Девственница

Глава 36 Тайсон

Я никогда не мог подумать, что мне понравится Джек. Я инстинктивно чувствую, что сейчас вижу его таким, какой он бывает только со своей семьей, но не с другими. Другие, без сомнения, видят мужчину с холодным, отрешенным взглядом, которым он был в клубе много лет назад. Он не спрашивает о моей матери, но я знаю, что как-нибудь ему все расскажу. Он рассказывает мне о Шейне, доме и моей сводной сестре Лейле. Он также предлагает куда-нибудь съездить нам, всем братьям. У меня по груди разливается тепло, а горле стоит ком, когда он говорит мне все это. Кажется, несмотря на то, что я столько времени ненавидел их всех, на самом деле хотел воссоединиться с ними. Узнать их поближе. Назвать их всех своей семьей. Заполнить ту пустоту после стольких лет.

Он останавливает машину возле аккуратного домика с красивым, милым и ухоженным садом. В саду во многих местах стоят разноцветные гномы, на окнах кружевные занавески.

— Я бы хотел, чтобы она перебралась в дом получше, но она хочет жить здесь, — говорит Джек.

Он достает свой ключ, открывает входную дверь. Я бывал в таких домах. Каждая гордая цыганка живет в таком искрящемся чистотой доме. Раньше меня удивляло, сколько часов в день цыганки проводят у себя в доме.

Джек проводит меня на кухню. Женщина раскатывает тесто. Она поднимает глаза вверх, когда мы входим, а затем продолжает раскатывать тесто. Она пополнела с тех пор, как я видел ее в тот раз, в волосах появилось больше седины. Она не такая улыбчивая, как я запомнил ее. На ее лице появились морщины. Она познала скорбь и боль.

— Это Тайсон, мам. Тайсон, это моя мать, Мара.

Она продолжает раскатывать тесто.

— Да. Тайсон. Проходи и садись, сынок.

Я перевожу взгляд на Джека. Он пожимает плечами. Его мать опускает скалку и смотрит на меня. Ее лицо ничего не выражает.

— Ты хочешь, чтобы я остался, ма? — интересуется Джек.

— Нет, — говорит она, хотя она по-прежнему смотрит на меня. — С нами все будет в порядке. Твоя сестра капается в саду. Она хотела поговорить с тобой.

— Точно, — говорит он и смотрит на меня. — Точно, — повторяет он. Забавно наблюдать Джека, который контролирует огромную территорию криминального мира Лондона, так слушается эту женщину. Он медлит еще секунду, потом разворачивается и выходит в заднюю дверь на кухне. Через окно, я вижу женщину в шляпе, которая копается в земле. Лейла. Моя сводная сестра.

— Я не собираюсь извиняться за свою мать, — тут же говорю я.

Она вытирает руки о фартук.

— Не хочешь ли чаю?

— Нет, спасибо, — отвечаю я.

Она подходит к шкафу и достает бутылку хереса.

— Как насчет этого?

Я ненавижу ликеры, но понимаю, что она старается быть вежливой, поэтому киваю. Я наблюдаю, как она разливает янтарную жидкость в две рюмки. Подносит рюмку к губам и выпивает одним глотком. У меня глаза готовы вылезти из орбит. Она пододвигает ко мне рюмку. Я делаю небольшой глоток. Тьфу, гадость.

— Присаживайся, — говорит она, и мы садимся друг напротив друга за деревянный стол.

— У тебя есть ее фотография?

Я молча сижу, а потом через несколько минут утвердительно киваю.

— Покажешь мне ее?

Я никогда никому не показывал фотографию своей матери. И показывать ее этой женщине мне кажется неправильным. Она враг, великая соперница моей матери. Из-за нее умерла мама. А потом я вспоминаю бабочку, присевшую мне на руку на кладбище, и то чувство покоя и все прощения, которое ощутил тогда.

Я устал ненавидеть эту женщину и ее семью. Я вижу, что они хорошие люди. И я определенно устал стыдиться своей матери. Моя мать не сделала ничего плохого. Она полюбила не того мужчину. Если кому и должно быть стыдно, так это моему отцу. Он изменил этой женщине и разрушил жизнь моей матери. Я лезу в карман за бумажником. Открываю его и протягиваю его по поверхности стола к ней.

Она поднимает его и внимательно разглядывает фотографию. Ее лицо опять не выражает ничего. Затем она поднимает на меня глаза.

— Она была очень красивой.

— Да, была, — шепчу я. И в эту секунду все годы после смерти моей матери превращаются в пыль. Мне кажется, что мне снова двенадцать. Потерянный и испуганный ребенок, но полный решимости защитить память своей матери несмотря ни на что. Я сжимаю челюсть.

— Ты останешься на ужин, не так ли?

Я с сомнением поглядываю на нее. Несмотря на то, что мне хочется принять ее приглашение и стать частью ее семьи, но что-то внутри меня знает, что я никогда не смогу стать частью их семьи. Это будет типа предательства. Я вспоминаю родное лицо мамы. Как она никогда не ругала моего отца, не в чем не обвиняла. Она тосковала по нему.

— Я не пытаюсь найти у вас свой дом. Меня здесь быть не должно, на самом деле.

Она медленно улыбается.

— В этой вселенной даже нет ни одной пылинки, которая бы находилась не на своем месте. Ты находишься именно там, где и должен быть.

Я пристально разглядываю ее, и она кивает.

— Вы хотите, чтобы я остался?

— Много лет назад я ходила к гадалке, и она сказала мне очень странную вещь. Она сказала, что у меня будет пятеро детей. Я сказала, что у меня только четверо, но она очень настаивала, что их должно быть пять. Но она уверенно твердила, что их пять. Я даже подумывала завести еще одного ребенка, но годы шли, а я так и не могла забыть ее слова. Она все время говорила, что у меня пятеро. Ты был пятым ребенком, и я ждала тебя все это время.

Я поспешно выдыхаю, и сглатываю ком.

— Простите, — говорю я ей.

— За что?

— Я разрушил ваши прекрасные воспоминания о муже.

Она медленно улыбается. Улыбка не грустная и не расстроенная. Прекрасная. Она освещает ее лицо, отчего она выглядит на десять лет моложе.

— Почему ты решил, что разрушил, дитя мое? Ты дал моим внукам еще одного дядю, а моим детям еще одного брата. Моя дочь всегда хотела еще одного брата. Теперь ты исполнил ее желание. Не могу дождаться, когда увижусь со своим внуком, твоим сыном.