Девушка из цветочной лодки

ГЛАВА 35 ПОГРЕБЕНИЕ

Шторм возвращался всякий раз, как я закрывала глаза. Тучи сгущаются над миром. Небеса разверзаются ливнями. Волны смыкаются с грохотом бьющегося стекла. Корабельные палубы кренятся. Ящик с опиум съезжает все ниже и ниже… и падает на моего мужчину.

Я лежу в своей крохотной сухой каюте. За каждую попытку сделать вдох приходится платить острыми приступами кашля, отдающими болью в ребра.

Падаю в черную пустоту. Ченг Ят тянется ко мне, я пытаюсь ухватить его руку, но тьма и его затягивает в воронку.

В горячечных снах я прыгаю за ним и, ударяясь головой о пол, обзавожусь новыми ссадинами, напоминающими о пережитом позоре.

Если бы не моя глупая жадность, не было бы никаких ящиков с опиумом. Я погубила собственного мужа и в наказание за это тяжкое преступление море отказалось возвращать мне его тело. Ко мне вернулся лишь дух мужа, и то в бесконечных штормовых кошмарах, накрывающих меня во время сна.

Сколько я уже болтаюсь между жизнью и смертью? Несколько дней? Месяц? Взгляд натыкается на аккуратно сложенные белые одежды, и я вспоминаю. Сегодня третья неделя со дня смерти Ченг Ята. И мне надо встать и одеться для Церемонии.

Я приподнялась на локте, скрипя зубами от боли в спине. Руку тут же пронзили жгучие разряды, что отвлекло от мучительного зуда под повязкой, где словно кишели ядовитые скорпионы. Дожидаясь, пока боль утихнет, я повернулась к алтарю Тхин Хау, который возвела для мужа: полая статуя ничего для меня не значила, а драгоценная древесина и самоцветы теперь скрывались под траурной голубой вуалью.

В итоге желание мужа сбылось: его ничто не связывало с новым большим кораблем и моими пустыми притязаниями. Ченг Ят провел здесь всего одну ночь. На дощатом полу каюты не было ни отпечатка его сапог, ни царапины от его клинка. Ни единый шепот его духа не проник сквозь эти стены.

Мне удалось сесть, и я стала ждать, пока боль снова не утихнет.

Да, желание Ченг Ята сбылось, но каким страшным образом. Сбылось и мое желание: теперь я была свободна.

В конце концов, каким мужем он был для меня? Взял меня силой, втянув в мир войны и насилия. Он был вспыльчив, и даже его слова и ласки могли жалить. Но он ценил мою силу духа, уважал меня, стал для меня партнером, о котором женщина может только мечтать. А какой женой для него была я? Холодной, отстраненной интриганкой. Да, я ублажала его физически и родила ему двух сыновей. А еще верила в него и подарила успех, который без меня был бы ему недоступен. У души Ченг Ята было много граней, и я принимала их все.

Но сейчас все это не имело значения. Я стала свободной. Мы оба обрели свободу. Он — парить в небесах, а я — пожинать плоды своей неожиданной независимости.

Кто-то постучал в дверь: должно быть, пожаловали монахи, чтобы сопроводить меня. Я натянула поверх своей одежды плотные белые штаны, но боль в руках не позволила надеть куртку такого же траурного цвета. Придется попросить пришедших о помощи.

За дверью вместо монахов оказался один из моряков с женой. Оба стояли на коленях и низко кланялись. Я узнала одного из капитанов By Сэк-йи. Мужчина принялся бормотать соболезнования, которых я не стала слушать. Его слова ничем не отличались от множества других, которые изливались на меня вот уже который день.

— Да будут нескончаемы дни вдовы Ченг, — произнесла женщина.

Я кивнула в знак благодарности и протянула каждому из них по конверту цвета белого золота, в каждом из которых лежала медная монета.

Вдова Ченг.

Это имя равнялось приговору. Вдовам не было места в морском мире. В лучшем случае ими безжалостно помыкали, а в худшем — забывали о них, как в случае А-и, и вспоминали разве что в тот момент, когда надо было почистить мужскую обувь. Ни мои усилия по организации Конфедерации, ни строительство нового судна не могли перевесить эту традицию. Мне оставалось носить звание жены командующего лишь до заключительной церемонии, которая пройдет на шестой неделе со дня смерти Ченг Ята, когда его душа вознесется на небо. После я буду стоить не больше горсти вчерашнего риса.

Я вытерла глаза чистым белым рукавом. Чью жизнь я сейчас оплакивала: ушедшего мужа или свою?

— А-ма?

Я снова вытерла лицо и заставила себя улыбнуться: у двери, вытянувшись в новой куртке и брюках из синего шелка, стоял Йинг-сэк. Склонив голову, он пытался унять дрожь губ. Объятия сейчас могли потревожить мою раненую руку и ребра и посрамить попытку сына выглядеть по-мужски. Позади него стояла няня, A-Пин, держа малыша Хунг-сэка в перевязи за спиной. Мои мальчики, мои бедные мальчики, которым нет больше места в сердце матери, потому что оно выжжено горем.

— Ты очень красивый, — сказала я старшему сыну. — Отец будет гордиться тобой, когда увидит тебя на пути к небесам.

Йинг-сэк выгнул бровь, что тут же сделало его похожим на отца.

— Я теперь новый капитан?

— Ах, мой мальчик. Еще нет.

— Почему? — Он отпрянул и обхватил няню за колени.

Что же мне ему сказать? Что сказать, чтобы ребенок понял?

В сампане по пути на берег я протянула мальчику несколько конвертов траурного цвета белого золота, напомнив, что их надо раздать плакальщикам.

— Так взрослые мужчины почитают своих отцов.

Похоронную церемонию устроили на пляже, недалеко от деревни. По моему распоряжению высокую бамбуковую шпалеру украсили парусиной и разноцветными знаменами флотов Конфедерации. Чем ближе мы подходили, тем громче звучал церемониальный речитатив, и в какой-то момент я уже ничего другого не слышала. Я набросила на Йинг-сэка траурную накидку, поправила собственный капюшон и пошла с сыном вдоль побережья по песку, перемешанному с галькой. На настиле уже собрались плакальщики и монахи. By Сэк-йи стоял рядом с генералом Поу. На подходе к главному настилу Куок Поу-тай почтил меня соответствующим случаю траурным поклоном. Вот только человека, которого я хотела увидеть больше всех, здесь почему-то не оказалось. Прошел двадцать один день, но о Чёнг Поу-чяе не было никаких вестей. Он бы не осмелился пропускать такую важную церемонию, ведь это стало бы вопиющим неуважением ко мне. Но, что еще хуже, я чувствовала себя брошенной человеком, с которым делила Ченг Ята.

А дальше хлынула волна молящихся монахов и монахинь, бритых затылков и серых халатов. Раненая рука так зудела, что мне хотелось зубами сорвать с нее повязку, а спина грозилась рассыпаться на осколки. Все время, пока тянулась нескончаемая церемония, я старалась не показывать, как мне плохо, разрываясь между желанием почтить память мужа и раздражением от бесконечных повторений ритуалов. Вряд ли они каким-то образом могли повлиять на загробную жизнь Ченг Ята.

Наконец мне было позволено сдвинуться с места, и я возглавила шествие плакальщиков вокруг гроба — символического пустого ящика, поскольку само тело разделило участь почти всего экипажа и сгинуло в море. Потом снова начались коленопреклонения, жертвоприношения, благовония и новые молитвы. Я была на грани обморока и могла думать только о еде. Но прежде чем поесть самой, я должна была накормить рисом и напоить вином бумажную ростовую куклу, изображающую моего мужа. Вокруг нее расставили предназначенные для Ченг Ята блюда с курицей, фруктами и сластями, от вида которых в желудке у меня урчало. Если до завтрашнего дня яства останутся нетронутыми, это укажет, что дух моего мужа уже отбыл и благополучно устроился в новой загробной жизни.

Затем пришла очередь старшего сына, Йинг-сэка. Я вывела его вперед. Казалось, мальчик чувствует себя неловко возле пустого гроба, но он сохранил спокойствие, когда священник передал ему пустую чашу для питья. Я рассказала сыну об этом ритуале по дороге сюда на сампане, и он горел желанием исполнить свою роль.

— Налейте воды, — сказал он священнику. — Моему папе нужна вода.

Со стороны приглашенных плакальщиков послышался смех. Глаза Йинг-сэка тут же наполнились слезами, а я наклонилась и мягко напомнила ему:

— Не здесь. Папа воспользуется чашей, чтобы пить воду в мире духов.

Священник показал, что надо разбить чашу. Иинг-сэк оглянулся на меня, и я кивнула. Тогда мальчик поднял чашу высоко над головой и со всей силы швырнул ее на пол возле изголовья гроба, тут же отскочив, чтобы увернуться от осколков.

Впервые со дня шторма я почувствовала облегчение.

— Ты прекрасно справился, мой мальчик, — похвалила я, заключив сына в объятия. — Ты уже совсем большой. Твой отец гордится тобой. Теперь, пребывая рядом с богами, он никогда не испытает жажды.

Подождав еще немного для приличия, я извинилась и вернулась на корабль, где мы с детьми поели риса, а потом сыновья ушли с A-Пин. Несмотря на боль в спине и руке, я не могла позволить себе прилечь и отдохнуть: у меня было слишком много дел. Послав за казначеем, я переоделась в скромную черную куртку, привела в порядок лицо и волосы, и приготовилась ждать.

Казначей появился у дверей, удостоив меня лишь тенью поклона, от которого его щуплая косица едва качнулась на шее.

— Как я понимаю, Йинг-сэк всерьез видит себя главой клана Ченг, — произнес он.

— Мой первенец дал тебе подношение?

В ответ старый мошенник вытянул уголок конверта из внутреннего кармана.

— Удивлена, что у тебя не наполнены золотом все карманы доверху, — проворчала я.

— Как же дурно ты обо мне думаешь. Единственное, чем я наполнен, — это искреннее сочувствие твоей потере. Большая утрата для всех нас. Я горюю вместе с тобой.

— Принимаю твои соболезнования. — Я хотела подавить зевок, но передумала и решила его не прятать. — Вместе с твоей отставкой.

— Э-э… Не уверен, что расслышал правильно, — В твоих услугах больше нет необходимости.

Он заморгал, словно пытаясь избавиться от соринки в глазу.

— Ченг Ят-соу, при всем моем уважении, твой муж всегда высоко ценил мои…

— Моего мужа больше нет.

Интересно, он заметил, как дрожат у меня руки?

К сожалению, это действительно так, — согласился казначей. — Но я по-прежнему предан флоту Красного флага.

— Можешь распоряжаться своей преданностью по собственному усмотрению, равно как и всем своим имуществом. В этом флоте тебе больше места нет.

— По чьему распоряжению? Если у Ченг Ята уже есть преемник, мне об этом не докладывали.

— Надо же, а я считала тебя разумным человеком. До тех пор, пока не вынесут особое решение, распоряжаться здесь буду я.

Мы стояли друг напротив друга в разных концах каюты. Круглая голова казначея напоминала чайник, готовый закипеть. Выражение самодовольного безразличия не покидало его лица с самой первой нашей встречи. Для него я всегда была посторонней, самозванкой и выскочкой. Для меня же старый плут всегда был вороном среди орлов.

— При всем уважении, я отказываюсь воспринимать всерьез слова, брошенные горюющей вдовой. — И он повернулся ко мне спиной, чего никогда не посмел бы сделать по отношению к мужчине. Это было величайшее оскорбление. — Искренне сочувствую, госпожа, но сейчас я вынужден вернуться к работе. Надо подготовить отчетность для преемника командующего Ченга, кем бы он ни оказался.

Я подождала, пока он дойдет до двери, и сказала ему в спину:

— В этой гавани сейчас находится тысяча мужчин, каждый из которых готов по первому моему слову перерезать тебе горло и разделать твой труп на двадцать четыре части. Можешь похвастаться тем же?

Я швырнула ему конверт с монетами, который со звоном упал к его ногам, красноречиво передавая невысказанную мысль. Казначею уже вручили траурный конверт за Ченг Ята. А сейчас он получал плату за смерть его карьеры в Конфедерации.

— Прошу передать мне все записи, которые находятся в твоем распоряжении и до заката оставить это судно — нет, эту гавань.

Когда казначей вышел, я подняла с пола оставленный им конверт, не сомневаясь, что он подчинится моему требованию. Я воспользовалась собственной властью, а не той, которой наделяют жен или представителей капитанов. У меня было право командовать, основанное на моей несгибаемой воле.

После разговора с казначеем я наконец позволила себе лечь, и сердце мое впервые было свободно от холодных пальцев страха.

Мне требовалось подумать в тишине и покое, оставив за дверью постоянно звучавшее в соболезнованиях страшное имя: вдова Ченг. А еще мне требовалось лекарство: я по-прежнему боролась с желанием прогрызть повязку на руке, чтобы утолить мучительный зуд, а спина пылала настоящим пламенем.

Предупредив, что сегодня больше никого принимать не намерена, я отправила за сельским травником. Обычно он отказывался приходить к больным на кораблях, но я велела передать: если не явится немедленно и по доброй воле, его все равно приведут ко мне, но уже с ножом у горла.

Травник явился с целой корзиной лекарственных растений и снадобий. Он срезал повязку с ноги и втер в рану белесую мазь, которая чудесным образом избавила меня от зуда. Оказалось, что лубок мне больше не нужен. Когда прямо у меня на глазах целитель начал готовить отвар, я распознала лишь половину составляющих: дон квай[82], женьшень, чернослив, ягоды годжи, какие-то веточки и щепки, измельченные минералы, а под конец даже кусок курятины. Наконец все было готово. И хоть мой желудок сразу попытался избавиться от невообразимо смердящего отвара, боль в спине все же стихла. Уходя, знахарь пообещал приготовить мне снадобья на весь курс лечения и велел отдыхать. В ответ я лишь вздохнула: как ни жаль, отдых для меня сейчас был непозволительной роскошью.

Когда чуть позже дверь снова отворилась, у меня на языке сам собой появился горький привкус, потому что я ожидала увидеть травника с новым, не мнее мерзким отваром, но вместо него в каюту протиснулась крепкая фигура By Сэк-йи.

— Тебе не сказали, что я сегодня больше не принимаю посетителей? — спросила я.

— Сказали. Но я пришел как разносчик. Кажется, ты ждала вот это. — И он положил на столик саше с травами. Я не могла смотреть на By Сэк-йи без угрызений совести. Если бы он не уговорил Ченг Ята напасть на то иностранное судно, если бы не задержал наше отплытие на шесть дней…

Угадать ход моих мыслей было несложно. By уселся на стул и ударил себя в грудь обоими кулаками.

— Я любил его как старшего брата.

— Спасибо.

Стандартные соболезнования слетали с губ толстяка с несколько большим надрывом, чем полагалось, а значит, у него было что-то на уме.

Дым от похоронных курильниц сочился сквозь окна павильона и устремлялся в темнеющее небо. Птицы потянулись к холмам, а я слушала собеседника, пока он снова не ударил себя в грудь в знак окончания речи.

— Не торопишься ли ты с этим? — спросила я. — С чем? — Он совсем не умел хитрить — настолько, что его попытки даже выглядели комично.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — заметила я. — С тем, о чем сейчас все говорят у меня за спиной.

— Дорогая обездоленная жена моего бесценного друга, неужели ты сомневаешься в моей честности? Но раз уж ты сама об этом заговорила, то… Вопрос о том, кому перейдет власть и, разумеется, какой будет твоя судьба, действительно приходил мне на ум.

— Моя судьба?

— Дорогая подруга, ты слишком молода, чтобы оставаться вдовой.

Я рассмеялась, несмотря на обстоятельства. Как же этот глупец во мне ошибается!

