День «Б»

Глава 36

Услышав голос немца, Кен Оукли хотел было выстрелить, но осекся. Он не сразу осознал, что вопрос был задан на английском языке.

— Что, не ожидал услышать родную речь? — усмехнулся капитан Николай Чёткин, спускаясь в подземелье. — Отвык уже, бегая по немецким тылам?

Кен продолжал держать незнакомца на прицеле.

— Ты кто? — хрипло спросил он.

Чёткин усмехнулся.

— Ресторан помнишь?.. Ты меня тогда от пули спас…

Оукли недоуменно поднял брови, вспомнив ситуацию в ресторанчике.

— И что? — спросил он. — Решил отблагодарить меня?.. Ты кто?..

— Союзник, — коротко отозвался Чёткин, присаживаясь на корточки перед бомбой и не обращая внимания на оружие в руках британца. — Что, «Грабо»?..

— Она, — сам не зная почему, кивнул Кен.

— И лежит на боковом взрывателе, стерва, — задумчиво продолжил Чёткин. — Эх, давненько я не брал в руки шашек… Давай помогай.

…Через сорок минут оба, пошатываясь от усталости, выбрались из подвала в коридор. В руках Чёткин держал вывернутые донный и боковой взрыватели.

— Теперь уже не рванет, — устало бросил он. — Ну что, союзник, потопали?

— Куда? — насторожился Кен.

— К своим, конечно. Не к немцам же…

Они свернули за угол. Оукли шел первым и вдруг, споткнувшись обо что-то тонкое и металлическое, полетел носом на пол.

«Мина, — мгновенно подумал Николай, заметив порванный блестящий шнур на полу. — Прыгающая “Шпренгмине S-35”… У меня есть четыре с половиной секунды».

— Лежи-и-и-и!.. — заорал он что есть мочи, бросаясь к мине и исчезая вместе с ней за дверью какого-то зала.

От взрыва, казалось, рухнет все здание Дома Красной Армии. Металлические шарики, которыми был начинен корпус мины, звонко хлестнули по стенам, воздух заволокло пороховой гарью, рухнули остатки стекол, до сих пор каким-то чудом державшиеся в рамах, душно запахло штукатуркой… Оглушенный взрывом Кен медленно приподнялся с пола, шатаясь, неверной походкой прошел ко входу в зал, в котором скрылся русский. И, взглянув на то, что осталось от Николая Чёткина, понял, что советский разведчик только что спас ему жизнь…

Владимир очнулся от нестерпимой боли. Он лежал на полу в радиостудии, поперек его тела лежал бесчувственный Джим Кэббот. Соколов чувствовал, что мундир на груди и животе насквозь мокрый от крови, но не мог понять — кровь ли это англичанина или его собственная.

Сознание мутилось, но капитан все-таки смог приоткрыть глаза и скосить их налево. Там, у распахнутого окна на улицу, присевший на корточки немецкий солдат аккуратно распарывал ножом мундир на груди мертвого Вали Рихтера. Латушки в комнате не было. Но где этот авантюрист, Владимира в данную минуту почему-то не волновало.

«Сообщник, — мутно подумал Соколов, чувствуя, как внутри закипает ненависть к убившему Валю подонку. — Выбрал момент у двери, сволочь…» Но в следующий момент пришла другая мысль: «А откуда сообщник Латушки может догадываться о том, что на груди у Вали — мандат с его полномочиями?»

Сомнений не было — перед ним был преступник, убивший Антона Денисеню и подпольщика — хозяина явки. Не просто немец, не просто помощник предателя, но матерый враг, знавший о том, что в Минске работает советская разведгруппа.

Очень осторожно, стараясь не привлечь к себе внимание изучающего документы Рихтера убийцы, Владимир попытался дотянуться до пистолета, выроненного им на пол. Но тяжелое тело англичанина мешало это сделать.

