Дело Уичерли

Глава 20

Особняк Треворов был ярко освещен. Элен Тревор встретила меня на крыльце и бесшумно прикрыла за собой входную дверь.

— Можно вас на два слова, мистер Арчер?

— Конечно.

— Только, пожалуйста, не передавайте нашего разговора мужу, хорошо? Я очень беспокоюсь за Карла, за его здоровье. Я убеждена: пускаться вместе с вами в ночное путешествие ему не следует.

— Это была его идея, а не моя.

— Я понимаю. — Она вздохнула и провела рукой по своей дряблой желтой шее. При ярком свете глаза ее казались огромными и совершенно безумными. — Карл никогда не заботился о своем здоровье. Я знаю, на вид он производит впечатление вполне здорового человека. Но это не так. Меньше двух лет назад он перенес инфаркт.

— Тяжелый?

— Очень, еле выкарабкался. Если б не мои молитвы, он бы не выжил. Доктор сказал, что второй такой инфаркт убьет... может убить его. А я не могу жить без Карла, мистер Арчер. Пожалуйста, отговорите его от этой поездки.

— Боюсь, это невозможно. Но вы не волнуйтесь, за руль сяду я.

— Дело не в том, кто поведет машину. Больше всего я боюсь, что муж будет ужасно волноваться. Он и так уже целых два дня места себе не находит. Надежда, что она жива, прибавляет ему сил. Если же окажется, что Фебы нет в живых...

Она глухо зарыдала и отвернулась, чтобы я не видел ее слез. На двери выросла ее тень с преувеличенно длинным носом и острым подбородком. Элен Тревор была нехороша собой и знала это; знала, быть может, с того самого дня, как муж, приподняв подвенечную вуаль, коснулся ее губ. Собственнический инстинкт у таких женщин развит невероятно.

— Вам бы лучше сказать все это непосредственно мужу, миссис Тревор.

— Я пробовала, но он не желает меня слушать. Ко мне он относится как к своему злейшему врагу, а ведь вся моя вина только в том, что я хочу спасти ему жизнь. А сам он себя совершенно не щадит — в этом, по всей вероятности, тоже проявляется его болезнь.

— Думаю, вы не правы. Феба ведь для него много значит.

— Слишком много, — с горечью призналась она. — Для него она значит больше, чем я, чем его собственное здоровье. Видите ли, у меня не могло быть детей, и он ужасно привязался к дочке моего брата. Богу было угодно сотворить меня бесплодной, — с надрывом добавила она.

Лежавшие на шее пальцы скользнули вниз, к впалой груди. Лицо изможденное, вид затравленный. Я почувствовал, как к горлу подкатывается злоба — та самая, что довела Тревора до инфаркта.

— Будьте добры, передайте вашему мужу, что я за ним приехал. Обещаю вам присмотреть за ним. Если у него начнется приступ, я отвезу его к врачу. Но мне кажется, вы напрасно волнуетесь, миссис Тревор.

— Уверяю вас, что нет. Сегодня, когда он вернулся с работы, на нем лица не было. Он даже не вздремнул после обеда, а ведь всю ночь не ложился.

— Ничего, поспит в машине.

— Вам его совсем не жалко, мистер Арчер.

— Мне жалко, когда с мужчинами так носятся.

— Ох, уж эти мужчины! Все вы одинаковы.

Это было объявление войны. Она резко повернулась на каблуках и вошла в дом, не пригласив меня следовать за ней. Я облокотился на стену и стал всматриваться в покрытую мраком лужайку. Из-за деревьев выглянула луна, вчера она была меньше и не такая яркая. Издали луна была похожа на прижатую к железной решетке женскую грудь.

Хлопнула дверь, и на крыльцо быстрым шагом вышел Тревор. Он кивнул мне и с опаской взглянул на небо, как будто луна была дурным предзнаменованием. За то время, что я его не видел, он сильно осунулся, черты лица заострились, зато глаза сверкали.

— Может, все-таки вам не стоит ехать? — попробовал отговорить его я. — Как вы себя чувствуете?

