Девушка у обочины

ГЛАВА 18

АДАМ

Я никогда так не нервничал. Определенно, никогда. Я переживал, когда впервые играл на глазах у переполненного болельщиками стадиона в Стэнфорде, волновался, когда в первый раз выбежал на поле, играя за Чарджерс, и был ошарашен, когда высокобюджетный фильм, в котором впервые снимался в главной роли, имел большой успех.

Но никакой опыт и в подметки не годится тому, что происходит в данный момент.

Это так глупо. Мне не следует волноваться. Шансы на то, что она скажет «нет» ничтожно малы. Я знаю мою девочку, и знаю, что она хочет этого. Но все равно нервничаю.

Я так долго ждал этого. Месяцы путешествий между Детройтом, Лос-Анджелесом и двумя съемочными площадками в разных частях земного шара. Я снялся в полицейской драме в Детройте и потом в малобюджетной характерной пьесе, снимавшейся, в основном, в студии в Лос-Анджелесе. У меня было два свободных месяца, которые я провел в Детройте с Дез. А потом был крупный исторический проект, который снимали в студии в Лондоне и натурные съемки в Германии и Испании.

И все это время я знал, чего хотел. Я хотел ее у себя в доме. В постели. Нет больше напряженных дальних перелетов, нет больше разницы во времени между городами, нет больше одиноких ночей. Но мне пришлось ждать. Она чертовски много трудилась, чтобы получить диплом, и я не хотел ей мешать. Поэтому ждал.

И сейчас все позади. На прошлой неделе она закончила учебу. Я согласовал свой график съемок в Испании так, чтобы попасть на ее выпускной, прилетел накануне и удивил ее, преподнеся ей в подарок изготовленный на заказ сапфировый кулон. Она не позволяет мне покупать ей экстравагантные подарки, поэтому, когда есть повод подарить ей что-то, с чем она не может поспорить, я играю по-крупному.

Кулон - это только первая часть подарка на выпускной. Вторая часть - это путешествие-сюрприз. Прямо сейчас мы летим на частном самолете из Детройта на юг. Я отказался рассказать ей, куда мы направляемся, только позволил ей упаковать пару платьев, шорты, топы и несколько купальников. Поэтому она знает, что мы едем туда, где тепло, но это все.

Недавно мой приятель, Доусон, и его жена, Грей, приобрели собственность на островах Карибского моря. Ну, когда я говорю «собственность», я имею в виду половину острова. Но это еще не все, потому что другую половину купил я. Гонорар за исторический фильм о войне не был моей самой большой выплатой, и я не тратил много из того, что заработал за последние четыре года, за исключением налогов и покупки пентхауса.

Поэтому, когда Доусон пришел ко мне с предложением объединиться и приобрести небольшой остров, я ухватился за эту идею. Дворцы-монстры в пять тысяч квадратных метров в Беверли-Хиллз не привлекают меня, и, как я подозреваю, Дез тоже. Квартира - это отлично, и все же нам нужно кое-что другое. Но раскинувшаяся на частном острове тропическая вилла, жизненное пространство внутри и снаружи и отсутствие соседей буквально на сотни миль в любом направлении, кроме Доусона и Грей на другой стороне острова? Черт, еще как, да.

Так что мы купили его в конце прошлого года и потратили последние шесть месяцев на строительство домов. Доусон сделал большую часть работы, контролируя строительство, поскольку взял двухлетний перерыв в съемках. Все было закончено две недели назад, и мы решили встретиться на острове для торжественного открытия.

Дез еще не встречалась с Доусоном и Грей. Мы были так заняты, а те двое еще путешествовали по миру. Я думаю, в прошлом году они посетили десятки стран и в каждом месте останавливались, по крайней мере, на неделю. Я искренне рад за них. Доусон отличный парень и Грей очень милая, но в тоже время сильная, чем напоминает мне Дез.

Я смотрю на Дестини, которая спит рядом со мной, положив голову на мое плечо. Боже, я так люблю ее.

