Девушка у обочины

ГЛАВА 17

ДЕЗ

— Перестань дергаться, Дез, — говорит мне Адам. — Ты выглядишь потрясающе.

Но я не могу не волноваться. Ведь это премьера, что означает мое первое публичное мероприятие, где я появлюсь с Адамом как его девушка. У меня трясутся поджилки, сердце уходит в пятки, и перехватывает дыхание.

Адам, не прилагая лишних усилий, выглядит сексуально в сшитом на заказ костюме от «Брукс Бразерс»: черные брюки, белая рубашка на пуговицах с бабочкой такого же оттенка, что и его глаза, и черный пиджак с подтянутыми до локтей рукавами. Манжеты на рубашке расстегнуты и закатаны поверх рукавов пиджака. Его волосы немного длиннее, чем обычно, и по моей просьбе зачесаны назад с помощью геля. На лице двухдневная щетина, которая все сильнее возбуждает меня и волнует каждый раз, когда смотрю на него - примерно каждые шесть секунд, так как мои нервы находятся в состоянии повышенной готовности.

На мне платье от Бетси Джонсон того же нежно-зеленого цвета, как его галстук и глаза. Оно без бретелек и открывает татуировку между лопатками. Сшитое из шифона, струящегося до пола с разрезом на правом бедре, оно подчеркивает линию талии. Специально подогнанное под мои размеры, платье было преподнесено мне дизайнером в качестве подарка на премьеру.

Что касается прически и макияжа? Роуз одолжила мне своего стилиста, который был просто... фантастическим. Когда тебе делают макияж и укладку, потому что так требует твоя профессия, то первые пару раз действительно весело, а потом это становится рутиной. Но сидеть в элегантных апартаментах Роуз, и в то время, как возятся с твоими волосами, потягивать что-нибудь сладкое, фруктовое и с изрядной долей крепкого алкоголя для успокоения нервов? Это было невероятно.

Но теперь мы подъезжаем в арендованном «бентли» к остановке возле театра, и я не могу дышать. От двух бокалов у меня бурлит в животе.

Автомобиль останавливается, и кто-то появляется по другую сторону от окна - это парень в смокинге, который готовится открыть двери автомобиля. Адам сидит ближе к выходу, поэтому он должен выйти первым. Ослепляют непрерывно выстреливающие вспышки. Этот шум слышится даже через звукоизоляцию салона машины.

Адам хватает меня за руку и сжимает.

— Дестини. Посмотри на меня.

Боже. Он использует полное имя, когда хочет добиться моего внимания. Как всегда, это срабатывает.

Я смотрю на него и стискиваю его руку.

— Что? — мой голос дрожит.

— Ты сможешь сделать это. Мы сможем сделать это. Ты уже делала это раньше, так?

— Нет... не так. Сейчас все по-другому, — мой голос понижается до шепота. — Что, если я сделаю что-нибудь не так?

Адам качает головой.

— Не сделаешь. Я буду рядом с тобой. Сейчас просто дыши, улыбайся и сохраняй спокойствие.

И затем он стучит в окно костяшками пальцев. Дверь открывается, и на меня обрушиваются шум голосов и щелчки затворов камер. Адам выходит из «бентли» с завидной грацией, потом разворачивается и протягивает мне руку. Я перемещаюсь по сидению, ставлю одну ногу в туфле на тонком каблуке на красную дорожку, и опираюсь на руку Адама, чтобы встать. Беглый взгляд вниз, чтобы убедиться, что все порядке, и, сжимая в руке черный клатч от Прада, который Адам подарил мне на мой двадцать третий день рождения, я попадаю прямо в распахнутые объятия Адама. Он обнимает меня за талию, прижимает меня к своему боку, и затем мы поворачиваемся лицом к толпе фотографов.

Я машинально улыбаюсь. Расслабляюсь и двигаюсь вместе с Адамом уже вполне естественно, когда мы чуть поворачиваемся, чтобы дать снять нас под другим углом. Он сплетает наши пальцы, и мы идем вниз по ковровой дорожке к прессволу, на фоне которого позируют Роуз и Дилан. Они уходят в сторону театра, и теперь очередь моя и Адама. Он держит меня за руку, и мы стоим рядом, опустив и крепко сжав руки, улыбаемся, поворачиваемся и так, и этак, и снова улыбаемся. Я не обращаю внимание на ослепляющие меня вспышки, из-за которых перед глазами только пятна.

И тут Адам отходит от меня, жестом показывая остаться, и ободряюще мне улыбается. О боже. О боже. Теперь я стою одна перед фотографами, чувствуя себя как перед расстрельной командой. Это не похоже на работу фотомодели. Там все было организовано, расписано до мелочей, был только один парень с камерой, подсказывающий, что и как мне делать. А здесь я должна делать все сама. Я стою, опираясь одной рукой на бедро, выставив колено, распрямив плечи, повернув голову в их сторону, и улыбаться. Смотрю в один объектив, улыбаюсь и смотрю в другую камеру, меняю позу, поворачиваюсь и позволяю им увидеть спину и мою татуировку, что довольно страшно. Тоска по дому живет в каждом из нас….

Я решила сделать это тату для себя, но выставить ее на публику, позволить сфотографировать и обсуждать? О боже. Паника грозит вырваться наружу. Татуировка на снимках, которые передавались клиентам, всегда обрабатывались в фотошопе. Очевидно, сейчас об этом не может быть и речи. Теперь все уже все увидели и начнут строить догадки, просить об интервью, задавать вопросы. Они появились уже тогда, когда Адам объявил меня своей парой на этой премьере.