— Ну надо же, а ты времени не теряешь! Неужели трех жен тебе недостаточно?

— Ха! Сейчас их у меня уже четыре! А если считать клуш моего братца, что все время толпятся поблизости, можно сказать, что я женат на всех семерых! Да и в любом случае, с тобой я никогда не мог совладать.

— И не сможешь.

— Но кто-то неизбежно попытается, и тогда…

— И тогда этому несчастному, кем бы он ни оказался, придется поспорить с тобой за руководство Конфедерацией.

Визгливый смех By рассыпался в воздухе и отразился эхом от стен.

— Ну и ну! Я всегда подозревал, что ты умнее меня.

— Неужели? Я знала об этом с самой первой минуты нашего знакомства. Так что говори, что хотел, и уходи. Я устала, и мне еще надо готовить отвар.

Похоже, я сбила его с приготовленной речи, потому что толстяк опустил глаза и занервничал, разглядывая собственные руки. Снова подняв глаза, он уже оставил маску шутника.

— Хорошо, тогда давай называть вещи своим именами, — сказал он. — Когда ты добавишь себе судов и людей, три флота Лойтяу получат преимущество над восточными группами. К тому же у нас лучше обустроена база.

— Выходит, ты предлагаешь Тунгхой Пазу возглавить Конфедерацию? Какой щедрый жест с твоей стороны.

By Сэк-йи погрозил мне пальцем.

— Я был самым верным и преданным сторонником Ченга еще с…

— Пожалуйста, опусти детали. Догадываюсь, чего ты хочешь. Я же не ошибаюсь?

By снова рассмеялся, на этот раз уже нервно. Мне было приятно наблюдать за его мучениями, учитывая бесцеремонность визита. В то же время я не забывала, что передо мной лучший и старейший друг Ченг Ята.

— Чего же я могу от тебя хотеть, кроме твоей благосклонности?

— Господин четырех жен, когда это я не была к тебе благосклонна?

— Твое очарование заставляет луну стыдливо прятаться за облаками[83]. Может, тебе стоит обратить его в сторону других командиров?

Мне очень хотелось рассмеяться ему в лицо, чтобы согнать с него спесь, но я сдержалась.

— С чего ты решил, что я могу убедить остальных оказать тебе поддержку? — «И что сама тебя поддержу», — добавила я мысленно.

— Ха! Я еще не встречал другой такой женщины, способной заставить мужчин танцевать под свою дудку, о существовании которой они даже не догадывались. — Прижав руки к груди, толстяк наклонился ко мне с заговорщицким видом: — Я клянусь тебе в верности, Ченг Ят-соу, жена моего друга и благодетеля. Я позабочусь о том, чтобы тебя окружали лучшие…

— Сумасшедший! Неужели я выгляжу той, кто нуждается в твоей заботе? Спасибо, что пришел, но мне пора заняться травами.

— Ну прости, прости меня. Мы же старые друзья, и этого уже ничто не изменит, да? Я просто толстяк с не в меру болтливым языком.

Мне тут же стало стыдно за резкость. Время шло, вопрос о преемственности власти уже стоял на кону. И если я хочу заставить мужчин, как выразился By, плясать под свою дудку, пора приступать к делу, забив о боли, усталости и слабости, и вести себя осмотрительно в словах и делах.

— У меня был непростой день. — Я решила пойти на попятную. — Предлагаю обсудить ситуацию позже. Ты и правда всегда был нам верным другом.

— Да я верен, как пес, Ченг Ят-соу.

— Главное, не увлекайся гоном.

By направился к выходу, унося за собой отзвуки смеха:

— Ох, как жаль, что у меня уже слишком много жен!

Из-за отвара меня клонило в сон, что мешало хорошенько обдумать положение, но в остальном пошло мне только на пользу. Впервые со дня бури я проспала всю ночь, причем без кошмаров, а утром уже почти не чувствовала боли. Я послала за завтраком и крепким чаем пуэр, заодно предупредив, что по-прежнему не хочу никого видеть, кроме детей.

Когда раздался быстрый стук в дверь, я решила, что пришел Йинг-сэк. Но за дверью стоял подросток, сын одного из моих кормщиков. Он вытянулся в струнку, стараясь казаться старше своих двенадцати или тринадцати лет.

— Нижайше прошу прощения, Ченг Ят-соу. Капитан Куок спрашивает, достаточно ли хорошо вы себя чувствуете, чтобы встретиться с ним.

Должно быть, я выглядела дико с намазанной густым белесым снадобьем рукой и спутанными волосами, свисающими на лицо. Хотела ли я видеть Куок Поу-тая? После стольких дней затворничества, недомогания и похоронных церемоний внутренний голос вопил, что я к этой встрече не готова: сначала необходимо все хорошенько обдумать. Однако другой голос, не имеющий никакого отношения к разуму, шептал, что я истосковалась по обаянию и уму Куока. В итоге я сказала посыльному, что приму капитана на первой вахте, после полудня.

Я заперла дверь и распахнула сундук с платьями. Рука сама потянулась погладить любимую красную стеганую куртку. Вот только горюющим вдовам или женщинам, которых, судя по всему, собираются лишить власти, носить подобное не пристало. Я остановила выбор на скромных черных брюках и строгой черной шерстяной куртке до колена. Оставшуюся часть утра я провела перед медным зеркалом, щипками возвращая жизнь щекам и расправляя морщины с помощью притираний. Кого я хотела обмануть? Женщина, смотревшая на меня из зеркала, уже не могла сойти за молоденькую девушку. Тридцать три года считались для женщины настоящей старостью. Мне приходилось снова и снова напоминать себе о том, что я собираюсь на деловую встречу. Закрепив прическу сандаловыми гребнями, я украсила ее единственной шпилькой с гранатом, символом флота Красного флага.

Когда мы встретились на палубе, шел мелкий дождь. Подойдя ближе, я заметила, что годы и на Куоке оставили свой след: шея стала толще, а морщины расчертили лицо, как прожилки на дорогой древесине. Вот только с этого нового лица на меня смотрели все те же глаза, образ которых хранился в глубинах памяти, тот же чуть заметный изгиб кривил уголки губ, а приподнятая бровь все так же заставляла замирать мое сердце. Поу-тай пришел без куртки, демонстративно игнорируя погоду и не пряча зажатый под мышкой сверток.

Я пригласила его под навес возле рубки.

— Ты меня избегал, а теперь просишь о встрече? Как-то не похоже на тебя.

— Слышал, ты не здорова. Но выглядишь…

— Как старая сгорбленная вдова с больной спиной.

— Ченг-тай, даже в трауре ты настолько красива, что даже рыбы…

— Могут захлебнуться от восторга, наткнувшись на мое отражение, — знаю эту присказку[84].

— В самом деле.

Он протянул мне сверток. Его вес и размер почему-то наводили на мысль о человеческом черепе. Я развернула упаковку дрожащими пальцами и увидела черный лакированный барабан с красными полосами и туго натянутой свиной кожей.

— Это тебе, живому воплощению духа великой воительницы Лян Хунъюй [85].

Мимо нас прошли двое матросов, явно снедаемые любопытством и пытающиеся подслушать нашу беседу.

— Мы можем поговорить в каюте? — спросил Куок. — Я хотел бы обсудить личный вопрос.

Я постучала пальцами по барабану, извлекая из него легкий приятный звук.

— Какой же вопрос требует уединения в моей каюте?

— Дело личного характера.

В каюте было темно, несмотря на ясный день, и я намеренно оставила дверь открытой, после чего поставила барабан на пол и добавила масла в лампу.

— Сдается мне, к подарку прилагается стихотворение.

Мне очень хотелось его услышать, прежде чем мы приступим к обсуждению всего остального — воспоминаний, Ченг Ята, его преемника.

— Скорее, легенда. Надеюсь, тебе она придется по душе. Лян Хунъюй при династии Сун была, скажем так… — Его молчание намекнуло, что он не решается произнести слово вслух.

— Дай угадаю: шлюхой?

— Твоя прямота очаровательна. Я собирался сказать «актрисой», но… она владела многими талантами — была певицей, поэтессой, барабанщицей — и привлекла внимание молодого солдата по имени Хань Шичжун. Он пообещал жениться на ней, как только дослужится до высокого чина, и, став генералом, обещание сдержал. Она стала сопровождать мужа в походах и приобрела славу неустрашимой героини.

— Наконец-то история становится интересной.

— А проявила себя она в битве при Зеркальном озере. Император Сун отправил Ханя на защиту провинции от бунта Цзинь. Хань прибыл к озеру с восемью тысячами уставших солдат и оказался лицом к лицу с целой армией из ста тысяч воинов и военным флотом.

— И тогда эта неустрашимая героиня сразилась с вражеской армией в одиночку, и империя была спасена, — предположила я.

В ответ Куок рассмеялся.

— Ты недалека от истины. Госпожа Лян разработала хитрый план. Взяв барабан, она отправилась на Золотую гору и нашла там точку, откуда была видна вся местность. Ее муж генерал Хань спрятал своих солдат в тростниках, выпустив в озеро лишь несколько кораблей. И тогда она ударила в барабан один раз. — Куок стукнул по барабану: бум! — Это служило сигналом продвинуть суда вперед. Когда вражеские суда отчалили от берега им навстречу, Лян Хунъюй снова ударила в барабан, но на этот раз дважды. — Бум! Бум! — Что для кораблей Ханя было сигналом к отступлению. Флот Цзинь бросился преследовать их по направлению к южному побережью. Увидев, что вражеские суда подошли к нужной точке, госпожа Лян подала новый сигнал, только уже тремя ударами в барабан.

Куок протянул мне барабан, но его игра была настолько шита белыми нитками, что я решила пока не принимать в ней участие.

Он понял мой намек и справился сам. Бум! Бум! Бум!

— После этого сигнала люди Ханя поднялись из тростника и послали горящие стрелы во вражеские суда, которые запылали адским пламенем. И тогда высоко в горах Лян Хунъюй разразилась таким барабанным боем, что он сотряс небеса и землю и наполнил ужасом сердца солдат Цзинь. Враги пали все до единого. Так благодаря гениальной стратегии своей жены Хань Шичжун одержал славную победу.

— Что было дальше?

— На этом легенда заканчивается.

— А я спрашиваю о том, что было дальше.

— Династия Сун была спасена. — Мой собеседник пожал плечами.

— Какова была ее награда? Она умерла позже мужа?

Куок снова рассмеялся.

— Ты не скрываешь своего честолюбия.

Вот теперь его фамильярность начала меня раздражать. Да, история оказалась занимательной, но его мотивы были слишком очевидны.

— Ты упоминал вопрос личного характера.

— Да. И предложение личного характера.

Я почувствовала за дверью движение: мимо проема шел матрос, тихо насвистывая на ходу. Я подождала, пока он не поднимется на полуют.

— Полагаю, твое предложение связано с тем, что тебе отходит место лидера Конфедерации.

— Что ты хочешь сказать?

— Просто заканчиваю историю за тебя. Я устала и замерзла.

Я склонилась над сундуком с одеждой и достала накидку, стараясь не показывать гостю свое раздражение. Все очарование и легкомысленные мечты, которым я предавалась раньше, исчезли во время его шитого белыми нитками представления. Я уже не маленькая девочка, чтобы так легко обманываться глупыми сказками.

— Я вовсе не это имел в виду, — возразил он.

— Прости. Ты пришел сюда с легендой о том, как женщина помогла мужчине добиться власти. Я уже проходила этот путь. Чем твоя история отличается от моей? Разве только ты придумал для своей счастливое окончание.

— Ты еще не слышала моего предложения. Поверь, я отношусь к тебе совершенно по-другому.

— Правда? И как же? Видишь во мне свою защитницу? Я не буду бить в барабан, чтобы собрать остальных под твои знамена. Дождись появления Тунгхой Пата, и тогда мы…

— Ты позволишь ответить на твои вопросы?

Его гневный тон застал меня врасплох, но про себя я порадовалась, что сумела лишить гордеца самообладания.

— Я не встречал таких женщин, как ты, Сэк Йёнг. Тебе неведом страх. Ты обладаешь почти мужским складом ума, но истинно женской гибкостью. — Он снял ладонь с колена и протянул ко мне, и мне тут же захотелось ударить его по руке, по лицу, но тело проявило больше выдержки и я осталась недвижима. — Что касается моего предложения…

Только в этот момент я отстранилась от него.

— Я в трауре, как ты заметил. И не заинтересована в положении любовницы.

— Подобные обвинения можно счесть оскорбительными, но именно твоя прямота и честность так притягивают меня.

В его лице я различила безумие страсти. Глупец. Красивый, честолюбивый глупец.

— Благодарю. Сменим тему, — предложила я. — Ты говорил, что у тебя ко мне дело. Надеюсь, оно как-то связано с твоим предложением.

— Да, это деловое предложение.

— В таком случае перейдем прямо к нему. Почему мужчины не могут просто называть вещи своими именами?

— Дело в том, что… И Черный, и Красный флаги — оба велики и сильны. Представь, что получится, если объединить их в один. Это же будет непобедимая сила! И никакой этой, — он покрутил рукой, — подковерной возни. Триады, императорский флот, продажные чиновники — никто не посмеет и слова сказать против нашей воли.

— Против тебя как лидера Конфедерации.

Он рывком выпрямил спину.

— Ты о чем?

— Просто помогаю тебе добраться до сути. Время идет. В Тунгчунге теперь каждый считает, что пришел его черед руководить, и всем кажется, будто я помогу им в достижении цели. И кстати, наши флоты и так объединены в Конфедерацию. Так что не вижу необходимости…

— Ты позволишь мне самому сформулировать мысль? Я говорил о полном слиянии Красного и Черного флагов. И да, я понял твой следующий вопрос: совместное командование, твое и мое, как равных, и да, скрепленное браком.

Наконец слово было сказано. Но он на этом не остановился:

— Подожди отвечать. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Вонг-ян станет второй женой, а ты — первой. Я всегда любил тебя. Пожалуйста, помни об этом.

Я ожидала подобного шага, и все же дерзость Куока меня ошеломила. Однако в его предложении был свой смысл: брак как деловое соглашение. На самом деле он предлагал мне самый простой выход из сложившейся ситуации, и даже больше. Я не могла отрицать того, что этот мужчина обладал удивительным умом и способностью рассказчика, чем очень притягивал меня. К тому же он был красив и обладал грацией леопарда. Воин, любящий поэзию. Но что заставило мое сердце забиться с удвоенной силой: тяга к этому мужчине или к власти, которую он мне предлагает? Если допустить хотя бы мысль о повторном браке, то Куок как раз стал бы тем мужчиной, который не отодвинет меня на роль глупой робкой жены. Разве не это он мне только что сказал своей легендой? Однако тихий внутренний голос по-прежнему не давал мне покоя, требовал задавать вопросы и получать на них ответы. Чего капитан хочет добиться своим предложением? Забраться ко мне в постель? Получить мой флот? Или и то и другое?

Его рука потянулась ко мне, словно желая обнять, но вдруг остановилась. На лице моего собеседника отражались все его мысли. Он был искренен в своей нежности — как и в своем честолюбии. И сейчас я не взялась бы судить, которая из этих страстей сильнее.

Мы оба понимали, что его идея идет вразрез с традициями. Вдова принадлежит семье мужа, как вещь, и без их согласия распоряжаться собой не может, не говоря уже о повторном браке. Ни один из братьев Ченг не одобрит нашего союза с Куоком, который лишит их власти над флотом Красного флага. А без их согласия мой брак не примет ни один член морского братства.

— Ты все-таки задумалась о моих словах.

Щеки у меня вспыхнули. Нельзя торопиться с ответом, чтобы не наделать ошибок.

Я взяла в руки барабан, чтобы спрятаться за ним, как за ширмой, и коротко сказала:

— Спасибо за подарок.

