10 мая 1958 года БРАНАУ

Фюрер умер седьмого мая.

Его похороны были назначены на десятое. Достаточное время, чтобы правительственная комиссия подготовилась, как следует.

Первое горе уже прошло. Боль стала глуше, ощущение потерянности медленно уступало место надеждам. Германия погрузилась в траур. Германия готовилась достойно проводить в последний путь своего вождя.

На реке Инн, где она делает изгиб вблизи города Бранау, за два дня вырос мемориальный комплекс, в центре которого желтела глиной свежая могила. Над ней на тонком гранитном постаменте высился чугунный орел, раскинувший крылья и охвативший цепкими лапами земной шар, выполненный из огромных самоцветов, специально подобранных по прочности и способности сохранять цвет столетия. Уже заготовлена была надгробная плита из черного габбро, на которой золотом были отчеканены строки великого Гете:

«Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день идет за них на бой!»

Курсантов привезли за день до похорон. Ганс ун-Леббель никогда еще не видел такого количества собравшихся в одном месте людей. Казалось, что в небольшом австрийском городке собралась вся Германия. Гостиницы всех не вмещали и не могли вместить. Приехавшие жили в школах и интернатах, институтских и спортивных залах, они размещались в огромных армейских палатках, заботливо подвезенных расторопными хозяйственниками из ведомства Лея. На каждом перекрестке чадили полевые кухни, только на этот раз они готовили не для солдат, а для любого, кто пожелал бы попробовать сытной еды немецкого солдата.

Сотни автобусов стояли на площадях, и маршрут каждого из них был четко обозначен полицией и полевой жандармерией, которые несуетливо и компетентно выполняли свои служебные обязанности в этой нелегкой обстановке.

Германия готовилась проводить своего вождя в последний путь.

Из Голландии прилетело несколько самолетов, груженных знаменитыми черными тюльпанами, из Италии дирижабли доставили миллионы роз и гвоздик, горная дивизия СС «Эдельвейс», оправдывая свое название, заготовила несколько десятков венков из вечнозеленой туи, в которую белыми звездочками были вплетены эдельвейсы, собранные горными стрелками.

Ганс ун-Леббель видел, как на городской площади у ратуши насупленный и озабоченный Бенито Муссолини разговаривает с высшим генералитетом рейха — он узнал Гелена, Шерера, Бранхорста, резко постаревшего Кейтеля и двух обергруппенфюреров СС — Кальтенбруннера и Скорцени, которые среди присутствующих выделялись своим ростом.

День похорон запомнился ун-Леббелю своей суетой.

Похороны были назначены на двадцать часов. За два часа до этого к мемориальному холму потекли с разных сторон многочисленные людские змеи, которые казались бесконечными. Места расположения были определены заранее, но и при этом дело не обошлось без накладок. Ходили слухи, что где-то кого-то затоптали насмерть, кого-то задавило неосторожно развернувшимся автобусом, но сам Ганс этих смертей не видел. А вот сдерживать напирающую толпу им вместе с эсэсовцами дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» пришлось, и надо сказать, что сдержать ее оказалось нелегко.

Радиорупоры техниками из Министерства пропаганды были установлены заранее с учетом местности, поэтому начавшуюся церемонию погребения слышали все собравшиеся.

С короткой, но очень красивой речью выступил Бальдур фон Ширах, за ним следом, энергично рубя перед собой рукой, сказал слово дуче, проникновенно прокричал хриплым сорванным голосом свою речь представитель Японии. Потом выступили ветераны национал-социалистического движения — камрады Герман Геринг, Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер, Рудольф Гесс, дали слово престарелому маршалу Петэну, представлявшему Францию, и Мосли, который олицетворял Британские острова.

Гроб с фюрером лежал в море цветов на артиллерийском лафете.

Над местом погребения стрекотал маленький трофейный геликоптер — неутомимая Лени Рифеншталь режиссировала съемками, которые ее операторы одновременно вели из десятков мест.

Ровно в девять часов ребята из гитлерюгенда зажгли факелы. Это было очень красиво и торжественно, сотня юных барабанщиков ударила в свои барабаны. Под дробь барабанов гроб медленно поплыл над землей к зияющей могиле. Залп, произведенных из нескольких тысяч карабинов, буквально оглушил толпу, за ним последовал еще один залп, и еще, и еще — каждый залп означал год, проведенный фюрером у кормила власти.

