Деспот (СИ)

Глава 13

Стоит Маричу скрыться в ванной, меня начинает колотить.

Флешбэками в сознании всплывает разврат, которому я предавалась так самозабвенно.

Моя покорность, готовность принять его… Ни слова, ни писка против.

Как под гипнозом.

Мамочки!

Судорожно прижав к себе мятую рубашку, я сматываюсь в свою спальню и падаю на кровать лицом вниз. В бессильной злости на себя колочу подушку.

Он мог меня взять ещё до того, как заставил кончить, и я умоляла его бы об этом.

В мыслях я так и делала, и Марич видел это по моим глазам.

Ещё бы минута, и он был бы во мне… Как знать, заметила бы я вообще появление Сати?

Ужас в том, что мне все нравилось. Когда он тискал меня, целовал грудь и даже когда трогал меня там… А потом я потерялась в этих ощущениях.

У меня вырывается мучительный стон. Это был мой первый оргазм. До этого Марич только дразнил меня, и я совсем не представляла, чего ждать. Не думала, что это так.

«Секс – это не плохо», – всплывают в памяти его слова. И отягчающим возвращается воспоминание о тяжести его тела на моем. Острая микровспышка внизу живота приводит меня в отчаяние. Неужели теперь я буду реагировать на него так?

Вот что имела в виду Ленка, говорят, что ласки руками мне бы понравились.

Может, и зря я не позволяла Андрею такое.

Вспоминаю, как после просмотра какого-то кино у меня дома его ладонь воровато забралась мне под задравшийся халатик. Пытаясь следовать совету Лены, я не стала пресекать это сразу, но как только Андрей дотронулся до трусиков, я вся сжалась. Перехватив его руку, я сама поцеловала его, чтобы отвлечь, а потом убежала варить кофе на кухню, где притворилась, что мне звонит Ленка, и ей очень нужна моя срочная помощь.

Маричу я ничего не позволяла, он сам…

Но все его прикосновения как солнечный удар.

Стоит ему начать свою игру, и я ничего не могу противопоставить ему.

Тело предает меня в считаные секунды. Покоряется более сильному. Имеющему право на вольности. И естеству плевать на то, что там думает мозг по поводу происходящего. Включаются инстинкты. Меркнет свет. И только гибельные для кинестетика-Насти руки и губы имеют значение. Я плавлюсь, как горячий воск, становлюсь влажной глиной под этими пальцами.

Обиженно всхлипнув из-за очередного спазма, пронзившего киску, я подрываюсь и бегу в душ.

Смыть с себя следы моей страсти.

У меня до сих пор все влажное, смазка даже на внутренней стороне бедра, как свидетельство моей позорной слабости. Промежность пульсирует от прикосновений пальцев, которые, смывая соки, повторяют движения Марича.

Меня снова накрывает, я вспоминаю, как он смотрел видео в душе… Кусая губы, я выключаю воду и жестко растираюсь полотенцем.

Это просто последствия от незавершенного секса.

Я хоть и кончила от неожиданно чутких мужских пальцев, но у меня остается впечатление, что я получила не все.

Нашла о чем жалеть.

Марич явно не передумает, и мне еще придется удовлетворить его.

И все равно меня преследуют грешные мысли о его глазах.

Когда Марич заставил меня на него смотреть в самый интимный момент, в них был такой огонь, что колени становятся ватными, стоит только воскресить в памяти этот взгляд.

Следил ли за мной с таким же жаром Андрей, когда пересматривал видео?

Господи, эта камера… Это трэш.

Зачем ему это, я даже думать не хочу. Марич сказал, что Андрей на меня… Значит, не только деньги его волнуют, влечение тоже есть.

Наверное, мне могло бы польстить его желание, но он сделал это тайком, как гадкий сталкер. Андрей не мог не догадываться, что я буду не в восторге.

Это я довела его воздержанием?

Что мне делать? Моя голова сейчас взорвется.

Я задаю себе один вопрос за другим, но ответов нет почти ни на какой.

Я даже не могу сказать твердо, что моя влюбленность еще жива. Она сгорела на расстоянии или в моей скорби по родителям, что намного сильнее других чувств? Или она просто отодвинулась на задний план?

А Андрей… любит ли он меня на самом деле?

Мне надо понять. Очень надо, потому что я запуталась в силках из вины, беспомощности и страха.

Весь кошмар ситуации в том, что я не чувствую боли при мысли о возможном разрыве. Только вину. И если все уже в руинах, то надо просто это все прекратить.

Слышу, как Марич выходит из спальни и спускается на первый этаж.

Да. Он же завтракает же в восемь.

