ГЛАВА 7

АДАМ


Это... это не то, что я ожидал. Она не такая, как я предполагал. Сладкая, отзывчивая, полная страстного желания. Дез - сильная, независимая и закрытая девушка. Но, уступив желанию быть со мной, она преобразилась. Просто совершенно... изменилась. Превратилась в жадную, ненасытную, чувственную женщину.

Я хочу большего; это опасно.

Вопросы кипят внутри меня, но знаю, если задам хоть один, Дез психанет и замкнется.

Поэтому придется оставить все вопросы при себе, чтобы удержать ее. Моя рука едва касается Дез, вырисовывая круги на спине, отчего ее дыхание становится ровным, а тело, уютно устроившееся около меня, обмякает. Ее рука лежит у меня на груди, пальцы слегка согнуты. Нежная, женственная ручка, ногти которой коротко подстрижены и имеют идеальную форму. Ухоженные, без лака, но не длинные.

Мои пальцы замирают на спине между лопатками, где, как думаю, должна быть татуировка, и нащупываю там неровности - длинные выпуклые полосы. Рубцовые шрамы. Я вытягиваю шею и разглядываю ее спину. Внимательно прослеживаю буквы текста, набитые на коже, и обнаруживаю под ними шрамы. Татуировка что-то скрывает. Текст крупный, каждая буква, по крайней мере, больше сантиметра высотой. Шрамы существенные. Хотя, не могу никак догадаться, отчего они.

А потом замечаю еще одну татуировку. На ребрах на левом боку. Даже в маечке или в платье без бретелек тату практически незаметна, если только специально не искать ее:

...по безопасному месту...

Мои пальцы скользят по вытатуированным буквам, тянущимся под небольшим углом из подмышки к спине. И под этой тату тоже много рубцов. Такие же, как и на спине, - выпуклые следы, шершавые, бугристые линии какого-то старого шрама.

Господи. Что же пережила эта девочка?

Дез издает глубокий звук, сонно бормоча, и откатывается подальше от меня. И тогда я вижу еще две татуировки, выполненные тем же аккуратным, но простым шрифтом. Одна находится на другой стороне, справа на бедре, и также тянется по диагонали от местечка выше таза вверх к спине:

...где нас всегда примут,...

И да, под ней также много рубцовой ткани.

Дыхание перехватывает, сердце сжимается. Мне нужно знать.

Последняя татуировка находится на левой ноге - внешней стороне бедра - высоко, почти спрятана под выпуклостью ее ягодиц, где рубцы толще, грубее. Текст снова написан под углом, от внешней стороны бедра к внутренней с наклоном вниз:

...не задавая вопросов.

Дез переворачивается снова, и я вижу пятую татуировку на правой ноге на передней части бедра, где текст был бы скрыт любой одеждой, кроме коротких юбок или шорт. Тату самая маленькая, и тянется от передней части ее бедра в бок прямо, не под углом, как другие:

~ Майя Энджелоу

Я хватаю со стола телефон и открываю панель поиска Google. Ввожу начало цитаты, и он автоматически заполняет остальное. Я кликаю по первой ссылке и читаю цитату целиком: «Тоска по дому живет в каждом из нас - по безопасному месту, где нас всегда примут, не задавая вопросов» (Майя Энджелоу).

Тоска по дому.

Все шрамы на спине и ногах наклонены таким образом, что можно предположить, что независимо от того, как они появились, те были нанесены сверху, и Дез пыталась отворачиваться, чтобы защитить себя.

Я не могу удержаться и не провести пальцем по тексту на бедре, по рубцам под татуировкой, но Дез шевелится, моргает и видит, чего касаются мои пальцы, отчего чувствую ее напряжение.

Она широко раскрывает глаза, тщательно стирая с лица все нахлынувшие мысли.

— Адам... эти тату…

Но я прикасаюсь пальцем к ее губам, останавливая.

— Дез, я говорил, что ни о чем не буду спрашивать тебя. И не спрашиваю. Все, что хочу сказать, что был бы польщен, если бы больше знал о тебе. Если ты захочешь поделиться, то выслушаю и обещаю, что не буду судить.

Дез часто моргает.

— Бл*дь. Адам, это не так просто. Я не могу просто... поделиться. И дело не только в этом. Это чересчур... даже не знаю, с чего начать. — Она сидит, держа у груди простыню, и чувствую, как она эмоционально отдаляется. — И кроме того, ты уезжаешь... уже завтра? В понедельник?

— Завтра, — вздыхаю я.

Она кидает взгляд на часы, которые показывают пятнадцать минут первого.

— И угадай, что? Уже «завтра». Так что нет смысла начинать.

Киваю, хотя что-то во мне восстает против идеи просто отпустить это так легко.

— Я понял.

— И не похоже, что ты тоже много рассказал мне о себе. Не в этом дело, Адам. Вряд ли такое когда-нибудь случится. Я все понимаю и переживу это. — Дез срывается с места к краю кровати. — Мне нужно идти.

Я хватаю ее за запястье.

— Не уходи. Просто останься здесь на ночь.

Она не вырывается, но и не возвращается.

— Зачем?

Я отпускаю ее запястье и скольжу ладонью вверх по предплечью, подползая ближе к ней по кровати, а затем протягиваю руку к ее плечу сзади.

— Потому что не закончил с тобой.

Она наклоняется ко мне, возможно, невзначай.

— Не закончил?

Касаюсь губами основания ее шеи и зарываюсь пальцами в густые черные волосы, наклоняя ее голову назад, чтобы обнажить горло и поцеловать.

— Не-а. Еще не насытился тобой.