Откуда-то издалека послышался гул. Гул стремительно приближался — над медленно растущим холмом свежей земли пронеслось несколько стремительных «хейнкелей», ударили из своих пушек трассерами в темнеющее за рекой пространство, потом высоко в небе поплыли эскадрильи тихоходных бомбардировщиков, строй которых был выполнен так, что самолеты, идущие в строю, составляли буквы, а буквы в свою очередь складывались во фразы: «Да здравствует вождь Германии!», «Германия помнит тебя!» и, наконец, — «Германия превыше всего».

Всезнающий ун-Диттельман сказал собравшимся в автобусе курсантам, что именно в этот момент во всех крупных концлагерях Германии из числа евреев и цыган Судьбе принесена сакральная жертва.

Ему не особо поверили, но спорить никто не стал, и даже все посмеялись, когда ун-Диттельман дунул на приподнятую ладонь и, подмигивая, важно сказал:

— Табор уходит в небо!

Над могилой фюрера к тому времени вырос высокий холм, насыпанный руками присутствующих. Те, кому это было поручено, принялись украшать холм цветами и венками, а в небе к тому времени вдруг появились новые боевые машины — те самые диски, один из которых приземлялся на аэродроме школы люфтваффе. Пять дисков стремительно приблизились к месту погребения, зависли в воздухе, и в небесах вспыхнули распадающиеся и медленно гаснущие букеты салюта.

И в это время громко заговорили репродукторы.

— Грандиозная картина наблюдается сейчас в Атлантике, — сообщил далекий диктор. — За сто километров от калифорнийского побережья Америки — этого последнего оплота еврейских плутократов — всплывают подводные лодки германского флота и японских союзников. Открываются герметичные боксы… Уже! Стартовала первая ракета! Еще! Еще! Дорогие слушатели, вы можете смело поверить вашему корреспонденту — это незабываемое зрелище. Десятки ракет, нет — их сотни, сотни! — оставляя за собой огненные хвосты, уносятся к калифорнийскому берегу, неся смерть врагу и разрушение его городам. Нет, это пока демонстрационная атака, показывающая, что война с еврейским капиталом вступила в последнюю фазу. Следующий удар, как обещал в выступлении в Бранау вождь германского народа Бальдур фон Ширах, будет нанесен оружием возмездия, разработанным великими немецкими физиками. Америка будет сокрушена. Мощь германского флота гарантирует победу над врагом.

Удар нанесен. Ракеты унеслись к побережью. Не теряя времени, подложки погружаются в воду. Слышите грохот? Это прошла к материку эскадрилья «зенгеров», она довершит то, что будет начато ракетной атакой из океана.

Спи спокойно, наш мудрый фюрер! Германия постоит за себя! Ты сделал ее непобедимой, ты внушил немецкому народу веру в себя.

Будь спокоен, вождь, — дух, пробужденный тобой в немце, никогда не умрет. Весь мир будет принадлежать Германии, а она, в свою очередь, будет принадлежать всему миру.

— Вот это да! — сказал ун-Диттельман. — Массированный удар с подводных лодок! А еще «юнкерсы» не работали, что в Колумбии и Венесуэле базируются! Да, камрады, нам, похоже, и проявить себя не удастся. Только одно и останется — черных и желтоухих по джунглям гонять! На этом много славы не получишь!

Ганс сидел, закрыв глаза, и все пытался представить себе массированную ракетную атаку с подлодок. Картина была грандиозной. Несомненно, начало боевых действий было лучшим реквием по усопшему. Новый вождь правильно выбрал время и еще правильнее — место атаки. Сейчас от Голливуда, в котором американцы привыкли одерживать свои исторические победы над врагом, остались одни обломки. Он представил себе, как мечутся в панике все эти американские Дугласы Фербенксы и Юлы Бриннеры, и усмехнулся.

Могила фюрера была украшена живыми цветами, они горами лежали на небольшом холме, под которым нашел свое успокоение фюрер — розы и тюльпаны, гладиолусы и нарциссы, белоснежные каллы и лилии, астры и хризантемы. Скрещенные лучи прожекторов освещали тонкий гранитный шпиль, на вершине которого чугунный орел сжимал цепкими лапами голубую Землю.

Будущее неотвратимо наступало.

Оно было грандиозным.

Старый летчик был прав — смерть одного человека, пусть даже великого вождя, ничего не означала для нации, осознавшей свое предназначение и понявшей путь крови.

Гансу ун-Леббелю хотелось найти свое место в общем потоке. Мысленно он дал фюреру клятву, что станет хорошим солдатом.

Загрузка...