Дешёвый сезон

II

На следующий день она собралась с духом и дошла до бассейна. Дул сильный ветер, он поднимал волны в гавани, практически со всех сторон окруженной землей — скоро сюда придет сезон ураганов. Весь мир вокруг нее скрипел: деревянные стойки ветхих лотков, жалюзи маленьких обреченных домиков, которые выглядели так, будто были сколочены из набора «сделай сам», ветви пальм — это был долгий безрадостный усталый скрип. Даже вода бассейна имитировала в миниатюре волны в гавани.

Она была довольна, что находилась в бассейне одна, или, по крайней мере, практически одна, потому что едва ли стоило считать старика, плещущегося, как слон, в неглубоком конце бассейна. Он был одиноким слоном, не из той банды гиппопотамов. Они бы стали весело кричать и звать ее присоединиться к ним. Трудно быть высокомерной в бассейне; если со стола можно пересесть, бассейн — общий для всех. Затаив обиду, они могли бы даже окунуть ее с головой, делая вид, как школьники, что это — только веселая игра; никуда не скроешься от этих толстяков, одетых хоть в бикини, хоть в бермуды. Плавая в бассейне, она прислушивалась, не идут ли они. При первом же звуке она бы вылезла из воды, но сегодня они, кажется, были на экскурсии в крепости, на другой стороне острова, — или они там были вчера? Только старик стоял в воде и смотрел на нее, поливая водой свою голову, чтобы не было солнечного удара. Одна, Мэри чувствовала себя в безопасности. Приключение, на которое рассчитывала, она здесь не нашла, зато уж одиночеством могла насладиться. Тем не менее, когда она сидела на краю бассейна, солнце и ветер сушили ее, она осознала, что ее одиночество длится уже слишком долго. Больше двух недель она не разговаривала ни с кем, кроме черного официанта и регистратора гостиницы — сирийца. «Скоро, — подумала она, — я даже начну скучать по Чарли». Это был бы постыдный конец того, что должно было стать приключением.

— Меня зовут Хикслотер — Генри Хикслотер, — услышала она голос из воды. Она не могла поклясться, что его звали именно так, но тогда так показалось, а он больше никогда своего имени не повторял. Она посмотрела вниз на блестящую макушку красного дерева, окруженную белыми волосами; он скорей напоминал Нептуна, чем слона. Нептуны всегда большие и толстые, и когда он слегка подпрыгнул и над водой показалось его тело, она разглядела жировые складки; поросшие жесткими волосами, как водорослями, они свисали над голубыми плавками. Мэри удивилась, но ответила:

— Меня зовут Уатсон. Мэри Уатсон.

— Вы англичанка?

— Мой муж — американец, — ответила она мягче.

— Я его здесь, кажется, не встречал?

— Он в Англии, — она вздохнула. Географическая и национальная ситуация казалась слишком сложной для того, чтобы объяснять ее случайному знакомому.

— Вам здесь нравится? — спросил он. Сложив ладонь ковшиком, он зачерпнул воды и полил свою лысую голову.

— Да так...

— Часы у Вас с собой?

Она заглянула в свою сумку и ответила ему:

— Четверть двенадцатого.

— Мои полчаса прошли, — сказал он и тяжело зашагал к лестнице в неглубоком конце бассейна.

Вновь она увидела его час спустя, когда сидела и созерцала свое мартини с большой зеленой неаппетитной маслиной. Он надвигался на нее из другого конца бамбукового бара. На нем была обычная рубашка, распахнутая у ворота, и коричневый кожаный пояс; тип туфель, в которые он был обут, во времена ее детства называли «ортопедическими», теперь их редко на ком можно было увидеть. Интересно, что бы подумал о нем Чарли? Нет сомнения, она его подцепила на удочку, совсем, как рыболов, который сражается с тяжелой рыбой, а когда вытаскивает, она вдруг оказывается не чем иным, как старым ботинком. Рыболовом она не была; она не знала, может ли ботинок сломать обычный крючок, но была уверена, что ее крючок будет безнадежно испорчен. Никто к ней и близко не подойдет, если она будет в его компании. Она выпила мартини одним глотком и даже попыталась совладать с маслиной, чтоб не было повода задержаться в баре.

— Не окажете ли мне честь — не выпьете ли что-нибудь со мной? — спросил мистер Хикслотер. Его манеры совершенно изменились; стоя на твердой земле, он словно был неуверен в себе, и говорил он, придерживаясь старомодных правил приличия.

— Боюсь, что нет. Я только что позавтракала и мне нужно идти. — Ей вдруг показалось, что под грубой формой скрывался взъерошенный малыш с расстроенными глазами.

— Сегодня я рано завтракала. — Она встала. — Вы можете занять мой стол. — Это прозвучало довольно глупо, потому что бар был почти пустой.

— Я не собираюсь так много пить, — сказал он. — Я... я только ради компании.

