Девочка со скрипкой

Глава 2

Мы сидели на лавочке в каком-то сквере. Натан всё говорил и говорил. Было видно, что ему надо выговориться. Со стороны он вообще напоминал растрёпанного мокрого воробья, который чудом избежал когтей злого дворового кота. Худой. Небритый, с тёмной щетиной на щеках. А на висках седина… Пальто явно большего размера… Сам немного бледный. С синяками под глазами. Казалось, что он либо болен, либо безумен. Что впрочем, одно другого не исключает.

Он не просто говорил. Он исповедовался… Он не стеснялся в выражениях. Он говорил о том, что думал, не боясь уже никого и ничего…

Я его слушал очень внимательно и не перебивал. После того, как он окончательно убедился, что я — Инга, он не стал сразу же пытать меня о моих злоключениях. Он стал рассказывать о своих. Ему надо было излить кому-то свою боль. Свою историю… И вот он случайно нашёл такого человека…

А я слушал и мысленно вспоминал всё, что я знал про этот период мировой истории. Про войну во Вьетнаме. Про события в Чехословакии. Про арабо-израильский конфликт и его последствия для советских евреев.

Видимо перейдя к какому-то очень важному моменту своего рассказа, мой собеседник стал слегка заикаться, что при его лёгкой картавости звучало уже вообще инфернально. По крайней мере, именно такой блеск был в его глазах.

3-го декабря 1968 года — был обычный будний день. Вторник. Маша с утра убежала в школу. Натан ещё обратил внимание, что она забыла свою скрипку. По вторникам она всегда ходила в музыкальную школу. Скрипка была ещё «детская» одна вторая или как принято у музыкантов — «половинка». За последний год дочка вытянулась. И ей эта скрипка уже стала маловата. Даже учитель музыки на это обратил внимание. И заботливый отец уже озаботился приобретением скрипки нужного размера. Брать три четверти не стал, сразу купил «целую», то есть четыре четверти. Дочка, хоть и худенькая у него, но вон как вымахала, страусёнок… Уже и туфли маминого размера подходят, и длина рук позволяет использовать «взрослую» скрипку. Новая скрипка уже лежала на антресолях. Подарок на день рождения дочери семнадцатого января следующего года. Осталось подождать недолго…

Насчёт забытой дочерью скрипки. Натан Левин не переживал. Маша периодически «забывала» скрипку дома, чтобы не таскаться в обычной школе и с портфелем, и со скрипичным футляром. Девочка после школы просто забегала домой, заодно перехватывая маминых пирожков. Он гордился своей дочкой. Она старательно училась. И в школе, и в музыкалке к ней не было претензий у преподавателей.

Кто же знал, что лучше бы она в этот день взяла скрипку с собой…

У Натана в тот день была репетиция, поэтому он уже к десяти часам был в цирке. То, что произошло дальше в его квартире, он узнал гораздо позже… От следователя…

Мириам была дома одна. Когда примерно в полдень позвонили в дверь, она даже не насторожилась. На вопрос: «Кто там?», вполне обычный женский голос ей сообщил: «Телеграмма.», а потом ещё и уточнили, что из Одессы. Одесса — это был родной город Миры. Там жила её мама. Женщина открыла дверь, не подозревая об опасности.

Удар по голове ей нанесли сразу же. Мириам без сознания упала на пол… В квартиру ворвались трое. Двое мужчин подхватив упавшее на пол прихожей тело хозяйки квартиры, затащили его в одну из комнат. А женщина спокойно закрыла входную дверь изнутри и присоединилась к ним. Миру привязали к креслу. Старое, обтянутое кожей кресло из натурального дерева. Руки жертвы привязали к подлокотникам, ноги — к ножкам кресла. В рот запихали кляп.

Затем вся троица стала тщательно обыскивать квартиру. Искали тщательно. Чувствовался большой опыт. Быстро была найдена шкатулка с золотыми украшениями и деньги, которые никто и не прятал видимо. Деньги просто лежали в выдвижном ящике платяного шкафа. Старого шкафа, ещё довоенного. Да и почти вся мебель была не новая.