Между тем стриженный ежиком солдат развернул шелковый лоскут, извлеченный из подкладки мундира Вали, и удовлетворенно буркнул под нос по-русски:

— Ну вот, третий уже…

«Ах, ты еще и русский?! — Владимира словно ожгло изнутри. — Ах ты, падаль власовская…» Но тут же на смену возмущению пришла другая мысль: почему он назвал Рихтера «третьим»?.. Уж не потому ли, что вторым был Денисеня, а первым — Загладин?..

Эта мысль наполнила Владимира холодной яростью.

Наконец оказавшийся русским враг свернул шелковый лоскут, сунул его в карман и, держа нож в руке, подошел к Соколову. Капитан еле успел закрыть глаза, притворяясь убитым.

Тяжелое дыхание врага раздалось совсем рядом. Соколов почувствовал, как сильные руки подхватили тело британца и грубо отвалили его в сторону. Потом чьи-то пальцы коснулись груди, и Владимир едва не выдал себя мучительным стоном — видимо, пуля пронзила его именно здесь. На нем расстегнули мокрый от крови мундир, и холодное лезвие ножа коснулось кожи, распарывая подкладку…

Наконец враг вынул шелковый лоскут и начал разворачивать его. Владимир почувствовал это по движению воздуха у своего лица. Развернув документ, враг на минуту выпустил из руки нож, и этим моментом воспользовался Соколов.

Удар из положения лежа всегда наносить очень сложно, но у него он получился. Не ожидавший нападения от «трупа» немец откачнулся назад и рефлекторно прошипел:

— Ну, сука…

— Тля власовская… — прохрипел в ответ Соколов.

Как ни странно, этот эпитет очень обидел стриженного ежиком «немца». Пробормотав: «Я тебе щас покажу власовца», он кинулся на Владимира и сомкнул на его горле стальные пальцы.

Соколов задыхался. Сердце колотилось как безумное, перед глазами плыли разноцветные круги, но самое главное — в любую секунду он мог потерять сознание от боли в ране… И тогда все. Конец. Почему-то эта мысль придала ему сил, и он, отчаянно хрипя, впился в рукоятку ножа, оброненного противником. Но как ни тянулся, достать тонким лезвием до лица врага не мог — «немец», злорадно улыбаясь, давил на болевую точку…

Владимир застонал. Его ослабевшие пальцы соскользнули с рукоятки вниз, задев какую-то кнопку. И тотчас раздался жуткий свист, а руку Соколова с ножом словно отшвырнула назад неведомая сила.

Его противник молча ткнулся лицом в грудь капитана. Он был мертв.

Брезгливо столкнув с себя труп, Владимир с ужасом увидел выкидное лезвие ножа, глубоко ушедшее в шею убитого. Из страшной раны, пузырясь, толчками шла темно-вишневая венозная кровь…

Несколько секунд капитан лежал на полу с закрытыми глазами, приводя в порядок дыхание. Потом, мучительно застонав от боли в простреленном боку, приподнялся и принялся обыскивать убитого «немца», оказавшегося русским. Но никаких документов, кроме солдатской книжки на имя Отто Зиберта, не обнаружил.

Рядом чуть слышно простонал англичанин. Владимир наклонился над ним. Рана оказалась тяжелой.

«Жив… А Вали больше нет», — Соколов с горечью взглянул на погибшего товарища. Какую операцию провернул Валя сегодня ночью! Как мастерски проник в здание радиоузла и в одиночку устранил его работников!.. А попутно еще и встретился с передовой разведгруппой наступающих войск, сообщил им о замаскированной батарее у Золотой Горки…

«Как там остальные ребята?»

Захват остальных ключевых точек Минска между тем проходил по плану. Плескачевский, после гибели его «клиента» Рана, прибыл на подмогу Крутикову, который взял на себя почту, телеграф и телефон. Позволив Крису Хендерсону в ходе короткого боя с занимавшим станцию небольшим отрядом немцев овладеть объектом, разведчики обезвредили англичанина и сами закрепились на почте, не давая тем самым сторонникам Латушки, если они появились бы, оповестить «весь мир» о создании нового, независимого от СССР государства.

