Девушка и Ворон

Глава 32. Малахитница

Федор и Лиза привыкали к дому в Тумарино, где Воронов решил осесть на какое-то время и попробовать пожить-таки барином — то есть заняться делами, самостоятельно вникая в управление всеми своими поместьями. Лиза читала одну за другой книги, собранные дедом Федора, считавшегося просвещенным человеком, и восполняла тем самым недостаток образования.

Все это, впрочем, не мешало супругам проводить столько времени вдвоем, сколько они желали, летать тайком от всех по ночам да принимать гостей — из Запределья, конечно же. И Алексей Никитич начал наконец-то заезжать. Но он был сдержан и серьезен. Изо всех сил пытался скрыть, что его сердце гложет тоска. Тоска по Кате…

Катенька приехала в Яблоньки на следующий день после того, как Измайлов узнал, что его дочь вышла замуж за Федора Воронова. Неожиданная гостья передала письмо от игуменьи Аркадии, а потом, чуть побледнев, начала решительно:

— Мне очень нужно поговорить с вами, Алексей Никитич. Я для того-то на самом деле и приехала. Простите, но я узнала вашу тайну…

Алексей до сих пор корил себя за то, как обошелся с Катей. Еще не придя в себя после вчерашних происшествий, он холодно пресек все ее попытки объясниться:

— Ну, стало быть, вы знаете и то, что общаться со мной опасно. И я не сомневаюсь в том, что вы, как девушка благоразумная, подвергать себя опасности не станете.

— Послушайте, Алексей Никитич… — Катя попыталась все-таки вставить хоть слово, но он ей не позволил.

— Если вы не хотите узнать на собственном опыте, как в гневе обезумевший дракон кидается на людей, то и не стоит испытывать судьбу, Катерина Васильевна. Давайте просто притворимся, что этого разговора никогда не было, и останемся добрыми друзьями.

Катя переменилась в лице, но ничего не ответила. Быстро, сухо распрощались, и девушка ушла, а Измайлов подавил в себе желание кинуться за ней следом.

В тот же день Катя Вересова уехала в Чудногорск. Алексей Никитич был уверен, что между ними все закончилось, так и не начавшись, и был очень удивлен, получив через некоторое время от нее короткое, но искреннее письмо с сожалением о том, что откровенный разговор так и не состоялся.

Алексей понял — она ждет. И дело не только в чувствах, просто он встревожил ее своей резкостью и напускной холодностью, и, пожалуй, даже напугал. И она не может все это так оставить, не разобравшись, что же все-таки происходит. Его сердце переполняла любовь и благодарность, но он все еще никак не мог решиться ехать к Кате и объясниться по-хорошему. Да и что он ей скажет по сути-то нового? Ничего… ничего.

В то утро, когда пришло письмо, Измайлов, захватив его с собой, оседлал коня и поскакал куда глаза глядят, заранее предупредив, что домой долго не вернется. Именно тогда Лиза, отправившаяся с друзьями выручать мужа, и заезжала за ним, но не застала.

Благополучно возвратившись из Залесска, Вороновы вскоре приехали в Яблоньки, чтобы убедиться, что с Алексеем Никитичем все в порядке. Тут-то Лиза и узнала от няни Кузминичны, что приезжала барышня Вересова. Старушка была недовольна.

— Барин-то с ней и парой слов не перемолвился, а как уехала — места себе не находит. Что за напасть такая с ним приключилась… Эх! И было б из-за чего сокрушаться.

Катя ей не нравилась.

Прошло еще какое-то время, и Лиза, вспомнив этот разговор, сама написала Кате в Чудногорск, прося приехать погостить в Тумарино. Она волновалась за отца, и ей хотелось все услышать из первых уст. Вересова откликнулась на эту просьбу. Несмотря на разницу в возрасте, девушки дружили и понимали друг друга.