Достаю кольцо и разглядываю его. Я потратил четыре месяца на создание эскиза, работая с одним из мировых лидеров, изготавливающим ювелирные изделия на заказ. В нем безупречный, редкий розовый бриллиант каплевидной формы в два с половиной карата. Само кольцо филигранной работы состоит из более чем трехсот отдельных нитей платины, сплетенных вместе, они сливаются и обхватывают камень ажурной, замысловатой паутиной.

Я слышу, как Дез бормочет во сне, и спешу уложить в кольцо обратно в черный бархатный футляр, пряча коробку в рюкзак. Она шевелится, потягивается и щурится на меня.

— Мы уже почти на месте?

Я улыбаюсь, вытирая большим пальцем уголок ее рта.

— У тебя здесь какое-то пятнышко, — говорю я. — Да. Мы приземлимся через двадцать минут, а потом еще один короткий перелет - и мы у цели.

— Ты все еще не хочешь рассказать мне, куда мы едем?

— Не-а. Это сюрприз.

— Не люблю сюрпризы, — ворчит она.

— Ну, думаю, этот тебе понравится.

Мы приземляемся на острове Сент-Джон, переносим наш единственный чемодан к «джипу» и сидим в непринужденной тишине, пока водитель доставляет нас из аэропорта к пристани, где нас ожидает двухмоторный гидросамолет. Пилот - седой, потрепанный мужчина с длинной седеющей рыжей бородой. Доусон выбрал его и говорит, что у него зарегистрировано даже больше полетного времени, чем любой из нас прожил, и это нас вполне устраивает.

Я беру чемодан, закидываю на плечо рюкзаки, и мы пересекаем причал. Я ставлю одну ногу на поплавок, другая нога на причале, забрасываю чемодан, а потом протягиваю руку Дез. Опираясь на нее, она переходит сначала на поплавок, а затем забирается в самолет.

Рон, наш пилот, плавно взлетает, а потом мы мчимся в сотнях метров над голубыми водами Карибского моря.

Мы в самолете одни. Я мог бы спросить ее сейчас.

Нет. Нет. У меня есть план; нужно придерживаться плана. Ужин на пляже, предложение при лунном свете.

Я теряю счет времени, придумывая сценарии того, что и как я собираюсь сказать, и вдруг Дез сжимает мою руку так крепко, что становиться больно, в то время, как мы начинаем спускаться к воде.

— Черт подери, чертподеричертподеричертподери! — Дез дрожит, окаменев и сильно зажмурив глаза.

— Расслабься, малышка. Я проделывал это сто тысяч раз. Беспокоиться не о чем, — слышится прокуренный голос Рона, у которого за ухом торчит незажженная сигарета.

— Это ужасно!

Рон усмехается:

— Полагаю, первый раз немного страшно. Просто закрой глаза и держись за руку твоего мужчины. Мы спустимся прежде, чем ты успеешь моргнуть два раза.

Действительно, не прошло и минуты, как слышится легкий всплеск, краткое ощущение невесомости - и мы скользим по воде. Я откидываюсь на сиденье, стараясь разглядеть остров через лобовое стекло. Передо мной зеленые деревья и полоска белого песчаного пляжа на берегу. Я вижу, как солнечные лучи отсвечивают от стекла. Рон мягко тормозит гидросамолет у края причала, выключает двигатель, затем пинком открывает дверь и выпрыгивает с легкостью, противоречащей его возрасту. Он привязывает самолет к причалу, а потом берет чемодан, который подаю ему. Я спрыгиваю вниз, а затем подаю руку Дез, следующей за мной.

Она делает пару шагов мимо Рона и меня, а потом останавливается, подносит руку ко рту, глядя в восторге на остров.

— Адам, это... невероятно.

Я просто смеюсь.

— Ты еще ничего не видела, детка.

Рон жестом показывает в сторону острова.

— Идите. Я принесу ваш багаж.

— Что это за место, Адам?

