Приезжаем на много быстрее, чем ехали в город.
У меня получилось подавить истерику. Заезжаем во двор, монстр открывает мне дверь, протягивая руку, чтобы я могла выбраться.
Нарочно игнорирую его руку, даже не смотрю на него. Попа болит жутко, но я кое как выбираюсь из машины и не дожидаясь его, плетусь к дому. Поднимаюсь в свою комнату, захлопывая дверь перед его носом.
Слышу грохот за дверью и отборный мат. Кажется, он бьёт кулаком стену.
Игнорирую эти звуки. Иду в душ. Смотрю в зеркало, моя попа покрылась багровыми пятнами, уже видны еле заметные синяки от ремня, но это пока.
Включаю горячую воду, и начинаю рыдать с новой силой. Ещё чуть-чуть и зверь меня сломает. Я не могу так жить. Это не правильно и не справедливо. Если бы я могла отмотать время обратно, я бы бросилась, прям под колеса его машины.
Я расплачиваюсь не за что. Да он помог мне, но это слишком высокая плата за спасение.
Я всего лишь хотела поехать к маме. Что в этом такого?
Я не заслуживаю такого отношения. Да, я сама льнула к нему и стонала в его губы. Да я сама кричала его имя и просила не останавливаться, но это не даёт ему право, так обращаться со мной. Зажравшийся мальчик.
Выплакала всё, что могла. На смену боли и обиды, пришло опустошение и усталость. Поплелась к кровати. Не стала вытираться и одеваться. Закуталась в одеяло и погрузилась в сон.
Мне снился сон. Я стояла в кромешной темноте, и видела лишь сверкающие глаза, которые всё приближались и приближались, и это не сулило мне чего-то хорошего.
Подскочила с кровати, а после и с кровати. Пятую точку обдало колющей, жгучей болью. Приземлилась на колени, от чего стало ещё больнее.
За окном уже вечерело.
За моей спиной послышались шаги. Резко повернулась, ко мне направлялся монстр. И мне вновь стало страшно. Кажется, я даже дышать перестала.
Он аккуратно поднял меня с пола, выпутывая из под одеяла. Вместе со мной сел на кровать. Попыталась встать, но он лишь сильнее сомкнул руки. В этом жесте не было грубости.
Он молчал, буравя меня тяжёлым взглядом, а мне и говорить было не чего.
Он был одет в чёрную водолазку, заправленную в чёрные штаны джоггеры, на его ногах, были тяжёлые ботинки.
— Ты ведь понимаешь, что получила за дело — строго сказал он. Отчитывал меня.
Я молчала. Отвернулась от него в другую сторону, показывая этим, что не желаю говорить. Почувствовала, как напряглись его мышцы и руки. Он не грубо, но настойчиво повернул мою голову обратно.
— Я не слышу ответа — я слышала, как вибрирует его голос. Что, не нравится, когда игнорируют? И пусть. Пусть злиться, пусть не будет так, как хочет он.
— У тебя три секунды начать говорить со мной, иначе я высеку тебя снова — в его голосе не было грубости, но слышалась сталь и я понимала, что он не шутит. Высечет и глазом не моргнёт.
— Я получила не за дело, а за просто так — тоном обиженного ребёнка сказала я.
— Запомни, ни кто не смеет меня ослушаться или послать, за это люди получали пулю в лоб — вижу, как ему срывает планку — ты легко отделалась, но я не советую тебе этого повторять. Запомни девочка, ни наедине, ни при моих людях, не смей так со мной разговаривать или ослушаться, иначе, тебе это — указывает на мою попу — покажется сказкой, усвоила?
Из глаз брызнули слёзы. Я не хотела реветь перед ним, но не смогла сдержаться. Он смотрит на меня, пытливым взглядом, я лишь киваю.
— Если до тебя не доходит, то повторю в последний раз! Ты в моём доме, ты делаешь то, что я говорю, говоришь, когда я разрешу, и не возникаешь. Ты моя, это усвоила?
Теряю дар речи. Что? Нет, я это слышу это не в первый раз, но не могу этого принять. Я ведь человек, а не собака или робот. Мне нельзя дать команду или приказ. Но мне ни чего не остается, как покорно кивать.
У меня нет ни чего. Ни денег, ни связи. Мне не кому помочь. У меня нет ни чего против него.
Он расслабляется. Темнота пропадает из его глаз. Смотрит на меня так, будто и не было ни чего сегодня, будто он не хлестал меня по заднице, будто не хватал меня и не зашвыривал в машину. Будто не приказывал мне и не угрожал.
Слёзы обжигали лицо, стало ещё обидней. Хоть мне и было страшно, но я решила не молчать.
— Я же не твои люди, и я не выполняю приказы — шепчу одними губами — я не твоя игрушка, у меня тоже есть свои потребности. Зачем ты так? Зачем я тебе? Отпусти меня — заканчиваю почти шепотом. Он хмурит брови, сверлит меня взглядом.
— Это не обсуждается и чтобы подобных вопросов я не слышал — ну вот. И как с ним вообще разговаривать.
— Я уезжаю. На неопределенное время, в планах на неделю. Чтобы не чудила — строго говорит он — мои люди будут докладывать мне, о каждом твоём шаге. Я разрешаю тебе выходить лишь из дома и только с охраной. Передвижения по городу запрещаю. Наказана. Не вздумай ослушаться или попытаться сбежать!
Снова киваю, даю понять, что поняла.
— На комоде телефон и карта, там вбит лишь мой номер, каждый раз, когда я буду звонить, отвечать незамедлительно. За каждый не отвеченный звонок будешь наказана — снова киваю. До боли закусываю губу, чтобы немного прийти в себя. Это ведь абсурд. В самом деле.
— Ложись, обработаю синяки — опускает меня на пол, открывает какую-то мазь — завтра врач осмотрит тебя.
— Не надо врача и обработаю сама — стою на месте, опустив голову. Не хочу видеть его и слышать, и чтобы касался меня, не хочу.
Он уезжает и это единственная хорошая новость.
— Маленькая, ложись, сказал, я сам решу, что надо, а что нет — подталкивает меня к кровати. Делать не чего, покорно ложусь. Внутри бьется протест. Не могу быть покорной. А с этим мужчиной тем более.
Он аккуратно наносит прохладную мазь. Мычу от боли.
— Потерпи, скоро пройдёт. Надо мазать три раза в день, заживёт быстрее.
— Оно бы не болело, если бы ты не был тираном — тихо говорю, но он услышал.
— Этого бы не случилось, если бы ты была послушной и не говорила того, чего не стоит.
Больше ни чего ему не отвечаю. Жду, когда он закончит и уйдёт.
— Спускайся вниз, тебе надо поесть — какой заботливый. Не хочет, чтобы его игрушка померла с голоду.
— Я не голодна.
— А меня это не волнует, охрана сообщит мне, если ты не поешь — целует меня в макушку и уходит.
Минут через пятнадцать, слышу шум ворот. Встаю с кровати, подхожу к окну. К дому подъезжает огромный, чёрный, тонированный внедорожник.
За воротами стоит ещё три таких же. Из первого выходит крупный мужчина, жмёт руку Эмилю. Что-то говорит ему и поднимает свой взгляд на меня, не успеваю спрятаться, как Эмиль поворачивается в мою сторону, что-то мелькает в его взгляде, мне не знакомое.
Он что-то отвечает мужчине, тот поднимает руки вверх, делая шаг назад. После они садятся в машину и уезжают.