Через некоторое время налётчики уже закончили обшаривать квартиру. Вещи из шкафов были вытряхнуты. Книжки перелистаны, даже крупу высыпали из банок на кухне. Видимо им показалось мало того, что они нашли. К этому времени хозяйка квартиры уже очнулась. Она смотрела на чужих людей, роющихся в её вещах, безумными глазами.

Один из грабителей, заметив, что жертва очнулась, приставил ей нож к шее и грозно сказал, чтобы она признавалась, где хранятся деньги и другие ценности. Связанная по рукам и ногам женщина только мотала головой в знак отрицания. А ничего особо ценного у них и не было. Натан уже год как стал получать вдвое меньше, чем раньше. А сама она уже два месяца как не работала. Все деньги уходили на еду, одежду для дочери… Лишнего не было. Драгоценности? Совсем немного. Для выхода в свет, так сказать… Когда он был в последний раз этот «выход в свет»… Её пытали, тыкали ножом, били. Но что она могла им сказать? Больше отдать было нечего. Её мучили почти два часа.

Один из троицы нашёл на антресолях скрипичный футляр с новой скрипкой. Даже отломал у скрипки нижнюю деку, подцепив ножом… Что он там искал? Может думал, что внутри скрипки спрятаны деньги. Только зачем так прятать?

Как потом сказал следователь, была целая серия краж и ограблений квартир еврейских семей, которые собирались выехать за рубеж, или просто интересовались вопросами эмиграции. Возможно, злодей подумал, что в скрипке хитрые эмигранты спрятали бриллианты или доллары. Кто ж его знает, о чём он думал.

Через неделю попался один из налётчиков. Он пытался продать кое-что приметное из золотых изделий, похищенных в другой квартире. А уж потом при обыске у его сожительницы, нашли золото из квартиры Левиных. Своих подельников он не выдал. Видимо боялся их сильнее, чем тюремного срока. Но это было уже потом…

Миру задушили, просто затянув на шее кухонное полотенце. Но к тому времени она уже была сильно изуродована. На теле насчитали больше полусотни ножевых. Болезненных, но не смертельных. Изрезано было и лицо и шея. Но всё же, по заключению патологоанатома, умерла она от асфиксии.

Когда грабители уже собирались уходить, из школы неожиданно вернулась дочка. Её не должно быть дома в это время… Она вернулась за скрипкой. Прилежная девочка, которая любила музыку…

Маша открыла дверь своим ключом. Она не успела даже войти, как её начали бить ножом прямо тут в прихожей. Она успела закричать, и тем самым поднять шум в подъезде и спугнуть налётчиков. Ей успели нанести восемь ножевых ран. В грудь, в шею, в лицо… Одна из ран пришлась на левый глаз.

Милицию и скорую помощь вызвали соседи…

Не смотря на сильную кровопотерю, девочка была ещё жива, когда прибыл наряд милиции… Она умерла на руках у врачей скорой…

Когда Натану сообщили о случившемся, он не поверил. Бросив всё, даже не одевшись, он помчался домой. Обычно до работы он добирался примерно за полчаса. От его дома на улице Гашека, надо было всего лишь дойти до Садового кольца и сесть на «Букашку». Маршрут троллейбуса с номером «Б» пролегал по кольцу. До Цветного было не так далеко. Но после тревожного сообщения он побежал. Он бежал так, как не бегал никогда в жизни, ни до, ни после этого зловещего события. Прибежал к своему дому он примерно минут за пятнадцать

Натан опоздал… Он и не мог успеть. Всё, что ему было дорого в этой жизни, уже было за гранью. За той гранью, откуда нет возврата.

Когда Натан влетел на свой этаж, он увидел много разных людей. Врачи скорой помощи, соседи, милиционеры… Соседи смотрели на него с жалостью. Сержант милиции попытался не пустить его внутрь. Он его просто отшвырнул, даже не прилагая усилия.