Я веду ее с причала на песок, вверх по каменистой дорожке, ведущей в джунгли. Незажженные факелы обозначают дорожку с обеих сторон. Она идет вверх по крутому склону и огибает его вокруг, следуя береговой линии, а потом углубляется внутрь острова к расчищенному участку. Мы направляемся вокруг острова, так что причал находится вне поля зрения. Расчищенный участок площадью около гектара с трех сторон окружен джунглями, высокие деревья бросают тень на заднюю часть дома, который находится в центре поляны. Фасад дома обращен на запад, на заходящее солнце, туда, где проходит проложенная по скалистому склону дорожка, ведущая вниз к пляжу, с бамбуковыми факелами, установленными вдоль нее, а также с гладкими деревянными ступенями и перилами для облегчения спуска.

Сам дом небольшой, чуть более пятисот квадратных метров. Но замечательно расположен - здание вытянуто с севера на юг, так что из каждой комнаты открывается вид на пляж. По периметру дома пристроена крытая веранда, который находится на выступе холма, так что, на самом деле, в доме два этажа, один на уровне земли, а нижний - на изгибе склона. Каждый уровень соединен снаружи с помощью тщательно продуманной серии проходов и мостиков. Веранда, дорожки и беседки освещены гирляндами с белыми фонарями и бамбуковыми факелами с электронным управлением.

Доусон провел со мной на прошлой неделе полный виртуальный тур, показывая мне каждый элемент, каждую панель управления, каждую уголок и закоулок, так что я знаю, как все работает. Планировка дома просто потрясающая. Несмотря на открытое пространство, площадь дома разбита на уютные уголки и комфортные зоны, все стены – стеклянные от пола до потолка, и их можно открывать, чтобы позволить карибскому бризу постоянно освежать помещение.

Я провожу для Дез экскурсию, показывая винный погреб, тренажерный зал, невероятную кухню, и, что самое главное, спальню, которая занимает целое крыло, расположенное под углом к остальной части дома и соединенное с крытым переходом. Все четыре стены спальни из стекла, как и во всем доме, и могут полностью открываться. Собственная ванная комната на открытом воздухе с душем и гидромассажем расположена прямо на склоне холма и скрыта от остальной части дома особенностями ландшафта и дизайна.

Дез потеряла дар речи

— Адам. Серьезно. Что это за место? Это какой-то курорт?

Я смеюсь. Мы сидим на крыльце главной спальни, наблюдая, как волны плещутся на пляже.

— Нет, детка. Оно наше. Добро пожаловать домой.

Она поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза.

— Что ты имеешь в виду под словами «добро пожаловать домой»?

Я ухмыляюсь еще шире.

— Это и есть настоящий подарок, Дез. Не только этот дом, но и остров.

— Остров. Объясни мне это, дорогой. Остров?

Мне нравится, что Дез ничего не понимает.

— Мы владеем половиной этого острова.

— Ты имеешь в виду «ты».

Я качаю головой.

— Не-а. Мы. — И веду ее в кухню. — Пойдем, я кое-что хочу тебе показать.

На барной стойке в кухне лежат бумаги, разложенные по стопкам, с подчеркнутыми желтым цветом местами с пометкой «х», где нужно поставить подпись. Я беру ручку, которую оставил Доусон, подписываю каждую страницу, а затем передаю ручку Дез.

— Подпиши, и это действительно станет нашим. Твоим и моим. Там указаны оба наших имени.

В документ включено положение, позволяющее нам обновить бумаги, если Дез когда-нибудь возьмет мое имя. Но я не упоминаю об этой оговорке, пока еще нет.

Она смотрит на бумаги, потом переводит взгляд на воду и на солнце, садящееся в море.

— Я не понимаю. Как мы можем позволить себе половину острова? Кому принадлежит вторая половина?

— Моему другу, Доусону Келлору, и его жене, Грей. — Я машу рукой на другую сторону острова. — У них там дом, такой же как у нас, с причалом посередине. На противоположной стороне острова от причала есть эллинг с парусником и моторной лодкой.

