Глава 12

Если действие повторяется неоднократно, его проще принять. Охрана, установленная на каждом ключевом посту, прежде уже видела меня в сопровождении Фусил-лы, и, если в самом начале у них и возникли какие-то вопросы в силу необычности этого действия, теперь на меня реагировали вполне благодушно. Кто они были такие, чтобы критиковать свое начальство, особенно авторитетного офицера? Только один из них, самый старший, чье худое, израненное лицо указывало на переделки, в каких он побывал, подверг происходящее сомнению, но облек его в циничное выражение, смысл которого заключался в том, что до него дошли слухи о деятельности высших эшелонов и, хотя он лично относится к этому с негодованием, вынужден повиноваться. Он смотрел на лейтенанта открыто и враждебно и пропустил нас через стальные ворота только после тщательного изучения пропуска, подписанного рукой капитана.

Мне совсем не потребовалось подбадривать лейтенанта. Он уже предвидел крупные перемены и вошел в роль великолепно, следуя за мной по левую руку на расстоянии шага, так чтобы я мог полностью видеть его и намеренно поддерживал любезный разговор, что со стороны выглядело как беседа старых друзей. Позади него, в офисе, лежало два трупа, и с этим уже ничего нельзя было поделать, кроме как извлечь из всего случившегося выгоду. Моя миссия никак не затрагивала его лично, я не был заинтересован в его смерти, поэтому наилучший выход для себя он видел в том, чтобы играть в мою игру в ожидании награды, так что лейтенант был почти озабочен тем, как бы мне услужить.

Охранник на последнем посту был единственным, кто выказал хоть какое-то любопытство. Все, что нарушало монотонность ночи в недрах Роуз-Касл, за его спиной, вызывало у него лишь интерес. Он смотрел, как мы проходим мимо, повернувшись на своем сиденье, чтобы лучше видеть, что мы делаем, и не пропустить ни одного нашего слова.

Лающая команда лейтенанта заставила его подскочить на ноги, а резкий приказ принести стакан воды унес прочь из поля нашего зрения. Я мог спокойно достать отмычки из кармана и приступить к работе над замками двери в камеру Виктора Сейбла.

Обе мои руки были заняты, и, если он захотел бы напасть на меня, сейчас было самое время. И лейтенант знал это, но он продолжал улыбаться, отойдя на несколько футов, пока я гремел отмычками.

Изнутри ворчливый голос произнес:

— Эй... кто там?

Я остановился на мгновение, открыл глазок и стал говорить через него:

— Успокойтесь. Мы пытаемся вытащить вас отсюда.

Внутри испуганно перевели дыхание, потом Сейбл спросил:

— Кто... кто вы?

Если бы он хотя бы намекнул на отказ, я бы тут же убил его.

Я сказал:

— Я представитель правительства Соединенных Штатов.

Он вскрикнул от восторга, и мне этого было достаточно. Я снова вернулся к замкам. Первый я открыл за две минуты, затем нас прервал охранник, принесший стакан воды, а лейтенант тут же отправил его по другому поручению.

Два других замка были посложнее. Одна из отмычек сломалась у меня в руках, и мне пришлось выуживать обломки металла из замка, прежде чем я вновь смог проложить работу. Когда дверь наконец открылась, охранник вернулся и занял место за своим столом.

Лейтенант негромко спросил:

— Еще долго, сеньор?

— Еще несколько минут, если мне повезет.

На его лице появилось выжидающее выражение.

— Что-то нужно сделать с этим охранником, сеньор. Он вооружен и достаточно глуп, чтобы вмешаться. Он знает, что у меня нет ключей от этой камеры.

Я понял, что он имеет в виду. Я оставил отмычку в замке и сделал вид, что готов идти назад вместе с лейтенантом. Охранник увидел, как мы возвращаемся, и с сожалением улыбнулся, так как опять оставался в одиночестве.

Но это продолжалось недолго. Как только мы поравнялись с ним, я схватил лейтенанта за руку, повалил на стол и сбросил на пол, угрожая охраннику револьвером. Инстинкт заставил того потянуться за пистолетом, висевшим на поясе, но лейтенант был по-прежнему в игре и, пытаясь встать на ноги, намеренно стукнул охранника по руке, а я со всей силы ударил его по голове своим револьвером. Парень растянулся на полу, сохранив в памяти лишь героическую борьбу лейтенанта.

Когда я отошел в сторону, лейтенант сказал:

— Отличное представление, сеньор, — и улыбнулся, потому что я все еще из осторожности не спускал с него взгляда, зная, что он думает о том же, о чем и я. Он бы зарекомендовал себя еще большим героем, если бы обезоружил и арестовал меня. Но даже в нарядной форме со всеми своими медалями он по-прежнему оставался новичком-любителем, а я был прожженным профи, который только что убил двух человек и мог легко убить и третьего. Поэтому лейтенант милостиво улыбнулся и позволил мне открыть и последний замок в камеру Виктора Сейбла.

Я взглянул на человека, стоявшего в недоумении посреди камеры. Какой же вклад он мог внести в национальную безопасность, что сделало его персону столь важной? В его внешности не было ничего особенного. Годы оставили на нем след, но времени не удалось ни сломить его достоинство, ни затушить блеска его глаз.

Он вдруг начал чихать, хотя изо всех сил старался сдержаться. Увидев, что я нахмурился, он сказал:

— Они посадили меня на иглу, сэр.

— Я знаю. Насколько это серьезно?

— Не так серьезно, как они считают.

— Вам не нужна доза прямо сейчас? Нам многое предстоит сделать.

— Я предпочитаю немедленно удалиться отсюда.

— Вы можете нас подвести. Я знаю, где можно достать дозу. — Я имел в виду тот пакетик с образцом, который передал Фусилле, а капитан спрятал где-то в офисе.

— Нет. — Его тон был непоколебим.

— О'кей, это твои проблемы, приятель.

Лейтенант нервно вмешался:

— Мы слишком задерживаемся, сеньор. Нам лучше поспешить.

