Зет
Чарли покинул Англию еще в восьмидесятых, но даже тридцать лет спустя ничего не могло исправить его английский акцент. У меня заняло много времени, чтобы разобрать, что за хрень он говорил, когда я впервые встретил его, но сейчас я понимаю его отлично.
— Может, мне почистить тебе уши, парень? Я ненавижу, что мне приходится повторять по нескольку раз. Мой бизнес по импорту и экспорту не твоя забота.
Сидя за своим огромным столом, можно было легко наблюдать как он пугал новичков. И даже опытных парней, за плечами которых было ни одно убийство. Он выглядел накачанный Роберт Де Ниро, исключая то, что его присутствие было более значительным. В свои шестьдесят, он все еще трахает все, что движется, до сих пор фыркает при виде чего-то белого и порошкообразного, и до сих пор убивает любого, кто косо смотрит на него. Он взял меня в этот мир насилия, хотя я нисколько не боюсь его. Прошло три недели со смерти Фрэнки. Три недели, как я вытаскивал пинцетом пулю из плеча из-за одного неуклюжего придурка, который был слишком напуган, чтобы посмотреть мне в глаза. Три недели с тех пор, как я выздоровел и сделал для себя некоторые выводы.
— Я даже не знал, что у тебя есть бизнес такого типа, Чарли. Думаю, ты покупаешь продукт из России. И у мексиканцев, когда нужно?
Он открывает ящик стола и достает маленькую деревянную коробочку с выгравированными на ней лилиями. Это моя реликвия с детства. Чарли привык усаживать меня к себе на колени и учить сворачивать косяки для него; он всегда держал тайник в этой коробке. Он не просил меня сворачивать ему косяки с тех пор, как мне было десять. Двадцать три года назад.
— Я уверен, есть множество вещей в моем бизнесе, о которых ты не в курсе, Зет. Это не твоя ошибка, я знаю. Когда я взял тебя под свое крыло, я наблюдал за тобой годами, размышляя про себя, где будет этот маленький мальчик работать лучше всего в моей организации, когда у него вырастут яйца. Я смотрел и отмечал. Если бы ты хоть немного понимал в бизнесе, я бы посвятил тебя в это, и ты знал бы всё о моей части проекта. Все остальное, относящееся к этому. Но это не то, что я вижу в тебе сейчас, Зет. Я видел, что ты был неприятным дерьмом с тошнотворным характером, и я нашел тебе другое применение. Применение, которое финансирует твои рискованные выходки в течение некоторого времени сейчас.
Сообщение было более чем ясно — не кусай руку, которая тебя кормит. Чарли всегда любил сообщения. Не гадь в тарелку, с которой ешь. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Я ценю все, что ты сделал для меня, Чарли. Ты же знаешь, что это не об этом.
Он заканчивает закручивать косяк. Он берет его в рот и затем морщит губы, плотнее сжимая самодельный косяк. Когда он зажигает его, я могу почувствовать приторно сладкую смесь Мэри Джейн (прим. пер. курительный табак), которую он добавляет в табак. Он удерживает дым в легких перед тем, как выдохнуть, и удерживает взгляд своих ледяных голубых глаз на мне.
— Тогда о чем конкретно это?
— Это о девушках. Похищение и продажа девушек, которых буквально лишают их жизней.
— Я никогда не думал, что ты такой сентиментальный, Зет.
— Никакой сентиментальности. Я просто не монстр.
Это вызывает у него на лице гребаную улыбку.
— Мы оба знаем, что ты на самом деле монстр.
Возможно, это правда, но даже у меня есть границы. Продажа девушек для секса — это определенно переходит границы дозволенного.
— Просто расскажи мне правду. Фрэнки не врал, когда сказал, что у тебя есть сраный контейнер для доставки мертвых девушек в порт?
Чарли затягивается белым облаком дыма. И тут же стряхивает его.
— Если ты настаиваешь на правде, то да, хорошо. Семнадцать мертвых мексиканок. Я вынужден был платить владельцам порта за то, чтобы они исчезли. Очень грязный бизнес.
Даже несмотря на то, что до этого я знал, что это правда, крошечная часть меня все же надеялась на обратное. Я вскакиваю со своего стула. Он отскакивает и падает на пол с небольшим грохотом. Чарли наблюдает за моей реакцией с пустым выражением лица.
— Ты, бл*дь, врал мне.
— Я чем-то обязан тебе, Зет? — спрашивает он меня крайне спокойно.
Я сжимаю челюсти.
— Нет.
— Я что-то должен тебе?
— Нет.
— Тогда почему ты ожидаешь, что я буду отвечать на твои дебильные сумасшедшие вопросы? Ты был не в себе, когда спросил меня о девушках в прошлый раз. У тебя была эта долбаная, — скривившись, он указывает руками в мою сторону и встряхивает пепел, — жажда крови в глазах, которая появляется только тогда, когда у тебя застряло что-то в заднице.
— Ты украл девушку. Девушку из Сиэтла, два с половиной года назад. Где она теперь?
Я напрягаюсь и кончиками пальцев впиваюсь в край стола Чарли. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сдержать бешеного зверя, который начинает пробуждаться. Моя злость вызывает добродушную улыбку на лице Чарли, как будто я щенок, который только и умеет, что скалиться. Сраный ублюдок.
— Я не беру американок. И я не гажу там, где ем, ты знаешь об этом.
«Как я и говорил».
— Я думал, что знал многое о тебе, но видимо я ошибался.
— Почему тебе так важно, трахаюсь ли я с малолеткой, которую украли два с половиной года назад?