— Так ты и твой друг купили целый остров?

Я задиристо ухмыляюсь:

— Точно. Пусть он и маленький, чуть больше двух квадратных километров. Им владел какой-то богатый парень, который хотел построить здесь дом. Он действительно сделал большую часть тяжелой работы, создал работоспособную, автономную электрическую и водопроводную системы. — Я постукиваю по бумагам. — И не только Доусон и я, но ты и Грей тоже.

Дез кладет ручку, выходит наружу и опирается на перила. Я следую за ней, подхожу, прислоняюсь спиной к перилам и жду.

— Это много, Тори. Очень много. И действительно, надолго.

Боже, она говорит серьезно. Она называет меня Тори только, когда взволнована.

— Ты боишься? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами, а затем кивает.

— Ты купил гребаный остров, Адам. Боже. Чем, предполагается, я должна буду заниматься на этом острове?

— Дез, малышка. Это загородный дом. Для уединения. Я все еще собираюсь сниматься, и теперь, когда у тебя есть диплом, ты можешь делать все, что захочешь. Хочешь остаться в Детройте? Я куплю там квартиру. У нас есть где остановиться в Лос-Анджелесе, где еще ты хотела бы жить? Мне придется летать в Лос-Анджелес на съемки, и нужно будет сниматься в других местах - это не изменится. Но это ничего не изменит для нас, Дез. Это просто место, где мы можем уединиться и скрыться от киностудии, интервью и папарацци и вообще от всего. Просто побыть вместе, чтобы ничто нас не отвлекало.

— Оу. — Дез вглядывается в меня. — Я хочу знать, сколько ты и Доусон потратили на все это?

Я ухмыляюсь.

— Не-а. Ты упадешь в обморок. — Большие цифры ошеломят ее.

Когда я купил ей тот клатч от Прада, она спросила, сколько мне он стоил, и я ей сказал. Она была выбита из колеи. Пыталась убедить меня вернуть его обратно, даже при том, что сама намертво вцепилась в него. В другой раз я разговаривал по телефону с агентом, обсуждая предложение. Предлагали шестнадцать миллионов, но мой агент думала, что это было невыгодно, поэтому я сказал ей, чтобы она не соглашалась на меньше, чем двадцать пять, не видя, что Дез стояла у меня за спиной и слушала. Я попытался объяснить ей, как можно разместить большой гонорар, а она просто качала головой, отмахиваясь от меня. Как я понял, ей не нравится думать о деньгах. Всю свою жизнь она жила скромно, никогда не имея ни в чем достатка, и я думаю, что шок от перемен в жизни просто был для нее слишком большим, чтобы это уложилось в ее голове. Поэтому Дез и не думает об этом. И ее вполне устраивает, что я забочусь о деньгах и не посвящаю ее в это.

— Итак, —спрашиваю я, — ты собираешься подписывать или нет?

— Для меня это уж слишком, — она отвечает. — Я могу подумать?

Я притягиваю ее к себе и целую.

— Можешь думать хоть целую вечность, детка.

* * *

ДЕЗ

В смокинге, босиком, брюки закатаны выше щиколоток, рукава пиджака подтянуты. Черная бабочка, волосы зачесаны назад и на одну сторону. Ох*енно великолепный. Такой красивый, такой мощный, мышцы рук натягивают рукава жакета. Его глаза сверкают жарко и прочувствованно этим уникальным, невероятным оттенком зеленого. Я никогда не устану вглядываться в его глаза. Это смешно и сентиментально, но мне просто никогда не будет достаточно этого.

И он смотрит на меня этими глазами, и эмоции, которые, как я думала, мужчина никогда не сможет чувствовать ко мне, сияют в них, выплескиваются из него.

Любовь.

Я борюсь со слезами, восхищенная островом, потрясающей, захватывающей дух красотой природы и дома. Еще больше я поражена тем, что у него запланировано на этот вечер.