— Превосходно. Я в отличной форме. Элен вам, наверно, уже успела заморочить голову моим здоровьем.

— Она сказала только, что у вас был инфаркт.

— Чепуха, был и сплыл. — Он стиснул пальцы в кулак и, демонстрируя свою силу, резким движением выбросил руку вперед. — Я езжу верхом, плаваю, а она все время пытается сделать из меня инвалида. Ну что, поехали?

К воротам он шел так быстро, что я с трудом за ним поспевал, но, когда мы сели в машину, он тяжело дышал, хотя старался не подавать виду, что устал.

— Карл, ты лекарство не забыл? — послышался с веранды голос его жены.

Тревор что-то пробурчал в ответ.

— Карл! Лекарство!

— Взял, взял, пропади оно пропадом, — пробормотал он.

— Лекарство есть, не беспокойтесь, миссис Тревор! — крикнул я в темноту.

Она застыла на веранде: лицо неподвижное, землисто-серого цвета. Выехав из ворот, я свернул направо, на асфальтовую дорогу, поднимавшуюся к луне среди черных деревьев.

— Хорошо все-таки, Арчер, что вы поехали со мной. Жене бы я никогда не признался, но, честно говоря, ехать в Медсин-Стоун один я бы не решился.

— Я же еду не ради вас, я ведь не меньше вашего заинтересован в благополучном исходе дела.

— Неужели? Вы ведь даже Фебу не знаете.

— Верно, но еще не теряю надежды с ней познакомиться.

— Стало быть, вы думаете, в море нашли не ее машину?

— Посмотрим, ждать осталось недолго. До Медсин-Стоуна далеко?

— От моего дома миль сто.

Шоссе подымалось в гору, деревья стали больше, раскидистее, их ветви смыкались над крышей машины, и создавалось ощущение, будто мы едем в тоннеле. Фары выхватывали из темноты прямую как стрела лесную дорогу.

Некоторое время мы молчали, а потом Тревор спросил:

— Скажите, убийство, о котором вы сообщили мне по телефону, может иметь отношение к Фебе?

— Может, и прежде всего потому, что в нем, не исключаю, замешана ее мать. Я бы дорого дал, чтобы еще раз встретиться с Кэтрин Уичерли.

— А я думал, вы организовали ее розыск.

— Не получилось, Вилли Мэки отказался мне помочь.

— Почему?

— У него сейчас очень много дел, — уклончиво ответил я. — Кроме того, за это время произошло столько разных событий, что с розыском Кэтрин Уичерли лучше будет повременить до завтра.

Тревор тяжело повернулся ко мне. Я чувствовал на себе его напряженный, пытливый взгляд.

— Вы полагаете, что Кэтрин убила Бена Мерримена?

— А возможно, и Стэнли Квиллана, владельца магазина радиоаппаратуры.

— Что-то не верится. Зачем ей было их убивать?

— Они ведь ее надули. Шурин Мерримена Квиллан купил дом Мандевилла по заведомо заниженной цене, а потом мошенники перепродали этот же дом Кэтрин Уичерли, но по завышенной цене.

— Погодите, не станете же вы убивать человека только за то, что он обманул вас при продаже дома?

— Согласен, но этим дело не ограничилось. На днях Мерримен ее дом продал и вынудил миссис Уичерли отдать ему большую часть вырученной суммы.

— Каким образом?

— Шантаж — это первое, что приходит в голову.

— Чем же он мог ее шантажировать?

— Судите сами. Сегодня я разговаривал с управляющим «Конкистадора», доходного дома в Сан-Матео. По его словам, вскоре после своего исчезновения Феба ненадолго остановилась в «Конкистадоре», в квартире, которую снимала ее мать. В соседней квартире жил Квиллан; припрятав в спальне девушки микрофон, он подслушивал ее разговоры. Зачем он это делал, я пока не знаю, но, согласитесь, история темная. Кроме того, управляющий Гирстон сообщил мне, что уехала Феба из «Конкистадора» вместе с Меррименом.

— Куда они поехали?

