Дерзкая

Глава пятнадцатая

Непростой разговор

(Алена)

— Я хочу бросить учебу и переехать в Питер с Костей, — повторила я в третий раз, как «Отче наш». — Я поступлю на дизайнерские курсы и обучение в художественную школу. — Под конец убедительной речи мой голос звучал жалобно, сбиваясь на слезную просьбу. — Это спонтанное решение, но оно верное, так подсказывает мне сердце!

Будь здесь мама, она бы уже давно кивала головой и поздравляла меня с принятым решением, но за офисным столом сидел папа, который хмурился все сильнее, сложив перед собой руки с переплетенными пальцами и побелевшими от напряжения костяшками.

Донести свою мысль до обычного человека, до среднестатистического обывателя — дело одно, а объяснить моему отцу, владельцу крупнопромышленного бизнеса, что его дочь желает так, а не иначе — это надо горы свернуть, прежде чем дойдет. До моего папы слова доходили долго, а нервирующая и вибрирующая тишина между нами затянулась. Я смотрела в лицо родного человека, который преображался на глазах. Мягкие складки вокруг губ становились жестче, взгляд из теплого обращался ледяным, колючим, жалящим, лоб прорезали упрямые морщины.

— Об этом не может быть и речи, — наконец, выдал папа на мое желание бросить учебу. И голос резкий, злой, какой появлялся у него всякий раз, как я «чудила».

«Но это не взбалмошная девчонка стоит перед тобой, папа, а взрослая дочь, которая мечтает находиться рядом с любимым человеком!»

И снова эта жалящая мысль о том, что от Жукова сплошные неприятности!

— Ты не маленькая девочка, Алена, и своему решению, принятому, позволь напомнить, самостоятельно, обязана следовать до конца. — Настаивал на своем папа, стукнув по столу ладонями и опираясь на них, чтобы резко подняться из-за стола. Отвернувшись от меня, папа посмотрел в огромное окно своего кабинета, на чадящие трубы своих фабрик. Он столько сил и труда вложил в то, чтобы обеспечить жену, детей, и к чему все это теперь?

Такой тяжелый разговор все время откладывался. Я медлила и тянула, сколько могла, пока Костя не заявил, что через неделю улетает вслед за родителями. Его отец получил перевод в другой университет, а мать полностью посвятила себя семье старшего сына. Жуков не мог ждать, ему приходилось подчиниться решению взрослых, от которых он на данный момент полностью зависел. На мой мучительный стон и скорбное выражение лица он вполне серьезным голосом заявил, что я могу ничего не менять, что мы справимся, что научимся общаться на расстоянии.

«Пять лет?!» — закричала я тогда Жукову прямо в лицо.

О чем он говорил дальше, я не слышала и не хотела слушать. Моя фамилия — Городничая! Я всю жизнь добивалась того, чего хотела, благодаря наследственности и дурному характеру. Кто-то из папиных друзей со смешком пророчил мне жизнь революционерки, кто-то говорил, что с такой кровью я способна на многое в мире мафии, и никто не утверждал, что из меня выйдет премиленькая жена и хорошая мать. Но сейчас я впервые в жизни понимала ясно, чего хочу, а нужен мне Жуков, его присутствие рядом, тепло его рук, такой серьезный и такой взрослый взгляд, который помогает мне иначе смотреть на мир.

Рядом с Костей я полностью преображаюсь, становлюсь мягче, вдумчивее. Рядом с ним спадает маска дерзкой и непослушной девчонки, которая готова противостоять всем невзгодам мира. Зачем мне это рядом с ним, когда Костя и сам ради меня готов противостоять всем и каждому?! Только не в этот раз.

При встрече с моим отцом Жуков как будто сдался, слушая восторженные речи обо мне и сестре. С каждым днем, сталкиваясь со мной в стенах университета, где я присутствовала лишь номинально, он становился все мрачнее и мрачнее, а на последнем свидании обрушил на меня безумное предложение.

«Давай все оставим, как есть?!»

От этих его слов мне хотелось выть, а еще лучше, выцарапать такие спокойные и невозмутимые глаза Жукова. Как он смеет предлагать мне такое, когда ради него я готова горы свернуть?! Как может с таким хладнокровием говорить о расставании, когда я только начала привыкать к его поцелуям? И почему Костя так холоден?

— Алена?! — папа обращался ко мне и, по-моему, не первый раз, а я жестко терла ладонями колени, стараясь унять дрожь в пальцах и успокоить злобную мегеру, поднимающую голову и рвущуюся из груди на волю. Я убежала от Кости, не дав закончить ему предложение, я помчалась к отцу в офис, заставляя Петра нарушать правила дорожного движения. И вот я здесь, рассказала папе все, что собиралась, а он хладнокровно и аргументировано отклонил все мои идеи, разбил доводы и пришел к тому же выводу, что и Жуков — подождать.

— Ты просишь тебя понять, доченька, — смягчился папа, видя мое непривычное состояние. Я молчала и кусала губы, чтобы не материться в голос, но папа думал, что я на грани истерики. — Но и ты постарайся меня понять. Учеба в высшем учебном заведении — это залог твоего самостоятельного и независимого ни от кого существования в будущем. Да, я никогда не брошу ни тебя, ни Риту, и стану помогать. Многим, — папа замолчал, не находя во мне отклика его занудным речам…

— Ты хочешь повторения ситуации? Хочешь, чтобы я, как Ритка, посвятила всю себя учебе, наплевав на собственные чувства? Чтобы отпустила Жукова, который там себе найдет питерскую красотку и жениться на ней?! — закричала я в голос, топая ногами. Не умела иначе, не могла, не справлялась с эмоциями, накрывшими с головой.