Поздно вечером они гуляли по душистому саду… Лиза бросала взгляды на подругу, рассеянно разглядывающую пестрые цветы, и думала, что понимает, почему ее отцу нравится Катенька Вересова с ее неброской, строгой, одухотворенной красотой. Это был тот случай, по мнению Лизы, когда внешний облик вполне соответствовал внутреннему. И как идет Кате простое голубое платье и скромная шляпка… наверняка в роскошном наряде она утратила бы часть своей прелести. Нет, лучшей невесты для отца не сыскать.

— Лизонька, а мне Алексей Никитич ведь не сказал, что ты замуж вышла, — Катя меж тем продолжала начатый разговор.

— Да отец не слишком-то рад был моему замужеству. Это сейчас он к Феде уже привык. А ведь у нас даже свадьбы не было, все очень необычно получилось.

— Может быть, расскажешь?

— Конечно же. Но и ты расскажи, что там у вас происходит с моим папенькой? Вы поссорились?

— Вряд ли можно назвать это ссорой, и все же… — Катенька замолчала, задумалась.

Лиза, улыбаясь, смотрела на кусты белой сирени. Отцвела уже сирень, а, кажется, чуть ли не вчера прилетала, как и обещала, Забава-Соловушка, дочь Сварога, и в соловьином облике воспевала ее белопенную красоту. И так захотелось поделиться хоть капелькой волшебства с серьезной и печальной Катей!.. Так что Лиза, не таясь, рассказала ей всю свою историю.

Откровенность за откровенность — Катя тоже ничего не утаила, пересказала и последний разговор с Алексеем.

— Я могу понять отца, — задумчиво отвечала Лиза. — Мне даже кажется порой, что он себя ненавидит. Хуже всего то, что в драконьем облике он себя не помнит. Но что мы можем сделать, Катя?

— А что, если у самой Малахитницы помощи попросить?

— Думала уже об этом, и у Забавы спрашивала. Так она говорит, что трудно с Хозяйкой Медной горы по своей воле увидеться. И даже будучи в Заппределье, в ее царство, Подгорье, просто так не попадешь. Вот ежели сама позовет…

— А ты бы хотела ее увидеть?

— Еще как хотела бы!

— Скажи, Лиза… А тебе ящеркой не страшно оборачиваться?

— Ничуть не страшно. Поначалу, конечно, не по себе было немножко, но Федя рядом был, помог мне… А теперь легко-легко! Сама легче становишься, видишь все человеческими глазами, но как будто ярче. И все мелочи исчезают, все глупости. Думаешь только о полете. Эх, как жаль, что у отца не так…

— Правда, жаль, — эхом отозвалась Катя. Она о чем-то напряженно раздумывала, наконец, решилась. — Лизонька… у меня к тебе необычная просьба. Дай мне, пожалуйста, поносить хоть денек тот самый малахитовый перстень.

Лиза насторожилась.

— Мне не жаль, да только на что тебе? Не поверю я, что ты отца приворожить собралась. Да и не помог бы он тебе в таком деле.

— Нет, что ты! Просто… он ведь из рук самой Медной горы Хозяйки был получен. Ну и вдруг…

Теперь юная Воронова пытливо взглянула на Катю.

— А… вот ты о чем! Смотри, рискуешь. Но перстень принесу, изволь. Не хочу, чтобы ты думала, будто я тебе не доверяю.

Вскоре стемнело. Короткая летняя ночь вступила ненадолго в свои права. Гостевая комната была уютной и прохладной, но Катя никак не могла уснуть. Наконец она встала, накинула капот и села в кресло у полуоткрытого окна, погружаясь в нереальность лунного света. На ее пальце приятной тяжестью ощущался малахитовый перстень, и она все пыталась вглядеться в естественный узор на камне в виде причудливого цветка. Ей казалось, что и цветок пристально смотрит на нее круглым глазком в сердцевине. Малахит будто жил своей жизнью и странной чарующей магией пытался заворожить ту, которой не был предназначен. Кате все казалось, что цветок вот-вот оживет, шевельнется, и сама Медной горы Хозяйка заговорит с нею… Это было и прекрасно, и жутко. И этого она больше всего сейчас хотела.

В какой-то миг малахитовый цветок подмигнул Кате — девушка могла поклясться, что это было именно так! Она испугалась, едва сдержала желание сорвать перстень с пальца и отшвырнуть от себя. Но тут же разозлилась, как бывает иногда, когда стыдишься собственного страха.