Он поручил кейтеринговой компании организовать небольшой стол, покрытый белой скатертью, прямо на пляже, недалеко от прибоя, так что волны плещутся у наших ног. Факелы, установленные в песке по кругу, мерцают позади нас. Такие же факелы, протянувшиеся двойным рядом в воду, образуют коридор оранжевого пламени на черной, залитой лунным светом воде. Луна, поднявшаяся только сейчас, показалась из-под волны над горизонтом, огромная, полная и белая. Ее свет сияет блестящей серебряной дорожкой, бегущей по коридору, образованному факелами.

В пятидесяти метрах от пляжа скрипач и виолончелист играют в окружении зажженных факелов.

Ужин состоит из четырех блюд легких, но сытных - цитрусовый суп, зеленый салат, какая-то ароматная, чудна́я рыба с жасминовым рисом и тушеными овощами, а затем десерт.

Мы откупориваем бутылку охлажденного, дорогого белого вина, которое имеет прекрасный вкус. Я не говорю Адаму, но для меня его вкус такой же, как и у любого другого вина.

После того, как с едой покончено, и выпиты последние капли вина, Адам встает, держа одну руку в кармане, и ведет меня прочь от стола, в воду к дорожке, освещенной луной и огнем.

Подол моего платья колышется в воде.

Адам останавливается, поворачивается ко мне лицом, окидывая меня серьезным взглядом.

Я выжидающе смотрю на него. Только увидев, что Адам приготовил для меня, я сразу поняла, что это было, что он делал, и полюбила каждую минуту. Все прекрасно. Невероятно, романтично.

Но даже если бы он сделал предложение мне в туалете аэропорта, я бы сказала ему «да».

— Ты моя судьба, — начинает он с улыбкой. — Я люблю тебя.

Не могу сказать ни слова, в глазах покалывает.

— Я люблю тебя, Адам. Очень сильно.

— Эй, этого нет в сценарии. Я что-нибудь забуду, если ты начнешь говорить.

— Ой. Прости. — Прижимаюсь к нему, поглаживая руками его спину. — Продолжай.

Он качает головой:

— Нет, теперь я уже все забыл. Придется импровизировать.

— Тебе не нужны слова, — говорю я ему.

— Не нужны?

Я жестом указываю на стол, на музыкантов.

— Вот твои слова. Просто переходи к главному.

— Видишь? Вот почему люблю тебя. Я никогда не знаю, как ты отреагируешь. — Он глубоко вдыхает и выдыхает. — Ты все изменила для меня, Дез. С того дня, как я встретил тебя на острове Макино, ты изменила все. Все, что я понимал, это то, что ты должна стать моей, что должен узнать тебя. Я так рад, что спрыгнул тогда из экипажа. И вот я здесь с тобой.

Адам вытаскивает маленькую черную коробочку из кармана, открывает ее, вынимает кольцо и засовывает коробку обратно в карман пиджака. Затем протягивает кольцо, и, когда я его вижу, у меня перехватывает дыхание - я ошеломлена.

— Я придумал его сам. Ты уникальна и заслуживаешь кольцо такое же невероятное, единственное в своем роде, как и ты. — Он берет мою левую руку, не отрываясь, и смотрит мне в глаза. — Дестини, ты выйдешь за меня?

Я уже улыбаюсь, и слезы скатываются по моим щекам, но улыбка становится еще больше, а слезы текут быстрее. Я могу только кивать, ждать, пока он оденет кольцо на палец, и тогда я бросаюсь к нему, обнимаю за шею и целую его везде, где могу.

Наконец, нахожу его губы, и мы целуемся, пока никто из нас не может дышать. Мои ноги дрожат и слабеют от желания.

Адам шепчет у моего рта:

— Дез, мне нужно услышать это от тебя. Скажи мне «да».

Я кусаю его нижнюю губу, а затем шепчу ему:

— Да, Торренс Адам Трентон, я выйду за тебя. — Отодвигаюсь и смотрю в его глаза голодным взглядом. — Но только при одном условии.