Я кивнул и взглянул на Виктора Сейбла:

— Пойдемте. Идите впереди, словно вас ведут на допрос. Если возникнут осложнения, сразу бросайтесь на пол.

Он осторожно улыбнулся:

— Скажите мне только одну вещь, пожалуйста.

— Что?

— У вас есть приказ убить меня, если нам не удастся бежать?

Я кивнул.

— Отлично. Пожалуйста, не сомневайтесь: я предпочту смерть, только бы не попасть в руки красных.

— Значит, вы так важны?

— Именно так. Я очень важен. Если я останусь в живых, они заставят меня говорить, и на моей совести будет смерть миллионов. Если я умру... что ж, может, тогда у мира появится шанс обрести, наконец, разум.

— Но все-таки давайте сначала попробуем вытащить вас живым, — сказал я.

— Вы храбрый человек, — ответил он.

Я покачал головой:

— Перед вами самый последний идиот на свете. Вперед!

Никто не задал нам ни одного вопроса, пока мы шли по коридорам. Лейтенант представлял собой власть, чье слово было законом, поэтому ворота открывались и закрывались за нами без всяких усилий. В тусклом свете лампочек, развешанных по стенам, никто не мог заметить ни торчавшего из-под моего пиджака револьвера, ни необычного выражения наших лиц. Стража просто совершала те же действия, что и обычно, пропуская заключенного с эскортом, ведущим его на допрос. Позднее, чтобы защитить себя и своего нового капитана, они припомнят, как я давил на него, держа под прицелом, и как он пытался беззвучно подать им знак, предупредить об опасности; но они, простые охранники, не разобрались в таких тонкостях.

Только один из них, с враждебным взглядом, повидавший мир и возненавидевший любую власть, которая была для него сколь притягательна, столь и ненавистна, — только один попытался оказать какое-то сопротивление. Чутьем хорька он понял, что лейтенант совершает огромную ошибку, которая грозит опустить его на самое дно, в то время как сам он может возвысить себя. Поэтому он выхватил пистолет из открытой кобуры и направил его на нас сквозь прутья решетки.

Его ошибка состояла в том, что он решил, будто лейтенант — главный зачинщик. Я выстрелил прямо в его улыбку и увидел, как он падает из-за стола и кучей валится к нам под ноги. Не говоря ни слова, лейтенант просунул руку между прутьями, вытащил ключи и открыл дверь. Виктор Сейбл странно взглянул на меня и прошел вперед.

Другие услышали выстрел. Они вбежали с противоположного конца коридора, в который мы как раз вошли, с оружием наперевес, но, увидев нас, остановились. Они смотрели друг на друга, выжидая, кто первый сделает движение, затем снова взглянули на лейтенанта.

Я заговорил на их языке, чтобы не было недоразумений:

— Это случайность. Лейтенант говорил ему, что не следует обрезать верхушку кобуры. Он уронил ключи, и, когда наклонился, чтобы поднять их, пистолет выпал и выстрелил.

Очевидно, мертвый охранник не раз высказывал свое мнение относительно застегнутой кобуры, так что такого объяснения было достаточно. Их облегченные ухмылки разрядили напряжение; они уже думали, как теперь смогут высмеять старого служаку, который обращался с ними как с идиотами, и какую выволочку тот получит от лейтенанта.

Мы прошли в последние ворота. Сзади все вновь было тихо и спокойно, только глухо раздавались наши шаги по мощеной дорожке, ведущей в офис.

Но леди Удача, бывшая столь щедра с нами, теперь решила показать свой характер. Испуганный шум позади нас эхом отразился от стен и был подхвачен всеми вокруг. Один из охранников, которому не терпелось проучить того, кто уронил свой пистолет, вернулся и обнаружил, что тот мертв.

Я схватил лейтенанта за руку:

— Сколько охранников нам осталось пройти?

— Около тридцати на разных постах, сеньор.

— Их могли предупредить?

Лейтенант поднял руку, призывая к молчанию. Взволнованные крики затихли, и мы поняли, что они разрабатывают план действий. Единственной вещью, которая до сих пор удерживала их, было то, что лейтенант все же представлял власть и нес ответственность за происходящее. Они не видели наставленного на него пистолета и поэтому полагали, что ему предстояло самому выпутываться из истории. У них не заняло бы много времени сложить все части вместе и проследить цепочку событий до охранника у камеры Сейбла. И тогда наши дела будут совсем плохи.

Лейтенант понимал это так же хорошо, как и я.

— Если они поднимут тревогу, остальные набросятся на нас со всех сторон. Для таких случаев существует особый приказ, что им следует делать. — Он безнадежно пожал плечами.

— Система оповещения связана со светом?

Он покачал головой:

— Нет, это отдельный провод.

Я знал, где я нахожусь и что мне нужно делать. Я быстро кивнул им, чтобы они следовали за мной, и побежал быстрой рысью по коридору, перпендикулярному тому, по которому мы шли. Теперь на меня работали минуты и даже секунды. С их течением мы все ближе были к смерти.

Когда мы достигли поворота, я свернул направо, нашел колонны по сторонам плиты, закрывавшей вход на нижний этаж, выдернул болты, которые Фусилла так любезно мне показал, и надавил на гранитный блок. Лейтенант следил за мной с изумлением, поражаясь осведомленности по поводу секретных механизмов крепости; на его лице отразилось вновь вспыхнувшее уважение.

Не задавая вопросов, он потянулся к поясу и подал мне маленький фонарик. У меня не было выбора, так что пришлось довериться. Если бы он осмелился выступить против меня, дело было бы проиграно; если бы я решился протащить его и Сейбла по нижним лабиринтам, мы выбились бы из графика, а это тоже означало конец.

Я взял фонарик и протянул ему мой револьвер.

— Ждите здесь, — сказал я.