— Что же ты, повелительница гор? — сказала Катя вслух. — Правнучку свою волшебством одарила, а до внука тебе и дела нет. Мучается он от чужого колдовства и погибает, и уж кому как ни тебе помочь бы ему. Жестокая ты, бессердечная! Одно слово — каменная.

Тут у нее внезапно закружилась голова, и все вокруг изменилось…

Катя не видела, как начала бледнеть луна, как небо за окном зарумянилось, призывая июньский день. Там, где находилась она сейчас, не было дня, да и ночи, пожалуй, не было. Медь горела рыжим солнцем, сияли россыпи самоцветов, волшебно переливались пещерные кристаллы, радужно расцвечивая тьму.

Хозяйка Медной горы сидела на каменном выступе, и Катя сразу поняла, что это она, Малахитница, хотя представляла ее совсем иначе — величавой рослой красавицей с ликом, словно высеченным из камня. Перед ней же была невысокая худощавая девица в длинном малахитовом платье, которая нетерпеливо постукивала ножкой, вертела в пальцах кончик густой черной косы, а лицо у нее было живым и изменчивым, и сейчас на нем явно читалось выражение досады. «Ящерка…» — всплыло в мыслях у Кати.

— Ох, и упрямы же вы, люди, — заговорила Малахитница. — Нигде от вас покоя нет, и в Подгорье найдут. Что ты ко мне взываешь, девушка? Зачем чужой перстень надела? Опасно такой, как ты, ничем с Запредельем не связанной, играть с моим волшебством. Ладно. Говори, что хотела.

— Да ты, наверное, и сама знаешь, Хозяйка.

— Положим, знаю. Только чего же ты от меня ждешь? Не для того ли я оградила своих дочерей от всякого чародейства, чтобы слез потом никто не лил? Но вы, люди, такие, уж если чего захочется — вынь да положь. Дочь моя своевольничала, колдовством черным баловалась, а жесткой и бессердечной я у вас выхожу, так получается?

Катя почувствовала, что краснеет.

— Прости, Хозяйка.

Малахитница махнула рукой.

— А, чего уж там. Привыкла, и не такое слышала. И что такое любовь, мне тоже ведомо. Вот только как внуку помочь, не знаю. Моя волшебная сила — она ведь по наследству только женщинам может передаваться. Алексею-то самому справляться придется. Впрочем…

Хозяйка Подгорья внимательно посмотрела на Катю, в ее темно-зеленых глазах зажегся лукавых огонек.

— А что, если через тебя попробовать хотя бы толику своей силы ему передать? Будешь мне внучкой названной, ха-ха! Но осторожней — для тебя это может чем-нибудь и худым обернуться. Согласна?

— Согласна, — тут же ответила Катя.

— Смотри, не шутки с тобой шучу. Теперь и тебя наше Запределье коснется. Что угодно может статься.

— Я не боюсь.

— Хорошо, коли так. Протяни-ка ко мне руку с перстнем. Лизе он все равно не сгодится. Надо же, как сложилось, через нее с Воронами я породнилась, никогда бы не подумала… Давай руку, не медли.

Малахитница легко соскочила с камня, подошла к Кате вплотную, стянула перстень с ее пальца и поднесла его к губам. И что-то едва слышно зашептала, словно тайно с ним о чем-то говорила.

— Держи, — сказала она вскоре, возвращая назад зачарованный малахит. — Отдашь Алексею. Не сможешь ты — пусть Лиза передаст, сама только не надевает… и никто пускай не надевает, кроме Алексея. От тебя — к нему. Поняла, Катя?

— Поняла, Хозяйка.

— Тогда ступай.

И все расплылось в единое мгновение, потеряло очертания, растаяло. Катя открыла глаза. Было уже утро. Она по-прежнему сидела в кресле, в гостевой спальне Вороновского дома, но не помнила ни что это за комната, ни как она здесь оказалась. Сознание оставалось размытым, будто застряло где-то между Запредельем и привычным миром…