Девушка на скале

Глава XXVI. МАЙКЛ О'ДУН

Минут пять Дэвид, сжимая Мэдж в своих объятиях, пристально всматривался в залитую солнцем долину, по которой бежали два уцелевших врага. Все это время тишину нарушали только непрекращающиеся рыдания девушки. Затем, подняв ее голову, он взглянул ей в лицо. В ее глазах не было слез; но она все еще слегка всхлипывала, а ее губы дрожали, как у обиженного ребенка. Дэвид наклонился и поцеловал ее в губы. Выражение ужаса стало медленно исчезать из огромных синих глаз девушки. Она шептала его имя. Ее взгляд и шепот выражали бесконечную любовь. Она боялась за него, а сейчас сознание, что он жив, наполнило ее сердце безграничным счастьем. На мгновение Дэвид еще крепче прижал ее к себе и почувствовал на своем лице теплое, нежное прикосновение ее губ.

Раздавшийся позади звук заставил его обернуться: огромный гризли, тяжело ступая, вышел из хижины. Тара стоял, освещенный солнцем, медленно раскачивая из стороны в сторону свою голову; из его глотки раздавались последние отзвуки дикой ярости и ненависти. В этот же момент в дверях показался Бэри; его губы раздвинулись, обнажая блестящие клыки, словно он готов был встретить новых врагов.

Дэвид быстро повел Мэдж к камню, из-за которого он начал стрельбу по врагам, и уложил ее на мягкий ковер травы, густо усеянной синими фиалками. Камень скрыл от них хижину.

— Отдохните здесь, дружок, — тихо произнес он полным любви голосом. — Мне нужно вернуться в хижину. А потом мы двинемся в путь.

— В путь! — она так прошептала это слово, точно оно означало для нее начало новой, светлой, радостной жизни.

Когда Дэвид отошел от нее, она вздрогнула и тихо вскрикнула от ужаса. Дэвид понял причину этого крика. Не обернувшись, он поспешно направился к хижине, горя нетерпением, чтобы последние ужасные минуты остались уже позади. Перед открытой дверью он несколько поколебался, испытывая тошноту при мысли о той картине, которая сейчас предстанет его взору. Твердя про себя, что простая справедливость требовала всего происшедшего, он переступил порог.

Он старался не приглядываться, но с первого же мимолетного взгляда почувствовал себя потрясенным. Если бы не разница в росте, нельзя было бы различить тел Гока и Брокау, ибо ярость Тары обрушилась и на мертвого, уже убитого Бэри, Гока. У ног Дэвида лежал Генри, голова которого находилась под телом или совсем исчезла. Дэвид поднял винтовку Генри и стал искать патроны. С отвращением он обыскал все три трупа и, набрав около пятидесяти патронов, взяв тюк и винтовку, вышел. Взвалив тюк на плечи, он вернулся к камню, где оставалась девушка. Держа ее за руку, он стал спускаться в долину.

— Справедливая кара постигла их, — произнес он, и больше ни словом не обмолвился о том, что видел в хижине.

На краю зеленого луга, там, где ручеек, спускавшийся с вершины горы, образовал глубокое озерко, они остановились. Пройдя немного вверх по лощине, в продолжение многих лет прорытой ручейком, Дэвид нашел укромное место и разделся. Его покрывали до пояса пятна грязи, еще не смытой после поединка. Мэдж умыла в озерке лицо и руки и, усевшись на траву, стала приводить в порядок свои волосы. Когда Дэвид вернулся к ней, распущенные золотисто-каштановые пряди скрывали ее до пояса. Они пленяли своей красотой. Он остановился на расстоянии шага и молча смотрел на девушку. Его сердце наполнилось радостным восторгом; им овладело опьяняющее сознание, что она принадлежит ему не на один-два дня, а навсегда, что эти горы отдали ее ему, что здесь среди цветов и дикой природы она выросла и ждала его чистая, как горная фиалка, растущая у его ног. А когда-то, давным-давно, как казалось ему теперь, он думал, что другая женщина была прекрасна и что чудеснее волос той женщины нет ничего на свете! Сердце Дэвида ликовало. Нет, этот горный цветок, который вдохнул в него новую жизнь, нисколько не походил на ту женщину.