Чего я не говорю, так это того, что не уверен, смогу ли когда-нибудь насытиться. Прокладываю дорожку маленькими легкими, как перышки, поцелуями вдоль ее горла, пока не добираюсь до подбородка, потом до рта, а после ее язык оказывается между моими зубами, пока мои ладони находятся у внутренней стороны бедра, проникая внутрь и кружа. Она задыхается напротив моего рта, когда я нащупываю ее влагу и жар. Еще один вздох, и ее рука скользит по животу и находит член.

Дез резко открывает глаза, и я наблюдаю, как она оглядывает комнату, высматривая презерватив, который я бросил на тумбочку. Она толкает меня на матрас, садится верхом и тянется к квадратному пакетику. Затем Дез разрывает его пальцами, вытаскивает резинку и швыряет пустой фольгу в сторону. Сидя на моих бедрах, она играет с презервативом, поворачивая его то в одну сторону, то в другую, пока не определяет, в какую он раскатывается. Взяв член в одну руку, Дез размещает круг вокруг кончика и раскатывает вниз, затем другой рукой завершает остальную часть действия.

Я кладу руки на ее бедра, решив позволить делать то, что ей хочется. Дез наклоняется вперед, отчего ее грудь скользит по моей, такая теплая и мягкая, пока сама прижимает меня к матрасу. Губы прикасаются к моему плечу, подбородку, челюсти, уголку рта, а затем мы целуемся, отчего не могу дышать. Ее поцелуй сладкий, медленный и глубокий. Одна рука поддерживает вес, упираясь ладонью рядом с моими ребрами, другая гладит мне грудь, пока мы целуемся. Между нами есть некоторое расстояние, где ее свободная рука пробирается между нашими телами. Дез, не разрывая поцелуй, направляет член ко входу; нет, она углубляет его, открывая ротик шире и требуя мой язык. Чувствую, как половые губы раздвигаются и принимают головку члена, а потом Дез останавливается; разрывает поцелуй, тихонько вздыхая, и опускает голову, касаясь лбом моей груди и наблюдая, как наши тела соединяются, как ее бедра движутся вниз, принимая меня глубже. Ох, и так медленно, сантиметр за сантиметром Дез делает короткие, неглубокие вдохи и выдохи, и наблюдает, как член входит в нее.

— Не знаю, как ты помещаешься, но ведь как-то же ты это делаешь? — шепчет она.

— Больно? — спрашиваю я.

Она качает головой.

— Нет. Ну, ладно, да, немного, но как же это хорошо. О боже, да, так хорошо.

Дез полностью насаживается на меня, и ее попка прижимается к моим бедрам.

Обе руки упираются в мою грудь, пока я использую руки, чтобы ласкать ее роскошную, покрытую легким загаром кожу везде, где могу достать: бедра, ягодицы, спину, а после сжимаю ее тяжелые груди, пока те качаются надо мной. Дез ахает, когда пальцами нахожу ее соски, затем щиплю, перекатываю и скручиваю их. Она вращает бедрами, держа меня глубоко внутри. Ее бедра двигаются медленно, раскачиваясь и потирая. Рот открыт, глаза широко распахнуты и напряженно смотрят на меня, пока волосы густой черной завесой спускаются с одного плеча.

Ее голова опущена, и когда Дез наконец приподнимается, прикусывает уголок губ. Боже, я обожаю то, как она закусывает губки, словно хочет что-то сказать, но слишком ошеломлена, чтобы сформировать слова. Ох, бл*дь, бл*дь, бл*дь, ее киска тугая, настолько потрясающе тугая, что сжимает меня, словно тисками; настолько горячая, гладкая и совершенная, что не могу этого вынести, и получается только рычать и стонать, когда Дез опускает бедра вниз, отчего я толкаюсь глубоко в нее, и мы оба громко кричим.

— Черт, Адам. Господи, как хорошо.

— Дез. Не останавливайся. Дай мне почувствовать, как ты кончаешь.

И вот она находит ритм - поднимается и опускается. Я ужасно возбужден и еле сдерживаюсь. Еще не близко, но чувствую приближение оргазма. Дез, найдя удобные движения, просто задыхается от каждого погружения. Теперь она двигается немного быстрее, и я, стиснув зубы, двигаюсь вместе с ней, приподнимаясь и встречая каждое движение, когда она опускается на меня, отчего не могу отвернуться от нее. Ее груди подпрыгивают и покачиваются, соски уже твердые и напряженные, бедра мягкие и роскошные со сладкой шелковистой кожей. Задница хлопается об меня, а губы бормочут что-то у моих, даря влажные поцелуи, когда Дез начинает терять контроль.

Я сдерживаюсь, потому что хочу наблюдать, как она станет извиваться в оргазме, хочу увидеть выражение ее лица, считать каждую эмоцию, собрать все, что смогу, когда она кончит для меня.

— Адам, боже мой, Адам, я сейчас кончу! — неистово шепчет она, вдавливаясь лицом в изгиб моего плеча. Ее пальцы царапают мне грудные мышцы, а бедра неустанно движутся жестко, быстро и дико. — О, боже! Ох, бл*дь, ох...

— Смотри на меня, когда кончаешь, Дез, — приказываю я, убрав одну руку с ее бедра, чтобы приподнять ей подбородок. Она сопротивляется, уткнувшись лицом глубже мне в шею, поэтому я захватываю рукой ее волосы у головы и тяну назад их мягко, но настойчиво, пока она безмолвно кричит. — Посмотри на меня, детка, дай мне увидеть твои большие карие глаза, когда кончаешь.

Дез поднимает голову и едва может держать глаза открытыми, но все-таки удерживает их на мне. Ее рот широко открыт, пальцы впиваются почти до боли в мою грудь, пока она вколачивается в меня. Мокрая и скользкая киска движется вверх и вниз по члену, который пульсирует от необходимости кончить, но я сдерживаюсь. Сдерживаюсь.