В том, что Жуков кого-то себе надет я сомневалась и очень сильно. На подсознательном уровне чувствовала, что Костя выберет меня, сколько бы ни пришлось ждать, но почему я должна откладывать нашу жизнь на потом? В этом городе меня держал, и очень крепко, только папа! Его присутствие для меня значило так много после смерти мамы, что я бы не смогла точно объяснить, как именно. Он и Рита — единственные родные и любимые люди для меня в этом мире, и потерять их я бы не смогла. Не пережила бы ссоры с кем-то из них. Именно поэтому я так боялась разговора с папой, откладывала его на потом, тянула.

— Прости, папа, — я посмотрела в любимое лицо отца и горько улыбнулась. — Но я не могу остаться! Для себя я уже все решила.

Какие громкие слова, насквозь пропитанные ложью. Скажи папа сейчас свое твердое «нет», и я останусь, смирюсь, подчинюсь. Буду глубоко несчастной, прорыдаю много дней, но смирюсь. Я не Ритка! Это сестра умела всегда и во всем поступать так, как считала нужным. Касалось ли это ее отношений с Антоном, с семьей, ее учебы, ее жизни. Она совершала ошибки, больно обжигалась, но вставала с колен и шла дальше. Ритка умела отключать эмоции и руководствоваться только разумом, заполняя пустоту в душе учебой, работой, многочисленными хобби, а я так не умела. Это только с виду я такая устрашающая, дерзкая и колючая, а на самом деле робкая, ранимая и чувствительная.

Папа все стоял, отвернувшись, а его плечи вздрагивали.

— Как ее не хватает, — произнес он надломленным голосом, и я тут же вскочила с кресла, прижалась к нему со спины, обняла крепко-крепко. Да, плевать на Жукова, пусть катиться в свой Питер, тем более я не так уж ему и нужна, он смирился с нашим расставанием. Готовая согласиться на любые папины слова, я открыла рот, но он удивил меня.

— Я тоже не хочу повторения ситуации, родная. Однажды я в ультимативной форме приказал своей дочери отказаться от чувств к мальчику, которого считал недостойным, и что из этого вышло?

Папа повернулся и посмотрел на меня прямым немигающим взглядом, в котором блестели слезы, а я открывала и закрывала рот, не в силах вымолвить ни звука.

«Нет! Такого просто не может быть!»

Мой мир буквально рушился на глазах. Мое представление о папе, о сестре крошилось стеклянными осколками, причиняя боль.

Как папа мог так поступить с Ритой и Антоном? И Ритка! Она скрыла от меня правду, она не показывала своих чувств и эмоций, страдала молча, пока не получила того злополучного приглашения на свадьбу. Тогда-то я и поняла, как сильно она любила Антона, но, оказывается, она всегда его любила, а папа запретил?

— Как ты мог? — прошептала я, не чувствуя собственных онемевших губ, а папа смотрел на меня и больше не походил на всесильного и могущественного человека, владеющего несметными богатствами. Мы с Ритой — вот его настоящие богатства, и лучше понять это поздно, чем никогда.

— Рита не простила меня, — устало вздохнул отец, опускаясь на софу. Его сгорбленная спина говорила о многом, а мое сердце разрывалось от негодования и жалости.

— Она простила, — неуверенно ответила я папе. Я теперь ни в чем не уверена!

Сев рядом, я взяла ледяные папины ладони и растерла их своими, повторяя, как заведенная, что Рита «давно его простила».

— А ты? — он посмотрел на меня с какой-то жалкой и кривоватой улыбкой, а я открыто улыбнулась в ответ.

— А я и не обижалась!

Так мы и сидели в его офисе, наблюдая, как сереет небо, как темная сырая туча наползает на яркое солнышко, как портиться погода.

— Вот и осень наступила, — прервал папа тишину после долгой паузы. — Попросим Петра отвезти нас в кинотеатр?

Я кивнула, согласившись сейчас не только на просмотр кино с папой, но и на пляски босиком на углях, лишь бы ушла из его глаз неизбывная печаль, которая отражалась во мне, как в его зеркальном отражении.

— А мне ведь понравился твой Костик, — совсем другим голосом произнес папа. — Серьезный молодой человек, нацеленный на успех, и как тебя угораздило с ним связаться, не пойму?

Он рассмеялся, а я только покивала головой, после такого сильного эмоционального стресса постепенно приходя в себя.

— Жуков приедет сегодня вечером, — сообщила я папе «убитым» голосом. Об этом мы договорились с Костей еще вчера, когда его слова «оставим все, как есть» еще не были произнесены, но теперь я ни в чем не уверена, даже в том, что Костя приедет.

— Жуков да Жуков, — папа укоризненно покачал головой. — Если у вас все сложится хорошо, то эта фамилия тебе еще надоесть успеет, так что называй парня нормально, по имени!

Я покраснела до корней волос, но на папины слова громко рассмеялась. Знал бы он, как Жуков уже мне надоел! Так надоел, что я в него, в конце концов, влюбилась!