Его взгляд темнеет, и он озадаченно хмурится.

— Каком, детка?

— Забери меня в эту удивительную спальню наверху, открой все окна и трахай меня до рассвета.

Он поднимает рукой подол моего платья, пока оно не собирается вокруг талии, раскрывая тот факт, что на мне нет трусиков. Его руки скользят по моей коже.

— Может, прямо здесь?

— Музыканты..., — тихо говорю я, трогая его руки, хотя Адам и закрывает меня собой.

Адам оборачивается, машет им, и они торопятся уйти. Его рот находит мой, и Адам поглощает мое дыхание. Я теряюсь в его поцелуе, так что едва замечаю звук взлетающего гидросамолета.

— Они уехали, — шепчет Адам.

— Тогда возьми меня.

Сжимая смятую ткань моего платья одной рукой, другой он тянется и расстегивает его. Затем поднимает его над головой, снимает и кидает в волны.

— Тебе оно не понадобится, — говорит он.

Я расстегиваю ремень и застежку на его брюках, спускаю вниз бегунок молнии, добираюсь до эрекции, сжимаю в руке и скольжу вдоль длины. Он тяжело дышит в мое ухо, когда я накрываю рукой яйца и нежно их сдавливаю. Я улыбаюсь у его щеки и обхватываю член, пока Адам рычит мне в ухо. Затем спихиваю вниз его брюки.

— И тебе они больше не нужны, — говорю я ему.

Он отбрасывает их прочь, стягивает с плеч пиджак. Я развязываю бабочку, расстегиваю рубашку, и вот мы оба голые, а наша одежда уплывает по серебряной дорожке лунного света. Платье зацепилось за брюки, а притопленные туфли перекрутились с лифчиком без бретелек.

Его пальцы двигаются между моих бедер, поглаживая и кружа, пока я хныкаю и приседаю, чтобы оседлать его их, дрожа от приближения кульминации. И тогда Адам изгибается и скользит в меня, сжимая мое колено и удерживая ногу у его бедра, при этом хрипя и толкаясь.

Я держусь за его шею и начинаю смеяться, когда теряю равновесие. Падаю на него и вместе с ним сваливаюсь в воду. Мы барахтаемся и разъединяемся, затем он собирает нашу одежду и ведет меня к пляжу и вверх по лестнице на балкон, где он кладет в кучу насквозь промокшую одежду. Дальше мы поднимаемся в дом.

Адам открывает дверь в спальню, потом поворачивается ко мне.

— Пойдем в постель, детка.

Я хватаю полотенце из ванной и вытираюсь, в то время как Адам открывает все панорамные окна, чтобы морской бриз заполнил комнату. К тому времени, как он заканчивает, я уже лежу в кровати на спине, погрузив пальцы в киску, растирая влагу желания.

Адам стоит у кровати и смотрит, как я ласкаю себя, потом забирается между моими коленями, и его язык заменяет мои пальцы. Я задыхаюсь от приближающегося оргазма, а он поглощает соки, что вытекают из меня, выжатые сжимающимися внутренними стенками.

— Адам, ты мне нужен..., — задыхаюсь я и тянусь к нему. — Ты нужен внутри меня. Сейчас, малыш, пожалуйста.

Адам ползет вверх по моему телу, прижимается эрекцией к лону и наклоняется ко мне. И вот он у моего входа, твердый и жесткий. Я раздвигаю бедра, и он скользит в меня, а я задыхаюсь. Он не двигается, его светлые глаза пронзительно всматриваются в мои, пока опирается на руку, которую держит возле моего лица. Одна из его ладоней царапает мой сосок. Я хнычу, и, обернув ноги вокруг его талии, приподнимаюсь вверх, загоняя его глубоко в меня.

— Вот так, детка? — его губы шевелятся около моего рта, где-то между поцелуем и шепотом.

— Почти, — говорю я.

Толкаюсь киской ближе к нему, вбирая его глубоко, и чувствую его скольжение, резкие толчки внутри тела. Я выгибаю спину и вращаю бедрами, трахая его сильнее и жаждая ощутить еще его глубже.