Шла четвертая неделя со дня смерти Ченг Ята. Первые поминальные ритуалы закончились, а шлейф из слухов, окружающих кончину командира, только ширился.

За каждой кружкой горячительного, у каждого игрального стола шли обсуждения возможных кандидатов в преемники Ченг Ята и причин, по которым мой муж заранее его не назвал. Меня, жалкую вдову, не имеющую права голоса, уже ни о чем не спрашивали. Никто не знал, что именно мне и был известен ответ на так волновавший их вопрос: Ченг Ят, крепкий сорокадвухлетний мужчина, считал себя неуязвимым любимцем богов. Он просто не желал представлять мир без себя и поэтому даже не думал о том, кто со временем может занять его место.

Мало мне было скандальных событий и переживаний, так А-и преподнесла еще один сюрприз. Она пожаловала в гости с корзиной лакомств и свежими слухами о том, что к западу от Оумуна видели целую морскую эскадрилью.

— Сколько судов?

— Говорят, двадцать, или больше. — Старуха высыпала семена красного арбуза в миску.

— Кто говорит? Кто их видел?

— Кто-то видел, — засмеялась она, потому что больше ничего не знала.

Нет, вы подумайте! «Кто-то видел».

— Может, это просто рыбацкие шхуны. Надо будет отправить патрульных, проверить.

Я расколола арбузное семечко зубами, но даже это крохотное удовольствие показалось мне неприличным. Старуха тем временем развернула недоделанную жилетку и принялась за шитье.

— Что скажешь, А-и, стоит ли мне созвать совет прямо сейчас или выждать еще? — Я говорила о Тхунгхой Пате, чье отсутствие на погребальной церемонии в память Ченг Ята показалось подозрительным даже мне.

— Ой, надо же! Ты впервые просишь у меня совета. Что я думаю? Сейчас скажу, что я думаю. Тебе следует думать поменьше, а спать побольше. Ты плохо ешь, и только взгляни, на что стали похожи волосы! Половина повылезла! — Она запрокинула голову и рассмеялась. — Понимаешь, о чем я? Ты все еще женщина. Мужа больше нет, капитаны вокруг интригуют напропалую, вражеский флот приближается — но стоило мне обругать твои волосы… — Она изобразила, как я возмущенно разинула рот, да так похоже, что я не сдержалась и от души захохотала.

А-и внезапно стала серьезной:

— На тебя смотрит очень много мужчин. Гораздо больше, чем ты думаешь. Одни ценят тебя за преступно красивое лицо, другие — за власть, которую мечтают обрести в твоей постели. Ну да, конечно я об этом знаю! А некоторые мечтают о том, чтобы тебе перерезали горло. Даже не скажу, кто из них опаснее, да и ты этого не знаешь. Вот, моя драгоценная, что я думаю. А теперь передай-ка мне нитки.

Холодные ветра и проливные дожди стали фоном церемонии пятой недели. Казалось, даже монахи торопились с ритуальными молитвами.

А-и оказалась права: я пользовалась большой популярностью у мужчин. By Сэк-йи пригласил меня отобедать, Лягушачий Отпрыск и генерал Поу наперебой спрашивали о моем самочувствии, и только Куок Поучай был немногословен, наши отношения предпочитали тишину.

В гавани Тхунчун собралось невиданное множество кораблей, даже несколько судов из соседней провинции Фуцзянь Все они прибыли сюда отдать дань памяти Ченг Яту. Однако от Желтого флота по-прежнему не было ни одного представителя. Продолжающееся отсутствие Чёнг Поу-чяя расстраивало меня все больше: он же был нашим приемным сыном… Правда, я до сих пор затруднялась дать определение своим чувствам к нему.

Впрочем, я не могла тратить время на подобные переживания. До окончания официального траура оставалось всего четырнадцать дней. Если к тому времени не появится новый глава Конфедерации, то само ее существование окажется под вопросом. Пора было приступать к действиям, даже если Одиннадцатипалый, второй по могуществу среди командиров флотов, так и не появится.

Я пригласила старейшин рода Ченг на поминальную службу в своей каюте. Племянник Ченг Ята по имени Ченг Поу-йёнг, и Ченг Он-понг, сын Ченг Чхата от предыдущей жены, были разного роста и лишь отдаленно походили друг на друга. В их внешности разве что широкие брови и пухлые губы говорили об их принадлежности к роду Ченг. Оба добились капитанской должности не благодаря уму или способности управлять, а лишь за счет принадлежности к нужному роду.

Мы были примерного одного возраста, но я приветствовала их как старшая:

— Драгоценный племянник и младший брат, ваша верность и неиссякаемое уважение всегда были опорой для Ченг Ята. Полагаю, ваши убеждения остались неизменными даже после его смерти.

В их ответных поклонах мне почудилось что-то заведомо неискреннее. Кажется, я так и не смогла стать для них частью семьи.

— Да, навеки верны, — ответил Ченг Он-понг.

Поу-йёнг же сразу обозначил свое отношение:

— Младшая сестра…

— Можешь называть меня «драгоценная тетушка».

— Тетушка, могу я узнать, не связано ли это маленькое собрание с вопросом о руководстве флотом Красного флага?

— Возможно, связано.

Старший из парочки, Поу-йёнг, выступил от лица обоих: — Мы уже это обсудили между собой, но, конечно, твои комментарии только приветствуются.

— Я уважаю ваше мнение и готова его выслушать. Он-понг откашлялся, бросил взгляд на кузена и продолжил его мысль:

— Под красным флагом ходят три сотни судов. Если мы поделим их между собой…

— Подождите! О чем вы говорите? — перебила я.

— Если разделить флот…

— Только через мой труп! — Я еле сдерживала ярость. Неудивительно, что Ченг Ят не доверял этим… жалким мальчишкам больше пары кораблей. — Неужели вы думаете, что флот можно просто разрубить пополам, как червяка?

— Красный флот и так уже во много раз превосходит размерами другие группы!

— Это потому, что ваш дядюшка и драгоценный кузен таким его создали! Неужели вы хотите разрушить дело всей жизни Ченг Ята? Да как вы смеете даже заикаться об этом!

Поу-йёнг расправил плечи:

— Тетушка, позволь нам закончить. Конечно, мы предпочли бы оставить флот в целости. После смерти отца Он-понга Ченг Чхала командование перешло к моему драгоценному дядюшке Ченг Яту, и никто не усомнился в его праве на власть. Но сейчас непонятно, кто будет преемником поста командующего. Я законный наследник Ченг Ята, а Он-понг наследует Ченг Чхату.

Младший из кузенов подхватил:

— Поэтому мы решили, что один из нас возглавит флот Красного флага, а другой встанет во главе Конфедерации как главнокомандующий.

— И вы все это решили, не спросив у меня совета? — уточнила я.

— Из уважения к вдове Ченг Ята мы готовы выслушать твое мнение о том, кому из нас следует занять каждый из постов. — В поклоне Поу-йёнга было столько издевки, что она, казалось, сочилась из его кожи.

Немыслимая идея! И очень опасная. Эти неповоротливые увальни, у которых мышц явно больше, чем мозгов, уже вообразили себя главнокомандующими лишь по той причине, что мужчины, обрюхатившие их матерей, носили фамилию Ченг! Я и без того смертельно устала от ритуалов, сплетен и интриг, от болей в спине и ночных кошмаров, так теперь еще эти глупцы пришли со своими идеями!

— А если я выберу на оба поста кого-нибудь другого?

Поу-йёнг пришел в негодование.

— Кем был Ченг Ят, как не двоюродным братом Чхата? Разве нас с твоим мужем связывает не то же родство? При всем моем уважении, ты можешь принимать те решения, которые мы тебе доверим.

— Мы связаны через Ченг Чхата, а я — его единственный сын, — вмешался Он-понг. — Две сотни лет этот флот принадлежал династии Ченг!

— Моя фамилия тоже Ченг! — Я ударила кулаком об пол. — Именно я и построила этот флот! Вместе со своим мужем, настоящим мужчиной. Он сделал нас могущественными, но я сделала нас богатыми! И пока я жива, именно я представляю волю Ченг Ята. Мне и выбирать следующего командующего Красным флотом. А вы будете мне подчиняться со всем почтением!

Кузены сидели бок о бок, как зеркальные отражения друг друга: упершись руками в бедра и расправив локти, словно крылья.

— Досточтимая тетушка, — Поу-йёнг перешел к официальному обращению к дядиной жене, — ты неверно поняла наши слова. Мы не хотели тебя оскорбить. Но эти должности должны остаться внутри семьи.

— Досточтимый племянник и досточтимый младший двоюродный брат, — ответила я, вторя ему, — вы умеете ходить под парусами и драться. Но право руководить, как и богатство, надо заслужить. И здесь я решаю, кто этого заслуживаем.

— А мы решаем, принимать ли нам во внимание твои решения или разделить флот.

— Если услышу еще хоть слово о разделении флота, порву вас на части. — Угроза угодила в их удаляющиеся спины, когда они уже покидали мою каюту, даже не спросив разрешения.

Когда-то мне не пришло бы в голову приходить в поминальный павильон каждый день в течение целого месяца: я бы сочла это напрасной тратой времени. Но сейчас эти визиты, казалось, отодвигали наступление конца — того дня, когда от вдовы Ченг избавятся, как от иссохшей и бесполезной фигуры, чтобы освободить дорогу другим. Молитва помогала мне спокойно думать.

Шторм наконец покинул мои сны, но на смену прежним кошмарам пришли длинные бессонные ночи, заполненные бесконечными размышлениями и составлением речей. Днем же под монашеские речитативы в мои мысли, избавленные от мучительного влияния одиночества, приходили покой и порядок.

Сегодня со мной были мальчики. Хунг-сэк спокойно сидел на циновке. Я не заметила, где он добыл сандаловую палочку, и сейчас была занята тем, чтобы вынуть ее изо рта малыша. Йинг-сэк зажигал благовония со спокойствием настоящего маленького священнослужителя. Потом ему стало скучно, и он подошел к краю настила.

— А-ма! Смотри!

Я увидела, как в гавань заходят более двадцати пяти судов, над которыми развеваются желтые знамена. На флагманском корабле Тунгхой Пата трепетали множественные синие, зеленые, черные и красные флаги.

— Кажется, кое-кто уже видит себя командующим, — пробормотала я.

— А где братик? — спросил Йинг-сэк, имея в виду Чёнг Поу-чяя.

— Хотела бы я знать, — ответила я.

Тем временем в гавань заходило все больше и больше судов под желтыми знаменами, словно развивая наступление.

Когда я отослала Йинг-сэка с братом к нянюшкам, моему первенцу это не понравилось, но я сумела его задобрить: пообещала сластей в деревне. Сынишка знал, что няню A-Пин куда проще уговорить на лишнюю порцию лакомства, чем меня, поэтому охотно пошел с ней, а я распорядилась, чтобы священники принесли еще свечей и жертвенного вина.

Я молилась в окружении монахов, когда рядом со мной опустилась на колени фигура в белых одеждах. Мужчина возложил благовония в урны и трижды низко поклонился, а его меч глухим стуком о пол сопроводил каждый его поклон. Я же молилась до тех пор, пока сам священник не потерял терпение и не ударил в колокол. Изображая глубокую медитацию, я так и сидела, не открывая глаз, в то время как мужчина рядом задышал тяжелее, откашлялся, пробормотал торопливую молитву и замер. Однако его нетерпение так и витало в воздухе.

Я бросила на него взгляд, не поворачивая головы, а Тунгхой Пат наградил меня едва различимым поклоном. Я сомкнула веки в ответ и вернулась к молитвам.

Когда я поднялась с колен, мужчины уже рядом не было.

На приветственном пиру в честь Тунгхой Пата By Сэк-йи пытался всех развеселить пошлыми шутками. Почетный гость улыбался и пил, говоря крайне мало. Рядом с ним с каменным лицом сидела его жена. Ни один из них не удостоил меня и словом, если не считать положенных цветистых соболезнований.

Я так устала, что с трудом сидела. Весь день пришлось развлекать доброжелателей и информаторов, доносивших до меня известия о заговорах и встречах, куда меня никто не собирался приглашать. Тем временем на столах пустели тарелки и разливался сливовый ликер. Наконец Тунгхой Пат хлопнул в ладоши, привлекая внимание.

— Пришло время выложить карты на стол. Мы все — одна семья. Временами мы спорим, временами приходим к согласию. Но мы едины, как братья. — Он помолчал, пока среди присутствующих раздавались редкие выражения одобрения. — Когда семья лишается главы, старший браг должен взять эту ответственность на себя.

— Спасибо, Одиннадцатипалый, — сказал генерал Поу. — Как самый старший из вас, я принимаю ответственность по твоему призыву.

— Поздно. Как самый толстый из вас, я уже эту ответственность принял! — отозвался By Сэк-йи.

Вот только Тунгхой Пат шутку не оценил.

— Я говорю о старшем как о том, кто из нас служил дольше всех остальных.

— Я служил еще при первой кампании! — ударил себя в грудь генерал Поу. — Дольше, чем вы все. Это делает меня старшим во всех отношениях!

— Мы все тут служили при обеих кампаниях, — возразил Куок Поу-тай. — Кроме «брата» из Тунгхоя.

— Именно! — Шестипалая рука Пата зависла в воздухе, как паук. — Я сейчас говорю не о службе иностранным королям, а о деле Конфедерации. Пока вы все выслуживались на военном поприще, я занимался делами дома. А значит, я самый старший в семейном деле.

— Ха! Вот это заявление! — не согласился генерал Поу. — Если Пат считает, что нам было просто, то он не бывал в Куи-нёне!

— Или в Тхине, — добавил By Сэй-йи. — То была славная битва!

— Настоящее побоище! — поддакнул Лягушачий Отпрыск.

А потом, как обычно, все пустились в воспоминания о славных днях во Вьетнаме. Вот где корабли были больше, враги крупнее, а пушки громче. И именно там сокрушительные поражения превращались в славные победы.

Мне было нечего сказать до тех пор, пока By не решил, что мне уделяется недостаточно внимания.

— Давайте не будем забывать причину, собравшую нас здесь, и воздадим должное этой женщине, жене великого мужа. Да не оскудеет наша забота о ней!

Забота о ней. Курица состарилась и яйца больше не несет. Если бы только они догадывались, что зреет у меня в голове. О, мой гнев способен посрамить их боевые байки.

— Благодарю. У меня достаточно сил, чтобы позаботиться о себе самостоятельно, — сказала я и подняла чашу в свою честь.

ГЛАВА 36 ПОУ

Наконец на шестую неделю предсказатели решили, что дух Ченг Ята покинул адские чертоги. Моя же душа не знала покоя. Мало того, что за последние два дня я была вынуждена принимать нескончаемые потоки плакальщиков с фальшивыми соболезнованиями, сплетников и казначеев с записями, ко мне дважды заходил Куок, чтобы напомнить о своем предложении. By заглянул напомнить, что обо мне «позаботятся», и Лягушачий Отпрыск с генералом Поу вместе с целой толпой капитанов нанесли визиты вежливости. Я была почти рада тому, что Тунгхой Пат продолжал хранить дистанцию.

Все эти мужчины называли меня сильной, но надеялись, что я передам эту свою силу в их руки. Вот только сегодня я совсем не ощущала в себе никакой силы. Я устала, и спина разболелась вдвое против обычного. Оставалось всего семь дней до окончания траура и обретения мной статуса вдовы, и голова у меня гудела от множества конфликтующих идей и задумок.

Старший священнослужитель провел для меня частную церемонию, на которой присутствовали только пара служек и плакальщики. Призрак в белых одеждах жег благовония на боковом алтаре, пока церемония не закончилась. Когда в самом конце он откинул капюшон, из-под него мне улыбнулся Чёнг Поу-чяй с вознесенными в молитве руками. Неужели вот так он решил обозначить свое внимание после сорокадневного отсутствия? Я поторопилась закончить мо< литву и уйти с платформы.