И вот Дез кончает. Поднимается вверх, почти выпустив член в процессе, а потом обрушиваетесь вниз. Задыхается. Поднимается, приостанавливается и обрушивается снова, на этот раз на самом деле крича, издавая громкий, резкий звук.

Я использую этот момент, чтобы перевернуть ее на спину, а затем на живот. Располагаюсь у нее за спиной, поднимаю ее бедра, и Дез начинает двигается со мной; ее большие, красивые и круглые ягодицы обращены ко мне, обнажены для меня, словно предлагая мне себя. Я обхватываю их ладонями, оценивая по достоинству, становлюсь на колени между бедер, чтобы найти ее сладкое местечко и направить в нее член. Он болезненно пульсирует, и так тверд, что я борюсь с желанием кончить прямо сейчас. Дез опирается на коленки и локти и резко вдыхает, когда я полностью вхожу в нее одним плавным толчком.

Она дышит тихо и неуверенно, пока я неспешно выхожу и скольжу обратно еще более медленно. Я не хочу торопиться с этим; хочу растянуть удовольствие подольше. Наслаждаться. Удерживаю ее попку обеими руками и ласкаю каждую ягодицу ладонями. Я уже не могу больше сдерживаться. Мне так хорошо. Дез двигается навстречу мне, когда я толкаюсь медленно, ритмично. Снова, и снова. Чувствую, что оргазм вскипает в яйцах, безумие бурлит внутри меня, отчего начинаю двигаться быстрее.

Дез теперь тоже стонет, и звук ее голоса - громкое доказательство ее наслаждения - заставляет меня вбиваться жестче, глубже, что делает ее только крикливее, из-за чего становлюсь близок к потере самообладания. Она вытягивает руки перед собой, сжимает простыню в кулачках, а потом протискивает одну руку между ног.

— Да, Дез, потрогай себя. Прикасайся к своему клитору, пока я трахаю тебя.

— Ты уже скоро?

— Да, детка, я близко... прямо сейчас.

Хватаю ее бедра руками и тяну навстречу к себе, и теперь комната наполнена моим хрипом. Мои бедра бьются об нее, шлепаются о ее задницу, в то время как член заполняет изнутри. Чувствую ее двигающиеся пальцы, и теперь она хнычет одновременно со мной, сталкивая бедра с моими с каждым толком.

— Сейчас, Адам, кончи сейчас. Я тоже кончаю. О боже, о черт…, — ее голос звучит хрипло, и она прижимает тело к матрасу, когда погружаюсь глубже.

— Ох, бл*дь, Дез. Как же хорошо. Сейчас кончу, — бормочу слова сквозь стиснутые зубы, а потом даже не могу произнести ни слова, потому что взрываюсь, пока Дез толкается в меня сильно и быстро.

Все мое тело застывает, я чувствую, будто огонь льется по венам и собирается внутри, вырываясь и опустошая меня. Она дрожит от оргазма, рычит и вдавливает попку в меня, и я чувствую, как стенки киски сжимаются вокруг члена, пока сам все еще кончаю, не в состоянии контролировать или сдержать неистовые толчки бедер. Дез принимает это, принимает каждое жесткое вторжение моего тела в ее и еще больше стонет от удовольствия.

Боже, она божественна, создана идеально для того, чтобы принять все, что у меня есть, и ей нравится это; Дез нуждается в этом. Я ощущаю, как все желание исходит от нее на миг, и мне интересно, буду ли я думать иначе, когда этот момент пройдет - когда наш жар утихнет.

Она падает вперед. Я выхожу из нее и пользуюсь моментом, чтобы отдышаться прежде, чем снять презерватив и привести себя в порядок. Когда возвращаюсь в кровать, она лежит на спине и смотрит на меня, отводя глаза от моего размягченного члена к глазам.

Никто из нас ничего не говорит, когда я бережно обнимаю ее. Дез располагается, легко и естественно вписываясь в укромном уголке моих объятий, и мы укладываемся вместе, как две части головоломки.

Она быстро засыпает, потом и я следом за ней.


* * *

ДЕЗ


У меня паника. Боже, я паникую! Адам уже встал, хотя мы не спали до часу ночи, а сейчас только восемь. Он заказал завтрак, но не знает, что я уже проснулась.

Не хочу идти домой. Не хочу, чтобы он возвращался в Лос-Анджелес. Я наблюдаю за ним сквозь прищуренные глаза, и сердце сжимается. Прошлой ночью он был так внимателен, так нежен и мил. Но до того момента, когда начал терять контроль и стал необузданным; это была, честно говоря, самая горячая вещь, которую я когда-либо ощущала - то, как Адам желал меня и ставил в позиции, какие хотел именно он, и просто то, как... брал меня.

Я бы не возражала, чтобы Адам проделывал со мной такое почаще. Я бы поиграла с ним в недотрогу и заставила бы его настойчиво взять меня. Или бы командовала им и брала тогда, когда вздумалось.

Но этого не произойдет.

Адам уезжает, и через неделю я отправлюсь обратно в Детройт, где по утрам буду заниматься, а поздно вечером убирать аудитории. И мы никогда не встретимся снова. Это все, что будет у меня с ним, поэтому я и пытаюсь впитать все это. Запомнить эти жесткие линии и изгибы его тела, тяжелые гладкие мышцы, мужскую силу. Умную пастельную зелень его глаз, нежную силу его рук.

Как Адам целует меня, как пытается поглотить меня полностью и утонуть во мне - включить в свою сущность все тело.

То, как Адам двигается во мне, медленно и осторожно, пока уже не может сдерживаться, как теряет контроль и превращается в огромного, жесткого и голодного зверя - зверя, такого сексуального, доминирующего, экзотического и мгновенно вызывающего привыкание.

У меня п*здец, как все болит. Или... вернее, болит от траха. Бедра ноют, а мышцы горят от напряжения. И пусть занятие сексом причинило сильную боль, это ощущение я не могу описать даже самой себе. Болезненность, чувство растянутости, жар от наполненности… и мне нравится это. Невероятное чувство.