Он стряхивает пепел в пепельницу, настолько большую, что занимает почти половину его стола.
— Она ничего не значит для меня.
— Но она значит для дорогого тебе человека очень много, я прав? Та маленькая шлюха, с которой ты трахался в последнее время?
Он знает о Лейси, но никогда не упоминал о ней раньше. Она для него слишком незначима, чтобы быть в списке его приоритетов.
— Нет. Это ее не касается.
Чарли усмехается.
— Ну, в любом случае, я не могу помочь тебе, сынок. Я ничего не знаю о какой-то пропавшей шлюшке. Я бы забыл все о ней, если бы был на твоем месте. Звучит, будто ты думал об этом два года. Если ты будешь продолжать в таком духе, у нас появятся некоторые проблемы.
Я склоняю голову в сторону, принимая то, что он мне говорит, и удерживаю опасный взгляд Чарли. У нас уже есть проблема. Просто он о ней еще не знает.
***
У меня есть пятнадцать минут, чтобы добраться домой, до того, как Лейси сойдет на хрен с ума, что меня нет так долго с ней. Меня не было дома целый день — ждал, чтобы поговорить с Чарли. Впервые с того раза, как Фрэнки подстрелил меня, моя немного зависимая подруга стала еще более зависимой от меня. Забудьте об этом «немного». Она просто зависимая. Я только начинаю понимать внутренний мир этой девушки. Она уже рассказала мне об одной темной хрени, которая произошла в ее доме, когда она была ребенком. Но я знаю, что есть что-то еще в этой истории. Что-то еще, что не дает ей находиться наедине с самой собой. У нее было все намного хуже, чем у меня. Насколько бы дебильно это не звучало сейчас, но она не была так удачлива, как я. Чарли отвратительный, мстительный и коварный сукин сын, каждый день недели он заканчивал на одном и том же, почему он меня спас. Я действительно был бы мертв сейчас, если бы он не забрал меня от моего дяди, когда мне было шесть.
Ты осознаешь, что все плохо, когда считаешь, что тебе повезло быть с психованным, зависимым англичанином, который спас тебя в детстве. Не уверен, что Лейси хотела бы этого. Я просто знаю, что она сходит с ума, когда я оставляю ее одну слишком долго. Если бы новая версия меня сейчас могла отправиться в прошлое, например, пятнадцать месяцев назад, то думаю, что прошлый я навалял бы нынешнему меня за такую мягкотелость. Я имею в виду, бл*дь, спешу домой ради женщины, хотя даже не трахаю ее.
Ее телефон постоянно смешно трезвонит, когда я ей звоню, мои ладони покрываются потом, я чувствую себя как насильник, которого засадили в тюрьму. Я сидел в тюрьме однажды, я знаю, что происходит с насильниками в таком месте. Нет никакой долбаной разницы, кого ты насиловал: женщин, детей, животных. Насильник в тюрьме чувствует себя, будто его последние дни сочтены, словно он сидит на пороховой бочке.
— Бл*дь, давай же Лейси. Подними гребаную трубку.
Она не отвечает на мои звонки, я нарушаю скоростное ограничение, не обращая внимания на красный свет светофора, когда мчусь на склад, обгоняя каждую гребаную машину. Дождь льет как из ведра, когда я, наконец, паркую машину у дома. Склад — моя двухэтажная крепость — устрашает своим мрачным образом, а сегодня внушает еще больший ужас из-за грозы. Огромный стальной вход, покрытый облупившейся красной краской, до сих пор закрыт, все как я и оставил, когда поехал к Чарли. Но у Лейси есть ключ. Она могла уйти, если бы захотела. Громкая музыка, которая доносится изнутри, говорит о том, что она никуда не ушла. Она тут. Возможно, из-за громкой музыки, она не услышала мой звонок.
По крайней мере, я надеюсь на это. Надежда — отвратительная маленькая сука.
Я знаю, все мои надежды разрушатся, когда зайду в эту дверь. Помещение ужасно грязное, оно таким не было, когда я уходил отсюда. Поломанная мебель, все валяется на полу; телевизор разбит, но до сих пор работает достаточно хорошо для того, чтобы показывать картинки и издавать шипящие звуки. Пол покрыт осколками от пивных бутылок, и одежда абсолютно везде: как моя, так и Лейси. Бл*дь. Что произошло?
— Лейси! ЛЕЙС, что, во имя всего, происходит? — ору я.
Я спешу в спальню. Меня там нет, но она говорит, что все равно чувствует себя в безопасности. Однако ее нет в моей кровати. И в ее кровати тоже. Я начинаю паниковать, когда нахожу ее в ванной.
Она опять, бл*дь, сделала это.
На этот раз Ее кожа имеет синюшный оттенок. Тело находится над поверхностью воды, плохой знак. Это очень дерьмовое самоубийство. Я запрыгиваю ногами в ванную и вытаскиваю тело, поднимая ее на руки. Она практически ничего не весит. Словно безжизненная пушинка в моих руках.
— Пошла ты, Лейси. Пошла ты.
Кожа на ее запястьях съежилась от воды, значит она уже давно здесь. Я оборачиваю ее безжизненное тело в полотенце и кидаю ее на пассажирское сиденье в моей машине. Завожу двигатель. Еду в единственное место на этой планете, в котором я действительно не хочу быть, но по воле судьбы меня всегда туда тянет. То место, куда я ни за что не пойду, даже когда у меня самые ужасные проблемы — больница Св. Петра Милосердного.