— Мне мало этого, — стону я. — Мне нужно больше. Ты нужен мне глубже.

Я пытаюсь перевернуть его, держась за его бок, и Адам позволяет уложить его на спину, и вот я уже сверху. Он только ухмыляется, когда усаживаюсь на него, глубоко вбирая член, и начинаю ритмично двигаться. Мои ладони опираются на его грудь, пока волосы укрывают нас. Мои груди колышутся и подпрыгивают, когда я скачу на нем, пока мы оба задыхаемся от неумолимо надвигающегося апогея.

Но мне все еще этого недостаточно.

— Я знаю, что тебе нужно, — шепчет Адам.

Я замедляюсь и опускаю на него глаза.

— Да?

— Да. — Он садится, выскальзывает из-под меня встает рядом с кроватью. — Иди сюда, Дез. На живот. Наклонись над кроватью для меня. Покажи мне твою такую прекрасную задницу, любимая.

Я делаю, как он велит, наклоняюсь над кроватью, но, когда мои ноги касаются пола, он берет мою левую ногу и поднимает ее так, что она сгибается в колене вверх и вперед, опираясь на кровать. Я обнажена перед ним, раскрыта и наклонена.

Он скользит пальцем между моими бедрами и находит влажный и жаждущий вход, направляя себя внутрь. Адам подается бедрами вперед, медленно скользя. Его нога стоит на полу рядом с моей, одна рука на постели на сгибе моего колена, не позволяя ей сползти, другая крепко держит бедро, пока Адам насаживает меня на себя. Я задыхаюсь в то время, как его член глубоко входит в меня, и затем выходит, чуть не стаскивая меня с кровати. Колено согнуто так, что бедро прижато к моему телу, и я больше опираюсь на кровать, чем стою, удерживаемая вонзающимся в меня членом Адама.

— Как тебе это? — рычит он, поглаживая рукой мою спину.

— Идеально, — задыхаюсь я, — до тех пор, пока ты трахаешь меня.

Адам вколачивается в меня и выходит, его рука плавно поглаживает мою кожу по кругу от бедра к позвоночнику, потом по заднице и обратно к согнутому бедру. Он сжимает мою ягодицу, когда вторгается в меня, разрывая меня на части, и я не могу сдержать низкий стон, рвущийся из горла, когда он засаживает в меня член по самые яйца. Так глубоко, что я чувствую, как они шлепаются об меня.

— Бл*дь, Адам... да.., — бормочу я, задыхаясь.

— Тебе так нравится?

— Боже, да, малыш. Мне это нравится.

— Так достаточно?

Я качаю головой и отстраняюсь.

— Нет. Мне нужно еще больше.

Адам трахает все жестче, и в тот момент, когда вонзается в меня, он шлепает меня по заднице с громким хлопком, достаточно сильно, чтобы ужалить и напугать, и я взвизгиваю от неожиданности, но потом вскрики превращаются в стоны нужды, потому, что шлепки каким-то образом позволяют ему погружаться еще глубже, и теперь он трахает и шлепает, трахает и шлепает, и все, что я могу сделать, это стонать его имя.

— Адам... Адам... Адам...

— Ты хочешь, чтобы я кончил в тебя так, детка? — спрашивает он.

Я качаю головой.

— Нет. Я хочу видеть твои глаза, когда ты кончишь.

Тогда он выходит из меня, я переворачиваюсь, сажусь на край кровати. И не задумываюсь, о том, что ему не надо говорить мне, что хочу. Я просто знаю. Он устраивается между моих бедер, и я сцепляю лодыжки вокруг его талии, целуя его потную, вздымающуюся грудь, пока он скользит в меня, погружается глубоко, туда, где его пристанище, где он и должен быть. Его руки обхватывают мои щеки, зарываются в мои волосы, убирая их с лица, а его губы ищут мои, целуют лоб, скулы, подбородок, нижнюю часть лица, уголок рта. Язык проталкивается между моими губами, и мы целуемся глубоко и отчаянно, погружаясь, теряясь, сходя с ума, задыхаясь от необходимости в поцелуе, соединяющем наши души.

