Дело Сен-Фиакра

Глава 11 Двойной свисток

— Не обижайтесь, что я так плохо за вами ухаживаю, господин Мегрэ. Но с этими похоронами…

Бедняжка Мари Татен суетилась, готовила целые ящики пива и лимонада.

— Многие приедут издалека и уж наверняка зайдут перекусить.

Поля совершенно побелели от инея, трава ломалась под ногами. Каждые четверть часа колокола маленькой церкви принимались звонить отходную.

Траурный катафалк прибыл еще на рассвете, и служащие похоронного бюро сидели теперь в деревенской гостинице, расположившись полукругом у очага.

— Вот странное дело — управляющего нет дома, — проговорила Мари Татен. — Наверное, он в замке вместе с господином Морисом.

Понемногу стали собираться принаряженные крестьяне.

Мегрэ доедал завтрак, когда заметил в окно, что к гостинице в сопровождении матери идет мальчик-служка. Но в гостиницу парнишка вошел один. Мать остановилась у поворота дороги, думая, что из гостиницы ее не видят, и лишь пихнула Эрнеста в спину, словно стремясь одним махом втолкнуть его прямо в двери Мари Татен.

Входя в зал, он выглядел вполне уверенным в себе, словно ученик, которому на раздаче школьных наград досталось читать ту самую басню, которую они всем классом долбили три месяца.

— Господин комиссар здесь? — обратился он к Мари Татен.

В тот же миг он заметил комиссара и направился прямо к нему, даже не потрудившись вынуть руку из кармана. Видно было, как он теребит что-то в глубине кармана.

— Я пришел, чтобы…

— Покажи-ка свисток.

Эрнест моментально попятился, отвел глаза, но потом, поразмыслив, пробормотал:

— Какой свисток?

— Тот, что лежит у тебя в кармане. Ты ведь давно мечтал о бойскаутском свистке?

Мальчик машинально вытащил свисток из кармана и положил его на стол.

— А теперь валяй рассказывай свою небылицу.

Парнишка подозрительно глянул на комиссара, потом слегка пожал плечами. Эрнест был, ох, не простак!

Глаза его, казалось, говорили:

«Ну и пусть. Да, теперь у меня есть свисток. Но я все равно скажу то, что велено».

И он затараторил, как по писаному:

— Это касается молитвенника. В тот раз я не все рассказал, потому что боялся. Но мама велела, чтобы я сказал всю правду. Один человек приходил ко мне за молитвенником прямо перед торжественной мессой…

Вдруг, залившись краской, мальчуган схватил лежавший на столе свисток, словно боясь, что его отберут за такое вранье.

— Кто же к тебе пришел?

— Господин Метейе. Секретарь из замка.

— Садись-ка рядом со мной. Хочешь гренадину?

— Да, с такой щекотной водой…

— Мари, принесите нам порцию гренадина с сельтерской. Ты доволен новым свистком? Ну-ка, свистни.

На свист обернулись служащие похоронной конторы.

— Тебе его купила мать, и не далее как вчера днем. Не так ли?

— Откуда вы знаете?

— Сколько же денег ей дали в банке?

Рыжий мальчишка поглядел прямо в глаза комиссару. Краска стыда отхлынула от его лица, и он побелел как полотно. Потом покосился на дверь, словно оценивая расстояние до нее.

— Пей гренадин. В банке вас принял Эмиль Готье. Он-то и научил тебя, что говорить.

— Да!

— Он действительно велел тебе указать на Жана Метейе?

— Да.

И, поразмыслив, спросил:

— Что мне теперь будет?

В задумчивости Мегрэ ничего не ответил. Он размышлял. Размышлял о том, что в этом деле роль его была невелика: он лишь нашел последнее крохотное звено, благодаря которому все встало на свои места.

Готье действительно хотел подставить Жана Метейе под удар. Но события вчерашнего вечера перевернули все его планы. Он понял, что по-настоящему опасен был не секретарь, а граф де Сен-Фиакр.