— Вероятней всего, она отправилась к матери в Сакраменто. Но если верить Кэтрин Уичерли — а я в правдивости ее слов сильно сомневаюсь, — до Сакраменто девушка так и не доехала.

— Все это я слышу впервые, — задумчиво проговорил Тревор. — Однако из рассказанного вами можно сделать вывод, что после второго ноября Фебу видели живой и здоровой.

— Да, причем несколько разных людей.

— А сейчас ее уже нет в живых, как вам кажется?

— Давайте не будем гадать, скоро, думаю, все узнаем.

Тревор внял моему совету и вопросов больше не задавал. Дорога теперь шла под гору, деревья пропали, и перед нами открылось безбрежное, залитое лунным светом пространство — океан. Еще около часу мы ехали по приморскому шоссе, между голых полей и пустынных пляжей, мимо вздымавшихся над водой утесов, под кронами уходящих в небо мамонтовых деревьев. Справа, оставляя на воде серебряный след, скользила за нами луна.

Тревор то и дело поглядывал в сторону океана, его пробирала дрожь.

— У меня не укладывается в голове, что она там, — сказал он и опять надолго замолчал.

Городок Медсин-Стоун примостился у самого шоссе, среди мамонтовых деревьев. В основном он состоял из деревянных летних домиков. В единственном «городском» здании размещались и магазин, и бензоколонка, и мотель, и почта, и кафе. Окна кафе светились. «Завтрак — двадцать четыре часа в сутки» — было написано мелом на витрине. За деревьями светилась красная неоновая вывеска, на которой значилось имя владельца заведения — Гейли.

Мы с Тревором вошли внутрь. Маленькое кафе пустовало, но в задней комнате гремели тарелки — кто-то мыл посуду. Я вынул монетку в двадцать пять центов и постучал ею по пластмассовой стойке. Через некоторое время из задней комнаты на стук вышел какой-то старик, вытирая на ходу руки о длинный белый фартук.

— Простите, джентльмены, — сказал он, шепелявя из-за плохо пригнанной искусственной челюсти, — но обслужить вас я не могу. Нет ни кухарки, ни самой миссис Гейли. Вообще никого нет, я один. А мне готовить не дают: сначала, говорят, медосмотр пройди. — Тусклый взгляд водянистых старческих глаз, застывшая кривая улыбка.

— А где все? — спросил Тревор.

— На берегу, где ж еще. Там ведь сейчас машину из воды вытаскивают. Ту самую, что со скалы в море сорвалась. А все почему? Потому что гоняют как сумасшедшие...

— Не скажете, где это? — нетерпеливо перебил его Тревор.

— Сейчас сообразим. Вы на юг ехали?

— На юг.

— Тогда проедете дальше мили две по шоссе и свернете направо. А там все время прямо. Только смотрите не разгоняйтесь, а то сами в море сиганете. — Старик захихикал и выронил челюсть, отчего стал похож на привидение: череп лысый, провалившийся рот.

— Машина упала в воду в Пейнтед-Коув?

— Так точно. Там указатель будет. Вы, я вижу, наши места знаете?

— У меня здесь неподалеку, на полпути в Терранову, летний коттедж.

— То-то, я смотрю, лицо знакомое.

Я дал старику двадцать пять центов, и мы, проехав две мили по шоссе, свернули на Пейнтед-Коув. Из-под колес летела грязь, а иногда и камни, лесная дорога петляла между огромными, словно пирамиды, деревьями. Наконец вдали показались огни.

Лес остался позади, и мы выехали на высокий, совершенно голый морской берег. На самом краю отвесной скалы, кузовом назад, стоял тяжелый грузовик-тягач, а рядом — несколько полицейских и частных легковых машин, вокруг которых столпилось человек пятнадцать. Со скалы в море с кузова грузовика свешивалась лебедка с металлическим тросом, издали смахивающая на виселицу.

Мы вышли из машины и, спотыкаясь о кочки, направились к грузовику, на кабине которого было выбито «Гараж Гейли». На подножке грузовика, освещая фонарем его кузов и задние колеса, стоял помощник шерифа, все же остальные болтались без дела. Свет фонаря осветил гладкую черную поверхность скалы, скользнул по воде, плескавшейся в футах сорока под нами, и на мгновение выхватил из темноты возникшую в волнах черную, похожую на тюленью, голову водолаза в маске. Вынырнув всего на мгновение, спасатель вновь ушел под воду.

