Девственница

ПРОЛОГ

Я осиротела, но утрата стала для меня обретением. Теперь я была уже не «дочь Его Величества», а «ее высочество сестра короля» и стала вровень с троном. Мы не будем править, ни я, ни Мария, это все понимали. Но теперь даже мой титул возвеличивал меня в глазах людей. Право именоваться сестрой короля было в ту пору моей величайшей радостью.

И неожиданно для себя я оказалась девицей на выданье. Мы с Марией были едва ли не самыми ценными девственницами в Европе. Девичество, что про него скажешь? Конечно, лучше быть девственницей, чем внебрачным ребенком, тут уж вы мне поверьте, но само по себе это положение тяжело, печально и скучно.

Ведь в жизни девственниц нет места любви, какое бы значение в это слово вы не вкладывали. Virgo intacta, vincere scis, victoria uti nescis — именно так писал этот похабник Катулл. «Дева, ты знаешь, как победить, но не знаешь, что делать со своей победой».

«Но ты знаешь, как продать себя подороже», — насмехался он, uti forо scis, ведь он считал всех женщин продажными. Однако он был прав насчет тех дев, что расставляют свои сети, даже не зная, какая добыча в них попадет. А так как сам Катулл был известным бабником, обольстителем и настоящим бичом девственниц, то он знал, о чем говорил.

Ведь каждая блудница была когда-то девственна. Даже моя тетка, Мария Болейн, краля двух королей, как про нее говорили, и содержанка простолюдинов в придачу. При крещении в невинные младенческие годы ее назвали в честь Пречистой Девы, и уж потом она получила прозвища гулящей девки, потаскухи, дочери разврата.

Сесил рассказывал, что Анна следила за превращением Марии из Мадонны в блудницу и видела свое будущее иным. Став фрейлиной королевы Франции, она узнала, что noblesse не обязательно oblige[1]. И хотя сам французский король, насытившись сладкими прелестями Марииного тела, захотел попробовать другой лакомый кусочек — ее сестру, Анна ценила свою стройную фигурку слишком высоко, чтобы стать простой кобылкой, пусть и под царственным седоком. Она отшила его с таким дерзким достоинством, что, как он сам потом клялся, ее отказ доставил ему больше удовольствия, чем податливость Марии.

Несмотря на притязания короля, в своих собственных глазах Анна ощущала себя ничуть не ниже королевы — некогда покорительницы мужских сердец. После возвращения в Англию она добилась нечто большего, чем просто внимание короля; он попался в крепкие сети ее достоинств.

Ибо после пятнадцатилетнего брачного союза Генрих пожинал печальный урожай. И как ни усердствовал он на любовной ниве, ему не удалось добиться плодов мужского пола, которых он так жаждал. Он брюхатил королеву Екатерину каждый год, но его семя давало совсем не те всходы, на которые он рассчитывал. Вместо толстого светловолосого мальчугана госпожа Природа выдавала ему выкидыши, мертворожденных и недоношенных младенцев, которые умирали через несколько дней или даже часов. Поле было отравлено, и все труды его были тщетны.

И в довершение всего он устал; устал от тучного женского тела, изуродованного множеством беременностей, устал от любви, в которой не осталось ни капли желания. Ничего удивительного, что сплетня о том, что новая молоденькая блудница явилась из Франции — Франции, земли наслаждений! — не прошла мимо его ушей. Один взгляд ее черных, как спелые сливы, глаз заставлял мужчину согрешить в сердце своем быстрее, чем шелест ее огненных шелков зажигал пожар в его чреслах.

Добродетельная блудница, девственная блудница, свежая и нетронутая, однако воспетая в любовных балладах столь древних, что в те времена, когда Клеопатра была молода, они были уже не новы. Юная фрейлина — в ожидании своей судьбы, в ожидании того, кто заплатит достойную цену.

О, эти глаза, горящие, как уголья, на лице целомудренной свеженькой, молоденькой французской блудницы…

Она, Анна Болейн, конечно, не была блудницей, хотя королю и хотелось в это верить: сначала потому, что эта мысль разжигала в нем пресыщенное желание и помогала преодолеть то, что позднее выявилось как «королевская несостоятельность»; потом потому, что ему не терпелось избавиться от нее любыми средствами.

Влюбленный мужчина, мужчина разлюбивший скажет вам все, что угодно, так же как и женщина, которая когда-либо любила; это запечатлено у меня в сердце.

Но блудница? Лишь тогда, когда она уступила ему, известному развратнику!

Ведь Генрих знал, что ему нужно. И хотя она крутила и петляла, убегая от влюбленного преследователя; выскальзывала из сетей, когда он подбирался слишком близко; обрывала и сдваивала след, как легконогая лань, — Генрих знал, что ей не уйти.

И еще он знал, как неразлучно охотятся вместе два грозных божества — eros и thanatos — любовь и смерть. И хотя им двигала страсть, он гнал ее, как король из старой сказки, преследовавший самку единорога, зная, что погибнет вместе с ней, едва только накинет ей на шею золотую цепь.