Я больше не девственница.

Хочется визжать и пнуть себя, особенно когда мои глаза останавливаются на самом горячем парне, таком как Адам Трентон, с голым торсом, на котором ничего нет, кроме пары баскетбольных шорт, низко сидящих на его бедрах. Эти V-образные мышцы живота, ведущие вниз к его члену, и боже… я хочу этого снова. Увидеть. Почувствовать его.

Может быть, даже попробовать на вкус.

Сердце переворачивается и плюхается вниз, в желудке пустота, а голова идет кругом. Я не могу поверить, что последние два дня были реальными. Что я действительно здесь, голая, в постели Адама Трентона. Что у нас только что был умопомрачительный секс...

Умопомрачительный для меня, по крайней мере, который заставляет задаться вопросом, что он думает обо всем этом. В порядке ли вещей это для него, или секс был также ожидаемо сокрушительным, как и для меня. Я имею в виду, от понимания того, что мне никогда не быть прежней.

Мое сердце сжимается, и я заставляю себя сохранять спокойствие; медленно вдыхаю и заталкиваю избыток эмоций подальше. Это был просто секс. Для него и для меня.

Просто секс. Не привязывайся к нему. Ты ничего не знаешь о нем, и Адам о тебе тоже. Он тебе ничего не должен, как и ты.

Хотя, все мое существо восстает против этой мысли. Я хочу, чтобы это было большим. Хочу, чтобы Адам хотел чего-то большего.

Стук в дверь заставляет меня закрыть глаза и притвориться спящей. Адам открывает дверь, говоря тихим голосом. Дверь снова закрывается, и я слышу его на ступеньках, ведущих в спальню.

— Ты уже проснулась, Дез? — его голос слышится возле кровати.

Я сажусь медленно и тащу простыню за собой, прижимая ее к груди. Его глаза осматривают всю меня, включая глаза, плечи и волосы, которые должно быть всклокочены и напоминают, скорее, крысиное гнездо.

— Привет, — говорю я.

В каждой его руке по кружке кофе: один черный, другой со сливками.

— Какой кофе ты любишь?

Хватаю вторую кружку.

— С сахаром?

Адам качает головой.

— Нет, тебе принести сахар?

Я беру его и делаю маленький глоток.

— Нет, спасибо. Так идеально.

Он сидит, пьет кофе и наблюдает, как пью я и наблюдаю за ним в ответ. Волшебный момент.

— Не был уверен, что ты любишь на завтрак, поэтому заказал всего понемногу. Бублик, омлет, французские тосты, яичница с беконом, несколько ржаных тостов.

Я усмехаюсь ему:

— Французские тосты и бекон.

Адам ставит чашку на тумбочку, идет в прихожую и снимает металлические крышки с тарелок, перекладывает бекон из одной тарелки в другую, где тосты и омлет, и приносит обе тарелки к кровати. Затем раскладывает их у изножья, а после возвращается за приборами, маслом, сиропом и графином с кофе. Наконец усевшись на кровать рядом со мной, Адам тянется к тарелке с французским тостом и беконом и вручает мне вместе с вилкой и ножом, а потом берется за свою тарелку.

— Налетай, детка, — говорит он.

Я сижу, скрестив ноги, и пытаюсь придумать способ, как бы поесть, одновременно удерживая простынь. Адам смотрит на меня несколько секунд, борясь с ухмылкой.

— Что? — спрашиваю я, кидая на него искоса свирепый взгляд.

Он пожимает плечами, пока улыбка мелькает на его губах и сразу же исчезает.

— Ничего. Ты просто так чертовски мила, что это просто смешно.

— И что это значит...? — подстегиваю его.

Адам отправляет в рот кусочек яйца и говорит после того, как прожевывает несколько раз.

— Ты вдруг стала такой скромной. Это просто забавно.

Я вздыхаю.

— В тот момент меня ничего не волновало, но сейчас все по-другому. Я не... я даже не переодеваюсь перед Рут, хотя знаю ее уже много лет, и мы разделяем эту каморку каждое лето.

— Почему? — интересуется Адам, хватая с пола свою футболку и протягивая ее мне.

Я гляжу на него с благодарной улыбкой.

— Почему, что? — нарезаю французский тост маленькими квадратиками и откусываю кусочек. Не могу удержать стон блаженства, когда насыщенный вкус взрывается во рту. Это не французский тост из «Айхоп»28. Это необычный изысканный тост, поджаренный со специями и ингредиентами, которые не могу определить, но понимаю, что никогда прежде такое не пробовала.

— Вкусно, да? — говорит Адам. — Почему тебе так некомфортно быть голой?

Я пожимаю плечами, уткнувшись глазами в завтрак, чтобы избегать контакта глаз.

— Просто. По многим причинам.

Адам вздыхает и несколько раз кусает тост. Думается, что он переваривает услышанное.

— Ты ведь действительно ничего не рассказала мне о себе, — в итоге говорит он.

— Это не так, Адам. Я просто... не вижу смысла. — Цепляю кусок французского тоста, обмакиваю в сироп и ем, запивая кофе.

И опять Адам отвечает не сразу:

— Не имеет смысла больше узнать друг о друге?

— Не совсем так. — И наконец смотрю на него. Он возмущен, судя по выражению лица. — Я имею в виду, не похоже, что и ты откровенничаешь со мной.

Адам соскребает остатки яиц в кучу.

— Что ты хочешь знать? — смеется он, но в этом смехе нет никакого юмора. — В смысле, то, что нельзя найти в Гугле.

Я тяжело вздыхаю от досады и отставляю тарелку в сторону, уже пустую, за исключением бекона, который решила оставить напоследок.

