День «Б»

Глава 35

Настроение у Алекса Торнтона было превосходным. Бескрайние, причудливо изгибавшиеся коридоры Дома правительства начали ему даже нравиться. За каждым поворотом можно было ожидать опасность, а опасности лейтенант любил. Собственно, именно за этим он и пошел на службу в коммандос…

Иногда в кабинетах и залах гигантского здания ему попадались немцы. Видимо, встретить здесь незнакомца они не предполагали, потому что сразу вскакивали, начинали хмуриться, требовать документы и задавать глупые вопросы. В живых их Алекс не оставлял. Оружие для этого не требовалось, он мастерски владел техникой лишения жизни без всякого оружия. Умеючи человека можно убить даже пальцем. Нужно только знать место, в котором сосредоточена жизненная энергия.

Через четыре часа он мог бы поручиться, что в огромном доме нет ни одной живой души, кроме него самого. Конечно, немцы продолжали нести охрану здания по его периметру, но знали ли они, что охраняют пустоту?.. Чувствуя себя хозяином дворца, Алекс танцующей походкой вошел в какой-то кабинет, на дверях которого еще красовалась немецкая табличка. И остановился, увидев за столом, под покосившимся портретом Гитлера, худощавого мужчину средних лет в штатском. Он робко сидел на краешке роскошного кожаного кресла и, по-видимому, чувствовал себя крайне неуютно.

— Герр гауптманн? — удивленно полусказал-полуспросил мужчина, приподнимаясь в кресле. — Все уже готово?

На Алекса внезапно нашло веселое настроение. Он вальяжно уселся в кресло напротив мужчины и улыбнулся ему.

— Все, — не стал спорить он. — Вы кто?

Такого вопроса мужчина явно не ожидал. Он часто заморгал, дернул шеей, словно ему жал воротничок рубашки.

— М-михась Супрун, — неуверенно проговорил он. — А с-саперы скоро покинут здание?

— Скоро, — пообещал Торнтон, оглядываясь по сторонам. — Не мешало бы выпить.

— Выпить?.. — Супруну показалось, что он ослышался.

— Именно так. О, я вижу, что эвакуировали далеко не все… — Алекс весело подошел к высокому буфету, стоявшему в углу, и раскрыл дверцу. Одновременно он сделал погромче радиоприемник, стоящий на буфете. Немецкая радиосеть пока продолжала работать, а это значит, что об успешном завершении операции он узнает своевременно.

Минеры в Доме Красной Армии действительно были. Двоих Кен Оукли уложил на месте мастерскими ударами ног, третий попытался схватить оружие, и был убит прямым ударом в лицо. Носовая кость немца вошла прямо в мозг, и он мешком повалился на пол рядом со своими товарищами.

— Вечная память, — печально промолвил Кен, осматривая помещение.

Изнутри Дом Красной Армии ему понравился. «Если бы у нас были такие офицерские клубы, было бы отлично, — думал он, идя по светлому просторному коридору. — Правда, тут нет сигарной комнаты, да и с бильярдом, по-моему, плохо. Ну что ж, не все сразу!»

На всех этажах большого здания царила тишина. Только радиоприемник в одной из комнат гремел воинственным маршем.

«А вот и первый сюрприз… — Кен аккуратно опустился на колени перед противопехотной бомбой-миной, прикрепленной немцами к радиатору парового отопления. — SD-2, “Шметтерлинг”… Ну, это для нас семечки. И не такие разряжали в учебке». Он хорошо помнил все типы германских противопехотных мин, и обезвредить «Бабочку» не составило труда.

А потом мины стали попадаться все чаще. Через полчаса Оукли весь взмок, весь превратился в слух и зрение. Не дай бог не заметишь такую игрушку — от тебя останется только пыль… Сначала он считал мины, которые удалось обезвредить, потом бросил это занятие. Когда Оукли спустился в подвал, его уже пошатывало от усталости.

— Вот только этого мне и не хватало, — с досадой сказал он вслух по-английски, увидев огромную авиабомбу, уютно устроившуюся посреди подвала. Новенькая, поблескивавшая смазкой, она казалась совсем не страшной и напоминала свинью, наконец-то отыскавшую уютную лужу.