Камни и ракушки в прибрежном песке кололи мне ноги, но я не замедляла шага, когда он окликнул меня. Он поравнялся со мной, когда я пересекала ручей, отделяющий пляж от остального берега. Я развернулась и хлестнула Поу по лицу тыльной стороной ладони.

— Где ты был, ублюдок? Ты пропустил похороны — ты, его приемный сын! Знаешь, что говорят люди? — У меня так саднило горло, что было больно дышать.

Его дерзкий ответ привел меня в еще большую ярость.

— Так скажи им, что я был с Сам Пхо.

Какое отношение он имеет к этой темной богине?

— Тебе следовало быть здесь! Уважить отца!

— Он хотел бы получить ее благословение, — возразил Поу.

Я вспомнила, как Ченг Ят однажды зашел в храм Сам Пхо, младшей сестры Тхин Хау, вот только с тех пор он не вспоминал о ней ни разу.

— Всё! Мне надоело слушать о том, чего бы он хотел!

Я выскочила на каменистый берег и остановилась перевести дыхание. Снова болела спина, в висках пульсировало, ноги ныли.

— Где ты был на самом деле? — спросила я.

— Я же сказал. На острове, в храме Сам Пхо. — Он снял свою траурную накидку и набросил ее мне на плечи. Должно быть, я дрожала. — Мы с ним как-то туда ходили. Ченг Ят говорил, что его туда водил отец. Там я отслужил по нему полную поминальную службу.

— Ты провел там сорок дней?

— Девять или десять, может дольше. Иногда молился ночами, а потом днем спал. Бывало, забывал, где нахожусь.

— Почему ты не вернулся?

— Занимался делами. Кому-то надо было.

У меня перед глазами все закружилось, словно дух Ченг Ята взвился от конца мира и обрел свободу, как и обещали духовники. Поу-чяй продолжал говорить, но я слышала лишь отголоски.

—.. Вы тут все сидите и чешете языками… о луна. Вороний Остров, Цзинай-тё, я был везде… разбирался с главами триад, агентами… у платежей нет отсрочек. Я знаю, что тебе надоело об этом слышать, но он хотел бы, чтобы я все уладил.

Пока он говорил, перед глазами у меня проплывали облака, превращаясь в тучи, словно вернулся тот страшный шторм. Только не во сне, а в реальности.

Мне удалось произнести:

— Отведи меня…

Нога внезапно соскользнула с камня, и спину пронзило болью. Мелькание перед глазами тут же прекратилось.

Я пришла в себя в окружении теплого света от ламп и знакомого свежего запаха древесины: я была в своей каюте. Меня со спины обнимали руки. Одна покоилась у меня на талии, другая настоящей подушкой из мышц поддерживала шею.

Поу.

Его дыхание щекотало мне шею. Он чуть шевельнулся, и гладкий шелк его туники зашелестел о более плотную ткань моей рубахи.

Первым моим порывом было отодвинуться. Но потом я поняла, что слишком устала.

Устала от ритуалов преклонения перед богами, духами и священниками. Устала от визитеров и казначеев, от честолюбивых мужчин и множества интриг и слухов, через которые приходится пробираться, окунаясь в них с головой.

Мне была невыносима мысль о приближающейся схватке за власть, равно как и возможность ее отложить. Я была готова к любому развитию событий. Или буду готова, если только мне позволят отдохнуть.

И я решила остаться в объятиях Поу. Я уже забыла это ощущение расслабленности в теле и старалась усилием воли изгнать из головы мысли. Грудь молодого мужчины прижималась к моей спине с каждым вдохом, воздух из его легких касался моей шеи. Мне было грустно и удивительно легко в его руках. Вот только чьи это были руки — брата или друга? Как назвать единственного мужчину, которому от меня ничего не нужно, с кем меня связывал Ченг Ят и с кем я могла поделиться любой своей мыслью, не боясь остаться непонятой?

Прижавшись к нему спиной, я взяла его за руку, покоившуюся у меня на животе, и начала засыпать.

— Ты скучаешь по нему?

Сначала мне показалось, что эти слова прозвучали во сне, но постепенно я осознала, что они были частью реальности.

— Скучаю, — тихо ответила я ему.

— Я тоже, — прошептал он. — Почти всем сердцем.

— Но не всем?

— А ты?

— Я первая спросила, — напомнила я.

Мы так и лежали, не глядя друг другу в лицо, и я почувствовала, как ускорилось его дыхание. Я знала о том, как Ченг Ят поступил с его отцом: Поу был таким же заложником, что и я, пока мы оба не покорились воле капитана, каждый по своим причинам.

— Не всем. Оставшуюся часть сердца я сохранил свободной. Ты ее видела.

Когда я увижу остальные части?

— А ты уже видела их все. И сегодня тоже. Как ответственного сына.

Настала очередь моему дыханию ускориться. Я выскользнула из его рук и легла на спину, наблюдая за бликами от света лампы на потолке.

— Как ты сохраняешь сердце свободным?

Поу приподнялся на локте и оперся головой на руку.

— Интересный вопрос. Разве ты делала не то же самое с первой минуты, как тебя затащили на борт судна?

— Как-то плохо у меня получилось, не находишь? Я все еще здесь, пока мужчины спорят о том, как решить мою судьбу.

— А-Иенг, ты себя не знаешь. Ты никогда не сдаешься. Сражаешься с миром, с людьми, с самой собой. Слушаешь только саму себя и не обращаешь внимания ни на кого другого. Помнишь, ты говорила о своем женском чутье? Помнишь, как оно спасло всех нас?

Сам того не желая, он поселил мрак в моей душе.

Если бы я только прислушалась к себе, к тому самому женскому чутью… Если бы настояла на своем… О, если бы я только настояла! Я могла спасти Ченг Ята, да и всех остальных на этих обреченных судах.

Мне было сложно принять интуицию за голос бога или духов. Голос, с которым я боролась сейчас, был моим. И он грохотал во всю мощь. Вот только что он говорит? С чем именно я борюсь?

Кажется, внутренний голос советовал мне остаться тут, в объятиях Чёнг Поу-чяя. Я повернулась на бок, на этот раз встретившись взглядом с молодым капитаном, и прошептала:

— Обними меня.

А свою свободу я снова начну отстаивать завтра.

ГЛАВА 37 ТРИ ВИЗИТА

Ву Сэк-йи принял мое приглашение на приватный обед и сейчас набивал живот ломтиками курицы на пару с бамбуковыми ростками. Мы разговаривали о погоде и торговле до тех пор, пока я не отложила в сторону палочки и не спросила:

— Что скажешь о маленьком представлении Одиннадцатипалого? Похоже, он нисколько не сомневается в своем авторитете.

— Ха! Тогда ему придется убедить в этом остальных. Все знают, что Ченг Ят не собирался делать его своим преемником.

— Всем пора уже перестать гадать, кого или чего желал мой муж. Налить тебе чаю?

— Он никогда не называл имен? Мне ты можешь сказать, я твой верный друг.

Я ополоснула обе чаши кипятком и налила чаю. У заверений Ву в его верности были основания, вот только они вряд ли ограничивались понятиями чести. В том мире, где я жила, не нашлось бы ни одного мужчины, который стал клясться в верности, если бы не искал своей выгоды или не погряз в долгах.

— Как я понимаю, речь идет лишь о тех именах, которые входят в династию Ченгов?

Мне на ум приходят только Ченг Поу-йёнг и Ченг Он-понг…

— Ай! Не хочешь же ты сказать…

Они старшие мужчины в роду. Один из них по праву…

— Вот теперь я уверена, что ты лишился рассудка. Ченг Ят не зря не давал ни одному из этих дуболомов в подчинение даже эскадры. Тьфу! Если бы только от них можно было избавиться! Да ты сам стал бы лучшим командиром, чем они! — А вот теперь ты говоришь глупости. — Толстяк погрозил мне пальцем: — Ай-ай-ай, хитрюга! Так вот зачем ты меня позвала. Командир Сэк Иёнг! Под такой возмутительный разговор я требую вина, а не чаю!

Я достала спрятанный в углу кувшин и наполнила чашу гостя золотистой жидкостью, проворчав:

— Как тебе не стыдно вкладывать в мою голову такие идеи.

— A-Иёнг, хватит уже прикидываться. Ты умна, но вот врать так и не научилась. Я уже несколько дней назад пообещал, что о тебе будут хорошо заботиться. Но ты вся ощетинилась от одной только мысли, я словно дикую кобылицу попытался заарканить. Думаешь, я не понял? Говори уже, чего ты от меня хочешь.

— Начнем с того, что я хочу знать, каковы твои шансы стать главнокомандующим. Как думаешь, Одиннадцатипалый откажется от своих притязаний?

— Мы с ним старые друзья, но, наверное, не настолько хорошие.

— А Куок Поу-тай? Он тебя поддержит?

— А на этот вопрос ты лучше меня знаешь ответ, — заметил Ву. — И не надо на меня так смотреть. Всем давно известно, что вы с ним что-то замышляете.

— Дорогой мой друг, сколько же еще ты знаешь обо мне такого, чего не знаю я сама? Еще вина?

Я сменила тему, заговорив о других капитанах и подливая айна до тех пор пока By Сэк-йи не захмелел. Koi да лицо у него стало сливово-красным, я закупорила кувшин и отставила его в сторону.

— Как ты собираешься это сделать? — спросила я.

— О чем речь?

— Чуть раньше ты предложил избавиться от братьев Ченг.

Он уставился в свою пустую чашу.

— От родного сына Ченг Чхата? Если я такое сказал, то прошу тебя, перережь мне глотку.

— Мой толстый друг, мы с тобой можем оказаться полезными друг другу. — Я приподняла пальцем его подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза. — Помнишь, как ты описывал свою верность мне? Как верный пес, ты сказал.

— Я…

— А псы душат крыс, чтобы защитить хозяина.

Лицо толстяка дернулось, словно я брызнула в него холодной воды.

— Ха, ты же меня знаешь. Я люблю пошутить. Не могу сдержать свой болтливый язык.

— А некоторые шутки воспринимаются весьма серьезно. О, смотри, тут еще осталось вино.

Вторую половину дня я провела, запершись в каюте с доверенным писарем, перелистывая конторские книги и пытаясь разобраться в путаном почерке бывшего казначея. Я читала и комментировала, а молодой человек споро записывал мои слова с помощью кисти.

Я отчаянно жалела, что толком не научилась писать, поскольку в эти смутные дни было сложно кому-то доверять. Все важные соображения и планы приходилось держать в голове.

Громкий стук в дверь заставил меня отвлечься. К счастью визитером оказалась А-и. потому что любого другого я бы растерзала за вторжение.

— Не смотри сейчас, но к тебе пришел господин Старые Славные Дни, — сказала она.

— Кто?

— Не кто, а генерал Поу.

— Я всем сказала, что никого не принимаю. Вели ему уходить.

— Поздно. Старый пес уже здесь, гадит на нашу чистую палубу.

Я отпустила писаря, убрала книги подальше, поправила прическу и переоделась, прежде чем выйти наружу с приклеенной улыбкой.

— Какой у тебя славный корабль, — похвалил генерал Поу. — Очень славный. У тебя не найдется чего-нибудь выпить, чтобы согреть мои старые кости?

Я распорядилась принести подогретого вина и чаю под навес на палубе, но генерал Поу бросал взгляды в сторону моей каюты, явно ожидая приглашения.

— Ребенок еще спит, — сказала я громким шепотом.

А дальше мы потягивали каждый свой напиток, в то время как гость рассыпался комплиментами моему кораблю. Потом он откашлялся и сплюнул.

— Мы с Одиннадцатипалым вчера поговорили. О том, кому быть командиром.

— Понятно. Как и все остальные.

— Да собственно… — Он набрал вина и покатал его во рту. — Это я так, хочу кое-что прояснить. Чтобы не было недопонимания.

— Недопонимания сейчас действительно полно. Так о чем ты хочешь меня просить?

— Все хотят знать про флот Красного флага. Кто из Ченгов…

— Знаешь, я с большей радостью поговорю о чем-нибудь другом. О чем угодно.

Я не лукавила. Если Тунгхой Пат думает, что сможет вытянуть из меня информацию с помощью дышащего на ладан старика, то он дважды дурак. У меня появился шанс повлиять на обстоятельства.

— Расскажи мне лучше одну из своих историй. Ты такой замечательный рассказчик.

Кто сказал, что я не умею лгать? Старый капитан с готовностью ухватил мою наживку. Пока я чистила помело, он рассказывал случай из своей первой Вьетнамской кампании, еще до моего появления во флоте, когда генерал захватил баржу, как он думал, с солью, а она оказалась полной боеприпасов. Я с готовностью смеялась, не забывая подливать ему вина.

— Скажи, а во Вьетнаме ты не встречал генерала Буй Тхи Суан?

Старик кивнул.

— Женщина со слонами. Выдающийся генерал, совершенно бесстрашная женщина. Я мог бы тебе много рассказать…

— То есть ты согласен, что женщина может быть генералом не хуже мужчины?

— Ха-ха! Не думай, что я не догадывался о твоих стремлениях, Ченг Ят-соу.

— Тогда ты умнее меня, старый дядюшка. Потому что у меня нет никаких стремлений.

Судно подбросило на волне, и мы оба инстинктивно принялись оглядываться, осматривая небо и линию горизонта.

Когда-то Ченг Ят рассказывал, что волны служат вестниками прошлого, отражением стихии, прошедшей по какому-то далекому месту. Генерал Поу и сам был похож на волну: некогда полный жизни капитан сейчас владел лишь тремя десятками кораблей. Это даже флотом не назовешь.

— Иногда мне кажется, что чем больше у человека амбиций, тем дороже они могут ему обойтись. — заметила я — Вот, например, флот Красного флага. В нем более трех сотен кораблей, слишком много, чтобы ими управлял один человек не находишь?

— Более трехсот — это много.

Я выбрала семена из сочного ломтя помело.

— Мне кажется, что человек, который будет стоять во главе Конфедерации, захочет распределить количество кораблей между флотами. Предположим, флот Красного флага может пережить лишение нескольких судов. Это в том случае, если их примет другой капитан.

— Да, у меня тоже были такие мысли, — отозвался генерал. — Конечно, все будет зависеть от того, которому из флотов такой передел больше всего пойдет на пользу.

— Я думала, что Белый флаг вполне мог бы принять несколько судов.

Старик покачался взад-вперед, делая вид, что размышляет над моими словами. Я безошибочно узнала выражение лица шлюхи, договаривающейся с клиентом.

— Может быть, может быть. Зависит от количества кораблей.

— Скажем, что начать можно было бы… с двенадцати судов с экипажами.

Лицо генерала Поу растянулось во влажной, широкой улыбке, зияющей провалами на месте некоторых зубов.

— Я мог бы принять в два раза больше кораблей.

Мы взлетели на еще одной волне, на этот раз не такой высокой. Бекас рухнул в воду, чтобы вскоре появиться на поверхности с рыбиной в клюве. Я сказала:

— Пятнадцать трехмачтовиков с полным экипажем и еще десять после собрания, на котором станет ясно… кто какие ставит паруса. В доке может оказаться довольно большой корабль без экипажа.

— Уверен, что смогу найти для него людей.

— Пусть это останется нашим маленьким секретом.

— И правда, пусть будет секрет. — Он осушил свою чашу и поставил ее с громким стуком. — Госпожа Повелительница Слонов!

Я вернулась к записям и мыслям о грядущем собрании, о долях, взносах, именах, аргументации и новых званиях: одна идея накладывалась на другую. Стоило мне отвлечься — и вся конструкция шла прахом, что и случилось, когда за дверями моей каюты раздались голоса.