Нескольких лампочек, укрепленных через равные промежутки, было достаточно, чтобы осветить мне дорогу. Сейчас я был здесь не на экскурсии, поэтому не глядя проходил мимо устрашающих экспонатов, украшавших ряд помещений. Я шел мимо напоминаний о кровавом прошлом Роуз-Касл, а может, и настоящем, ориентируясь только на звуки «бамп-бамп» газолинового двигателя, которые служили для меня путеводным сигналом.

На этот раз мне не пришлось возиться с замком. Дверь была закрыта на древний засов, который неохотно, со скрипом поднялся, когда я надавил на рычаг. Я направил луч фонарика на старинный двухцилиндровый судовой двигатель, передававший энергию через систему шестерен на потрепанный временем вращавшийся генератор, нашел нужные рычаги и вырубил его, под дождь искр и облегченный скрежет массивного махового колеса, наконец-то замершего в покое.

Позади меня тусклый свет лампочек померк, и все погрузилось в полную темноту, мне остался только слабый луч фонарика, чтобы найти обратный путь. К счастью, этого было достаточно. Очертания стали глубокими и зловещими, орудия пыток выглядели еще гротескнее, чем раньше, словно оживая в дрожащем луче, — их длинные тени, казалось, хотели дотянуться до меня.

Я отыскал лестницу, быстро поднялся, нажал на рычаг и поднял тяжелую плиту.

Выстрел прогремел прямо перед моим лицом. Я нырнул вниз и покатился по коридору, ругаясь про себя. Фонарик выпал из моих рук, все еще испуская свет, и в его луче я увидел охранника, корчившегося лицом вниз на перекрестке коридоров; его глухие стоны заглушало эхо от выстрела моего револьвера.

Ко мне протянулась рука, помогла подняться на ноги, и голос лейтенанта сказал:

— Это было необходимо, сеньор.

Я схватил фонарик и направил его на Виктора Сейб-ла и лейтенанта. Тот протягивал мне мой сорок пятый.

— За ним последуют другие, сеньор. Мы должны спешить.

— Они подняли тревогу?

— Вы успели вовремя, — ответил он.

Они были не самыми умными в этом мире, но все же знали несколько основных маневров. Я намеренно позволил им увидеть свет от фонарика, освещавшего нам путь. Когда мы подошли к пересечению коридоров, я осветил один из них, словно мы собирались направиться именно туда, затем покатил фонарик по полу, так что его луч указывал уже на противоположную сторону.

Они все выстроились в аккуратный ряд с ружьями на плечах, ожидая, когда наши силуэты появятся на освещенной стене. Только на этот раз сами превратились в мишени, и через две секунды переполоха, когда они осознали свою ошибку, сорок пятый уже был в моей руке, и после каждого выстрела один из них падал наземь. Последний охранник успел сделать одиночный выстрел и потянулся к курку, чтобы перезарядить винтовку, но моя пуля пробила ему грудь, он дернулся и повалился на пол, как марионетка, у которой подрезали веревки. Когда эхо от выстрелов стихло, я поднял фонарик, убедился, что коридор пуст, и взглянул на лейтенанта:

— Нас могли услышать?

— Нет, сеньор. А если и услышали, то не станут выяснять, в чем дело. Это их не касается. Они будут ждать приказа.

— Тогда пошли, — сказал я. — Мы должны добраться до офиса.

Никто не тронул мертвые тела. Они остались лежать там, где упали, и позы все еще выражали недоумение, хотя с их лиц уже стерлось удивление. Сейбл посмотрел на них, не выказывая никаких эмоций, понимая, что это часть того, что должно было случиться. Они были готовы убивать, но внезапно наступил их черед. К таким я не испытывал жалости.

Лейтенант рванул на себе мундир, пуговицы посыпались по полу, потом оторвал один лацкан, взъерошил пальцами свою аккуратную прическу, так что волосы упали ему на глаза, отодрал пару медалей, вырвав клок ткани, и бросил на пол.

Я понял, к чему он готовился, и ухмыльнулся, но он не успел закончить приготовления, как зазвонил телефон. В неестественной тишине раздалось его резкое дребезжание, и лейтенант машинально снял трубку. Его голос звучал решительно и официально. Он дважды проговорил «да», внимательно выслушал, затем поблагодарил звонящего и повесил трубку.

Повернувшись, лейтенант сказал:

— Это был мой брат, который работает на коммутаторе в офисе сеньора Ортеги. Он и начальник Сабин направляются сюда с тремя машинами вооруженных охранников.

— Он сказал почему?

— Да, сеньор. Это связано с сообщением, которое Карлос Ортега получил от своего агента в Майами. Они заподозрили, что здесь что-то происходит.

Я указал на телефон:

— Это прямая линия?

— Да, сеньор.

Я обошел стол, набрал номер гостиницы и попросил по-испански Анджело. На этот раз они наверняка будут проверять все звонки говорящих по-английски и, есть надежда, проигнорируют остальные.

Когда он подошел, я завел незначащий разговор о женщинах, не позволяя ему сказать ни слова, потом вставил между прочим:

— Та яхта, которую Хосе не мог больше держать и отплыл... ты помнишь об этом?

Он тут же узнал меня.

— Да, было очень жаль, сеньор.

— В какой порт он направится?

— Прогноз погоды уверяет, что шторм, пройдя нас, двинется на Флорида-Кис. Так что, скорее всего, он пойдет в Майами.

— Напрямую?

— Это единственное, что ему остается, сеньор. У него едва хватит времени и на это.

— Попробуй связаться с ним по радио. Скажи ему, чтобы ждал денег с неба.

— Сеньор...

— Он поймет, что я имею в виду. Надеюсь. — Я помолчал и закончил: — Спасибо, друг.

Ну вот, все было почти готово.

С великолепным жестом, который никто не смог бы повторить, лейтенант сдвинул каблуки, элегантно отсалютовал мне и прижал руки к бокам.

— Я готов, сеньор. — Он улыбнулся. — Если не возражаете, может, небольшой шрам? Дамам это...

— Кое-что еще.

— Что такое, сеньор?

— Может, очень скоро в этой стране произойдет смена правительства. Если вы обладаете каким-нибудь влиянием, то пользуйтесь им с умом. Кто-то из нас может вернуться.