Внезапно Мэдж подняла голову и заметила его. Ее взгляд выражал такую любовь, о которой он даже и не смел мечтать. Он молча протянул руки; девушка встала и, окруженная своими блестящими распущенными волосами, подошла к нему. Он снова сжал ее в своих объятиях, покрывая поцелуями ее нежные губы, загоревшиеся щеки, синие глаза и мягкие волосы. И, отвечая на его поцелуй, она прошептала:

— Вы меня очень любите, мой Сэкуэвин?

— Да, больше жизни, — ответил он.

Ее голос вернул его к действительности. На некоторое время он забыл о хижине, забыл о том, что существовали Брокау и Гок и что они теперь мертвы. Чуть-чуть отстранив девушку, Дэвид взглянул ей в лицо, он не видел в нем больше страха, а только неизмеримое счастье. Он чувствовал, как трепещет ее сердце, а ее глаза, не стыдясь, не скрываясь, говорили о любви.

— Нам нужно идти, — проговорил Дэвид, с трудом освобождаясь из-под власти овладевших им чар. — Двое спаслись, Мэдж. Возможно, если в Гнезде есть еще кто-нибудь…

Девушка вспомнила обо всем происшедшем и, содрогнувшись, обвела взором долину, затем отрицательно покачала головой.

— Там есть еще двое, — сказала она. — Но они не будут преследовать нас, Сэкуэвин. А если бы и попытались, мы уже будем по ту сторону гор.

Мэдж принялась заплетать свои волосы, а Дэвид стал приводить в порядок тюк. Он чувствовал себя помолодевшим. И, смеясь, обратился к ней с веселым упреком.

— Мне нравится видеть их распущенными. Они прекрасны, великолепны. — Ему показалось, что вся кровь прилила к щекам девушки.

— Если так, пусть они будут распущены, — тихо воскликнула она дрожащим от счастья голосом.

Ее пальцы стали быстро расплетать шелковистую косу, и снова сверкающие волосы обвились вокруг нее. Потом, когда они уже собрались тронуться в путь, Мэдж с легким криком подбежала к Дэвиду и подставила ему свое лицо.

— Поцелуйте меня, — произнесла она. — Поцелуйте меня, мой Сэкуэвин!

В полдень они стояли на одной из вершин южной цепи гор и вновь увидели расстилавшуюся внизу зеленую долину с серебристой рекой, где около большого камня они впервые встретились. Им обоим казалось, что с тем пор прошло много времени и что долина, точно друг, с улыбкой приветствует их и радуется их возвращению. Пока они отдыхали, до них слабо доносилось журчание струящихся потоков, пение птиц и писк сурков, гревшихся на солнце далеко внизу. Прижавшись к Дэвиду, положив голову к нему на грудь, Мэдж указала в голубую даль на восток.

— Мы направимся туда? — спросила она.

Дэвид мечтал о будущем. Там, куда она указывала, жили его и ее друзья. Как удивит он отца Ролана в один прекрасный день, нагрянув к нему вместе с Мэдж! Его сердце билось от восторга, когда он стал рассказывать девушке о том, что их ожидает: о колоссальных пространствах, которые им придется пройти, о том, какое это будет чудесное путешествие, как они наконец придут в «замок», домой, а… «Потом мы найдем вашу мать», — прошептал он.

Пока они спускались в долину, они много говорили об ее матери и об отце Ролане. Каждый раз, когда они останавливались отдохнуть, Мэдж задавала все новые и новые вопросы, и каждый раз в ее голосе звучало легкое сомнение. «Неужели все это правда?», и каждый раз Дэвид уверял ее, что это так.