— Никаких посетителей! Распоряжение Ченг Ят-соу! Стой! Сказано же, не велено никого пускать!

— Меня она впустит.

Этот голос. Голос Поу-чяя.

Я добралась до двери. Стояла безлунная ночь, и я почти не могла разглядеть на фоне темного неба стоящего в дверном проеме гостя, одетого во все черное.

— Входи, я приготовлю чай, — сказала я.

— Я не буду заходить.

— Куда ты собрался?

— Пойдем со мной, ты кое-что должна увидеть.

— Я не могу! Завтра… я тут занята… ах, погоди, что-то случилось?

— Ничего не случилось. Давай, пойдем. Я хочу, чтобы ты это увидела. — Он протянул мне руку, и в темноте блеснули зубы в мальчишеской улыбке.

Весь день мой разум не находил покоя, как юла, и у меня уже не оставалось сил сопротивляться.

— Только быстро, — сказала я.

Он отвел меня на лодку, которая вызвала приятные воспоминания о гуанчжоуских плавучих борделях с певичками и крытыми тюфяками, отгороженными настилами, где хватало места для двоих. Идеальное средство для спокойных ночных прогулок. Вот только в этот раз пел мужчина.

Ночь была тихой и темной, почти текучей. Звезды прожигали дыры в лишенном луны небосклоне. Море казалось гладким, словно поверхность озера. Поу-чяй пел старую бесконечную песню о временах года. У него был чистый низковатый голос, тот же самый, который я когда-то слышала у дерзкого мальчишки, взобравшегося на верхушку мачты. Я подождала, пока он споет всю песню целиком, до самого последнего куплета:

И только потом я задала вопрос:

— Куда ты меня везешь?

Он бросил весло и закрепил его камнем, привязанным к веревке.

— Это место вполне подойдет. Помолчи теперь. Смотри. Перегнувшись через привальный брус, Поу ударил деревяшкой по корпусу суденышка, и тут же поверхность воды по обе стороны от нас взорвалась взмывшими в воздух крохотными летучими рыбами. Несколько тушек упало на палубу, и Поу со смехом сунул одну прямо мне в лицо, прежде чем вернуть ее в воду.

— Так ты привез меня сода, чтобы показать рыб?

— Ха! Да.

— И это важнее доклада, к которому я готовилась весь день?

— Да!

— Летучие рыбы? — Можно подумать, я их раньше не видела.

— Их так много сегодня!

Я была вынуждена согласиться: в таком количестве я летучих рыб раньше не видела. Правда, у меня не было и возможности спокойно пройти по заливу Тунгчунг.

— Скажи, в том, что ты мне показываешь, есть какой-то скрытый смысл? Я не понимаю…

— Нет никаких скрытых смыслов, A-Иёнг. Может, в этом и есть смысл. Ни о чем не надо думать, никаких книг, казначеев и посетителей, которые стучат в дверь и требуют внимания. Просто рыба и звезды.

— И ты.

— На меня можешь не обращать внимания.

Он идеально выбрал время: мне требовалось отвлечься.

Воздух был свеж, а настроение Поу-чяя — заразительно.

— Тут здорово, только нам уже пора возвращаться.

— Разве ты мало работала? Йёнг, посмотри на себя: ты так напряжена, словно застряла в клешнях. По-твоему, если ты будешь все время думать и планировать, это тебя к чему-то подготовит? Освободи свой разум и дух — и тогда сможешь сразиться с миром.

Мы сидели в молчании, наблюдая за тем, как в деревеньке на берегу одно за другим гаснут окна. Я взяла деревяшку и снова ударила по корпусу, и новые легионы рыб выскочили из воды. В их движении не было никакого смысла: просто естественная реакция на испуг, краткий миг красоты, подаренный миру. Но даже это волшебное зрелище не могло отвлечь мои мысли, разлетавшиеся подобно этой рыбе.

— Хорошо, только помоги мне кое в чем разобраться. — попросила я. — Как мне вести себя с Тунгхой Патом? Лучше раздразнить его, чтобы он ляпнул глупость, от которой не сможет потом отказаться, или сразу надавить? Как думаешь?

— Ай-я! Ты меня не слушаешь! Я не разбираюсь в словесных играх, но знаю: если перекормить куриц зерном, они лопаются и дохнут. Вот то же самое происходит с тобой сейчас, тебя распирает от мыслей.

Суденышко заскрипело, нас обдул холодный ветер. Поу потянулся под навес и набросил мне и себе на плечи по пледу. Теперь я видела только его лицо, на котором сверкала ухмылка, освещенная отраженным от воды светом звезд.

— Видишь? Я, может, и не думаю много, но я всегда прав, — заявил он.

— Ах ты… — Я шлепнула его краем пледа.

Потом замахнулась для еще одного шутливого шлепка, но он поймал мою руку и сжал ее. Теплые мягкие пальцы держали меня при покачивания лодки на волнах. Я чувствовала биение его пульса.

А потом он разжал руку, и я ощутила, как на меня волной накатывает усталость. Я склонила голову к нему на грудь и прошептала:

— Мне холодно.

— Отвезти тебя обратно?

Я планировала начать день пораньше, чтобы приготовить помещение для собрания и подкрепиться крепким чаем, но внутренний голос и мой дух убеждали меня остаться тут. И в кои-то веки я послушалась.

Поу-чяй пошел за мной на тюфяк и укрыл меня пледом. Вознеся короткую молитву алтарю на корме, молодой капитан лег лицом ко мне. Я его почти не видела в темноте.

Излучаемая им доброта — или нечто большее — подобно теплу просачивалось в мое тело и сливалось с ним. Мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне.

— Ты ненавидела меня, — вдруг сказал Поу.

Эти слова застали меня врасплох. Я заставила себя сделать следующий вдох.

— Ты ненавидела меня, — повторил он. — Я об этом знал. Только не верил.

— Нет, я презирала своего отца. Ненавидела всех пунти. И пиратов. И в самом начале ненавидела Ченг Ята, — призналась я. — То, что я чувствовала к тебе, не было ненавистью.

— Ай-я! А я так старался, столько всего натворил, чтобы заставить себя ненавидеть! И все напрасно!

— Клянусь, ненависти не было.

— И я клянусь, что не верил твоей лжи, — сказал Поу. — У тебя были братья или сестры?

Он словно одним ударом пробил мне сердце, и оттуда хлынула боль вместе с правдой. А с ними — вся моя ненависть, вся злость, поселившаяся там с того дня, когда мой братик родился мертвым. Если бы он выжил, вся моя судьба пошла бы по иному пути. Мать не умерла бы. А-ба не проиграл бы свой корабль, и я… и меня бы никуда не увозили.

Да, сейчас я стояла на пороге обретения огромной власти и богатства, но, возможно, останься мой брат в живых, мне выпала бы более счастливая доля.

— Будь моим братом. — попросила я.

И вспомнила жену Ченг Чхата старшая сестра, младшая сестра. Похоже, но не одно и то же.

— Я всегда был твоим братом. — Поу раскрыл мне свои объятия.

Я долго лежала в его руках, обнимая его а ответ, и постепенно соскользнула в легкий, лишенный сновидений сои.

ГЛАВА 38 СОВЕТ

Он высадил меня сразу после рассвета. К этому времени навес был уже поднят, а круглый стол вернулся на свое место.

Освежив лицо и прическу, я накинула красный шелковый халат и отправилась следить за приготовлениями. Женщины выставляли блюда с вяленым мясом и фруктами, а также натертые до блеска чашки для чая. Чуть в стороне лежала груда подушек в цветах каждого из флотов Конфедерации. Я взяла в руки две из них, положила красную на выдвинутый чуть вперед, ближе к носу, стул и задумалась, куда положить желтую. К Пату стоит проявить уважение, но увлекаться этим не стоит. Куда лучше поставить его стул: чуть вперед или отодвинуть назад? Надо ли по обе стороны от него рассаживать синих и зеленых или тем самым я разделю группировки на восточные и западные? Куда посадить черных: рядом с красными или это подтолкнет остальных к ненужным мыслям?

Ай-я!

Я взяла в руки подушки, закрыла глаза и пошла вокруг стола, роняя их на пол как придется. Пусть духи подскажут, как разместить этих помешанных на уважении мужчин.

Самым первым появился Лягушачий Отпрыск, следом за ним — генерал Поу в сопровождении приемного сына. За ними пришел By Сэк-йи с братом, а после них, спустя долгое время, — Куок Поу-тай и Тунгхой Пат.

Их сампаны причалили почти в одно время, и пассажиры каждого жестами предлагали друг другу пришвартоваться. Это представление продолжалось бы весь день, если бы Куок не утратил терпение и не позвонил Одиннадцатипалому удостоиться символических императорских почестей как последнему прибывшему. Тунгхой Пи сначала выпустил на палубу свою жену в потрясающей шелковой вьетнамской тунике по колено, словно в напоминание о роли ее мужа в первой Вьетнамской кампании, и лишь поток вышел сам. Жена Тунгхой Пата подхватила меня под руку, как старая подруга, и протянула небольшую деревянную шкатулку:

— Это дивные засахаренные лимоны из Лойтяу Небольшое угощение для нас, женщин, чтобы было чем развлечься, пока мужчины заняты разговорами.

— Благодарю, — ответила я, высвобождая руку. — Мы полакомимся ими после того, как закончится беседа.

Тунгхой Пат одобрительно кивнул, заметив, что желтая подушка лежит возле носа, в то время как остальные цвета размещены на сторонах богов и духов. Сыну генерала Поу, брату By и жене Тунгхой Пата были предложены гостевые места возле фальшборта.

Тунгхой Пат кивнул на оставшуюся незанятой красную подушку возле кормы:

— Похоже, мы сегодня будем говорить с духами.

— Благодарю, но я пока жива, — возразила я и села на место.

— Госпожа, прими наши искренние соболезнования, мы горюем вместе с тобой, — сказал Пат, — но это собрание для командующих флотами, а не их вдов и жен.

— Спасибо за добросердечие, дядюшка Тунгхой, — отозвалась я, когда смолкли смешки над шуткой. — Я вышла замуж на твоем судне и родила первенца в твоей бухте. Для меня ты почти родной дядюшка, хоть и слишком красив, чтобы быть братом моего отца. Однако, драгоценный дядюшка, если в моем флоте не найдется человека, готового согнать меня с этого места, вам всем следует относиться к моему слову как к мнению представителя Красного флота.

— По закону слово должно принадлежать не тебе, а сыну Ченг Чхата, — возразил Пат.

— Но это решать только флоту Красного флага. Что же касается остального, уважаемые господа, позвольте мне закончить. Так вот, до вынесения решения нынешним советом слово командующего Конфедерацией тоже принадлежит мне.

Все заговорили одновременно, и только Пат молчал, прожигая меня взглядом, пока Куок Поу-тай не ударил по столу, требуя тишины.

Этот совет созвала Ченг Ят-соу, — объявил он. — Мы все знаем, что именно ее мудрость стояла за многими решениями Ченг Ята…

— Мудрость или сиськи, какая разница? — вставил Тунгхой Пат. — Это что же выходит: тот, кто никогда не управлял кораблем, не бился на поле боя, не участвовал в рейдах на суше и на море, желает командовать теми, кто все это умеет и делал? На главенство претендует та, что не командовала нигде, кроме капитанской постели?

От резких слов, о которых я могла бы вскоре пожалеть, меня спас неожиданный шум, донесшийся с далекого борта. Пат вполне мог подстроить происходящее, потому что именно в этот момент Ченг Он-понг, стоя одной ногой в своей лодке, пытался перекинуть вторую через мой планшир, крича тем, кто его удерживал: «Пустите меня! Я представляю флот Красного флага!»

Я отошла в сторону и велела своему кормщику:

— Скажи ему, что еще не ясно, кто будет руководить флотом Красного флага. А когда придет время принимать решение, неспособность Он-понга держать себя в руках только уменьшит его шансы. Если даже тогда он не угомонится, запри его где-нибудь внизу, чтобы я его не слышала.

Вернувшись за стол переговоров, я изобразила на лице улыбку. By Сэк-йи хлопнул себя по бедру и воскликнул:

— Если она хочет денек побыть командующим, то пусть ее. Уж лучше хорошенькая слива, чем старый уродливый пес. Давайте перейдем к делу.

Напряженная тишина, возникшая после этих слов, была прервана Лягушачьим Отпрыском, у которого отошли газы. Я посмотрела на каждого из мужчин по очереди и откашлялась.

— Благодарю вас за то, что приехали, — сказала я. — Искренне сожалею, что у нас появилась необходимость в этой встрече. Я потеряла мужа, а мы все потеряли лидера. Я точно знаю, что Ченг Ят уважал каждого из присутствующих здесь достойнейших мужчин. И его нисколько не беспокоило, что вы думаете о нем наедине с собой. Потому что для него самым важным было ваше уважение к Конфедерации как мужчин и командующих. Я благодарю вас, что вы даже сейчас показываете уважение, собравшись за этим столом. Благосостояние Конфедерации для меня важнее собственного, и сейчас я хочу продемонстрировать готовность и дальше служить ей во благо, начав совет с предоставления каждому из вас возможности высказаться и быть выслушанным. Дядюшка? — Я склонила голову в сторону Пата. — Судя по всему, тебе сегодня особенно хочется выступить.

Тунгхой Пат начал с многозначительной паузы.

— С моей стороны было бы несправедливо отрицать, что благодаря Конфедерации мы стали богаче и сильнее. Но на одном уважении не построишь ни единства, ни богатства. Уважение — это нечто само собой разумеющееся. Но нам нужна сила! Прискорбно, что муж этой женщины погиб, но нам следует продолжать жить, и нам нужен сильный лидер, чтобы вести Конфедерацию вперед!

Губы By изогнулись, готовые выдать шутку, но я метнула в него предостерегающий взгляд. Тем временем Пат продолжал:

— И сила, о которой я говорю, заключается не в теле или в оружии. Она должна зиждиться на опыте, положении, способностях вот тут, — он постучал себя пальцем по лбу. Затем Пат перешел к излюбленным аргументам: своему старшинству, жизни, посвященной пиратству, списку прикормленных чиновников. Далее последовали длительные оправдания его неучастия во второй Вьетнамской кампании.

Пока он говорил, мужчины приступили к закускам. Лягушачий Отпрыск крутил в руках чашу с чаем, генерал Поу сплевывал в бочонок.

А меня память вернула к прошлой ночи под звездами. Во мне что-то неуловимо изменилось. Казалось, я ощущала новую спокойную силу, которую вдохнула вместе с ночной прохладой. Мы с Поу-чяем обнимали друг друга всю ночь, и это были невинные объятия. Тепло его тела согревало меня, мы дышали одним воздухом. Нас разбудили птицы, скачущие по навесу, кажется сороки или скворцы, я не смогла рассмотреть. Проснувшись, Поу посмотрел на меня робко, даже стыдливо, и мы вернулись на корабль, так и не произнеся ни слова. Мои воспоминания были прерваны голосом Пата:

Не так ли, Ченг Ят-соу?

— Как скажешь, — ответила я.

— Как я скажу? Слышали? Разумеется, я именно так и говорю. Тунгхой будет лучшей основой для Конфедерации, потому что лежит в стороне и от Гуанчжоу, и от генерал-губернаторского дворца с его сочувствующими местными, не то что этот заброшенный остров.

— Ну да, чудесный Тунгхой, отозвался Куок Поу-тан. — Место, где самый недалекий сможет зажать нас в углу, словно черепах в ловушке, как уже случалось дважды.

— И мы оба раза выбрались из этой ловушки. — парировал Тунгхой Пат. — Я все сказал. Кто со мной?