Очень осторожно Кен подошел к бомбе. «Что это? SC-500? Планирующая Hs-293?.. Нет, непохожа. Или… — Он пытался вспомнить типы германских авиабомб. — Если это стандарт 500, тогда у нее только донный взрыватель… А если нет? — Его прошиб ледяной пот. — А если это NH-2 “Грабо”?.. Тогда у нее еще и боковой…»

Через минуту он бессильно опустился на пол рядом с бомбой. Это была именно NH-2 «Грабо», и лежала она прямо на боковом взрывателе.

А еще через минуту на лестнице, ведущей в подвал, раздались осторожные шаги. Кен вскочил, выхватывая из кобуры пистолет.

— Что, проблема возникла? — негромко спросил немецкий офицер, стоящий в проеме двери. Его лицо почему-то показалось Кену знакомым.

Внутри здание радиоузла оказалось пустым. Соколов и Кэббот одну за другой распахивали двери, обитые пробкой для звукоизоляции, и везде видели одну и ту же картину — вырванное с корнем оборудование, грязь на полу, разбросанные, опрокинутые стулья…

— Есть! — торжествующе воскликнул Кэббот, сунувшись в очередную дверь.

По-видимому, это и была единственная действующая студия. В ней сидел насмерть перепуганный немецкий радист в чине оберферншпрехера. А рядом с пультом, вжимая в висок немца «Парабеллум», стоял стиснувший губы Латушка. Руки его дрожали, в глазах плескался безумный блеск.

— Стоять! — выкрикнул Латушка, мгновенно переводя оружие на Владимира. — Лейтенант, возьмите этого фрица на прицел! Немедленно, я приказываю!..

Кэббот, тяжело дыша, сплюнул.

— После всего, что ты сделал, ты еще и приказываешь?..

— Да! — выкрикнул Латушка. — Да, потому что ты мне подчиняешься! И я сообщу о твоем поведении премьер-министру Черчиллю, если ты не выполнишь мой приказ!.. Обеспечивай мою безопасность, сволочь! — заорал он в полный голос. — В конце концов, ты делаешь это в интересах Британии!

Лицо Джима дрогнуло. Он перевел пистолет на Владимира.

— Извини, парень, — глухо проговорил он. — Спасибо за то, что выручил, но сейчас я…

— Послушай… — начал было Владимир.

— Заткнулись оба! — истерично выкрикнул Латушка, стреляя в потолок студии. — Оба!!! Я буду делать историческое заявление!!! Молчать!!!

Не выпуская из дрожащих рук пистолета, лидер белорусских националистов шагнул к микрофону. Обезумевший от страха немец-радист послушно тронул рукоятки на пульте. Вспыхнула красная лампочка.

— Белорусские братья и сестры! — торжественно, хотя и слегка дрожащим от волнения голосом заговорил в микрофон Латушка. — Слушайте все! Говорит национальное радио Белорусской Народной Республики!..

Сегодня, 2 июля 1944 года, столицу нашей родины, город Менск, покинули последние германские оккупанты. Вслед за своими хозяевами убрались за границу и верные немецкие холуи — члены так называемого правительства, избранного так называемыми делегатами 2-го Всебелорусского конгресса. Нет никакого сомнения в том, что все люди доброй воли не станут принимать всерьез мандаты этих липовых государственных деятелей. Интересы независимой Беларуси можем представлять только мы — ее верные сыны, борцы с нацистской и большевистской угрозой!

Латушка перевел дыхание. Присутствующие молчали, не мешая ему. Джим держал на прицеле Владимира, немец-радист не сводил испуганных глаз с пистолета в руках Латушки, который был нацелен ему в голову.

— Долгие годы белорусский народ испытывал на себе гнет иноземных пришельцев. Царские сатрапы-чиновники, польские паны, советские палачи и германские кровопийцы терзали нашу страну. Настал час сбросить оковы!.. Перед лицом всех белорусов я, Алесь Латушка, от имени всех борцов за свободу и независимость нашей родины провозглашаю возрождение Белорусской Народной Республики и принимаю на себя полномочия ее временного президента. Одновременно я заявляю, что Белорусской Советской Социалистической Республики, входящей в состав СССР, более не существует. От имени белорусского народа я прошу все цивилизованные страны признать независимость и суверенитет БНР. От имени белорусского народа я, временный президент БНР, объявляю о том, что БНР находится в состоянии войны с нацистской Германией и сталинским Советским Союзом.