— Я думаю, что Найзикус послала ей ту карточку, которую вы хотели уничтожить, — как-то сказал он. — Она, наверно, все знала.

— Почему же в таком случае она ничего мне не сказала? — вспыхнув, проговорила девушка.

— Может быть, потому, что она не хотела потерять вас… и она послала карточку только тогда, когда поняла, что ей осталось недолго жить.

Глаза Мэдж потемнели, а затем постепенно приняли прежнее мягкое выражение.

— Я… любила… Найзикус, — сказала она.

К закату солнца они расположились на ночлег в кедровой роще. Дэвид убил там для Тары и Бэри дикобраза. После ужина Дэвид и Мэдж немного посидели при свете звезд, а затем девушка удобно улеглась на своей постели из кедровых веток. Но прежде чем закрыть глаза, она обняла Дэвида и, целуя, пожелала ему спокойной ночи. Дэвид долго еще не ложился спать и думал о том, что наконец-то сбылась чудесная мечта всей его жизни.

День за днем они упорно шли на юго-восток. Горы поглотили их. Много чудесных долин попадалось им на пути. Время от времени Дэвид видел уже знакомые места и знал, что идет правильной дорогой. Они продвигались медленно, теперь им незачем было торопиться. Поспешно готовясь к бегству, Мэдж захватила из провизии только то, что ей попалось под руку; по счастью в тюке оказался двадцатифунтовый мешок овсяной муки. Из нее они пекли лепешки. Страна изобиловала дичью. В долинах уже созрела черная смородина и лесная малина. Тара и Бэри стали жиреть. Радость наполняла Дэвида при виде того, как с каждым днем девушка становилась все прекраснее, а ее лицо все больше выражало счастье и любовь.

Вечером на десятый день их пребывания в горах Мэдж сидела рядом с ним и с той очаровательной, почти детской непринужденностью, которую он так в ней любил, заговорила:

— Когда мы придем в «замок», Сэкуэвин, мы поженимся. — И прежде чем он успел ответить, она прибавила: — Я буду вести хозяйство для вас и отца Ролана.

Дэвид уже много думал об этом.

— Но если ваша мать будет жить на юге в одном из больших городов? — спросил он.

Она слегка вздохнула и прижалась к нему.

— Мне не хотелось бы, Сэкуэвин, жить в городах… долгое время. Я люблю это… леса, горы, небо. — Внезапно она спохватилась и быстро прибавила: — Я буду жить всюду… всюду… если только вы будете там, Сэкуэвин!

— Я тоже люблю леса, горы и небо, — прошептал Дэвид. — Мы не расстанемся с ними, дружок.

На четырнадцатый день они стали спускаться по восточному склону скалистого хребта, за которым находилась долина реки Финлей. Следующим вечером они остановились на ночлег в том месте, где Дэвид и возлюбленный Бабочки сделали свой первый дневной привал. Этой ночью, хотя было тепло и светила величественная полная луна, Мэдж захотелось развести костер; она старательно подбрасывала хворост до тех пор пока огненные языки не вытянулись вверх к вершинам сосен. Дэвид с удовольствием сидел у огня, курил свою трубку и наблюдал, как девушка порхала с места на место, собирая хворост, и то исчезала в темноте, то снова появлялась в ярком свете костра. Немного спустя, она устала и уютно устроилась рядом с Дэвидом; около часу они разговаривали, и их голоса дрожали от счастья. Когда она наконец улеглась и заснула, он вышел на открытое место, залитое лунным светом, и уселся на траву, куря и прислушиваясь к шепоту долины. Внезапно среди этого шепота он услышал тихий голос:

— Дэвид!

Он вскочил на ноги. Из тени карликовой ели в нескольких шагах от него выступила фигура человека. Он стоял с непокрытой головой, ярко освещенный луной; из груди Дэвида вырвался дикий крик, словно он увидел привидение.

— Отец Ролан!

— Дэвид!