— Адам, боже. Речь идет не об информации. Я уверена, что ты расскажешь мне все, что захочу узнать. И не сомневаюсь в этом. И я ничего не скрываю.

— Тогда расскажи мне что-нибудь. Хоть одну гребаную вещь.

— Зачем? — Я откусываю маленькие кусочки бекона. — Какой в этом смысл? Давай не будем придумывать то, чего нет, Адам.

Он рычит в раздражении.

—Ты продолжаешь говорить это. Как понять - то, чего нет? Я думал, что мы это уже проходили.

— Адам. Ты же не занимаешься сексом с тем, кого ты знаешь только сорок восемь часов и потом думаешь, что это будет союз, заключенный на небесах. Особенно, когда ты собираешься уехать. Это все, о чем хочу дать понять. — Я не должна испытывать разочарование, когда чувствую, что он не согласен. — Я отлично провела время, Адам. Ты удивительный. Все было просто невероятно. Честно, это были лучшие два дня в моей жизни, правда. Так что, спасибо.

— Так ты собираешься сказать, что не почувствовала... не знаю, как выразиться... связь? Ты не почувствовала это прошлой ночью? — Он сверлит меня глазами, и я отчаянно пытаюсь отрицать то, что в них вижу.

Я должна защитить себя и не могу пойти на это. Не могу позволить ему узнать, что я тоже почувствовала это, что все еще чувствую. Нельзя привязаться к нему. Не могу позволить эмоциям вырваться из клетки. Поэтому лгу:

— Возможно. Не знаю. Это был невероятный секс. — Что есть правда, которую, надеюсь, выпалила случайно. Не то, чтобы у меня было с чем сравнивать.

Адам долго смотрит на меня; его глаза пронзительные, требовательные и открытые. Я отчетливо вижу его эмоции. Вижу, что он что-то почувствовал, так же, как и я. Но это еще ничего не значит. Адам уезжает, и мы никогда не увидимся, так какой во всем смысл? Я стараюсь сохранить взгляд безразличным. На это уходит все силы. У меня есть жизненный опыт в укрытии эмоций, опыт в отрицании боли от одиночества, боли от кулаков или ремня приемного отца, боли от невозможности соответствовать, быть частью чего-то, иметь настоящий дом. Я знаю, как блокировать все это, как притвориться, что мне не больно. Знаю это так же, как и дышать, потому что всегда это делаю, делала и буду делать. Я представляю, как по кирпичику выстраивается высокая и крепкая стена в моем сердце, в душе, в чувствах.

После долгих секунд Адам залпом выпивает кофе и ставит чашку на столик с нарочитой аккуратностью, как будто борется с желанием разбить ее. И после он встает, расправляет плечи, выдыхает и уходит с принужденным контролем на балкон, закрывая за собой дверь.

Я остаюсь на месте, все еще притихшая и бесчувственная.

Но не могу оставить его в таком состоянии. Не могу уйти и позволить ему думать, что это ничего не значит для меня, или отойти в сторону, не тогда, когда вижу боль в его опущенных плечах, когда Адам наклоняется, облокачиваясь локтями на перила балкона.

Сегодня солнечное, прекрасное утро - на небе ни облачка. Чайка пролетает за окном, крича и махая крыльями. Адам стоит совершенно неподвижно, его широкая спина напоминает каменную скульптуру из мышц и кожи. Я хочу пойти туда, провести руками по его спине, плечам. Хочу поцеловать каждый позвонок. Почувствовать его кожу, скользя руками под резинкой трусов. Я хочу еще побыть с ним.

Мои ноги несут меня туда. Я не в силах остановить их, хотя знаю, что бы ни случилось дальше, я по-прежнему закрыта и не смогу его впустить. Но у меня нет сил побороть движения ног и остановить руки от желания открыть раздвижные двери. Не могу одернуть ладони от прикосновения к нему.

— Передумала? — спрашивает Адам, не поворачиваясь.

Мои губы прижимаются к его широкой спине между лопаток. Хочу ответить «Да». Но не могу ему врать. Я не передумала, а если скажу, Адам узнает правду. Если он посмотрит на меня, то поймет. Так что я просто потрогаю его. Поизучаю мускулистую грудь, медленно вычерчивая ладонями круги. Адам опускает голову, будто знает, почему я не отвечаю на его вопрос. Может, нет? Конечно же, знает. Он такой умный и проницательный и каким-то образом может читать меня. Адам делает глубокий долгий вдох, его грудь вздымается.

Звук открываемой двери предупреждает нас, что мы не одни. Балкон, на котором мы находимся, является общим, по крайней мере, для трех или четырех номеров. В каждом из них балкон выделен в отдельную зону с помощью пары деревянных, белых, двухметровых перегородок, которые являются одновременно и стеной, и скамейкой. Если стоять около перил, как мы сейчас, то можно увидеть другие балконы. Я слышу голоса пожилых мужчины и женщины. Они говорят о том, как здесь красиво и какой прекрасный вид. Деревянный пол скрипит под ногами, когда те приближаются к перилам.

Адам разворачивается, толкает меня назад, берет за плечи и двигает к скамейке-перегородке. Затем поворачивает меня лицом к стене, берет запястья в свои огромные руки и прижимает ладони к дереву. Его нога скользит между моими и раздвигает их врозь. А тело, как гора позади меня, заграждает все - солнце, плеск голубого пролива, балкон. Сердцебиение ускоряется, и пульс начинает стучать в ушах. Его руки скользят под футболку и касаются моей талии. Адам вдавливается мне в спину, и я чувствую, как его сердце бьется напротив моей спины, ощущаю, как он дышит, глубоко и быстро, чувствую его член, который становится толще и длиннее, все больше упираясь в мою попу.

Его губы прикасаются к моему уху.

— Ни звука, — шепчет Адам. — Даже не дыши громко.