А я пропущу. Я не смогу сейчас с ним есть за одним столом.

Как супружеские пары это делают? После ночного разврата садятся за стол и как ни в чем не бывало принимают пищу? Просят передать соль и не представляют друг друга голыми?

Или они представляют, и это нормально?

Мне это недоступно. Я сгорю от стыда.

Надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума, прокручивая в голове утренние события.

Отправляю несколько вопросов папиной помощнице по поводу поминок. Отписываюсь домработнице, услуги которой теперь почти не нужны. Отвечаю на письмо из свадебного салона.

Это возвращает меня к мыслям об Андрее.

В восемь он, наверное, ещё спит, но я строчу ему сообщение. Прочитает, когда прочитает. Но ответ приходит быстро, хоть я его и не жду.

«Вчера проводил родаков в аэропорт, сплю. До обеда точно не поеду никуда. Давай во второй половине дня определимся, во сколько и где». И смайлики.

Это не очень похоже на Андрея, наверное, спросонья понатыкал, чтоб я не подумала, что он груб.

До обеда я свихнусь. У меня горит. Я не могу ждать. Мне надо объясниться, выяснить, почему он так ко мне стал холоден, правда ли, что он поставил камеру и как ему это в голову пришло.

Я просто съезжу к нему и возьму тёпленьким.

И тут же вспоминаю, что Марич велел предупреждать его, если буду уезжать. Помявшись, понимаю, что не могу заставить себя спуститься к нему. В окно вижу, что шофёр уже выгнал машину к крыльцу.

Спрятавшись за шторами, дожидаюсь, пока Марич сядет в автомобиль и выедет за ворота, и только после этого пишу ему сообщение, что я сегодня поеду в город. Подумав, добавляю, что, если задержусь, дам знать.

Скупой ответ: «Принято», меня более, чем устраивает.

Спускаюсь в холл, и меня перехватывает та женщина в фартуке.

– Анастасия Дмитриевна, я сейчас накрою завтрак.

А где Сати? Но спрашиваю я, разумеется, другое:

– Простите, а как вас зовут?

– Анна, – улыбается она.

– Анна, я не…

– Да вы попробуйте, – всплескивает повариха руками. – Кофе я сейчас сварю, а так Александр Николаевич сказал, что вы рыбку в омлете любите. Я и запекла…

Я сглатываю выделившуюся слюну.

Рыба в омлете…

По моим глазам Анна видит, что я попадаюсь на крючок.

– Ну вот, – радуется она. – Я сейчас в столовой накрою…

А я понимаю, что меня обуял зверский голод.

– Не надо, – бормочу я и иду за Анной, как намагниченная. – Я и на кухне поем.

Шокируя женщину, я, вооружившись вилкой, нападаю на блюдо стоя и почти с урчанием лопаю прямо из формы для запекания.

– Да что ж вы? Господи, деточка, на салфетку, – суетится Анна.

А я ем так, что за ушами трещит, и как я не пытаюсь себя убедить, что радоваться мне совершенно нечему, настроение приподнимается.

Облизывая вилку, прихожу к философскому выводу, что человек такая тварь, которая приспосабливается ко всему. Видимо, совесть тоже обретает такие качества, как эластичность.

Усевшись в итоге за кухонный стол с чашкой кофе, под умильным взглядом Анны устанавливаю себе приложение для вызова такси и чувствую себя при этом дикой бунтаркой, хотя Марич мне ничего не запрещал.

Кроме секса с женихом.

Психую. Это невыносимо!

Надо срочно выйти из этого дома, и тогда я перестану думать о сексе.

Это действительно помогает, и, подъезжая к дому Андрея, я уже вполне собрана.

У Кастрыкиных охраны нет, но она и не требуется, посёлок охраняется. Только сигнализация, но раз Андрей дома, то она отключена. Калитка как обычно не заперта. Жених, не приспособленный к кулинарии, часто заказывает еду и, чтобы не тащиться к воротам, оставляет калитку и входную дверь незапертой.

Но я для того, чтобы у Андрея была возможность надеть хотя бы брюки, поднявшись на крыльцо, из вежливости нажимаю на звонок.

Точно спит. Щелчок домофона, позволяющий мне назваться, раздается только через несколько минут. Это тоже дань хорошим манерам. Дверь открывается с приложения в телефоне, там на камере видно, кто пришел.

Я толкаю дверь и прохожу в просторный холл.

По винтовой лестнице мне навстречу спускается Ленка.

Она абсолютно голая. На ней только длинные серьги и ничего кроме.

Нисколько не стесняясь и не пытаясь прикрыться, она подходит ко мне, замершей в ступоре:

– Милости просим.