом из-за того, что ни кинопленка, ни журнальная обложка, ни тем более телеэкран не способны передать даже толику красоты, теплоты и очарования этой кинопринцессы. А ее волшебные глаза… вы поймете, если только заглянете в них и утонете.

Она не была одета для карнавала. На ней был простой белый костюм, но даже он не мог скрыть великолепные изгибы ее тела, высокую грудь, всемирно известные бедра и невероятно тонкую талию. У нее были густые, темные волосы цвета жареных каштанов и мягкие, нежные, влажные губы — казалось, они сами могут поджарить каштаны.

— Повезло мне, — пролепетал я, чувствуя, что потихоньку смелею.

— О чем это вы?

— Я бы хотел похитить вас и спрятать в пещере. Или в башне, или еще где-нибудь. И каждую ночь забираться к вам по веревочной лестнице. Но с Мисти Ломбард этот номер не пройдет. Меня растерзают десятки тысяч мужчин.

— Может, вы все-таки… — Она замолчала, скромно закатила глазки, прикусила губу, как бы задумавшись. Меня это очаровало. — Увезете меня в свою пещеру, — закончила она.

— Подумайте еще о каком-нибудь варианте.

— Каком же?

— Не важно. Я отправляюсь на поиски пещеры. Как насчет ужина? Мы будем пить мартини из черепа бронтозавра и закусывать дикими оливками, нанизанными на зубы тигра…

— Мне это не нравится.

— Я так и думал. А как насчет обычного мартини в «Серале»?

— Мне очень жаль. Я бы с удовольствием, правда. Но мне нужно подготовиться к приему.

— К приему? Ах да. — Я вдруг вспомнил, где нахожусь. — Может, позже мы…

— Посмотрим. Я иду на прием с мистером Лифом. Не исключено, что он будет очень занят в течение вечера. Не знаю.

— Саймон Лиф?

Она кивнула. Значит, она будет с продюсером. Тьфу на него! Все верно: Мисти играла главные роли в нескольких его фильмах. В его хороших фильмах. Возможно, у них просто деловая встреча.

— Мне нужно бежать, — сказала она.

— Хорошо. Но не удивляйтесь, если увидите меня поблизости. Скорее всего, ваш взгляд постоянно будет натыкаться на меня.

— Пока, мистер Скотт. Была рада, — она лучезарно улыбнулась, — столкнуться с вами.

— На всякий случай оставьте мне один танец. — Я постарался улыбнуться как можно обаятельнее и добавил: — В лунном свете.

Она уже сделала было несколько грациозных шажков, но вдруг остановилась и повернулась ко мне. Потом неожиданно сжала эти мягкие красные губы и поцеловала воздух между нами, глядя мне прямо в глаза. Я словно проглотил шесть таблеток «алказельтцер» сразу. Мисти Ломбард повернулась и ушла своей волнующей походкой, а я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

И тут же решительно направился в «Сераль». Выпить.