Шло время. Крутиков озабоченно взглянул на часы и бросил Плескачевскому:

— Я в Дом правительства. Надеюсь, увидимся.

— Удачи, — отозвался лейтенант, осматривая поле боя.

Хендерсон, лежавший на полу со связанными руками и заткнутым ртом, что-то негодующе промычал. Плескачевский похлопал его по плечу.

— Я все понимаю, парень. Но теперь — отдыхай…

В Минске это место недалеко от Комаровских развилок издавно называлось Золотой Горкой. По преданию, это красивое название возникло во время холерной эпидемии, когда местный врач, расстелив на земле плащ, бросил туда несколько золотых монет и призвал всех жертвовать на постройку нового храма. Посыпались деньги, и вскоре на плаще образовалась небольшая золотая горка. А на том самом месте выстроили каменный костел, который носил имя Святого Роха, защитника от эпидемий.

Теперь здание костела представляло из себя небольшую крепость. На колокольне был установлен пулемет, а на кладбище, прямо посреди старинных могил, стояли замаскированные тяжелые орудия. Чуть ниже располагался мощный дот.

— Нет, ничего у вас не выйдет, милые друзья, — усмехнулся командир батареи — молодой майор артиллерии, следя за тем, как над кладбищем проносятся советские штурмовики. — Не зря мы маскировочные сети натягивали… Да и сам костел вам нужен как ориентир.

К офицеру торопливо подскочил взмыленный лейтенант, отдал честь:

— Герр майор, на улице снова разгорелся бой!.. Подразделение не меньше роты… Русские теснят их в нашу сторону…

— А нам-то что? — пожал плечами комбат.

— Но там танки, герр майор. Они могут выйти на дистанцию нашего выстрела.

Майор поднес к глазам полевой бинокль. Перспектива разрушенной улицы просматривалась отлично вплоть до института физкультуры. То там, то сям сверкали короткие строчки автоматных очередей, хлопали винтовочные выстрелы. В раскаленном от жары воздухе клубилась пыль. Несколько русских танков и самоходок медленно, словно они были слепыми, двигались по проезжей части, то и дело ведя огонь из курсовых и башенных пулеметов. Доносился звон от пуль и осколков, рикошетивших о башни танков.

— Внимание! — лениво проговорил майор, поднимая руку. — Иваны идут к нам в гости!

Однако раньше, чем он успел подать команду, головная самоходка резко дернулась и встала на месте, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Громыхнул взрыв. Было видно, как экипаж поспешно покидает машину.

— Похоже, напоролись на мину, — доложил лейтенант.

— Отбой, — так же лениво сказал майор. — Теперь они полтора часа будут ремонтировать трак под огнем. На это стоит полюбоваться.

— Может быть, врезать ей по бакам зажигательным, герр майор?.. Моя красотка возьмет такую дистанцию…

— Еще успеете настреляться, Пауль, — хмыкнул майор. — Наша задача — не выдать себя до того момента, когда русские танки попрут волной…

Между нем немецкая пехота, оттесненная советскими танками, приближалась к батарее. Видны были серые от пыли, измученные лица солдат. Кое-кто отстреливался на бегу, но большинство просто бежало, пригибаясь и прячась в развалинах.

— Герр майор! — хрипло окликнул рослый солдат с карабином в руках. — Будьте осторожны, русские уже прорвались к центру с левого фланга!

— Информацию принял, — кивнул майор. — А теперь живо чешите отсюда!

— Но, герр майор, нам приказано закрепиться у костела!

— Кем приказано?.. — Артиллерист в ярости отшвырнул бинокль. — Это засекреченная позиция!.. Какого черта вы лезете сюда?!

— У меня приказ, герр майор! — продолжал твердить солдат, направляясь к батарее во главе роты.

— Назад! — Комбат рванул из кобуры пистолет.

Но было уже поздно. С криком «ура» бывшие бойцы белорусской «Шума» бросились в штыки на противотанковую батарею. Впереди бежал Кастусь Зеленкевич.