В первый раз в жизни король был влюблен, влюблен по уши. Женитьба в юности была лишь мечтой об Анне, как исповедовался он в своих нескладных любовных виршах, тенью этой страсти, испепелявшей его сейчас. С той поры, когда он еще мальчиком ухаживал за маленькой испанкой, одаривая ее вниманием и подарками, прошла целая жизнь. Теперь королевские ювелиры, художники и даже садовники были засажены за работу, чтобы его любовь изливалась на Анну золотым дождем.

«Посылаю вам браслет чистого золота, букет роз и мой портрет в оправе из рубинов и алмазов и надеюсь, моя милая возлюбленная, что они будут приняты с благосклонностью», — писал он ей.

Какая приниженная мольба! Это не для такого человека, как он, это не для короля. Но король или нет, а при одной мысли об Анне он робел, как мальчишка. «Прошу вас, моя госпожа, не отнимайте у меня надежды», — умолял он ее, когда в Гринвиче она отказалась пройти с ним в беседку, увитую жимолостью, выставив его на посмешище всего двора.

«Надежду на что, государь?» — обронила она, и ее глаза, похожие на черные миндалины, взглянули ему прямо в лицо, прежде чем снова опуститься долу.

Он простонал: «Только на то, что в один прекрасный день мне удастся найти себе обитель, пусть бедную и убогую, в каком-нибудь уголке вашего сердца».

«Чем она опоила его?» — шипела Екатерина в припадке ярости.

«Кто знает, мадам? Однако не бойтесь, Бог милостив, это пройдет, пройдет!» — утешали ее придворные дамы.

А сами за спиной держали скрещенные пальцы, чтобы защитить себя от дурного глаза и чтобы отвести наглые черные глаза колдуньи — мистрис Анны Болейн, чары которой теперь были властны над жизнью и смертью короля.

Знала ли она, что несет с собой любовь богов? И что все древние народы верили, что только женщина, хранящая девственность, может уберечься от беды?

Конечно, она хранила чистоту много лет, удерживая льва на расстоянии, оберегая свое сокровище пуще всех самых дорогих его даров. Как и Генрих, она ждала их с королевой развода, этого чудесного освобождения от обета, что заставит старую ведьму Екатерину раствориться в клубах папского фимиама, и тогда новая королева во всем блеске славы займет ее место.

Но ни один мужчина не может ждать бесконечно. И меньше всего он.

«У короля Генриха редкий аппетит; его желания безграничны».

Так говорила Мария, теперь благополучно пристроенная замуж за добросердечного человека, бывшего оруженосца, который был не только счастлив, но и польщен таким «наследством» короля, и ее слова оказались и обещанием и предупреждением одновременно. Когда после семи долгих лет, ушедших впустую, Папа наконец решился сказать «нет», Анна поняла, что теперь пришел ее черед сказать «да».

Вот где проявился характер! Без развода женщина помалодушней, вероятно, потеряла бы всякую надежду, что желанная свадьба когда-нибудь состоится.

Но возвышенная натура — Анна — сразу почувствовала, что «нет» Папы Клемента больно уязвит самолюбие Генриха и заставит томящегося от нетерпения любовника повысить ставки. Папа не дает разрешения? Ах так! Обойдемся без него!

И тогда в отважном новом мире, родившемся, как феникс, из пепла старого, король будет действительно свободен и она больше не будет «наложницей», «великой блудницей» католиков, а станет настоящей королевой. И чего будут стоить их оскорбления, что будет значить их осуждение, если вся их вера, вместе с их идолами, мощами, ритуалами и канонами, даже сами слова их католической мессы развеяны над морем.

Как, когда и где поставила она на кон девственность в надежде обрести взамен корону и сына? Никто не знает, известно лишь, что сплетни порочили ее за много лет до того, как она разделила с королем его ложе, в те годы, когда она была еще девственницей, девственной владычицей его сердца, и Генрих из кожи вон лез, чтобы сделать ее королевой на самом деле.

Быть девственницей и все-таки — королевой?.. Получить власть, не теряя власти?.. Разве это не лучше, не прекрасней?.. Известно ли вам, под каким знаком рождаются в сентябре? Кто же я, если не «дева»? Видно, сам Создатель начертал в звездах мою судьбу.

Virgo, virginis, снова вернулись к девственности. Наш Господь был рожден девственницей, по крайней мере так нам говорили о нем и о других: о восточном Будде, о мудреце древности Платоне, о монгольском завоевателе могущественном Чингисхане. Мы должны и в это верить? Virgo, virginis, virgines, virginibus… Из всех инструментов я больше всего любила вирджиналы, несмотря на их дурацкое название. Мне всегда нравился их строй, тихий и жалобный, нежный, но резкий. Анна тоже была музыкальна, но она стала инструментом, а не исполнителем; король играл на ее ладони, шее, грудях, на складочках ее тела, а ей оставалось лишь подчиниться и превратить свое тело в музыку для его утех.

Генрих был замечательным музыкантом… но все-таки…

Послушайте теперь, как я усвоила, что девушке нельзя терять головы.