— Достали машину? — спросил Тревор, подходя к выступу и касаясь рукой ноги помощника шерифа.

— Сами, что ли, не видите?! — резко повернувшись к нему, рявкнул тот. — Отойдите от края!

Тревор поспешно сделал шаг назад и обязательно упал бы, не подхвати я его под руку: мускулы напряжены, дрожит всем телом. Я попытался было отвести его от обрыва, но он стоял как вкопанный, провожая глазами погружавшийся в воду кабель; казалось, он пытается заглянуть под серебристую гладь океана.

— Мистер Тревор! — К нам подошел коренастый старик в широкополой шляпе, с грубым, словно выбитым из древесной коры, лицом. Он протянул Тревору руку, и тот, придя в себя, сделал шаг в сторону от берега и спросил:

— Как идут дела, шериф?

— Сносно. Извините, что вытащил вас из дому в столь поздний час.

— Ничего не поделаешь. Вы подняли машину?

— Нет еще. Она застряла между валунами, к тому же в нее песок набился. Боюсь, как бы не пришлось ее подъемным краном тащить.

— Внутри кто-то есть?

— Был.

— Что значит «был»?

— Мы извлекли ее из машины и подняли на берег, — сказал шериф, поглядев на воду с таким свирепым видом, словно океан был его злейшим врагом. — Верней, то, что от нее осталось.

— Это моя племянница?

— Скорее всего, мистер Тревор. Машина ее. Я ведь в лицо ее не знал.

— Где она? — Черты лица Тревора еще больше заострились.

— Вон там.

И шериф указал рукой на что-то лежавшее на земле в противоположном конце площадки. Когда мы подошли ближе, я увидел накрытое с головой тело на носилках.

— Если б вы взглянули на нее, я был бы вам очень благодарен, — сказал Тревору шериф. — Опознания ведь еще не было.

— Я готов.

— Но имейте в виду, зрелище не из приятных. Труп пролежал в воде несколько месяцев.

— Ладно, хватит разговоров, покажите мне ее.

Шериф откинул одеяло и осветил лицо — если это можно было назвать лицом; покрытое кровоподтеками, распухшее, изуродованное, оно изменилось до неузнаваемости. Я почувствовал, как у меня от жалости и гнева наворачиваются на глаза слезы. Все молчали.

— Это Феба, — сказал Тревор. Взгляд у него был застывший, лицо мертвенно-бледное. Он беспомощно осмотрелся по сторонам, покачнулся, словно почва уходила у него из-под ног, и повалился на колени рядом с носилками. Сначала мне показалось, что он молится, однако голова его опускалась все ниже и ниже, и вскоре он ничком рухнул на землю.

А потом перевернулся на спину, запрокинутое лицо посинело, рот ощерился. Я встал рядом с ним на колени, распустил его галстук и расстегнул воротничок рубашки.

— Дигиталис, — задыхаясь, с трудом проговорил он. — В правом кармане пиджака.

Я достал лекарство, дал ему таблетку и спрятал пузырек обратно.

— Спасибо, — прохрипел Тревор, не разжимая зубов. — Плохо. Кислород.

— Я положил руку ему на грудь, сердце билось глухо и тяжело. Редкие, зловещие удары. Шериф с отвисшей челюстью нагнулся над ним:

— Сердечный приступ?

— Да. Напрасно я его сюда привез.

— Ничего, я сейчас отвезу его в Терранову, там есть больница. Все равно сегодня мы автомобиль уже вряд ли вытащим.

Шериф подогнал свою машину к тому месту, где лежал Тревор, и мы перенесли больного на сиденье. Болевой приступ, вероятней всего, прошел, и теперь Тревор как-то вдруг ослабел, весь обмяк.

— Желаю удачи, — сказал я ему.

Тревор кивнул и выдавил из себя улыбку. Машина уехала.