— Я наслышан о такой вероятности, сеньор, — ответил он. — Ну так как же насчет шрама... только небольшого?

Я ударил его до того, как он успел договорить, и лейтенант получил свой маленький шрам. Кровь будет повсюду, так что никто не сможет отрицать того, что случилось. Пару недель он будет ходить с раздутым лицом и синяком под глазом, и все станут считать его героем. Если он поведет себя правильно, останется живым героем, впрочем, у него были все шансы. Он лежал на полу рядом со своим капитаном, которому повезло гораздо меньше.

Мертвый командир все еще держал при себе двухунцевый пакетик с героином; я высыпал его в чернильницу, стоявшую на столе. Потом разбил стеклянную витрину, за которой хранились образцы оружия, и позаимствовал штык от старинного ружья, после чего взломал замок у нижнего шкафчика, где в аккуратных ячейках содержалось остальное оружие. Схватив четыре гранаты и прикрепив их к поясу, я кивнул Виктору Сейблу, чтобы он следовал за мной.

Было уже четыре минуты пятого. Скоро над горизонтом появится солнце.

Теперь я даже был рад, что ураган Фрэнсис навис над берегом во всей своей устрашающей мощи, рад и тому, что подача электричества из города была прервана и крепости пришлось полагаться на свой устаревший генератор. Пара охранников у главного входа не могла разглядеть нас в темноте, пока мы не вынырнули у самого их носа. Капитан приказал им впустить меня, но они не ожидали, что я захочу и выйти, поэтому мое внезапное появление их очень удивило. Они долго колебались, не нужно ли им позвонить за инструкциями, так что, когда один из них повернулся ко мне спиной, тут же получил удар по голове моим верным сорок пятый, а другой, едва вскинув винтовку, встретил такой мощный удар, что, уронив ее, отлетел к стальной решетке. Но он был только оглушен и не утратил своей кошачьей интуиции. Как только я шевельнулся, он был уже снова на ногах, а его рука потянулась к короткому кинжалу на поясе.

Я не мог позволить ему позвать на помощь и дал шанс сделать выпад. Я быстро отскочил в сторону, и лезвие прошло у меня вдоль ребра, словно прикосновение клейма. Второго шанса у него уже не было. Я перехватил его руку, вывернул сустав и одновременно, ударом колена под дых, выбил воздух из легких. Приклад сорок пятого завершил работу, отключив все болевые точки, так что охранник остался корчиться на каменном полу в бессознательном рефлексе.

Раз электричество вырублено, было бессмысленно попытаться открыть ворота с его помощью. Единственное, на что я надеялся, — они должны были предусмотреть ручное отпирание ворот в случае аварии. Я посветил себе фонариком и быстро обнаружил, что упаковочный ящик, который охранники использовали вместо стола, скрывал ручную лебедку. Отшвырнув ящик, я навалился всем телом на рукоятку. С нее обильно посыпалась ржавчина, прежде чем ворота пришли в движение. А когда острые концы приподнялись над землей всего на четыре фута, что-то в механизме заело, и решетка перестала двигаться — наверное, обломок металла застрял в шестеренках. Я махнул Виктору Сейблу, чтобы он пролез под зубьями. Но пролезть сам я не мог — нужно было, чтобы кто-нибудь держал лебедку и она не раскрутилась. Неизвестно, по какой идиотской причине, но я рассмеялся. Для смеха было явно не то место и не то время, но я продолжал смеяться. Леди Удача не оставляла мне никакого шанса. Все, на что я мог надеяться, — что тот же кусок металла, который не давал решетке подняться, не даст ей упасть слишком стремительно... Вот только ее внушительный вес играл против меня. Единственный шанс. Это все, что у меня оставалось. Я отпустил рычаг, быстро нырнул под решетку, прокатился по земле и остался лежать в испарине, пока заостренные пики не опустились в свои гнезда.

Сейбл наклонился и помог мне подняться. Я ощупал гранаты на поясе и проверил сорок пятый, ощутив его дружеское тепло на боку, потом посмотрел на свои руки и вытер их о пиджак.

— Вы ранены.

— Меня ранило до этого.

— Вам, наверное, нужна помощь.

— Позже, — сказал я. — Сейчас нет времени.

Я потащил его к «вольво», подождал, пока он заберется внутрь, и повернул ключ зажигания. Все, что я мог подумать, было: «Черт побери, она все еще работает!»

Снижать скорость было почти невыносимо, но гнать означало бы смерть. Фары осветили двоих часовых, обходивших свою территорию с ружьями наперевес. Я включил нижний свет, чтобы фары не слепили им глаза, и, высунувшись из окна, окликнул их. Вытащив пару купюр из кармана, я сказал:

— Капитан сказал, чтобы я дал вам вот это и поблагодарил за службу.

Купюры были для них слишком крупными. Один даже отставил ружье в сторону, чтобы хорошенько рассмотреть бумажку в свете фар. Самым сложным было не дать им пожать себе руку в знак благодарности. Любой другой на их месте просто засунул бы деньги в карман и тут же забыл о них. Патрульный на последнем посту перед дорогой был подозрительнее, мне пришлось приложить больше усилий, чтобы он согласился взять деньги. Впрочем, после этого он расплылся в смущенной улыбке, прекрасно понимая, насколько весомым вкладом в его личный бюджет стала эта единственная купюра.

Когда мы наконец оказались в безопасности, Сейбл повернулся ко мне и спросил:

— Неужели ваша страна всегда так хорошо подготовлена ко всяким неожиданностям?

— Это была моя личная инициатива. Ничто так не побуждает бедняков к действиям, как созерцание чужого богатства.

— Вас трудно понять, друг мой. Мне непонятно, что побуждает к действию вас.

— Иногда я сам себе удивляюсь, — ответил я. — В данный момент вы смело можете называть меня простаком.

— В это я не могу поверить.

— А каково тогда ваше мнение?

