Дети учатся жить

Дети век-другой назад

Малый казачонок —

дикий жеребёнок,

ему в поле с отцом не пашется,

а на кобылках пляшется!

Понимать должен отец,

на войну пойдёт малец.

Ай да хлопец молодец!

Он же и по попе

получит от матери

за то, что пачкает скатерти,

когда ест

в один присест

ушат щей да каши.

Вот такие хлопцы наши!

Расти большой, казак,

всё будет так,

как пожелаешь.

А знаешь,

войн нам больше не надо.

Иди-ка лучше на гряды,

паши с папанькой земельку.

А мать усади за кудельку,

пусть прядёт

да песнь поёт:

— На куба-Кубани,

нашей родной маме,

счастье живёт да воля,

казачья степная доля!

Розовая кукла

на розовых подушках,

розовая кукла

прямо из Бруклина.

Привезли, поставили,

одну стоять оставили.

Подойду, положу.

Какая ж она сложная:

глазками хлоп, хлоп,

ножками топ, топ,

и рот большой.

Ешь хорошо!

А наряд на ней,

такой не сшить и за пять дней!

Я красавицу люблю,

пойду маме расскажу:

— Это моя доча,

не трожь её кто хочет!

Назову Элизабет.

Иностранка она, нет?

Кукла иностранная

у дочери маминой!

Пойдёт девочка гулять,

не смей куколку отнять!

Папина дочка гуляет с дочей.

Не подходи кто хочет!

— Где такую ты взяла?

— Мама с Бруклина везла!

— А где это?

— Америка!

— Со вражеского берега?

Насупилась дочь мамина,

домой гулять отправилась.

Лето тёплое стояло.

Кутай Лизу в одеяло,

в пятидесятые холодные —

вот такие модные.

Валя, Валя, Валентина,

я с тебя пишу картину,

не простую, а красиво разукрашенную.

Валя, Валя, Валентина,

с тебя мать бы не сводила

взгляда очень страшного.

Слишком, Валя, ты красива,

развита не по годам.

Ты б из дома не ходила,

не гуляла по дворам.

Валя, Валя, Валентина,

учебник в руки и зубри.

Я с тебя пишу картину.

А твой взгляд прекрасный, милый

расскажет, расскажет, расскажет

о том, как жизнь твоя ляжет

в самой прекрасной стране!

Ты верь, Валентина, мне.

Рыдала и я над картиной,

да сама себе говорила:

— Самым солнечным светом

светила страна Советов

когда-то, когда-то, когда-то!

Беги во двор, там ребята

заждались свою Валентину.

А я допишу картину,

брошу в банку кисти

и дурные мысли

твоей матери и поэта.

Добавлю побольше цвета.

Мы живём в самой прекрасной стране!

Ты верь, Валентина, мне.

— Азы, буки, веди. —

тяжело даётся Пете

эта азбука дурацка,

ему хочется подраться!

Дед подзатыльник даст и носом:

— Сейчас схожу за купоросом!

— Азы, буки, веди.

Дед, а есть на свете

буквы-человечки?

Дед вышел на крылечко,

затянул махорку:

— А вдруг живут на горке

буквы-человечки?

Так, плясать будем от печки.

Азы, буки, веди.

Есть, Петя, человечки!

Похватали пацаны,

(ой ли?) папкины штыки.

— Не штыки, а палки.

Всё равно не жалко!

Тёмну вражескую рать

не зазорно убивать.

— Убивать не зазорно?

Палки в боки больно!

Хохочут наши мужики:

— Ай потешные полки,

воюй не горюй

да медовый пряник жуй!

Пряник не жуётся,

Сёмочка дерётся,

он дерётся шибче всех!

В беляках его отец.

Семён докажет всем вокруг:

Красной Армии он друг!

Друг ты, Сёмочка, дружок,

больно палочкой в бочок!

Знаем, знаем, Сёмочка,

что ты весь, как ёлочка.

Но сегодня война

не на тятьку пошла.

А на немца дурака,

ой смешны его войска:

деды да калеки.

Разве это человеки?

Ха-ха-ха, ха-ха-ха,

германска армия плоха,

ну а русские полки —

крепки, сильны мужики.

Десять лет Семёну,

девять лет Егору,

восемь лет Степану,

а маленькому Ване

то ли три, то ли пять —

мать устала считать.

Пишу письмо маме

из армии изранен:

«Милая моя мать,

скоро ужин, вари жрать.

Я был в бою, убил Петлюру.

Ты за мной не ходи, сам приду я.

Письмо фронтовое передаю

с полевой почтой.

Целую, точка».

Письмо отдал Маше Парная,

и почта наша полевая

понеслась с крутой горки

к хате Петрова Егорки.

— Тук, тук, тук. Вам письмо,

ранен ваш сын ваш в плечо.

Говорит, что хочет кушать!

— А родню не желает он слушать?

Темень-темнотище.

Ах, Егорка, Егорище!

Беги-ка, Маша, домой,

пусть мать займётся тобой!

И крик понёсся: «По домам!»

А вокруг только бой, бой, бой, тарарам.

Я рисую открытку:

серп и молот, колосья видно.

Вот он герб, как печать.

Как вас звать-величать,

пятнадцать союзных республик?

Рисую и кушаю бублик,

он тоже похож на герб,

откусил и уже — на серп.

А мама говорит,

что она в Коммунистической партии,

нет лучше матери:

она на заводе самая главная,

не знаю кто, но очень заглавная.

А отца у меня нету,

убит в сорок третьем.

Шлепок помню от бабушки звонкий,

когда пришла похоронка.

И было мне — года четыре,

стал мужиком я отныне,

потому что мамочка знала:

один я в семье кормилец.

И бабка стала послушной.

Вот присядь и послушай:

пошёл я как-то гулять.

Искала по тёмным дворам меня мать,

а бабуля сказала:

— Вернётся, не малый!

Теперь мне одиннадцать лет,

и Победе целых пять лет.

Я герб рисую страны,

страны, где никто не хочет войны,

страны, одержавшей Победу!

Вот на танке папка мой едет —

рисую, рисую, рисую.

И отнесу в дом Культуры

эти портреты,

ради Победы!