Если бы все шло как нужно, ему пришлось бы с утра пораньше бежать к рыжему парнишке с новыми инструкциями.

«Ты скажешь, что о молитвеннике тебя спрашивал господин граф».

А мальчонка все твердил:

— Что мне теперь будет?

На этот раз Мегрэ не успел ему ответить. По лестнице спускался адвокат. Войдя в зал, он подошел к Мегрэ и неуверенно протянул руку.

— Как вам спалось, господин комиссар? Извините, я хочу попросить совета от имени своего клиента. У меня безумно болит голова…

И он сел, а вернее сказать, плюхнулся на лавку.

— Похороны начнутся ровно в десять, не так ли?

Он окинул взглядом служащих похоронной конторы, потом поглядел в окно — на погребение уже собралась целая толпа.

— Между нами говоря, как вы считаете, должен ли Метейе… Поймите меня правильно. Мы прекрасно отдаем себе отчет, и как раз из деликатности…

— Я могу идти, сударь?

Мегрэ не слыхал вопроса. Он отвечал адвокату.

— Разве вы еще не поняли?

— Иными словами, если рассмотреть эту…

— Вот вам добрый совет: не нужно ничего рассматривать.

— Так, по-вашему, лучше будет уехать даже не…

Слишком поздно. Схватив свой свисток, Эрнест распахнул дверь и теперь улепетывал со всех ног.

— С точки зрения закона у нас прекрасное поло…

— Именно, прекрасное!

— Не правда ли? Так я и сказал Жану.

— Он выспался?

— Даже не раздевался. Это очень нервный юноша, очень тонкий и чувствительный, как многие дети из хороших семей.

Но тут гробовщики прислушались к чему-то, встали и расплатились с Мари Татен. Мегрэ тоже поднялся, снял с вешалки свое пальто с бархатным воротником, обмахнул рукавом шляпу-котелок.

— У вас обоих есть прекрасная возможность убраться отсюда по-английски, прежде…

— Прежде, чем кончатся похороны? В таком случае нужно вызвать такси.

— Вот именно.

Священник в полном облачении. Эрнест и еще двое мальчиков-служек в черных балахонах. Подгоняемый холодом, священник из соседней деревни торопливо несет крест. Над заледеневшей дорогой разносятся литургические песнопения: распевая на ходу, священники спешат к замку.

Крестьяне сгрудились у крыльца. Что делается в замке — не видно. Наконец двери распахиваются, и четверо мужчин выносят гроб.

Позади — высокий мужчина с покрасневшими глазами. Это Морис де Сен-Фиакр. Держится он очень прямо, напряженно.

Его серый костюм особенно заметен среди толпы облаченных в траур людей.

И, однако, когда с верхней ступеньки крыльца он окидывает толпу невидящим взглядом, все невольно испытывают смущение.

Рядом с ним — никого. Он выходит из замка и все так же в одиночестве идет за гробом.

Мегрэ стоял в толпе прихожан. Неподалеку виднелся дом управляющего. Когда-то он был комиссару родным.

Ставни на окнах замка были закрыты. Лишь у окон кухни, прижимаясь носами к стеклу, сгрудились слуги.

Шорох гравия под ногами сотен людей заглушал звуки священных песнопений.

Во всю мочь звонили колокола.

И тут Мегрэ встретился глазами с графом.

Быть может, комиссару просто почудилось? Ему показалось, что по губам графа скользнула едва заметная улыбка, ничуть не похожая на циничную ухмылку пресыщенного парижанина, последнего отпрыска разорившейся аристократической семьи.

Теперь Морис де Сен-Фиакр улыбался безмятежно и доверчиво.

Во время отпевания вдруг послышался дребезжащий гудок такси: это гаденыш удирал вместе со своим ошалевшим от похмелья адвокатом.