— С тобой куда? — уточнил Куок. — Кроме тебя еще никто не говорил. Да и вообще, какой смысл в пламенных речах? Я тоже могу побрызгать слюной на тему уважения и силы, как и все тут собравшиеся. Но вот кто из нас умеет читать и писать? Ну да, вы считаете, что я говорю ерунду. Мол, зачем простому вору знать историю и поэзию? Да только мы с вами больше не простые пираты. Мы деловые люди, и у нас серьезный бизнес, за что мы и благодарим нашего почившего главнокомандующего. И тех, кто был его опорой в этом.

Страсти слегка улеглись. Признание моих заслуг капитаном Куоком не осталось незамеченным.

— Наше большое и довольно непростое дело не выстоит на одной лишь грубой силе и не может опираться лишь на волю упрямцев. Ему необходимо мудрое управление и знания, которые выходят далеко за рамки навыков ведения боя. Во главе Конфедерации должен стоять человек образованный, сведущий в истории и способный мыслить стратегически, разве не так? А, я вижу ваши лица. И понял, что вы мне скажете.

— Такой человек будет полезен, когда морской флот объявит поэтическое состязание, — буркнул By Сэй-йи.

Куок встал, словно изготовившись уйти, а я подумала о том, насколько хрупко единство этих людей. Мой пристальный взгляд подтолкнул Куока вернуться на место. «Позже, — попыталась передать ему я. — Мы поговорим обо всем позже».

— Пожалуйста, давайте воздержимся от насмешек, — сказала я. — Кто еще желает, чтобы его выслушали?

Мужчины обменивались долгими взглядами, и наконец генерал Поу прочистил горло.

— Генерал Поу, прошу, — кивнула я.

Старый моряк вытер губы.

— Похоже, здесь каждый считает себя умнее других. Поэтому я поступлю умно и признаюсь, что никогда не хотел становиться лидером. Но это не значит, что я не хочу получить свою выгоду. Под моей рукой стоит самый маленький флот, и если у нас появится еще несколько кораблей, это меня очень порадует. И тогда я сам порадую того, кто сделает мне самое выгодное предложение. Вот, я все сказал.

В ходе своей речи он показательно избегал смотреть в мою сторону, а у меня чесались руки от желания придушить продажного мерзавца. Лягушачий Отпрыск расхохотался:

— Вот слова истинного вора и разбойника! Первое честное высказывание за весь день. Я не буду толкать речей. Мне не с руки наводить порядок в этой шайке или становиться шлюхой ради получения новых кораблей. Свое мнение о том, кому стоит занять место командира, я тоже попридержу. Мне просто хочется покончить с этим и вернуться к грабежам и разбою. Вот и все, что я хотел сказать. Спасибо за внимание.

— А мы ничего не забыли? — вдруг сказал By Сэк-йи без своей обычной ухмылки. — Эта Конфедерация была идеей Ченг Ята, и мы все ее одобрили, все получили от нее прибыль, как уже было сказано ранее. Но разве кто-нибудь из вас спросил, кого он сам хотел бы видеть своим преемником?

По-моему, мы все спрашивали, и не по разу, — ответил Куок Поу-тай. — И все пришли к пониманию, что он никогда не выказывал своих предпочтений. И Ченг Ят-соу это подтвердит.

— Я говорил о другом, — возразил By. — Я спрашивал не о том, кого он выбрал, а кого мог бы выбрать. Кто мог бы подойти на эту роль больше остальных?

— А разве не об этом вот уже целый месяц судачат все до единою моряки, рыбаки и торговцы на сотню ли в округе? — спросил Куок. — Или у тебя появились новые мысли по этому поводу? Я угадал?

— Я считаю, он отдал бы предпочтение тому из нас, кого знал дольше прочих, первому из тех, кого взрастил капитаном, тому, кто был по-собачьи предан ему с самого начала.

— И тому, кто, если не обманывают слухи, замышлял недоброе против племянника Ченг Ята. Так себе преданность, скажу я вам.

Эта реплика застала меня врасплох, равно как и остальных присутствующих за столом, судя по их реакциям.

— Ах ты, черепашье отродье! — завопил By, вскочил и швырнул в Куок Поу-тая миску с сушеными сливами. Лягушачий Отпрыск, сидевший рядом с Куоком, отбил снаряд в сторону, и сливы посыпались на палубу мягкой картечью.

Я вскочила, собираясь призвать всех к порядку, а Тунгхой Пат вдруг разразился аплодисментами.

— Какой продуктивный совет! — Он отодвинул стул в сторону и хлопнул себя по коленям. — Ну что же, мы хотя бы все высказались.

— Я не высказалась, — поправила его я.

Пат и By медленно вернулись на свои места. Над столом повисло такое напряженное молчание, что я слышала, как за бортом плещется рыба.

Я встала и посмотрела за плечи мужчин, на сверкающую поверхность воды.

«Очисти свой разум и дух», — сказал Поу, и сейчас я была готова.

— Благодарю всех за внимание, — начала я. — Как же мне повезло! Ведь так думают и некоторые из вас? Шлюха, которой удалось попасться на глаза одному из вас и привлечь его внимание. О, не стоит так удивляться моим словам. Да, я была шлюхой, недостойной девкой с цветочной лодки. Я ежедневно отдавалась за горсть монет. Да, я продавала себя!

А что же вы сами? Были разбойниками всю свою жизнь. Чему вы научились за это время, кроме того, чтобы брать и присваивать? Но мы с вами различаемся не тем, чем занимались в жизни. Я отличаюсь от вас тем, что стремлюсь к лучшему. Я была готова умереть, лишь бы не оставаться шлюхой всю жизнь. Вот только мне пришлось начинать свой путь рабыней, а вы как оправдаете свои достижения?

Уважаемые мужчины, вы все с гордостью делитесь воспоминаниями, и у многих они весьма занятны. Вы простите мне, если и я поделюсь своими? Я помню время, когда меня, скажем так, приняли в ряды пиратов. Мы сидели в засаде в пещерах, иногда по нескольку дней, дожидаясь счастливого случая в виде ничего не подозревающего торговца. Если нам выпадала удача и мы захватывали немного сахара или партию лакированных чаш, счастью нашему не было предела! Иногда мы собирались в шайки побольше и выходили в море, чтобы поохотиться на баржи с солью, помните? В таких вылазках обычно несколько человек погибало, но разве это имело значение? Мы с легкостью спускали свои барыши и сорили деньгами, как короли и королевы, несколько месяцев подряд, забывая о тех временах, когда мы пухли от голода или сидели на мели из-за непогоды. Ведь так оно было раньше, да?

Кто-то пожал плечами, кто-то откашлялся. Я немного подождала и продолжила:

— Может быть, именно поэтому, когда вы за бокалом вспоминаете о добрых былых днях, почти все ваши рассказы вращаются вокруг вьетнамских кампаний. Ведь кроме них и нашем прошлом нет ничего, о чем бы можно вспоминать с радостью. Мы были простыми пиратами я ворами, иногда крадущими друг у друга и питающимися червивым рисом. Как говорится, в стае ворон и объедками не брезгуют.

Я замолчала, потому что мысль, которую мне хотелось донести, внезапно показалась слишком сложной. Но, наткнувшись на пустые взгляды мужчин, я поняла, что нельзя останавливаться.

— Разумеется, вам хотелось большего. Всем нам этого хотелось. Вот только желание больше не означает стремления к лучшему. Разве кто-нибудь слышал о разбойниках, стремящихся к развитию? А вы вообще пытались хотя бы попробовать? У вас есть суда, люди и оружие. Кто-нибудь из вас пытался с их помощью создать что-то иное, большее? Я пыталась. Так и появилась Конфедерация.

Ну вот, я наконец вывела их к нужной мысли. Каждый из этих твердолобых упрямцев считает, что для управления кораблем, флотом или объединением флотов достаточно иметь волю, меч и сильные руки. И почему понадобилось столько времени, чтобы признаться хотя бы себе самой, что идея Конфедерации появилась только благодаря мне?

— Я знаю, что некоторые из вас — да что уж тут, все вы — видели во мне выскочку, не знающую своего места, назойливую жену Ченг Ята, которая вечно донимала мужа своими идеями. Да, тут вы были правы! Именно я постоянно нашептывала бедному мужу на ухо свои мысли. Он противился, он со мной спорил, часто желая просто пришибить меня. Но в итоге он оказался достаточно умен и силен, чтобы прислушаться ко мне. И к чему привели мои глупые женские идейки? Посмотрите на себя, и увидите. Вы едите досыта и наряжены в дорогие новые одежды. Мы больше не занимаемся бандитским промыслом: мы повелеваем побережьями протяженностью в тысячи ли. Конечно, мандарины не признают в нас повелителей, они предпочитают называть нас плавучим мусором или бандитским роем. Но это единственное, что они могут нам противопоставить: свои злые слова. Мы добились невозможного, того, что ни на что не годный императорский флот сделать не сумел и уже никогда не сумеет. Мы дали побережью стабильность, а оно дало нам богатство. И благодаря этому все счастливы! Торговцы умоляют нас принять мзду и дать им защиту. Жители деревень больше не сбегают в горы. Даже иностранцы относятся к нам с осторожностью. Мы представляем собой истинную силу, и никто — ни император, ни напомаженные служащие — не может нас остановить. Разве не так?

Тунгхой Пат не выдержал первым, обратившись к своим собратьям капитанам:

— И она обвиняла нас в преувеличении? Признаю, ее муж достиг многого. Но эта бывшая веселая девица нуждается в том, чтобы ей кое-что напомнили: это не ее достижения, а Ченг Ята, а также ваши и мои, поскольку я вел людей в рейды и сам сражался за добычу. К чему нам затягивать совет? Давайте выбирать.

— Выберем, когда я закончу. — Мой голос напоминал глубокий рык. — Я слышала множество утверждений о том, кто самый сильный, самый старший, самый образованный или проверенный боями успешный командир. Или самый гибкий, готовый идти на сделки. Чего я не слышала, так этого обсуждений принципов управления. Никто из вас не предоставил плана дальнейших действий.

Куок поднял голову, генерал Поу заерзал на месте, Пат молча смотрел перед собой.

— Я много слышала о ваших связях, хитрости и силе, — продолжила я. — Но ни слова о том, как вы представляете себе последующее развитие Конфедерации. Что вы собираетесь делать с нашим общим делом, помимо того чтобы вернуться к старым грабежам и набегам?

— Грабежи и набеги в целом и есть наше общее дело. — заметил By Сэй-йи. — Или нам пора расширяться до строительства собственных гостиниц и чайных домов?

— Это первая идея, которую я от вас услышала. Может, нам стоит дать всем еще одну возможность высказаться? Кто желает первым поделиться представлением о том, как должна развиваться Конфедерация?

Я глотнула чая, чтобы промочить горло, и стала ждать ответа, которого так и не было.

— Тогда я выскажу свое первой.

— Хватит! Никому не интересны вдовьи претензии, — объявил Тунгхой Пат.

— Транзитная перевозка грузов, — произнесла я, четко проговаривая каждый слог.

Я помолчала, давая идее осесть и наблюдая за смятением на лицах собравшихся. Один Куок Поу-тай выглядел так, будто его что-то развеселило.

— Вот чем мы будем заниматься с этого момента, — объявила я. — Больше никакого пиратства, потому что мы больше не пираты. Мы — деловые люди, и наше дело — перевозка грузов.

Генерал Поу сплюнул на пол.

— Как бы красиво это ни называли, речь все равно идет о разбое и шантаже.

Я не стала отвечать.

— Мы расширим свою сеть, в том числе и на сушу. Посадим своих представителей в каждом порту, своих шпионов в каждом городе, составим надежный график, по которому нам будут платить взносы корпорации и чиновники. Для тех товаров, которые придется конфисковать, организуем систему поставок вместе с нашими партнерами из триад.

— Придется конфисковать! Это смешно! — не унимался Тунгхой Пат. — Ты хочешь превратить простые и успешные действия в бессмысленную запутанную сеть с платежами и агентами, чтобы заниматься так называемой транспортировкой товаров? Да как ты за всем этим уследишь?

— Как я уже говорила, у нас с вами существует деловое предприятие, самое крупное в регионе. Вот мы и будем вести себя так, как ведут себя предприниматели. Наймем на работу всех писарей на побережье. Всех до единого. Дадим им зарплату и долю в добыче, чтобы они уходили к нам из чиновничьих кабинетов.

Упоминание о грамотности оставило Куока равнодушным. Пока я говорила, его брови выгибались все выше, а взгляд становился все мутнее. Лицо генерала Поу перекосила кривая ухмылка.

— Сколько грамотных людей захочет превратиться в корабельных казначеев? Вернее, в бандитских писарей.

— Вот поэтому мы и не станем называть их писарями. Они поступят на наши суда как мастера записей и учета. То же самое с кормчими. У каждой специальности будет новое называние. Они все будут работать на нас и получать от этого прибыль. Это лишь часть того будущего, которое я вижу для нашей Конфедерации. Оставайтесь плавучим мусором или завоевывайте весь известный вам мир. Что выберете?

Я вернулась на свое место. Сочтут ли мои слова безумием или здравой мыслью — было уже не важно. Я представила идею, планы, которые выстраивались в четкое представление о будущем. Куок Поу-тай бросил на меня злобный взгляд.

— Кто выступит следующим? Давайте сравним планы всех наших лидеров, — предложила я.

В повисшей тишине был слышен скрип бамбуковых панелей и звонкий плеск воды. Куок Поу-тай старался не смотреть мне в глаза.

Тунгхой Пат оперся о край стола и встал.

— Неужели никто не желает высказаться? Ну что же, тогда скажу я. Это, конечно, замечательно — придумывать слова вроде «транзитная перевозка грузов» и «мастера записей и учета» и воображать себя чистенькими торговцами на плавучих базах. Вот только это не изменит нашей сути. Мы — охотники. Мы охотимся на корабли, добываем сокровища, пленяем людей. Мы — морские волки, шесть больших стай сильных голодных хищников. Как нас ни называй, мы останемся прежними. И не умные идеи о «будущем», как она говорит, сделали нас теми, кто мы есть. А вот страх, который мы внушаем врагам и жертвам, — сделал. И тот, кто встанет над нами, станет главой Конфедерации, должен быть самым сильным волком. Готовым в любой момент порвать глотку тому, кто встанет у нас на пути, готовым убивать и посылать даже собственных людей на смерть. — Пат склонился надо мной, ссутулившись, словно воображая себя тем самым волком. — Слышал я, что однажды Ченг Ят-соу убила мужчину в горячке боя, защищая свою жизнь. Но это не делает ее лидером. Зато я знаю, каким оружием она владеет лучше всего, и такого оружия нет ни у кого из нас. Потому что оно находится у нее в штанах! Однако его не хватит, чтобы обратить в бегство флот из двадцати тысяч человек.

Это было уже слишком. Я встала и повернулась к нему лицом.

— Что? Будешь отрицать? — не унимался Пат.

Мне хотелось придушить его на месте. Вот только он не понимал, что его мерзкое оскорбление показало всем, какую угрозу он видит во мне. Он сам признал мою власть.

— Я считаю совет оконченным, — спокойно сказала я.

ГЛАВА 39 НОЧЬ

Куок Поу-тай остановил меня на сходнях:

— Надо поговорить.

— Я очень устала. — Разумеется, я знала, чего он хочет.

— Нам надо поговорить немедленно.

— Позже. — Я заторопилась мимо него.

Несмотря на ужасную усталость, тело было напряжено, как натянутая тетива. Зрение и слух стали болезненно острыми. Я должна была закончить начатое.

Юный писарь сразу явился по моему зову, принеся кисти для письма и книгу предсказаний. В первую очередь он подтвердил то, о чем говорил уже дважды до этого: час собаки[86] второго дня двенадцатого лунного цикла двенадцатого года правления под девизом Цзясин станет идеальным временем официального принятия титула. И этот час приходился на завтрашнее утро.