Землю независимой Беларуси уже топчут кровавые сапоги большевистской Красной Армии. Она несет нашему народу пытки и смерть, угнетение и лишения. Не дадим красной чуме сменить коричневую!.. Грудью поднимемся на защиту вольной и независимой Родины!

Я еще раз обращаюсь к правительствам всего мира — не дайте красному зверю растоптать демократическую Беларусь и ворваться в мирную Европу!

Смерть нацизму! Смерть большевизму! Жыве Беларусь!

Красная лампочка на пульте погасла. Латушка вытер пот со лба и бессильно опустился на стул, уронив руку с оружием вдоль тела.

Передовой отряд десантников Красной Армии с упорными боями продвигался в глубь белорусской столицы. На главной магистрали города бойцы столкнулись с серьезным сопротивлением. Немцы подготовили здесь глубоко эшелонированную оборону, и сразу несколько капитально построенных дотов вели огонь по наступающим войскам, кося их и прижимая к земле. В стороне дымно горели несколько подбитых «тридцатьчетверок». Рядом на земле темнели бугорки тел убитых танкистов.

— Застряли, как пробка в бутылке!.. — Начальник штаба танкового полка с досадой стукнул кулаком по карте города. — Прорвемся через этот перешеек — выйдем на оперативный простор. Река неширокая, танки форсируют ее без посторонней помощи. А там — подъем, и центр города, все ключевые объекты!.. Торчим тут, как… — Он поднял к глазам бинокль и приподнялся, осматривая с наспех оборудованного КПП местность.

— А если в обход самоходки пустить?.. — Командир полка задумчиво рубанул карту ладонью, словно разрезая немецкие позиции пополам. — Вот сюда, на юго-запад, а?.. Огневых точек там никаких быть не может… Проутюжим гусеницами, и через парк рванем к центру…

— Есть там огневая точка, товарищ полковник, — хмуро встрял начальник разведки, старший лейтенант Пугач. — Там католический костёл стоит, этого… Святого Роха, что ли. И кладбище при нем старинное.

— И что? — недовольно спросил полковник.

— А на кладбище противотанковая батарея замаскирована, восьмидесяти восьми миллиметровая. Разделают они наши «сушки» с дальней дистанции, как Бог черепаху. Пехоту туда тоже не пустишь — подходы прикрывает дот…

— Откуда сведения? — Полковник окончательно нахмурился.

Старший лейтенант вздохнул.

— Мы сегодня ночью в центре города были, товарищ полковник. Контачили с нашими…

— Какими еще нашими? — взорвался полковник. — Бабьи сплетни слушали на базаре? Или у вас в Минске резидентура с сорок первого года осталась?..

— Никак нет, товарищ полковник. Но верить этому человеку можно. Это наш зафронтовой разведчик, волчара матерый… Он сам на контакт вышел.

— Ладно, — нехотя отказался от своего плана полковник, — только если выяснится, старлей, что твой волчара матерый наши танки по ложному пути пустит, я тебе лично ствол СУ-85 в задницу засуну! Понял?..

— Так точно, — подтвердил разведчик.

В КПП повисла тяжелая пауза. Было слышно, как невдалеке тарахтят немецкие пулеметы. Потом несколько раз рявкнули танковые орудия. «Тридцатьчетверки» уже в который раз пытались рассадить амбразуры вражеских дотов, но толстенный бетон не поддавался ударам 76-миллиметровых снарядов.

— Товарищ полковник, — окликнул командира связист, — вас штаб дивизии.

— Слушаю! — взял трубку полковник. — Здравия желаю, товарищ генерал-майор… Никак нет. Противник организовал сильную оборону на полпути к центру… Нуждаюсь в пополнении матчастью! Даже эвакуацию подбитых танков с поля боя не могу наладить, такой сильный огонь…

Выслушав генерала, комполка хмуро сказал «Есть», брякнул трубку на рычаг и оглядел присутствующих.

