Не сразу я замечаю в ее руке кофр с одеждой.
Она привезла одежду Марича. Она?
После того, что Катя сделала?
Прежде, чем я успеваю указать ей на дверь, Борзов за ее спиной прикладывает палец к рукам, призывая молчать.
Что еще за игры?
Катя же, занятая тем, что смотрит под ноги, меня видит не сразу, а только когда проходит почти на середину кухни. Видимо, я сливаюсь с обстановкой. Не то что она.
Утро еще раннее, однако ассистент Марича будто только что из салона красоты.
Однако даже под умело наложенным макияжем она бледнеет, когда взглядом натыкается на меня. Что ее так удивляет? Катя же у нас бывала на вечеринках вместе с Сашей. Разве удивительно, что, приехав ко мне в дом, она встречает там меня?
Или это совесть мучает?
– Что же ты, Екатерина, как неродная? – низкий голос Марича, чье появление мы пропускаем, увлеченные битвой взглядов, взрывает тяжелую тишину.
– Александр Николаевич, я все привезла, – подобострастно смотрит Катя на своего бога.
Дрянь!
– Это отлично, – снисходительно хвалит Саша. – Отчет по задачам мне прислала?
– Да, конечно. Все уже на почте. Но новых заданий не поступило…
– Потому что ты уволена, Екатерина, – почти отеческим голосом отвечает Марич.
– Что? Но… Почему… – блеет, явно не ожидавшая такого звезда.
Видимо, Сати не позволили рассказать Кате, что их раскрыли.
– Во-первых, ты – дура, я не могу доверить идиотке ответственные вещи. Во-вторых, ты теперь уголовница, такое мне тоже ни к чему. А в-третьих… Катя, ты реально думала, что тебе ничего не будет за то, что ты выкинула? Отбросим в сторону этические и правовые моменты. Ты решила навредить моей женщине. Ты в своем уме?
– Я ничего не сделала, – лепечет Катя в ужасе.
Сдается мне, она впервые в жизни прочувствовала на себе гнев Марича. А он впечатляет. Даже мне не по себе.
И вроде бы он даже не хамит, если не брать в расчет слово «дура», но от его тона мороз бежит по коже, поднимая самый глубинный инстинкт – самосохранения.
– Катя, – веско роняет Саша. – Ты проработала со мной много лет. Я когда-то бросался голословными обвинениями?
Бывшая ассистентка ни жива, ни мертва. На белом, как мел, лице проступают и пропадают красные пятна. Мне видно, что у нее на лбу выступили капли пота. Кофр дрожит в трясущейся руке.
– Настя, ты зря приготовила лишнюю чашку, – обращает на меня внимание Саша. – Катенька вряд ли рискнет пить что-то из твоих рук теперь, когда она знает, что ты в курсе ее милых поступков.
– Это не ей. Это Никите…
– А, ну Никите, тогда ладно, – Марич, словно бы потеряв интерес к Кате, проходит к подоконнику, на котором я по вчерашнему образу сервировала завтрак.
Не выдержав неопределенности, Екатерина подает голос:
– Что… что со мной будет?
– С моей подачи? Или подачи закона? – равнодушно интересуется Саша, разглядывая тарелку с канапешками, созданными в приливе хорошего настроения еще до «неприятного визита».
Собственно, больше я ничего и не успела. В городе поедим после осмотра у врача.
– З...закона?
– А ты как думала? Я, честно говоря, понятия не имею, что тебе грозит. Я все больше по гражданскому кодексу, а тут уголовный. Я же лично не сделаю ничего, что ты не могла бы спрогнозировать. У тебя нет и больше не будет работы в серьезном бизнесе, думаю, квартиру тебе придется продать, потому что больше ты такую ипотеку не потянешь, а что накопила на интересных счетах в одной милой восточной стране… Так надо было налоги платить. Теперь родное государство в курсе, что эти денежки у тебя есть.
Потрясенная Катя осторожно перекидывает кофр через спинку стула.
– Мы же столько лет вместе… – смотрит умоляюще на Сашу.
– Не я сделал глупость, Екатерина. Борзов сейчас отвезет тебя к следователю, а мы с Настей позавтракаем и присоединимся.
– К следователю? За что?
– За соучастие в попытке покушения на жизнь.
– Но ведь это Сати… И Ольга… Я ни при чем!
– Ты меня утомляешь, Катя. Поглупела сильнее, чем я думал.
Марич отворачивается от нее и смотрит на меня вопросительно. Спохватившись я выставляю на поднос чашки. Борзов подхватывает самую большую и опустошает ее в два глотка, после чего уводит Екатерину, которая плетется на подгибающихся ногах.
– Мне ее не жалко, – вдруг говорю я. – Я ужасна?
– Нет, Настя. Ты просто взрослеешь, – Саша притягивает меня за пояс сарафана к себе. – Жизнь – дерьмо, но у тебя есть я.