Маша лежала прямо здесь, в прихожей. Кровь была повсюду. Лужи на полу, брызги на стенах… Натан застыл, как наткнувшись на стену…

Два сотрудника милиции, схватив обезумевшего отца за руки, вытащили его из квартиры. А он вырывался, он выл как дикий раненый зверь. Он бился в руках дюжих ментов. Его трясло. Из глаз просто ручьём лились слёзы. А потом он забился, задыхаясь в конвульсиях, и осел на грязном полу. Врачи со скорой сделали ему какой-то укол, прямо в плечо. У него что-то спрашивали. Но он смотрел на людей непонимающими глазами и плакал. Его забрали в больницу. Трупы увезли. Квартиру опечатали…

Пришёл в себя он лишь через день. Когда у него спросили, кто будет заниматься организацией похорон. Тогда, он решил всё сделать сам. Он не смог уберечь своих близких. Но он просто обязан отдать им последний долг.

Деньгами помогли с работы. В его глаза боялись взглянуть. А он практически ни с кем не говорил. Так… Отвечал на вопросы. Скупо и конкретно. Не более.

Через неделю после похорон Левина попытались вызвать на работу. И хотя говорят, что незаменимых не бывает, но он был хорошим музыкантом. К тому же — универсал. Труба. Саксофон и т. д. Он мог играть почти на всех духовых инструментах.

За ним отправили сотрудника. Одного из его товарищей по оркестру. Натан всё это время провёл дома, никуда не выходя. Он с трудом дошел до двери, чтобы открыть её после длительных звонков и стука в дверь. Выглядел он так, что пришедший к нему гость сразу же вызвал скорую помощь. Врачи, после его госпитализации обнаружили у него прогрессирующую болезнь лёгких. Может он заработал пневмонию, когда без верхней одежды в начале морозного декабря бежал на место гибели его жены и дочери. Кто знает? Подозревали рак лёгких. Но откуда? Натан же никогда не курил. Он был музыкант-духовик. Был… Работать по своей профессии он больше не мог.

После выхода из больницы он обменял свою двухкомнатную квартиру почти в центре Москвы на однокомнатную в Черёмушках. Конечно с доплатой. Доплата была не так велика, но не это главное. Он не мог больше жить там, где убили его девочек…

Большую часть мебели он оставил там… Шкафы и кресла? Куда их везти? В однокомнатную хрущёбу? Забрал только личные вещи. Свои и… их… Диван. Стол. Пара стульев… Что ему ещё надо…

Врачи не давали прогнозов. Но он чувствовал, что ему не так много осталось. За полгода он потерял больше двадцати килограмм веса. Иногда он задыхался, даже поднявшись по лестнице всего на свой второй этаж… Деньги полученные как доплату за квартиру он положил на сберкнижку… Их должно было хватить ему на всю оставшуюся жизнь… А жить ему осталось не так долго…

Иногда он приезжал в район своего бывшего дома. Бродил по знакомым переулкам. Там, где раньше они иногда гуляли все вместе. Тишинский рынок был совсем недалеко от его дома. Туда он с женой и дочкой частенько ходил за овощами и фруктами. А иногда и покупали что-нибудь из вещей…

Кому теперь нужны были эти вещи? Он как привёз всё на новое место жительства, так и не трогал с тех пор. Больше половины его комнаты занимали неразобранные коробки.

Сегодня было особенно грустно. Первое мая. Люди по улицами толпами. Все радуются. Орут чего-то. Веселятся.

Он поехал опять, побродить по местам своего прошлого…

Ему показалось знакомым лицо паренька лет тринадцати-четырнадцати, ровесника дочери. Он никак не мог вспомнить, где видел этого парня. Может одноклассник Маши по школе? Или из музыкалки? Лицо уж больно знакомое.

И вдруг узнавание пронзило его. И это не парень, а девушка. Девочка… Инга… Котти… Дочь его друга. Она так похожа на своего отца, погибшего несколько лет назад. Те же светлые, почти белые волосы, только слишком короткие для девочки.

Не может быть…

Она?

Не она?

Девушка заметила его пристальное внимание. Стала уходить. Почему?

Он пошёл за ней, а догнав, прямо спросил:

— Вас же зовут Инга? Инга Котти?