— Ну чего застыли? Думайте! Думайте, как нам миновать эту чертовую батарею на кладбище!

— Товарищ полковник, разрешите? — снова подал голос Пугач. — Есть одна идея…

Старший Особого отряда НКВД, одетый в форму немецкого солдата, неторопливо шел по улице, на которой был расположен радиоузел. Его внимание привлекли звуки пулеметной стрельбы. Когда майора отделяло от искомой точки не больше пятидесяти шагов, он невольно сбавил шаг, увидев картину жуткого побоища у соседнего дома. Не меньше пятидесяти парней в военном лежали в разнообразных позах на руинах сгоревшего деревянного дома. Судя по всему, их скосил пулеметным огнем в упор броневик, стоявший у крыльца радиоузла. Рядом с машиной лежали немецкий майор и двое солдат, еще один, с винтовкой, валялся на самом крыльце. На улице было очень тихо, и потому особенно жутко.

«Что-то неясное», — подумал старший группы, осторожно вынимая из кобуры пистолет. Неясного он не боялся, а просто немедленно выяснял, в чем именно заключается эта неясность…

Дверь в здание радиоузла была приоткрыта. НКВДшник быстро и бесшумно вошел в дом, внимательно осматриваясь по сторонам. Откуда-то со второго этажа доносились громкие голоса.

…А между тем там происходили довольно-таки неожиданные события. Перепуганный насмерть немец-радист внезапно снял с головы наушники и, легко перемахнув через пульт, выбил из рук Латушки пистолет. Поймав одобрительный взгляд Владимира, Валентин Рихтер улыбнулся.

— Ах, сколько было пафоса, сколько стараний, господин Латушка! И все напрасно!.. — иронично произнес он, не давая лидеру националистов вырваться.

— Лейтенант! — крикнул тот, бешено сопротивляясь. — Стреляйте в немца, немедленно! Я приказываю!

— Не стоит труда, лейтенант, — внезапно произнес Владимир, обращаясь к Джиму по-английски. — Я не немец, а ваш союзник…

Джим застыл на месте, как скованный.

— Послушайте, лейтенант, — торопливо произнес Владимир, пользуясь замешательством англичанина, — я и мой коллега представляем секретную разведывательную службу Красной Армии. Вы находитесь на территории, подконтрольной нашим вооруженным силам, а потому во избежание кровопролития вам лучше прекратить сопротивление… Мы ведь союзники! Неужели вы допустите, чтобы конфликт между представителями двух великих армий перешел в войну между Британией и СССР?!

— Мне приказано всецело содействовать мистеру Латушке, — машинально ответил Кэббот.

— Вот и прекрасно! — кивнул Владимир. — Считайте, что содействие Латушке вы оказали — он же попал в эфир и сказал там все, что считает нужным. А дальше — не ваша забота.

— Как «не ваша забота»? — крикнул Латушка, тщетно пытаясь разжать стальную хватку Рихтера. — Вы предоставлены правительством Его Величества в мое полное распоряжение!..

— Только до эфира, мистер Латушка. — Джим словно очнулся. — Только до эфира. Сейчас, когда ваше заявление услышали все цивилизованные страны, таким мелким пешкам, как мы, больше не место в одном помещении с господином самопровозглашенным президентом новой республики… Слишком много чести для нас!

— И вы оставите меня на съедение этим большевистским зверям? — воскликнул Латушка.

— Ну, по идее сейчас сюда должна ворваться президентская гвардия, — пожал плечами Кэббот, — бойцы национальной армии, министры и парламентарии вашей страны… В конце концов, разъяренный народ, готовый защитить своего любимого президента!

— Увы, — улыбнулся Рихтер, — это относится к области сказок. Потому что никто, кроме нас троих, заявления Латушки не слышал.

— Как? — хором воскликнули Латушка и Кэббот, один по-белорусски, другой по-английски.

— Очень просто. Никакого прямого эфира во время его выступления не было. Зато шла запись на магнитофонную пленку, которая станет вещественным доказательством во время суда.

И в этот момент в дверях студии появился рослый немецкий солдат, стриженный ежиком. В руке он сжимал пистолет. Загремели выстрелы.