Она знала, что он следил за ней взглядом, когда она шла в соседний кофе-бар, и почувствовала себя виноватой. «Но, по крайней мере, я скинула с крючка старый башмак». Она отказалась, от креветок с кетчупом, но уступила, когда предложили грейпфрут, а затем форель.

— Пожалуйста, форель без помидоров, — попросила она с умоляющей интонацией в голосе, но черный официант ее явно не понял. Ожидая свой заказ, Мэри начала представлять удивительную сцену между Чарли и Генри Хикслотером, которому в ее истории каким-то образом пришлось проезжать через университетский городок. «Это Генри Хикслотер, Чарли. Мы, бывало, купались вместе, когда я была на Ямайке». Чарли всегда носил английскую одежду, он был очень высоким, очень стройным, поджарым. Ей доставляло удовольствие осознавать, что он никогда не потеряет фигуру, благодаря своим нервам и повышенной чувствительности. Он ненавидел все грубое: во «Временах года» этого не было, даже в описаниях весны.

Позади она услышала медленные приближающиеся шаги, и чуть было не запаниковала.

— Можно мне присесть за Ваш стол? — спросил мистер Хикслотер. Он все еще придерживался правил светской вежливости, но только в том, что касалось речи, потому что он решительно сел, не дожидаясь ответа. Стул был слишком мал для него, его ляжки свисали, как двуспальный матрац с односпальной кровати. Он начал изучать меню.

— Копируют американскую кухню. Из всего здесь, на острове, это самое худшее, — сказала Мэри Уатсон.

— Вам не нравится американская кухня?

— Помидоры тут подают даже с форелью.

— Помидоры? А, вы имеете в виду помидоры ⁴, — он исправил ее акцент. — Я лично очень люблю помидоры.

— И свежие ананасы в салате?

— В свежих ананасах очень много витаминов. — И, будто специально, чтобы подчеркнуть несходство их взглядов, он заказал креветки в томате, жареную форель и какой-то сладкий салат. Когда принесли ее форель, она, конечно же, была с помидорами.

— Вы можете взять мою, — предложила она, и он с удовольствием согласился.

— Вы так добры. Вы действительно так добры. — Он вцепился в тарелку и принялся поглощать рыбу, как Оливер Твист.

Странно, но с этим стариком ей было легко. Она была уверена, что с кем-нибудь другим она бы не чувствовала себя так свободно: она бы постоянно думала о том, какое впечатление она произведет, а тут она ясно видела, что доставила старику удовольствие. Он, скорее всего, был не старым, неизвестно чьим башмаком, а старой туфлей, в которой удобно ходить. И, что особенно любопытно, несмотря на первое впечатление, которое он произвел, несмотря на то, что он исправил ее произношение на американский манер, он напоминал ей совсем не американскую старую туфлю. Чарли носил английскую одежду на своей английской фигуре, он изучал английскую литературу восемнадцатого века, его книги будут изданы в Англии, и издательстве Кембриджского университета, там же их и раскупят; но ей казалось, что он больше был похож на американца, чем Хикслотер. Даже если бы сегодня в бассейне ей встретился Чарли с его безупречными манерами, он бы расспрашивал ее подробнее. Расспросы всегда казались ей принципиальной частью жизни американского общества — это они, наверно, унаследовали от индейцев: «Откуда вы? Знаете ли вы то-то и то-то? Вы были в ботаническом саду?» Ей пришла в голову мысль, что мистер Хикслотер, если действительно так было его имя, вероятно, был бракованным американцем — хотя в нем наверняка было не больше изъянов, чем в бракованной керамической посуде, которую можно найти в полуподвальных лавках.

Пока он смаковал помидоры она неожиданно для себя разговорилась, начала его расспрашивать, уклончиво так:

— Я родилась в Лондоне. В какую сторону ни двинешься — четыре сотни миль или чуть больше — и начинается море. А Ваш континент такой огромный! Где вы родились? (Она вспомнила героя из вестерна Джона Форда: «Откуда ты взялся, незнакомец?» Мэри задала свой вопрос не столь откровенно.)

Он сказал:

— Сент-Луис.

— О, здесь полно ваших. Вы не один! — Ее слегка разочаровало то, что он мог принадлежать к этой веселой компании.

— Я один, — сказал он. — Комната 63. — Это было в ее крыле гостиницы, на ее этаже, на третьем. Он говорил решительно, как будто сообщал информацию, которая потом могла бы ей пригодиться.

— Пять дверей не доходя до Вас.

— О!

— Я видел, как Вы выходили в первый день, когда приехали.

— Никогда Вас не замечала.

— А я не показываюсь, пока не увижу кого-нибудь, кто бы мне понравился.

— Из Сент-Луиса вам никто не понравился?

— Не так-то уж я люблю Сент-Луис, и Сент-Луис без меня обойдется. Я не любимый сын.

— Вы часто сюда приезжаете?