— Я мог бы сказать вам, но вполне возможно, что вам это не понравится.

— Спасибо и на этом, — усмехнулся я.

Я увидел в отдалении огни, отражавшиеся от верхушек деревьев, хотя их свет и рассеивался из-за низко висящих облаков, нажал на тормоза и остановился, не доезжая до изгиба дороги; затем дал задний ход и направил «вольво» с обочины прямо в кусты, стараясь держать машину под таким углом к встречным, чтобы лучи их фар не отразились в наших. Сказав Сейблу, чтобы он ждал моего возвращения, я вылез из машины, пробежал назад около пятидесяти ярдов и, заняв удобную позицию, стал ждать.

Вожди на этот раз не возглавляли процессию. Они выслали вперед охрану, которая должна была принять на себя возможный обстрел, а сами следовали на безопасном расстоянии под предлогом, что их деятельность слишком важна для этой страны, чтобы они подвергали себя прямой вражеской угрозе. Я сорвал чеку с двух гранат и зажал их в руках, высчитывая скорость приближавшейся колонны. Сотня футов отделяла каждую машину, я пропустил первые два грузовика, нагруженные солдатами, и бросил гранату.

Я немного ошибся в расчетах, но не в цели. Граната, мгновенно исчезнувшая в темноте, пролетела в лучах фар и пробила ветровое стекло. Водитель дико вращал руль, но не справился с управлением, и машина, съехав на мягкую обочину, медленно и тяжеловесно завалилась на бок.

Запал этой чертовой гранаты сработал не сразу, так что они почти успели выбраться наружу. Двери распахнулись вверх, внутри мигал свет, так что я мог рассмотреть и Карлоса Ортегу и Руссо Сабина, тщетно пытавшихся выкарабкаться. Только сейчас водитель наткнулся где-то в машине на гранату и завопил: «Граната, граната!» И тут она взорвалась.

Части тел Ортеги и Сабина взлетели в воздух из-под обломков в сопровождении оранжевых язычков пламени, послуживших им последним салютом.

Следовавшие за ними грузовики остановились и стали пятиться назад. Я бросил на дорогу вторую гранату и как сумасшедший побежал к «вольво». Я почти добежал, когда раздался взрыв, но не удосужился проверить нанесенный ущерб. Войска в ожидании следующей атаки остановились, и никто не обратил внимания на нашу машину, несшуюся в темноте прочь.

Я находил дорогу почти на ощупь и, только когда мы отъехали на достаточное расстояние, включил нижние фары, нажал на сцепление и вырвался на шоссе.

Лишь после этого я посмотрел на Виктора Сейбла, сидевшего на соседнем сиденье. Он был словно заморожен, с бледным, осунувшимся лицом.

— Расслабьтесь, — сказал я.

Звук моего голоса, казалось, вновь вернул его к жизни.

— Они...

— Мертвы, — ответил я и взглянул в зеркальце заднего обзора. Мы были одни на дороге. Я посмотрел на часы и ухмыльнулся. Мы вполне успевали.

Руки Сейбла были судорожно сжаты на коленях.

— Эти убийства, — проговорил он. — Все эти ужасные убийства...

— Приберегите ваше сочувствие, — посоветовал я. — Ведь они именно так пришли к власти.

«Вольво» плавно вписалась в изгиб, выровнялась и замедлила ход, как только я заметил перекресток, который меня интересовал. Ортега мог отдать приказ блокировать все перекрестки, и мне не хотелось рисковать. Объездной путь был длиннее, но вряд ли там стояли патрули, поэтому я свернул на пыльную дорогу, и мы снова затряслись по ухабам.

Впереди сигнальные огни аэродрома по-прежнему прощупывали небо длинными лучами, и я был почти уверен, что еду в правильном направлении. Я гнал время и сам себя загнал в ловушку, которую своими же руками и приготовил.

Сейбл заметил ее в тот же миг, что и я, хрипло вскрикнул и потянулся к рулю, но я успел отбросить его руку. Прямо посреди дороги валялся перевернувшийся старый «шевроле», который стоял на парковке отеля рядом с «вольво», окруженный обломками вагончика, несколько часов назад вытащенного мной на самую середину.

Я остановился, направил фары на кучу обломков, вылез из машины, держа наготове револьвер, и заглянул в «шевроле». Руль был свернут, кровь залила подушки, повсюду валялось разбитое стекло, но внутри никого не было. Дверь со стороны водителя была распахнута, и мне совсем не хотелось торчать здесь в свете фар, представляя легкую мишень для кого-нибудь, кто все еще мог прятаться в кустах, хотя, скорее всего, был уже далеко. Я снова залез в «вольво», объехал обломки и уже не съезжал с дороги, пока не увидел периметр аэродрома.

Отсюда можно было напрямую добраться до северного конца поля, поэтому я выключил фары, чтобы случайный луч маяка не обнаружил меня. Теперь ветер дул нам в спину, врываясь в окна бешеными порывами, сотрясавшими всю машину. Ураган Фрэнсис выпрямлял спину, готовясь к смертельному броску.

Луч сигнального маяка вовремя высветил темную массу на дороге, чтобы я успел затормозить. На нашем пути оказался трактор, который мы не могли объехать. Я выскочил из машины и сделал знак Сейблу следовать за мной.

Может, это было и к лучшему. В воротах, впереди нас, могли дежурить охранники, а времени у меня было в обрез для того, чтобы с боем прокладывать себе путь. Встав на капот трактора, мы легко перепрыгнули через ограду. Приземлившись, я обернулся и подхватил Сейбла, убедился, что с ним все в порядке, и мы вступили на щебеночное покрытие.

Те самолеты, которые не были укрыты в ангарах, заглушенные и крепко привязанные, стояли в траве неподалеку от взлетной полосы, словно испуганные гигантские птицы, чуть дрожавшие под порывами ветра. В ряд красовались потрепанные «DC-3» и пара конвертированных «В-25» с военными эмблемами — реликты прошедшей войны, все еще в строю, символ власти, которая держала страну в повиновении.