Дав клятву сохранить информацию в тайне, писарь принялся за работу с кистью. Сейчас я понимала, что имел в виду Ченг Ят, когда говорил о преданности. У меня не было никаких причин доверять этому юноше, и я руководствовалась только своим внутренним чутьем. Я знала: до назначенного времени он никому не скажет о том, что сейчас пишет. Этому человеку я могла доверить свою жизнь. Мое сердце вознесло покойному мужу молчаливые мольбы о прощении. Я становилась его отражением.

Оставшись наконец в одиночестве, я ковырялась в ужине до тех пор, пока лапша в супе не превратилась в клейстер. Горячий чай помог справиться с усталостью от ожидания.

Бухта заполнялась привычными звуками: семьи заливали водой костры, на которых готовили ужин, моряки задраивали шлюзы, чтобы укрыться от вечерней прохлады. Я переоделась в черную рыбачью куртку и брюки и заплела волосы в одну длинную косу. Тьма поможет мне превратиться в обыкновенную женщину.

К щиколотке я пристегнула кинжал.

Проходивший мимо сампан отозвался на мой свист и причалил. Наполнив ладонь удивленной девушки, хозяйки лодки, серебром, я забрала у нее правило и высадила на берегу.

От бухты тянуло желанной прохладой, а из водной глади прямо перед носом лодки выпрыгивали крохотные рыбки, превращая отражение молодого месяца в танцующие блики. Плечи у меня ныли с непривычки, и я уже начала беспокоиться, не спутаю ли в темноте корабли, но вот наконец добралась до судна By Сэй-йи. Его темная древесина делала корабль похожим на собственную зыбкую тень.

Я уже перекидывала ногу через борт, когда по трапу сбежали четыре женские фигуры. By Сэк-йи вышел из каюты все в той же одежде, в которой был на совете, словно ожидал меня.

— А-Йёнг, какой приятный сюрприз. Вот только, как видишь, у меня уже достаточно женщин.

— Нам надо поговорить. Вдали от лишних ушей.

— Ну что же, мне пора перекусить. Присоединишься ко мне на камбузе?

By отвлек своего кока от уборки и помог мне устроиться в крохотном, забитом скарбом уголке, смердевшем уксусом и пастой из креветок. В слабом свете почти пустого светильника толстяк делал вид, что внимательно всматривается в недра шкафчика, наполненного сухими травами и кореньями.

— Странно, что ты пожелала поговорить «вдали от лишних ушей», хотя каждое ухо под этим краем неба уже слышало, как я недавно оскорбил драгоценных придурков Ченгов.

— Мне как раз хотелось уточнить, — сказала я. — Я впервые об этом услышала только на совете.

— Правда? Если бы я шел на поводу у своих подозрений, то сказал бы, что меня подставила одна очень хитрая женщина. Вот только не пойму, почему после всего того, что я…

— Я тебя просила всего лишь поговорить с ними.

By приподнял крышку с банки и взял сливу, сочащуюся сиропом.

— Вот как ты теперь об этом говоришь. Забавно, но мне на память почему-то приходит твоя просьба «от них избавиться». Кажется, старею. Хочешь сливу?

Я жестом отказалась от угощения.

— А мне помнится, как эти слова произносил ты сам. Надеюсь, ты не…

— Я только поговорил с одним из них. — By проглотил еще одну сливу и закрыл банку. — О том, что те, кто знал его дядю с незапамятных времен, не станут подчиняться командующему флота Красного флага, если у того не будет поддержки Ченг Ят-соу. Или если этим командующим не будет Ченг Ят-соу собственной персоной.

— Не может быть! Ты не мог так сказать!

— Я всего лишь говорил правду.

— Мой дорогой друг, правда неизвестна тебе самому.

— Не надо называть меня «дорогим другом», милая. Неужели ты думаешь, что я тебя не раскусил? Ты пришла сюда не обсуждать обидчивых мальчишек Ченгов. Ты здесь для того, чтобы убедить меня поддержать Куок Поу-тая. Неужели я вижу на твоем лице удивление? Думаешь, никто не догадался о твоих планах? Надеюсь, на свадебном застолье будет достаточно угощений.

Я рассмеялась слишком громко, так что пришлось прикрыть рот.

— Даже будь ты прав, у Ченгов нет ни единого шанса. Ты бы поддержал этих слизней, а если бы дело не выгорело, встал бы за Куока, я права? Одиннадцатипалый считает, что все должны его поддержать. Даже ты.

— Ха! Забавные вещи ты говоришь, Йёнг! Но ты можешь оказаться права. Никому из нас не победить, поэтому мне стоит примкнуть к одному из кандидатов. И кого же мне выбрать?

— Того, у кого нет длительной вражды с другими. Того, кто помогал строить Конфедерацию…

— Не надо речей, — перебил толстяк. — Ближе к делу.

Я сложила руки.

— Того, кто будет должен тебе за поддержку больше всех остальных.

Я улыбнулась, а By Сэк-йи разразился таким хохотом, что чуть не свернул подвесные полки.

— Да, ту, что обвивает мужчин своими чарами, точно змея кольцами. Изящная, красивая змея! — Он захлебывался смехом, чуть не давясь. — Нет, слишком жарко, чтобы думать. Давай выйдем на воздух и выпьем вина.

— Я рада, что мы понимаем друг друга, старый друг. — Я похлопала толстяка по упругой щеке. — Но мне надо нанести еще пару визитов.

Когда я перебиралась в свою лодчонку, меня догнал его шепот:

— Подожди! Что мне сказать этим шумным лена хам, которые были здесь? Зачем ты приходила?

— Не знаю. Скажи, что я заблудилась.

— Ты? Заблудилась? Да никогда!

Когда немногим позже я покидала судно генерала Поу, серебряная луна уже опустилась за холмы и немногочисленные светильники не могли справиться с ночной влажной мглой. Я с трудом различала направление, куда двигаться дальше.

Не успела я отплыть, как моя лодка вздрогнула от сильного удара. Падая, я зашибла ребра о борт и вывернула шею, и лишь крепкая хватка за правило не позволила мне вылететь в воду. Большой сампан, с которым я столкнулась, разворачивался до тех пор, пока мы не соприкоснулись бортами. Внутри я заметила силуэт крупного мужчины, которого пока не могла узнать. В неверном свете ламп сверкнул блик, как от зеркала, потом еще один. Кем бы ни оказался этот человек, у него в руках был меч или сабля.

Я потянулась к щиколотке за своим ножом и сразу услышала свист рассекаемого воздуха. Пригнувшись, я выхватила из-под банки весло, и в этот момент на лицо нападающего попал свет.

Тхаумук Тунгхой Пата смотрел на меня пустыми, бешеными глазами.

Я размахнулась и нацелила удар ему в голову, но весло столкнулось с металлом. Больная рука тут же дрогнула. Меч занесли для следующего удара. Я подняла тяжелое весло одной рукой, держа кинжал во второй, но из-за этого потеряла дополнительную опору и с трудом стояла в раскачивающейся лодке. Следующий выпад мечом был быстрым и практически невидимым, и я поняла, что падаю. Мне оставалось лишь яростно размахивать в полете своим клинком. Мгновение — и вода сомкнулась у меня над головой.

Когда я всплыла, между мной и нападавшим была моя лодка. Я ничего не могла видеть, зато прекрасно расслышала стоны боли. Затем раздался скрип прав`ила, и сампан с тхаумуком двинулся прочь.

Куок Поу-тай стоял у леера моего корабля и протягивал мне руку, чтобы помочь подняться на борт. Я справилась сама и почти бегом бросилась мимо него, разбрызгивая вокруг себя воду.

— Что случилось? — спросил Куок. — Где ты была?

— Не сейчас.

Он последовал за мной вверх по лестнице. Чуть не прищемив ему пальцы, я захлопнула дверь каюты у него перед носом.

— Нам надо поговорить! — крикнул Куок из-за двери.

Я сорвала с себя мокрую одежду и принялась шарить вокруг в поисках масла: светильник уже успел погаснуть.

— У нас с тобой была договоренность! — продолжал взывать незваный гость.

— Ах вот как это называется. Мне-то показалось, что речь шла о брачном предложении.

— О браке двух флотов и браке мужчины и женщины.

— А что тут важнее: флот или совокупление? — спросила я.

— Не будь вульгарной! Я пришел, чтобы завершить сделку. Разве ты этого не хочешь, Йёнг?

Наконец я нашла масло и огниво, вот только дрожащие руки с большим трудом смогли высечь искру. В неверном свете синяк на ребрах выглядел еще хуже, чем ощущался.

Сдергивая одежду с вешалки, чтобы скорее прикрыть наготу, я услышала треск ткани.

— Йёнг? Я знаю, ты меня слышишь. Открой дверь.

— У меня нет настроения для поэзии.

— А-Йёнг, послушай. Я всегда… питал к тебе особенные чувства.

Мне надо было успокоиться. К этому моменту Куок Поу-тай уже прекрасно понимал, что у меня на уме, и мне не хотелось злить его еще больше. Единственное, о чем он не знал, так это того, насколько меня искушало его предложение. Что я получу от союза с таким мужчиной? Несмотря на светскость и мягкость его слов, я прекрасно знала, с кем имею дело. Куок Поу-тай стремился полностью подчинить меня: и телом, и духом.

— Прости. Встретимся на совете, — ответила я.

— Впусти меня! — Он стал колотить в дверь.

— Я не одета.

— Какое это имеет значение? — Дверь вздрогнула от сильнейшего удара ногой. — У нас был уговор!

— Какой уговор? — послышался еще один мужской голос. — Я спрашиваю, о каком уговоре идет речь? Что бы это ни было, он не может касаться семейного дела Ченгов!

Я узнала противный голос Ченг Он-понга. Следом отозвался Ченг Поу-йёнг:

— Что за уговор у тебя был с этой женщиной?

— Да пошли вы… — пробормотал Куок, и я услышала его удаляющиеся шаги.

А следом сразу две руки застучали в дверь.

— Драгоценная тетушка! Впусти нас.

— Я не одета.

— Так оденься! Мы дали тебе шанс. Окружили уважением. Ты обещала вынести свое решение. И что?

— Мы знаем о твоем сговоре с Куоком. Можешь о нем забыть.

На этих словах я рывком отдернула задвижку и распахнула дверь. Мне уже не было дела до того, как я выгляжу.

— Глупцы! — воскликнула я — Да, давайте определимся раз и навсегда. И не смейте переступать порог моей каюты, пока не соберете всех до единого капитанов флота Красного флага. Я объявляю общее собрание, и немедленно! Вперед!

Как-то ребенком я оказалась в центре косяка медуз, и сейчас, в этой комнате, битком забитой мужчинами, чувствовала себя так же. Казалось, если кто-нибудь из них меня коснется хоть пальцем или краем одежды, я обзаведусь глубокими ожогами.

Оба Ченга сидели напротив меня. Круг доверенных лиц дополняли бывший тхаумук Ченг Ята и пятеро других командующих флота, которым мой муж больше всего доверял. Бутыль с вином я забрала у них сразу, объявив, что на собрании из напитков будет только чай. Далее мы обменивались любезностями до тех пор, пока у дверей не обозначилось движение. Если бы меня спросили, есть ли у зависти свой аромат, я бы ответила однозначно утвердительно: именно ею запахло дыхание мужчин, когда в каюту вошел Чёнг Поу-чяй в свободных пурпурных одеждах, достойных сценического образа принца.

Должно быть, вся бухта не спала половину этой ночи. Стены моей каюты содрогались от криков, в ушах звенело от рыка и проклятий, кулаки с такой силой опускались на древесину, что судно качалось на воде. К тому времени, как все угомонились, горло у меня саднило, словно я наглоталась кораллов. Зато нам удалось добиться согласия от каждого участника собрания. Вопрос о новом командующем флота Красного флага был решен.

Когда все разошлись, Поу-чяй остался последним.

— Что случилось? — спросил он.

— В каком смысле? Мы только что закончили выбирать… — Я имею в виду — с тобой. До меня дошли слухи о каком-то нападении. И ты морщишься всякий раз, как наклоняешься.

Я рассказала ему о стычке с тхаумуком Тунгхой Пата. Молодой капитан раз за разом уточнял детали, и его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. В конце разговора он направился к двери.

— Ничего не делай, — попросила я. — Это тебя не касается!

— Подлая крыса на тебя напала; конечно, это меня касается!

— Пожалуйста, не принимай за меня решений. Лучше останься здесь. Мне не помешает компания.

— У тебя пятнадцать охранников за дверью, и не знаю сколько еще на палубе. Тебе ничто не угрожает.

— Но я прошу тебя остаться.

Я отчаянно, безумно устала. Устала от боли, от слез и траура, от необходимости держать себя в руках и не показывать слабости. Устала держать броню в окружении грубых и скорых на расправу мужчин, бояться, что меня выбросят на обочину жизни и все то, что я с таким трудом построила, будет разрушено. И теперь, в этот поздний час, я просто хотела, чтобы Поу-чяй был рядом со мной.

— Не смей уходить!

Но он ушел, так и не закрыв дверь за собой.

Я не увидела, а скорее услышала, как кто-то прокрался в каюту, и тут же пожалела, что оставила дверь незапертой.

Войти мог кто угодно. Но у меня действительно хватало охранников, и сейчас ко мне войти мог только сам Поу.

Спину сковало, дыхание участилось, и я вся напряглась от острого осознания: ко мне приближается хищник От него пахло по-животному: смесью мускуса, крови и пота. Дыхание вырывалось с присвистом из плотно сжатых губ. Зверь вернулся с охоты.

— Я принес тебе подарок. — Это были его единственные слова.

Я подвинулась на циновке, чтобы дать ему место, и он лег лицом ко мне, но чуть поодаль. Один его глаз блестел, словно уголь в кострище, второй прятался в тени. Поу-чяй вел себя сейчас как мужчина, который, возможно, боялся сделанного — или боялся того, от чего едва удержался. Как мужчина, которому что-то было нужно от меня.

Я раскрыла ему объятия.

Мы обвили друг друга руками, крепко, немного покачиваясь, прижимая сердце к сердцу. Так меня никто и никогда не обнимал ни в детстве, ни во взрослой жизни. Эти объятия служили воплощением чего-то важного, чему я пока не знала названия, и были в десять раз по десять тысяч ли далеки от того, как я обнимала мужчин раньше, в случайных связях или даже в полных благодарности и близости с мужем. Никогда прежде мне не случалось ощутить такую радость прикосновения.

Его губы прижались к моей шее под ухом, прошлись по скуле и легко коснулись щеки, задержавшись там, чтобы покрыть ее быстрыми поцелуями. Этого не может быть. Так нельзя. Ведь я… он мне… В порыве набрать в грудь воздуха и что-то сказать, я раскрыла губы, но тут его рот накрыл мой и древний инстинкт отправил все мои мысли в небытие.

Я лишь помнила ощущение погружения на глубину, когда вплетала пальцы в его волосы, пробовала его я зык на вкус и переворачивалась на спину.

Пуговицы с треском сдавали свои позиции, ткани с шуршанием раздвигались, чтобы дать плоти соприкоснуться. Собственное острое желание оказалось для меня откровением. Сколько лет я прожила с одним мужчиной, с которым спала, ела, спорила и растила его детей. Но никогда я не хотела Ченг Ята так отчаянно, как хотела сейчас этого восхищенного мужчину, прижавшегося ко мне. Его руки заставляли меня чувствовать себя вазой, рождающейся под пальцами гончара.

Голос здравого смысла в голове неистовствовал, кричал, призывал и требовал немедленно прекратить. Мне необходимо остановиться! Это неправильно. Я же скорбящая вдова в трауре. А он мой приемный сын!