Я киваю, и чувствую, как покрываются влагой внутренние стенки влагалища, как жар скручивается в спираль в животе. Его ладони скользят по нему, затем выше, накрывая грудь, поднимаясь и лаская, пока пальцы царапают соски. Жар и напряжение сжимают все внутри меня. Потом одна рука опускается между моих бедер, другая остается на груди, играя с одним соском, а затем с другим. Приходится прикусить губу - трудно удерживаться от вздохов и стонов, когда он скользит не одним, а двумя пальцами в мою щелочку.

Эти пальцы, боже... они погружаются в меня, растирают влагу по клитору и кружат, кружат, и я двигаю киской в ответ на его прикосновения, молча умоляя заставить меня кончить. Адам знает, точно знает, что мне нужно, чего хочу, и дает мне это. Он не растягивает удовольствие, не играет в игры, а доводит меня до оргазма в считанные секунды, что я даже чувствую терпкий соленый вкус крови на губе, которую прикусила в попытке хранить молчание.

— О, боже. Почему мы не приезжали сюда раньше, Боб? — дрожащий немолодой женский голос издается совсем рядом по другую сторону тонких деревянных стен. — Здесь так мило и приятно.

— Не знаю, — говорит мужчина, его голос доносится у края балкона. — Но мы приедем сюда снова в следующем году.

И вот раздается голос Адама - горячее дыхание у уха, еле слышимое.

— Не двигайся.

А потом он уходит. Я поворачиваю голову, чтобы внимательно посмотреть, как Адам тихо приоткрывает дверь, шагает внутрь, достает из тумбочки и рвет квадратный пакетик презерватива. Я остаюсь на месте и наблюдаю за ним; пульс зашкаливает, дрожь возбуждения не спадает, не дает отдышаться и сотрясает меня. Он оставляет открытой дверь, стоя внутри. Его глаза находят мои, чтобы убедиться, что я наблюдаю. Теперь, зная, что Адам полностью завладел моим вниманием, опускает шорты, оголяя эрегированный член. Напряженный, выпирающий высоко и гордо. Он раскатывает презерватив по всей длине и бесшумно, словно кошка, выходит на балкон, полностью обнаженный и бесстрашный. Встав позади меня, Адам медленно проводит пальцами вверх по моим бедрам, заднице, поднимая футболку. Оголив мой зад, затем грудь, он вытаскивает из одежды мою руку, потом другую, тоже обнажая меня. Я дрожу, но не от холода, а от того, что стою голая при свете дня и собираюсь быть оттраханной.

Адам наклоняется ко мне и руками пробегается по моим плечам, по рукам, к кистям. Его пальцы сцеплены с моими, а ладони поверх моих прижаты к дереву. Горячая грудь упирается мне в спину, а толстый член - покрытый резинкой стержень - расположен между ягодицами. Дыхание греет мое правое плечо, пока губы прикасаются к шее.

— Готова? — Слово теплым потоком щекочет мочку уха.

Я киваю. Это все, с чем могу справиться. И не дышу. Не в силах пошевелить ни одной мышцей, но все-таки постепенно наклоняю голову. Адам опускается, согнув ноги в коленях, и толкается бедрами к моей заднице, и чувствую, как широкий наконечник ствола проталкивается к клитору. Адам крутит бедрами, отчего вынуждена сдержать вздох. Еще один толчок, и мне приходится, склонив голову, как можно тише втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. И после он чуть-чуть отодвигается и толкается; головка члена раздвигает киску, и я наклоняюсь сама, насаживая себя на него.

Рот распахивается в беззвучном крике. Адам выдыхает мне в ухо, пока член скользит внутри, дюйм за дюймом, и не входит в меня полностью.

— Ни звука, Дез, — шепчет Адам. Я качаю головой, и его зубы прикусывают мочку моего уха.

Он выходит и затем вонзается вновь, отчего меня всю трясет; я заполнена, распята от ощущения пульсирующей боли и пламени внутри, потребности, пресыщенности. А затем Адам тянет мои руки вниз по стене, нагибает меня, пальцами оборачивая мои запястья, и скользят вверх по рукам. Потом он теребит опустившиеся, колышущиеся груди, в то время как сам толкается в меня. Без всякого предупреждения член вколачивается внутрь в резком и карающем ритме. Тем не менее, Адам осторожен; каждый его толчок бесшумен, даже нет влажных звуков слияния наших тел.

В двух шагах от нас, Боб и Марта спокойно обсуждают внуков, предстоящие дни рождения, супружеские проблемы сына и невестки.

Напряжение во мне становится невыносимым, мощным, горячим, словно натянутая струна, и от каждого движения члена внутри становится все хуже, или лучше, или что-то вроде этого. Внизу нарастает огненная сила, закручивается спираль, а давление расширяется будто воздушный шар. Адам держится за груди, используя их как рычаг, пока трахает меня медленно и жестко.

Затем он резко, глубоко вонзается, высвобождая груди, и хватает меня за бедра, потянув меня на себя. Я вынуждена нагнуться еще ниже, так что приходится прижиматься к нему вплотную и опираться на стену руками, чтобы удержать равновесие. Теперь Адам погружается еще более медленно, осторожно, ладонями лаская мою попку, спину, изгибы бедер.

Я заставляю себя сделать вдох, понимая, что совсем перестала дышать на несколько мгновений. Тело согнута пополам, пока Адам вбивается в меня. Стараясь стоять не шелохнувшись, я принимаю то, что он дает мне, и погружаюсь в экстаз. Мне нет нужды двигаться, я и не хочу. Просто хочу позволить Адаму сделал это со мной, взять меня.

Но потом вулкан внутри меня грохочет, начиная детонировать, и все, о чем думала, что знала или хотела, или нуждалась, стирается. Единственное, чего хочу и в чем нуждаюсь, это кончить, почувствовать его глубже, заставить Адама продолжать трахать меня. Хочется сказать ему об этом, но нет сил говорить. Не помню, почему, но знаю, что не могу. Отчего всего лишь тяжело дышу, и едва слышный всхлип срывается с губ.