Я приказал Сейблу подождать, подбежал к одному из «В-25» и вскарабкался наверх. Мне не пришлось долго искать то, что было нужно. Я отстегнул парашют, оставленный позади сиденья летчика, засунул его в холщовую сумку, которая валялась в углу, и вылез наружу.

Сейбл нервно ждал, повернувшись против ветра. Он с облегчением улыбнулся, увидев, как я появляюсь из темноты. Мне хотелось, чтобы руки были свободны, поэтому я отдал сумку ему.

— Держите это. И не вздумайте потерять.

Он с любопытством ощупал сумку, пытаясь понять, что там внутри.

— Что-то важное?

— Никогда не знаешь наверняка, — ответил я.

На востоке облака тускло заблестели, в них уже бушевали черные турбулентные потоки.

— Пора, — сказал я, и мы побежали последнюю четверть мили.

* * *

Все здания вокруг диспетчерской башни и административного комплекса были пусты. Даже аварийный экипаж был отправлен в безопасное место. Газолиновый трактор сдвинулся с места, его фары осветили ворота, и я увидел, как вооруженная охрана проверяет всех, кто находился в кабине, прежде чем пропустить.

Как только луч прожектора начинал шарить по полю, мы тут же ложились на землю, затем вскакивали, чтобы преодолеть очередные несколько метров, в надежде, что никто не увидит наши силуэты на фоне освещенных зданий. Каждый раз, падая на траву, я пытался рассмотреть очертания «квинера» на фоне бесформенных нагромождений теней.

И вдруг я увидел его, стоявшего под углом сорок пять градусов к направлению ветра, в самом конце взлетной полосы. Я схватил Виктора Сейбла за руку и побежал к нему. Мы были так близки к самолету, что я уже не чувствовал опасности. Но тут я снова ощутил то самое горячее пятно на спине и увидел, как Сейбл вдруг споткнулся и упал. Я схватил его за плечо, поднял на ноги и тут же сам упал, споткнувшись о то же самое.

Это был Джоуи Джолли. Его лоб был раскромсан ужасным ударом, низкий стон вырывался из сведенных болью губ, глаза были открыты. Он узнал меня, и губы шевельнулись, чтобы предупредить, но было уже поздно.

Голос произнес:

— Я ждал тебя, Морган.

Они стояли в тени под крылом старого «стинсона», Марти Стил держал Ким за руку, вывернув ее назад и прижав к виску Ким дуло пистолета.

Прожектор снова развернул свой луч, и в этом свете я разглядел его лицо, окровавленное и израненное в аварии на дороге, когда он врезался в поставленный мной вагончик. Но боль сделала кое-что еще. Она разгладила нарочито напряженные складки на лице, снова придав им узнаваемые черты, и я тут же понял, кто передо мной.

Я сказал:

— Привет, Деккер. Давно не виделись.

Его тон был почти дружелюбным.

— Больше нельзя было тянуть, Морган.

— Чего ты ждал все это время?

Я увидел его ухмылку.

— Я должен был быть уверен, старина. И удивлен, что ты это не предусмотрел. Теряешь старую хватку. Ведь ты был самым смышленым парнишкой в нашей группе.

— Постепенно кое-что начало до меня доходить.

Еще раз луч прожектора залил светом его лицо, и я разглядел дикое выражение безумия, то выражение, которое увидела Бернис Кейс, полное едва сдерживаемой ненависти и убийственной похоти.

Я сказал:

— Когда ты подстрелил Вайти Тэсса, я уже знал, что это мог быть только ты. Он не знал, что ты здесь, но, если бы увидел тебя, мог бы выдать.

— Ты должен думать о своей безопасности, когда ставки так высоки, Морган.

— А они так высоки, Деккер?

Он рассмеялся холодным и невеселым смешком:

— Ты прав, черт побери. Сорок миллионов — это высокие ставки, и все они мои. Когда тебя схватили за ту работу, что проделал я, я чуть не умер со смеху. Я воспользовался теми самыми приемами, которым ты обучил меня, и ты попался на это.

— Зачем, малыш?

Он больше не смеялся.

— Вы, тупые патриоты, этого не поймете. Вы не взрывались на вшивой мине. Вы не валялись в госпитале с крошечной пенсией и несколькими медалями в качестве благодарности от правительства. Ты знаешь, что происходит с проститутками, когда они видят мое лицо? Одну из них тут же стошнило. Наплевать. Я не мог больше выносить эту страну. Я убрался ко всем чертям, потом накопил денег и получил новое лицо, получил новое имя — и тогда вернулся, чтобы получить от доброй старой Америки все то, что я заслужил.

— Кого они похоронили под твоим именем, Деккер?

И я снова услышал, как он смеется.

— Я убил слишком многих, чтобы беспокоиться о нем. Это был всего лишь тупой австралийский пастух по имени Марти Стил, если тебя это волнует.

— Жаль, что ты не успел потратить все свое добро, Сэл.

— О, еще успею, старина. Успею. Я храню его прямо там, где твой тезка капитан Генри Морган хранил свои сокровища. И только я один смогу добраться до этих денег. — Он помолчал несколько секунд. — Ты должен был действовать быстрее, Морган.

Деккер сказал все, что хотел сказать, и я заметил, как рука, держащая пистолет у виска Ким, напряглась. Он собирался пристрелить сначала ее, а потом меня; и я должен был остановить его. Я сказал:

— Я не шел по твоему следу, Деккер.

Любопытство ослабило нажим его пальца на курке.

— Шутишь, старина.

— Ты знал, что я был в бегах, — продолжал я. — Ты знаешь, что у старухи Гусси можно надежно укрыться, и то, что я вселился в твой номер сразу же после тебя, было всего лишь совпадением. Это было полным безумием, но это случилось.

— Ничто не случайно в этом мире. Не пори чушь.

— Значит, если частичка угольной пыли из Пенсильвании попадет тебе в глаз в Нью-Йорке, это часть какого-то плана?

— Ты появился здесь, — укорил он меня.