Поу-чяй соскользнул ниже и поцеловал меня там, где до него не бывали губы ни одного мужчины, и здравый смысл умолк. Поднявшись снова, он смотрел на меня сияющими глазами, а потом просто вошел в меня без лишних церемоний.

Мы двигались, как морские волны: качались и перекатывались, мощно и неторопливо. Я притягивала его к себе, чтобы он погрузился в меня глубже, подгоняла, чтобы двигался быстрее. Он же не торопился, дразнил, исследовал. Конечно, я знаю, как изображать удовольствие: иногда это действо похоже на высечение искр огнивом, поскольку в итоге удается убедить даже саму себя. Но в этот раз я нашла в себе силы отпустить чувства на волю. Ощутив, как Поу-чяй достиг пика, я увидела солнце под закрытыми веками.

Я обнимала его, пока пот не остыл на наших телах, и он встал, чтобы принести нам одеяло. Мне хотелось сохранить в памяти этот момент: покой и тишину, нарушаемую лишь тихим плеском волн и поскрипыванием древесины. И ровным дыханием Поу-чяя рядом.

Когда я выбралась из-под одеяла, он еще спал. Стараясь создавать как можно меньше шума, я натянула одежду, схватила мешочек с монетами и бумаги, которые составил писарь

Верхушки холмов озарились первыми лучами солнца Писарь меня не подвел: на воде уже качалась целая флотилия сампанов. Я переходила от лодки к лодке, и вскоре руки у меня опустели, а суденышки разлетелись по морской глади к каждому кораблю, храму и рынку по всему Тунгчуигу, неся весть: «Настоящим подтверждаем, что Ченг Ят-соу является бесспорным тай лоупанам Конфедерации».

ГЛАВА 40 БАРАБАН

В зеркале мое лицо выглядело гладким и все еще молодым, хотя, возможно, лишь благодаря приглушенному утреннему свету. Я подкрасила губы и убрала прядь, выбившуюся из аккуратно разделенных на пробор волос. Потом откинулась назад, чтобы полюбоваться женщиной в зеркале, похожей на молодую невесту в своей красной куртке, на которой переплелись хвостами золотые фениксы.

Я заставила мужчин ждать достаточно долго. Пора.

Перед тем как покинуть каюту, я поставила сначала одну ногу на табуретку у двери, потом другую, надев мамины красные тапочки.

Сегодня, А-ма, я отомщу за твое бессилие.

От меня не ускользнуло, что собравшиеся говорили о тхау-муке Тунгхой Пата, чей изуродованный труп выбросило на берег рано утром, но замолчали, стоило мне появиться в дверях каюты.

Стол убрали. Остались только шесть табуретов и цветные подушки с одним дополнением: в центре стоял подарок Куок Поу-тая — маленький черно-красный барабан.

Тунгхой Пат начал кричать еще до того, как я успела сделать полшага.

— Ты настолько обнаглела, что будешь кидаться лживыми обвинениями?!

— Не знал, что мы сделали выбор, — подхватил генерал Поу.

Я уселась на красную подушку, изо всех сил стараясь сохранить видимость спокойствия, и тут Пат поднял шестипалую руку в обвиняющем жесте:

— Она подзабыла, где ее место!

— Наоборот, я уверена в себе как никогда.

Я вынула из кармана скомканный кусок ткани и подтолкнула в сторону Пата. По пути ткань раскрылась и показался предмет, который по незнанию можно было принять за устрицу. Этот предмет замер у ног Пата. Поняв, что перед ним отрезанное человеческое ухо, он так широко разинул рот, что я разглядела горло.

— Этим ухом прислушивались не к тем советам.

— Да как ты смеешь? Что все это значит? — Пат отпихнул ухо ногой.

Неужели ему нужны объяснения? Я так стремительно вскочила, что табурет перевернулся.

— Кто из вас убивал людей менее достойных, чем этот жалкий червяк, купивший свою смерть? Когда, кстати, я услышу ваши поздравления и вы пригласите меня в свое братство, где руки у всех обагрены кровью?

— Тот, кто убивает верного заместителя другого капитана, а затем заявляет о своем лидерстве вопреки общему мнению, не имеет права разглагольствовать о братстве, — буркнул Тунгхой Пат.

— Вынужден согласиться, — кивнул Куок.

Я подняла табурет и села.

— Тогда позвольте мне объясниться. Все очень просто. Флот Красного флага самый большой. Это флот Ченга, а Ченг — лидер Конфедерации. Я полагаю, вы знаете мое имя: Ченг Ят-соу. Больше нечего обсуждать.

Тунгхой Пат притворился спокойным, но пальцы у него сжались, как когти.

— Я в последнюю очередь принизил бы славное имя твоего мужа, но ты… ты…

— Признай поражение, Одиннадцатипалый. Все решено, — пробубнил генерал Поу.

— Некоторые из нас не продадут свою преданность за игрушечные кораблики, — возразил Тунгхой Пат. — А ты, толстяк By? Вижу, ты шевелишь губами!

By Сэк-йи посмотрел на меня и снова на Пата.

— Женщины умнее мужчин. Называйте меня псом, но я сохраню верность Ченгам.

— Итак, госпожа Ченг, — пролаял Тунгхой Пат, — ты заручилась поддержкой самопровозглашенного пса и самого маленького флота.

— Размер не имеет значения. Спроси любую женщину — парировала я. — Кинжал режет так же, как и меч. Единственное число, которое сейчас имеет значение, — шесть, по числу флотов.

Пат бросил взгляд на Лягушачьего Отпрыска.

— Кого ты поддерживаешь? Покончим с этим.

Бровь Коука дернулась, словно одержимая демоном. Он считал, что я его обманула, и был в чем-то прав: я рискнула всем, но теперь опасалась его следующего шага. Конфедерация крепка, как железо, но и хрупка, как нефрит: один щелчок — и все рухнет. Я держала язык за зубами, пока не уверилась в своих словах, а затем спокойно и глубоко вздохнула и заговорила:

— Напоминаю вам, что Конфедерация дает всем нам силу, и любой, кто попытается отказаться от союза, предаст десятки тысяч своих людей. Если кто-нибудь из капитанов Конфедерации не желает плавать под командованием женщины, то знайте: я буду с ним драться. Я выслежу и сожгу его корабли, потому что Конфедерация — это дракон, а я — голова дракона.

— Смелые слова, Ченг Ят-соу, — скривился Тунхой Пат. — Тебе следовало бить в свой маленький боевой барабан во время такого выступления.

Его замечание было своевременным. У перил юта мой юный писарь кивнул и скрылся из виду. Настал час собаки.

— Спасибо. Мы все будем бить в барабан, — сказала я, поднимая инструмент и кладя его себе на колени. — Его подарили мне как символ великой женщины-воина, которая била в барабан, чтобы вести великую армию к славе. А теперь… — Я подняла деревянную палочку и направила ее к центру. — … Мы играем в похожую игру. Кто поддерживает мое намерение возглавить наш великий союз, покажите это, ударив в барабан.

Я предложила генералу Поу честь ударить первому. Старик со славным прошлым, вынужденный торговать кораблями, но все еще крепкий внутри, был достойным союзником. Его лицо побагровело, пока он целую вечность рассматривал натянутую на барабане кожу. Он пощупал кончик палочки, а потом поднес его ко лбу и резко опустил. Звонкий удар разнесся по воздуху. Генерал передал барабан и палочку к By Сэк-йи.

Толстяк By, болтливый мужчина с китовым брюхом и пронзительным девчачьим голосом, чья страсть к еде и женщинам была не менее прочной, чем его верность, был, вероятно, самым несгибаемым среди них всех. У меня замерло дыхание, когда он размашисто покрутил барабанную палочку. Потом он ударил один раз, затем еще два и поднял барабан в сторону Тунгхой Пата, но передумал и передал инструмент в другом направлении.

Лягушачьего Отпрыска стоило назвать Медведем. Большой и мягкий снаружи, внутри он оставался для меня тайной за семью печатями. Он помедлил, прежде чем зажать барабан между коленями, изучил палочку, словно в дереве содержался ответ на вопрос, и опустил руку, пока она не зависла на высоте в палец над барабаном. Лягушачий Отпрыск взглянул на меня, на тугую свиную кожу и снова на меня. Его запястье дважды дернулось, отбивая беззаботный ритм.

Он по очереди посмотрел на Тунгхой Пата и на Куока, который вытянул руки по швам. Потом Лягушачий Отпрыск перегнулся через By и бросил барабан на колени Тунгхой Пату.

Я изучала покрытое шрамами лицо Тунгхой Пата. Высокомерный, болтливый, раздражительный стареющий человек, он все же был из тех, кто придерживается своих принципов. Я была полна решимости заслужить его верность, которую он так не хотел мне обещать. Он держал палочку обеими руками, словно собираясь сломать ее пополам.

— Ченг Ят-соу, — произнес он с покорностью, — ты трудная, упрямая женщина. Не знаю, что опаснее: твой ум или твое высокомерие. Но пока разум кричит мне не делать этого, сердце глухо стучит, вот так! — Он поднял палочку и со всей силы опустил ее, чуть не сбив барабан с колен. — И так! — Он ударил снова, дважды. — И наконец, так!

Он с такой яростью отбил три удара, что я испугалась, как бы кожа на барабане не лопнула.

Пат передал барабан Коуку:

— Давай послушаем твою музыку!

Пираты недооценивали образованность Куок Поу-тая, утонченного и умного. Он предложил мне хитрый план, на который, похоже, надеялся до сих пор. Но инстинкт подсказывал мне остерегаться Куока больше остальных.

— Я вижу, что попал в засаду, как армия Цзинь, которую разгромила Лян Хунъюй. — Он покрутил палочку задумавшись. — Я был первым среди нас, кто осознал потенциал этой женщины, хотя я представлял себе несколько иной расклад.

Так что… — Он одарил меня полуулыбкой, странно теплой и бесконечно грустной. — Позволь мне уважить твой барабан, Ченг Ят-соу, и сыграть песню королевы пиратов.

Пять ударов пронеслись по воздуху.

Куок наклонился и поставил барабан у моих ног.

— Каждый флаг отбил удары в вашу пользу, кроме красного.

By Сэк-йи хлопнул себя по коленке.

— И то правда! Давай-ка, командующий флотом Красного флага! Ударь во имя самой себя!

Я отодвинула барабан в сторону.

— Я и не говорила, что командую флотом Красного флага.

— Но ты…

— До сих пор я лишь выступала от его имени. — Я встала, подошла к трапу, сложила руки рупором вокруг рта и крикнула: — Командир флота Красного флага!

Ченг Поу-чяй спустился по ступеням трапа в развевающемся пурпурном халате и угольно-черном тюрбане, с кинжалом, крепко заткнутым за пояс. Он взял палочку у меня из рук.

— Они хотят послушать, как ты играешь, — сказала я.

— Погодите! — Губы Тунгхой Пата затрепетали, пока он пытался подобрать слова.

— Умора! — ухмыльнулся By Сэк-йи. — Кто-нибудь удивлен, что она назначила своего приемного сына?

— Он мне не сын. — Моя рука лежала на плече Поу-чяя, пока он отбивал три радостных удара. — Командующий флотом Красного флага — мой муж.

ГЛАВА 41 КОРОЛЕВА ПИРАТОВ

Сорок девятый и последний день траура выдался ярким и ясным. Барабанная дробь началась с восходом солнца. Жрецы в красных облачениях растянулись вдоль берега, и их песнопения отзывались эхом.

Старухи разбрасывали по воде цветную бумагу.

Траурную платформу уже демонтировали. Более крупные статуи завернули, подготовив для отправки на борт флагмана или в местные храмы. Паруса опустили.

Я шла рука об руку с Йинг-сэком к горе подношений на берегу. В центре высилась огромная джонка из дерева и бумаги по образу и подобию старого корабля Ченг Ята. Вокруг и сверху были сложены бумажные изображения домов, животных и слуг, одежды и оружия, а также сто восемь сундуков из струганого дерева, набитых бумажными золотыми слитками.

Монах предложил Йинг-сэку горящую палочку, которую мой первенец поднял над головой и бросил в самое сердце будущего костра. Взметнулось пламя, фонтан дыма поднялся к небу, неся прекрасные дары отцу этого серьезного маленького мальчика в другой мир.

Церемония была закончена. Душа Ченг Ята освободилась, а жизнь продолжилась для живых.

Порывы холода обрушились на палубу. Крепко сжав воротник, я наблюдала, как пятьдесят кораблей флота Желтого флага накренились, лавируя к мысу. Стая белых цапель низко пересекла их след, демонстрируя легкость против сил природы.

Верный себе Тунгхой Пат задержался до последнего. Банкет в ею честь прошел в дружеской обстановке, мы даже несколько раз посмеялись. Я сыграла в его игру и выиграла, и он выразил свое уважение, пусть и с некоторой неприязнью.

Когда меня спросили о первых заказах, я повторила то, что сказала публично: мы будем вести дела как обычно, словно ничего не изменилось, кроме названия процесса — перевалки товаров. Дальнейшее могло подождать.

— И чего подождать? — с вызовом спросил он.

Я не заготовила ответа. Но примет ли мятежный капитан правду? Может, лучше подождать, пока я не удостоверюсь, что не совершаю ошибку? Я могла бы возвестить о своем восхождении на трон каким-нибудь смелым шагом, но вместо этого выбрала осторожность. Я сказала, что мне нужно время подумать: так судостроитель заранее представляет себе корабль, который возведет из кучи свежесрубленных деревьев.

Старший сын пробежал мимо, а за ним промчался Поу-чяй. Они играли в какую-то глупую игру. Двое моих прекрасных мужчин: мужчина-ребенок со свирепым сердцем охотника и проворный гордый детеныш. Появился новый вопрос: не поторопилась ли я с признанием Поу?

Наблюдая за ним, я ответила себе: разумеется, нет.

В моей жизни сейчас не было никакой двусмысленности. Мне лишь надо заново привыкнуть к этому странному, смешному, отдаленно знакомому чувству, к спрятанному слишком глубоко в моем прошлом ощущению, которое я испытывала, когда бегала по равнине с ведерком, полным ракушек, а мама махала мне рукой; когда сердце у меня трепетало и весь этот огромный мир был моим.

Теперь он снова стал моим. Благодаря мне самой.

Устье гавани взорвалось вспышками и дымом. Поу и Иинг-сэк присоединились ко мне, чтобы посмотреть, как над заливом прогремит грохот тысячи тысяч петард. Корабли под желтым флагом отгоняли злых духов, отправляясь в путь, но мне вспомнился Праздник весны — новый год, новое начало.

Тысячи перепуганных черных птиц выпорхнули из деревьев и слились в темное трепещущее облако, закружились и со свистом поднялись высоко в воздух, а затем роем устремились в холмы.

— Думаешь, у них есть командир?

— Наверняка. Какая-нибудь упрямая старая карга, верно?

— Я серьезно. Как птицы выбирают себе вожака? Делятся ли они на эскадрильи? А когда вожак умирает, как стая решает, кто унаследует правление? Или оно передается сыну?

Поу обнял меня за плечо, притягивая к себе.

— Дорогая Йёнг, слишком много поводов для беспокойства. Просто будь королевой пиратов.

Но поток моих вопросов не прекращался. Чувствуют ли птицы гордость и стыд? Они способны любить и уважать друг друга?

Одинокая черная птица пронеслась над головой, радостно чирикая во все горло.

— Она отбилась от стаи? — спросил меня сын.

Я подняла мальчика на руки, удивившись тому, насколько тяжелым он стал.

— Нет. Она летит своим путем, и никто не указывает ей, что делать.

Мои сыновья могли бы многому у меня научиться.

А я могла бы многому научиться у птиц.