Рука Адама закрывает мне рот, заглушая вскрики. Вторая рука на бедре тянет меня, подгоняя. Я двигаюсь назад навстречу его выпадам, толкаюсь и развожу ноги еще шире. Его рука скользит вниз по моему бедру, сжимает колено и поднимает его. Я ставлю ногу на скамью, выпрямляюсь и чувствую, что Адам поднимается на носочки, вколачиваясь сильнее. В таком положении он достигает таких глубин, что невозможно не стонать, но его рука заглушает звуки. Адам тоже поднимает ногу на скамейку с противоположной стороны, и теперь буйно врывается в меня, хрипло дыша у моего уха. Его рука на моей грудях обхватывает одну, затем другую, при этом массируя и щипая соски. Другая скользит по внутренней поверхности бедра моей приподнятой ноги, касаясь нежных, чувствительных складок, затем пальцами потирает клитор, отчего я стискиваю зубы, чтобы не издавать никаких звуков. Вспышка сверхновой расползается во мне от самых ног и покалывающих пальцев до горячего, подобно солнцу, пожара, сжигающего мое естество. Я наклоняюсь к колену, нуждаясь в Адаме все сильнее и глубже.

Чувствую рокот глубоко в его груди - его дыхание перехватывает, а член сжимается от спазмов внутри меня. Его ритм становится обрывистым, и он кончает со мной, кончает сильно. Лицом Адам зарывается мне в шею, в волосы, что черной массой струятся между нами, вокруг его головы и лица. Он все еще трет клитор, чтобы я кончила сильнее или еще раз. Все, что я знаю, что меня разорвет на части оргазмом, потому что Адам трахает чертовски глубоко, жестко и быстро.

— Ты чувствуешь это, не так ли? Я знаю, что ты... бл*дь, Дез, ты должна чувствовать это, — бормочет Адам мне в ухо, кусая за плечо; так сильно прикусывает, будто собирается оставить свою метку. — Отрицай это, если хочешь, но я знаю, знаю, ты чувствуешь эту связь.

Я хочу хныкать; так много непогрешимой истины в его словах. Они словно стрелы поражают меня прямо в сердце.

— Молчи, Дез. Не говори ни слова. — Адам погружается под ритм своих слов, продлевая наш оргазм, даже когда посылает стрелу за стрелой истины в меня. — Не нужно. Я чувствую тебя. Знаю тебя. Бл*дь, бл*дь, ты такая невероятная. Ты чувствуешь нас, не так ли? Да, ты чувствуешь, ты, бл*дь, чувствуешь нас, Дез.

Нас трясет, и мы дрожим от оргазма, но Адам все еще вонзается в меня, хотя я там уже становлюсь более чувствительной, болезненной от того, что он брал меня так жестко и так много раз, пока не смогла получить достаточно.

Потом Адам выходит из меня, обхватывает за ноги и несет в комнату, укладывая на кровать. Я смотрю, как он снимает презерватив и выбрасывает, затем закрывает дверь и возвращается к кровати, нависая надо мной. Его губы опускаются так медленно, так нежно, что это почти разрывает меня, почти вытягивает правду.

Мне хочется сказать, что я чувствую нас, Адам. Но не могу.

Потому что боюсь. Потому что никому не могу доверять.

Потому что все, кому я когда-либо доверилась, причиняли мне боль. Те, кому не доверяю, тоже причиняли мне боль. Все делают мне больно. Это предопределено. Дом за домом, приемные родители за приемными родителями. Я хотела им доверять, любить их, быть частью их семей, а они всегда возвращали меня, причиняли боль, предавали меня.

Поэтому не говорю ни слова. Просто целую его в ответ и надеюсь, что Адам сможет почувствовать мое сожаление и глубоко похороненные эмоции.

Но поцелуй не кончается. Адам отстраняется, его губы разлучаются с моими, его дыхание на моих губах. Он целует мою шею и грудь, и я хочу его снова, хотя знаю, что у меня было все, что могла физически выдержать.

Член утыкается мне в бедро. Я не могу не прикоснуться к нему, и, дотронувшись, не могу не ласкать изумительную длину. Удивление проносится сквозь меня от того, как Адам реагирует, и наблюдаю между нашими телами, как ствол оживает в моей руке.

Адам целует мне соски, а потом вздыхает и смотрит на меня.

— Что ты делаешь, Дез?

— Я не знаю.

— Опять? — Это предложение.

Качаю головой.

— Я не могу... я хочу, но... не могу. Это было... так долго и мне... все еще больно.

— Тогда что ты делаешь?

Могу только развести руками.

— Не знаю.

Адам не останавливает меня, а продолжает нависать надо мной, опираясь на руки и колени. Мы оба смотрим, как я поглаживаю член и возбуждаю его вновь. Адам смотрит, смотрю я, пока моя рука скользит назад и вперед вдоль его длины. Я потираю большим пальцем головку, и Адам вздрагивает. Я делаю это снова и снова, поглаживая и растирая конец. Он поднимает голову, и его глаза встречаются с моими.

Не знаю, зачем это делаю. Я бы предпочла, чтобы Адам был внутри меня, и полагаю, что он бы предпочел то же самое, но ни один из нас не предлагает этого. Адам не двигается, а я продолжаю поглаживать.

— Дез..., — его голос низкий и урчащий.

Я смотрю на него, и знаю, что все, что чувствую, отражается в моих глазах. Во мне борется желание сказать то, что он хочет от меня услышать, - что чувствую нашу связь, и не хочу, чтобы он уходил, хочу, чтобы это длилось вечно, что я хотела бы остановить время и побыть с ним еще несколько дней или недель, или месяцев, что хочу, чтобы это просто длилось, и длилось. Я знаю, что страх уже здесь со мной, и знаю, что Адам уезжает, как и я.