— Я здесь по другому делу, Сэл. Оно не имеет к тебе никакого отношения. Я знал, что за мной следят люди Ортеги и Сабина, но они никогда бы не стали стрелять в меня из револьвера 38-го калибра. Знаешь, это был первый раз, когда ты промахнулся с такого близкого расстояния. Я двинулся вовремя. Если бы ты целился в туловище, а не в голову, то достал бы меня.

— Ты думаешь...

Я оборвал его, пытаясь выиграть секунды:

— Это ты стоял за моей дверью той ночью в гостинице, ты следил за мной все время, ты пошел за мной в ресторан и увидел, как я встретился с Розой Ли. Только ты смог вычислить возможный выход из отеля, которым никто больше не пользовался, и ждал меня, когда я появлюсь оттуда. Только ты мог проследить за мной так, чтобы я не увидел тебя, Сэл.

На этот раз его смех был полон самодовольства.

— Зачем ты убил Розу Ли, Сэл?

В голосе Деккера все еще слышалось удовольствие от того убийства.

— Я оплатил свое пребывание в этой стране, Морган. Ортега и Сабин заставили меня хорошенько раскошелиться за эту привилегию. Любой из местных мог донести на меня за вознаграждение. Только не говори мне, что она не приняла тебя за меня.

— Совсем нет.

— Прибереги эту чушь для кого-нибудь другого, Морган, — зарычал он. — В довершение всего здесь появился Тэсс. Черт, ты не мог меня узнать. Пластический хирург постарался на славу, но Тэсс видел меня уже после операции и мог выдать.

— Он приехал сюда затем, чтобы убить того парня, которого ты ранил только что, потому что тот мог выдать его.

— Слишком плохо, Морган.

— Тебе нужно убираться отсюда, Деккер, — напомнил я ему. — Ортега и Сабин — покойники. Те, кто придут им на смену, просмотрят их записи, наткнутся на твое имя и соединят все части в единое целое.

— Это уже не важно, приятель. Я и так собирался рвануть в более теплые края. В этом самолете три человека, они прилетели за тобой. Они ждут там сейчас, и что же они получат — меня и вот эту куколку. Она так мило уговаривала твоего нервного друга не верещать от ужаса, пока они ждали тебя. После того как ты высадил их из машины, я уже знал, что ты задумал. Я сделал ошибку, пытаясь догнать тебя, и угодил в твою ловушку на дороге. Но, черт подери, Морган, эта ошибка пошла мне на пользу. Я вернулся сюда и увидел, что мой билет готов и ждет меня.

— Если ты убьешь пилота этого самолета, то не сможешь улететь, Сэл.

Его смех был как нельзя более безрадостным.

— О, в Австралии можно добраться из одного места в другое только по воздуху. Так что я могу управлять этим корытом, приятель. Это мой вновь приобретенный талант.

Он был готов, и разговаривать больше было не о чем.

Я сказал:

— Ты напрасно терял время, Сэл. Теперь у тебя ничего не получится.

Свет был достаточно ярок, чтобы осветить его безумный оскал.

— С чего ты так решил, Морган?

— Потому, что ты вышел из войны не таким, как мы все. Случившееся с тобой так выбило тебя из колеи, что ты возненавидел собственную страну настолько, что заставил ее расплачиваться за то, что, как ты считал, она сделала с тобой. Многие другие пережили подобное, но ты не принял это в расчет. Все, что тебя волновало, — это вознаграждение. Вот почему ты покусился именно на правительственные деньги. — Я дал ему достаточно времени, чтобы он проглотил это, и добавил: — Деккер... ты просто сумасшедший!

С безумным криком, клокотавшим в его глотке, он сделал ошибку, на которую я так надеялся: отвел револьвер от Ким, сделав первый выстрел в мою сторону.

Я знал, что это произойдет, и резко нырнул вправо, сорок пятый подпрыгнул в моей руке, словно живя своей собственной жизнью, и когда я спустил курок, пуля разнесла голову Деккера пополам, забрызгав Ким кровью.

До того как она успела среагировать на это, я подхватил ее под руку, поднял Джоуи на ноги, и вместе с Сейблом мы бросились бежать к самолету. Кто-то позади нас приглушенно вскрикнул, и сумасшедшая пуля срикошетила через поле.

Они увидели, что мы бежим, и двойные пропеллеры пришли в движение. Я посадил всех на борт, отцепил последние две гранаты, оторвал чеки и метнул так далеко, как только смог, в толпу, бегущую за нами; после этого выпустил в них последнюю обойму из своего сорок пятого и стал карабкаться в самолет. Рука, которая втянула меня внутрь, выдернула револьвер из моих пальцев, вышвырнула его наружу и захлопнула дверь. «Квинер» уже разворачивался на взлетной полосе, набирая скорость, и взмывал в воздух почти одновременно с мощным дыханием урагана Фрэнсис.

Через десять минут стремительное утреннее солнце прорезало несущиеся облака, будто нож, и мы поднялись на высоту трех тысяч футов. У пилота не было времени наполнить баки перед вылетом, поэтому, взяв курс прямо на Майами, он благодарил ветер, дующий нам в спину.

Я сидел рядом с Ким, потому что она попросила об этом. Через проход Джоуи прижимал влажное полотенце к лбу, рядом с ним устроился Виктор Сейбл. Сзади от меня сидел парень с ружьем на коленях, так как Ким не позволила ему надеть на меня наручники, как он собирался. Внизу, под нами, солнце сверкало на воде. Начинался прекрасный день, и меньше чем через час мы должны были приземлиться в Майами. Ким смотрела вниз, сложив на коленях руки. В пальцах она все еще сжимала клочок бумаги, расписку, которую ей вручил парень, сидящий сзади, в том, что он принял меня. Ее ответственность закончилась, и теперь я принадлежал человеку с ружьем. У него было холодное лицо профессионала, который убьет, если понадобится, и которого не тронут никакие слова.