Они бросились друг к другу и обменялись горячими рукопожатиями. Дэвид от волнения не мог произнести ни слова. Прежде чем он пришел в себя, отец Ролан заговорил:

— Я увидел костер, Дэвид, и потихоньку подкрался, чтобы посмотреть, кто здесь остановился. Мы разбили лагерь там, не больше чем за четверть мили от вас. Идемте! Я хочу, чтобы вы увидели…

Он не кончил. Он волновался. Его лицо показалось Дэвиду помолодевшим на много лет. Схватив Дэвида за руку, отец Ролан с юношеской стремительностью зашагал вниз по долине. Его глаза блестели. Они быстро дошли до маленькой купы низких деревьев. Прерывисто дыша, отец Ролан на цыпочках повел Дэвида туда.

Через несколько секунд они остановились около спящей фигуры. Не произнося ни слова, отец Ролан указал на нее.

Там спала женщина. Лунный свет падал на нее и играл в густых прядях темных волос, скрывших ее лицо. Дэвид затаил дыхание; его сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Он наклонился, осторожно приподнял тяжелые пряди и изумленно смотрел на чудесное лицо спящей — лицо той женщины, которую он встретил в трансконтинентальном экспрессе!

Над собой он услышал тихий шепот:

— Моя жена, Дэвид!

Он выпрямился и схватил отца Ролана за плечо.

Прерывающимся от возбуждения голосом он произнес:

— Значит, вы… вы Майкл О'Дун… отец Мэдж… а Тэвиш… Тэвиш…

Его голос оборвался. Лицо отца Ролана побледнело. Они снова тихо, стараясь не разбудить женщину, вышли на открытое место.

Там они рассказали друг другу обо всем, что с ними произошло. Дэвид первый быстро и кратко рассказал свою историю. Когда Майкл О'Дун узнал, что его дочь находится в лагере Дэвида, в его глазах заблестели слезы радости. Затем он тоже коротко — минуты этой ночи казались им слишком драгоценными — рассказал о случившемся с ним. В своем безумии Тэвиш верил, что ожидающее его ужасное наказание близко, что судьба послала ему последнее предупреждение, приведя его в те края, где поселился человек, жизнь которого он разбил: и перед тем, как покончить с собой, он написал свою исповедь для Майкла О'Дуна и поклялся в невиновности похищенной им женщины.

— И в тот день, когда он убил себя, моя Магрит уже была на пути ко мне. Все эти годы она искала меня, пока наконец в Нельсоне ей не рассказали об отце Ролане, подлинного имени которого никто не знал. И почти в то же самое время в Ле-Па она получила карточку, которую вы нашли в поезде, а с ней письмо с сообщением, что наша маленькая девочка жива и находится в Гнезде, как вы называете то место. Жена Гока послала письмо с карточкой через Северо-Западную горную полицию, оно пересылалось из одного пункта в другой, пока не достигло своего назначения в Ле-Па. Она добралась до «замка», но не застала меня там. Я провожал вас. Она двинулась по нашим следам, и мы встретились, когда я и Мукоки возвращались домой. Мы не вернулись в «замок». Мы отправились вслед за вами на поиски нашей маленькой Мэдж. И теперь…

В тени деревьев внезапно раздался нежный голос.

— Она проснулась, — прошептал Майкл О'Дун.

— Я пойду к Мэдж, — быстро проговорил Дэвид. — Я разбужу ее. А вы… приведете ее мать.

— Хорошо, я приведу ее в ваш лагерь, — ответил Майкл О'Дун, и Дэвид быстро бросился к тому месту, где осталась Мэдж.

Опустившись на колени рядом с девушкой, Дэвид поцеловал ее в губы и в глаза; она зашевелилась и сонно прошептала его имя

— Проснитесь, — ласково воскликнул он. — Проснитесь, дружок!

Ее руки обвились вокруг его шеи.

— Сэкуэвин, — пробормотала она. — Разве уже утро?

Дэвид схватил ее в свои объятия.

— Да, дружок, утро чудесного дня! Проснитесь.