— В августе. В августе дешевле... — Он не переставал удивлять ее: сперва — отсутствием у него местного патриотизма, а теперь — откровенностью о деньгах, вернее, об их недостатке; такую откровенность вполне можно было расценить как неамериканскую.

- Да.

— Мне приходится ездить туда, где приемлемые цены, — он будто снимал маску перед товарищем по несчастью.

— Вы на пенсии?

— Да, я вышел на пенсию. — Потом он добавил: — Вы должны взять салат... Вам он будет полезен.

— Да я как-то и без него нормально себя чувствую.

— Вам бы не мешало немного поправиться. — Он посмотрел на нее оценивающе. — На пару фунтов. — Он просто вынуждал ее сказать, что ему, наоборот, не мешало бы немного сбросить. Оба они видели друг друга насквозь.

— Вы занимались бизнесом? — Она продолжала расспрашивать, ее будто несло куда-то. Он же ей личных вопросов не задавал после того, первого, в бассейне.

— В какой-то степени, — ответил он. Чувствовалось, что его занятия были ему в высшей степени безразличны. Нет сомнения, она обнаружила такого американца, о существовании которого даже понятия не имела.

Она сказала:

— Ну хорошо... надеюсь, вы простите меня...

— Разве вы не берете десерт?

— Нет, утром я мало ем.

— Это все включено в цену. Вы бы взяли фрукты. — Глаза, смотревшие на нее из-под белых бровей, говорили, что он не много огорчен. Это ее тронуло.

— Я не так уж сильно люблю фрукты, к тому же я хочу вздремнуть. Я всегда сплю после полудня.

«Вообще-то, — подумала она проходя через обычный зал столовой, — наверно, он огорчен только потому, что я не использую всех выгод дешевого сезона».

Направляясь к себе, она прошла мимо его комнаты: дверь была открыта, большая седая негритянка стелила постель. Комната была точно такая же, как и ее: та же двуспальная кровать, тот же платяной шкаф, то же тяжелое дыхание кондиционера. В своей комнате она тщетно поискала термос с водой и льдом, потом нажала кнопку звонка и несколько минут подождала. Как можно ожидать хорошего обслуживания в августе? Она вышла и пошла по коридору. Дверь в комнату мистера Хикслотера все еще была открыта, и, чтобы найти горничную, она вошла. Дверь в ванную была открыта, на кафельном полу лежало влажное покрывало.

Какой голой казалась его спальня! Для нее не составило никакого труда расположить на столике у своей кровати несколько цветков, фотографию и полдюжины книг; от этого комната приобрела жилой вид. Рядом с его кроватью лежал какой-то открытый сборник, обложкой вниз; она перевернула книгу, чтобы посмотреть, что он читал — как она и ожидала, это было что-то связанное с калориями и протеинами. Тут же, на столике, лежало начатое письмо — и с простой беспринципностью интеллектуала она начала читать его, прислушиваясь к звукам в коридоре.

«Дорогой Джо! — читала она. — В прошлом месяце я получил чек на две недели позже, и у меня были серьезные трудности. Мне пришлось занять денег у сирийца, который держит лавку старых туристских вещей на Кюрасао, а потом платить ему проценты. Ты должен мне сотню долларов за проценты. Это — твоя вина. Мама никогда не учила нас жить с пустым желудком. Прибавь их к следующему чеку. Уж, пожалуйста, не забудь, если не хочешь, чтобы я сам за ними приехал. Я буду здесь до конца августа. В августе здесь все дешево, только творог надоел: каждый день творог да творог. Поцелуй сестренку...»

Письмо обрывалось. Да она и не могла бы дальше читать, потому что кто-то шел по коридору в ее сторону. Она вовремя подошла к двери, мистер Хикслотер был как раз на пороге.

— Вы меня ищете? — спросил он.

— Я искала горничную, она была здесь минуту назад.

— Проходите, садитесь. — Не заходя, он заглянул в ванную, а потом осмотрел комнату в целом. Наверно, только потому, что она чувствовала себя немного виноватой, ей показалось, что его глаза остановились на незаконченном письме.

— Она забыла принести мою воду со льдом.

— Можете взять мою, если там что-то есть. — Он потряс свой термос и отдал его ей.

— Спасибо огромное.

— Когда вы выспитесь... — начал он и отвел от нее взгляд.

Не на письмо ли он смотрел?

—...мы могли бы выпить что-нибудь вместе.

В каком-то смысле она попала в ловушку. Она ответила:

- Да.

— Позвоните мне, когда проснетесь.

— Хорошо, — она начала нервничать. — Желаю вам тоже хорошо поспать.

— О, я не сплю. — И, не дожидаясь, пока она уйдет, он повернул к ней свой огромный слоновий зад. Она вышла и поспешила к себе: очень уж соблазнял ее термос с ледяной водой, но, придя в свою комнату, она выпила эту воду осторожно, будто она могла иметь вкус не такой, как обычная вода.