Мы движемся синхронно, скользя и вдалбливаясь вместе, и я чувствую, как приближается мое высвобождение, как сбивается его ритм. Мы падаем обратно на кровать, и я с радостью принимаю на себя его вес, цепляясь за него руками и ногами. Мои губы целуют его шею, зубы сжимаются, и я кричу, когда кончаю, чувствуя и слыша его рев освобождения. Наш пот размазывается и смешивается вместе, и мы задыхаемся в унисон. Бедра стискиваются, движутся, раскачиваются отчаянно в каждое мгновенье взаимного оргазма.

— Дестини, господи, Дестини, я так тебя люблю, бл*дь… — Он медленно движется на мне, пока я цепляюсь за него, чувствуя, как напрягаются, содрогаются и дрожат его бедра в посторгазменных спазмах.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — шепчу ему на ухо, задыхаясь и впиваясь, царапая пальцами его спину, пока мое тело дрожит под ним. — Я люблю тебя, любила и буду любить.

Нас вместе уносит в сон под луной, на наших губах морская соль, а на коже, липкой и скользкой от занятий любовью, играет лунный свет.

Потом мы лежим на боку, а Адам, обняв меня сзади, вбивается в меня медленно и лениво. Его толчки, как сползание ледников, неспешные и неотвратимые, и когда я чувствую, как он начинает дрожать, я скольжу пальцами между бедер и заставляю себя испытать оргазм одновременно с ним. Мы не говорим ни слова, нам не нужно даже смотреть друг на друга.

Мы спим, а потом сквозь сон я чувствую его губы на моем плече и член, упирающийся в ложбинку между ягодицами. Его пальцы скользят по моей тазовой кости к лону, и он заставляет меня извиваться и мучиться от необходимости открыть глаза. Затем Адам перекатывается на спину, так, что я оказываюсь лежащей сверху, спиной упираюсь на его грудь. Я ставлю ноги на матрас, раздвинув колени как можно дальше, и чувствую, как он скользит внутрь, вздыхаю, когда он заполняет меня, а его огромные грубые руки нежно обхватывают мои груди. Его дыхание обжигает кожу около уха, сердцебиение отдается в моем позвоночнике. Мускулы его пресса напрягаются подо мной, когда он вонзается и растягивает меня, стонет мое имя шепотом и врывается в меня все сильнее и жестче, пока моя грудь колышется, а бедра напрягаются, когда я двигаюсь вместе с ним, прижимаясь к нему задницей, чтобы принять его глубже. Вцепившись руками в его бедра, я поднимаюсь и опускаюсь...

— Я люблю тебя...

— Я люблю тебя...

И мне неважно, кто говорит эти слова первым, кто первым кончает, единственное, что нужно, - это пульсирующие взрывы огненного пылающего тумана любви, его дыхание, влажность и мощь, глубина его кульминации, его руки, обнимающие меня, его губы, шепчущие слова любви.

И когда небо розовеет с восходом солнца, он, наконец, бережно убаюкивает меня на груди. Мы оба потные и голые, и пресыщенные. Я наблюдаю, как солнечные лучи сверкают на розовом бриллианте, отражаются от граней, преломляясь в радугу на потолке, и восхищаюсь замысловатым кружевом платиновых нитей.

Мы уже почти спим, когда он говорит:

— Кстати, я зарезервировал Церковь Литл Стоун на следующее лето.

— Ты... что?

— Церковь Литл Стоун, на Макино. Где мы поцеловались в первый раз. Мы поженимся там в июне следующего года. Как раз перед этим они открываются, или даже раньше.

Я могу только сонно улыбаться. Боже, он так хорошо меня знает.

— Я люблю тебя, Адам.

— Люблю тебя больше, Дестини Росс.