Она знала, что я смотрю на нее, повернула голову и улыбнулась, импульсивно дотронувшись до моей руки. Мягко сжав ее, Ким сказала:

— Я слышала, что он говорил, Морган. Знаешь, я все им расскажу. Они будут вынуждены отпустить тебя.

Я покачал головой:

— Ты совсем не знаешь своих людей, крошка.

Она озадаченно посмотрела на меня:

— Я... не понимаю.

— Ты женщина, моя прекрасная жена. Ты роскошная, соблазнительная куколка, которая бежала с сумасшедшим парнем и жила с ним как законная жена, пока мы играли во всю эту игру, а женщины, как известно, становятся слишком эмоциональными в таких условиях и забывают, зачем все это было затеяно. Даже через миллионы лет ты не сможешь убедить их, что мы были не заодно; когда ты снимаешь свою одежду в темноте в мягкой постели, ты всего лишь женщина, а еще лучше — жена... А когда женщина становится женой, то она все сделает для того, чтобы спасти своего мужа. Это все очень просто, Ким.

Гнев полыхнул в ее глазах.

— Здесь Сейбл и Джолли...

— Слово Джолли ничего не значит. Они знают, кто он такой. И никто не упомянет о Викторе Сейбле. Всего, что произошло с нами, официально просто не было. Будут ходить слухи, и возникнут подозрения, но ураган и новая власть все сметут на своем пути, и даже красные не смогут воспользоваться этим фактом в пропагандистских целях.

Нет, малышка, они не станут говорить об этом и не поверят тебе; единственное, что могло бы изменить ситуацию, — это если бы Сэл Деккер сказал нам, где спрятал все эти прекрасные деньги.

Какое-то мгновение она просто смотрела на меня сияющими от слез глазами. Две слезинки скользнули по ее щекам.

— Но он сказал, Морган.

На этот раз я ничего не понял.

Она сказала:

— Там, где твой тезка прятал свои богатства.

— Их тоже никто не нашел.

— Может, они просто не очень старались.

Я почувствовал, как зашевелились мои волосы и мурашки побежали по коже. Я откинулся на спинку сиденья и спросил:

— Знаешь, может, все не так уж плохо?

— Что, Морган?

— Может, меня оправдают? Если мы найдем эти сорок миллионов, тогда они будут вынуждены прислушаться к тебе и поверить Джолли и Сейблу. — Я повернулся к ней: — Что ты тогда будешь делать?

Ее улыбка была унылой, Ким вытирала слезы, катившиеся по щекам.

— Ничего. Мне ничего не придется делать. Ведь мы уже женаты.

— Ты хочешь сказать, что мне не придется похищать тебя?

Она засмеялась, ее лицо сияло и было прекрасно, несмотря на грязь; волосы были всклокочены, но тоже прекрасны, полные груди выпирали из сковывающей одежды, подол платья мягко обтягивал ее круглые бедра, которые были слишком прекрасны, чтобы можно было безопасно глядеть на них.

— Можешь называть это так, но я помогу тебе.

Моя рука сжала ее пальцы.

— Я люблю тебя, Ким.

Нежное ответное пожатие вторило ее словам.

— Я люблю тебя, Морган-налетчик.

— Я снова думаю, — сказал я.

— Я вижу, — отозвалась она.

— Ведь меня недаром называют Райдером-налетчиком.

— Конечно нет.

Я взглянул на часы, а затем стал внимательно смотреть на воду, над которой мы пролетали.

— Может, на это уйдет больше времени, но ты должна ждать меня.

Она не знала, о чем я думаю, но была на все согласна.

— Я буду ждать тебя вечность, если понадобится.

— Больше никого?

— Всем остальным придется похищать меня.

— Вот мы повеселимся, — усмехнулся я.

— Как никогда.

— Увидимся. — Я подмигнул ей и увидел доверие в ее озадаченных глазах.

Я расцарапал ножевую рану, которую мне нанес охранник в Роуз-Касл, и кровь снова заструилась по боку. Разорвав рубашку, чтобы рана была видна, я застонал достаточно громко, так что Сейбл обернулся и посмотрел на меня. Я поймал его взгляд и глазами указал на холщовую сумку, валявшуюся у его ног, ту самую, что я заставил его нести; после этого встал, так чтобы парень сзади мог разглядеть мою рану.

— Что-то мне нехорошо, приятель. Не возражаешь, если я пойду промою рану?

Он тут же вскинул ружье, но одного взгляда на открытую, кровоточащую рану было достаточно, чтобы у него исчезли все подозрения. Теперь он нес за меня ответственность, поэтому был заинтересован в том, чтобы доставить меня живым и невредимым. Он тоже встал, намереваясь сопровождать меня, но тут включился в игру Виктор Сейбл.

Он подхватил сумку, поднял руку и сказал:

— Пожалуйста, я помимо всего еще и врач. Может, я смогу помочь.

Парень нахмурился, кивнул и сел на свое место, но не спускал с нас глаз, пока мы шли в туалет.

Время и расстояние совпали, и самолет догнал яхту, которая едва заметной точкой виднелась на поверхности моря под нами. Мы вышли из крошечного туалета, впереди шел Сейбл, чтобы меня с парашютом за спиной не было видно, а когда в конце концов охранник разглядел парашют, Виктор Сейбл нарочно споткнулся и неуклюже завалился на его руку с ружьем. Я рванул на себя дверцу самолета и распахнул ее.

В моем кармане была куча купюр, так что, если капитан яхты сможет добраться до меня, он поймет, что я имел в виду, когда говорил о деньгах, падающих с неба.

Глаза Ким счастливо блестели, губы со смехом произнесли:

— Вперед, муж! — а двумя пальцами она сделала знак V и пересекла их с пальцем другой руки — получился символ дельта-фактора, который указывал на нее, чтобы я помнил, что она единственная дельта, которая теперь осталась у меня.

Я не мог не рассмеяться в ответ, и это было похоже на дикий смех старины Генри Моргана, когда он одурачил весь свет.

Затем я прыгнул.

Загрузка...