Я чувствую нас. Эта мысль готова сорваться с моих уст.

Адам выгибает спину и едва ощутимо двигается в моей хватке. Он уже близко. Я хочу увидеть все это. Его лицо напряжено, глаза прикрыты и томны.

Адам толкается в мою руку, и я ощущаю, как член утолщается и пульсирует в ладони. Я замедляю поглаживания и сжатия. Горло Адама хрипит, он напряжен. Обхватываю обеими руками его ствол и сдавливаю одной рукой возле основания, а другой - головку. Взгляд Адама останавливается на мне, и ни на секунду его не отводит, даже не моргает. Его рот открыт, и он, задыхаясь, двигается сейчас только бедрами.

— Дез...

Он хочет что-то сказать, но я не смогу соврать ему или не ответить, поэтому приподнимаюсь и целую, а потом Адам разрывает поцелуй, и мы оба смотрим, как он кончает. Белая струя выплескивается из него и попадает мне на живот. Он снова толкается, и еще одна горячая и обильная струя бьет из него и попадает мне на грудь. Я продолжаю поглаживать член, пока семя капает на мою кожу.

Так... много... спермы.

Мне нравится, как все выглядит на моей коже - его сперма на мне и то, что я приложила к этому руку.

Адам дрожит, глубоко втягивая воздух, пока я ласкаю одной рукой его длину еще пару раз, и чувствую, как еще несколько капель капают мне на живот. Затем Адам падает на кровать, задыхаясь.

— Господи, Дез.

— И снова все то же самое, — говорю я, используя его же собственную шутку.

Я оглядываю грудь и живот, рассматривая блестящие, белые потеки спермы Адама, охлаждающие кожу. Боже, я хотела бы остаться. Хочу, чтобы он остался. Хочу больше его. Не хочу быть такой закрытой и недоверчивой. Хочу рассказать ему о себе.

Чувствую, как Адам трогает татуировки, и слова уже готовы сорваться с языка…

Но он уезжает. Адам возвращается к голливудской жизни, и, если откроюсь сейчас, то все будет гораздо больнее.

Так что я встаю и направляюсь в ванную. Его семя стекает по телу, и мне интересно, должна ли я чувствовать хоть каплю стыда за то, что вытворяла с ним. Но мне не стыдно. Я включаю воду и становлюсь под душ пока вода ощущается еще обжигающе горячей.

И смываю его с себя.

Когда я выхожу из душа, Адам уже одет в темно-синие джинсы и черную футболку. Он протягивает мне чистые, сложенные иную футболку и спортивные шорты.

— Думаю, возможно, тебе лучше надеть эту одежду, а не платье.

В общем, спасает меня от позора. Просто ох*еть, какой тактичный. Черт бы его побрал. Я беру их, надеваю бюстгальтер и трусики, потом шорты и футболку. Он даже позволяет мне взять его спортивные сандалии вместо шпилек. Платье и туфли кладу в сумку. Затем мы идем в тишине к лифту и спускаемся в холл. Все устремляют на меня глаза, а потом отводят в сторону. Если и очевидно, что мы вместе провели ночь, то взгляды подтверждают это. Я не чувствую стыда. Только сожаление, что отношения ощущаются гораздо иными, когда на самом деле они никогда не могли бы стать больше, чем просто на одну ночь.

Конное такси уже ожидает. Адам помогает мне подняться и садится рядом. Потом протягивает стодолларовую купюру возчику.

— Еще столько же, если вы никого больше не возьмете.

— Без проблем, — говорит мужчина и щелкает вожжами. — Куда ехать?

Адам говорит ему мой адрес, и лошади начинают двигаться вперед.

Поездка долгая и напряженная. Ни один из нас не готов откровенно говорить, особенно на глазах у водителя такси. Мы останавливаемся у моего дома, Адам выходит, протягивает мне руку, помогая спуститься, и провожает до двери.

— Я уезжаю через пару часов, — говорит Адам. — Сразу, как только соберусь.

— Знаю.

Тишина.

— Дез.... послушай, — начинает он, затем вздыхает. Его пальцы касаются моего подбородка. — Знаешь, есть столько всего, что я хочу сказать тебе прямо сейчас, но даже не уверен, с чего начать.

— Это то, что всегда случается, Адам. — Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и чувствую, как сердце сжиматься, что это конец, и становится холодно. — Ты удивительный. Прошлая ночь была... и это утро... Боже. У меня даже нет слов.

Кажется, что Адам ведет борьбу с эмоциями, ища, что бы сказать. Он касается губами моих, но это холодное и бесстрастное прощание.

— Дай мне свой номер, — спрашивает Адам.

Какая ложь. Не холодная и бесстрастная. Я просто отказываюсь что-либо чувствовать.

Просто не могу смотреть на него.

— У меня нет номера. И у меня нет мобильного.

Он, кажется, озадачен этим.

— У тебя нет телефона?

Я качаю головой.

— Не-а. Какой смысл? Мне некуда звонить. Я вижу Рут каждый день, и этого... достаточно. К тому же, сотовые телефоны слишком дорогие.

— Тогда как же мне найти тебя?

— Боже, Адам..., — вздыхаю я.

Он выдыхает и отступает назад, принимая то, что его оттолкнули. Принимая и не злясь.

— Ладно, Дез. Я все понимаю. — Адам снова отступает назад в нерешительности, как будто ждет, что передумаю.

Но я молчу, и он потирает лицо рукой.

— Тогда, прощай, — говорит он слишком буднично.

— Прощай, Адам.

Сердце окончательно каменеет, когда он поворачивается и, не оглядываясь, забирается в экипаж.


Загрузка...