— Что означает твоя татуировка, Дез? — раздается вопрос справа от меня.

Я поворачиваюсь к человеку, который его задал.

— Адам - единственный, кто знает ответ на этот вопрос, — говорю я, и пытаюсь робко улыбнуться.

— Тогда он счастливчик, — говорит репортер с усмешкой. — Во многих смыслах.

Адам шагает ближе ко мне.

— Ты даже не представляешь, приятель, — отвечает он с игривой ухмылкой на губах.

Потом мы отходим, а Лоуренс и его жена приближаются к нам по дорожке. Адам ведет нас в фойе театра, где слоняются десятки пар, разговаривая, смеясь, улыбаясь еще большему числу фотографов, позируя, давая импровизированные интервью. Мы сливаемся с толпой, и я поражена той легкостью, с которой Адам переходит от разговора к разговору, приветствуя каждого по имени: мужчин - рукопожатием, женщин - дружескими объятиями. Они все смотрят на меня, представляются и включают меня в их разговоры.

Это продолжается, кажется, почти час, и в один прекрасный момент мы оказываемся загнанными в угол фотографом и молодой женщиной, держащей в руках блокнот, мобильный телефон и ручку. Она прикасается к экрану сотового телефона, кладет его поверх блокнота и готовится строчить. Затем задает Адаму серию вопросов о фильме, на которые он уверенно отвечает, а потом кидает взгляд на меня.

— Итак, расскажи мне о себе, Дез. Как ты встретилась с Адамом? Что заставило тебя бросить модельный бизнес?

У меня нет ни малейшего представления, как ответить на это, не потеряв самообладание. Я бросаю взгляд на Адама, с трудом сглатываю, и быстро придумываю.

— Я. Эм. Я встретила Адама на острове Макино, когда он был на благотворительном ужине. И что касается модельного бизнеса... эм. — Я должна перестать говорить «эм». Блин. Возьми себя в руки. — Это просто не для меня. Нью-Йорк был слишком суматошным, и нагрузки просто убили.

— Есть ли правда в утверждениях, что ты напала на Людовика Перетти?

Я моргаю.

— Я… это не тот вопрос, отвечая на который, чувствую себя комфортно.

Адам шагает ко мне, вынуждая меня отойти от репортера, и становится перед ней.

— Хватит, Эми. Спасибо.

Он даже знает имена журналистов. Это безумие. Я не могу никого вспомнить, если только не встречала их несколько раз.

Мы движемся сквозь толпу, и вдруг я чувствую, что Адам каменеет рядом со мной.

— Какого хрена она здесь делает? — шипит он.

Я сканирую толпу и вижу ее. Среднего роста с фигурой, как песочные часы, с огромными сиськами и изящными бедрами. Пухлые ярко-красные губы. Ясные голубые глаза, длинные вьющиеся каштановые волосы, расчесанные до глянцевого блеска и свободно спадающие на хрупкие плечи. Она одета в клочок обтягивающего сизовато-серого шелка, который прикрывает тело ровно настолько, чтобы не выглядеть шлюхой. Четырехдюймовые бежевые шпильки, бриллианты стекают каплями с ушей, переливаются вокруг шеи и свободно свисают на запястьях.

Боже, она потрясающе красива. Это заставляет меня чувствовать себя неполноценной, потому что я не могу отрицать, как она необыкновенно чувственна и прекрасна.

И она это понимает. Неожиданная гостья оказывается в центре внимания.

Эмма, мать ее, Хейес.

Она видит меня в тот же момент, что и я ее, и проходит прямо сквозь толпу фотографов и журналистов, подхалимов и страстно жаждущих ее мужчин.

— Ты, должно быть, Дез, — говорит она голосом, струящимся знойной сексуальностью.

— Какого хрена ты здесь делаешь, Эм? — спрашивает Адам, даже не пытаясь скрыть своей неприязни.

Вспышки камер, сотовые телефоны подняты для записи видео.

— Ну, Адам... меня пригласил Дрю. — Эмма протягивает руку, и мужчина, которого я видела на ужине на Макино движется в ее сторону.

Он высок и красив, с густыми светлыми волосами, искусно уложенными на одну сторону. Его карий взгляд быстро проходится по мне.

— Привет, Адам.

Я думаю, что Дрю является одним из авторов сценария, или, может быть продюсером? Не помню. Все, что знаю, - он выглядел тогда как мудак, и ничего не изменилось сейчас. Дрю обнимает Эмму за талию, элегантный, с самодовольной улыбкой на лице. Он дразнит Адама, который, я вижу, напряжен и взвинчен.

— Смотрю, ты, наконец-то, двигаешься дальше, — говорит Эмма, смотря на меня, разглядывая, оценивая и потом игнорируя.

Адам выглядит на этот раз растерянным. Он готов сорваться, но, думаю, не хочет устраивать сцен, особенно перед прессой, наблюдающей за нами. Я хочу сказать что-нибудь резкое, что-нибудь остроумное и обидное.

— Хорошие импланты, — в конце концов говорю я.

Адам фыркает в попытке сдержать смех, и Эмма краснеет, дрожа всем телом. В какой-то момент я начинаю опасаться, что она на самом деле собирается напасть на меня. Дрю, очевидно, думает так же, потому что вижу, что его рука крепче сжимается вокруг ее талии.

Эмма на мгновение замолкает, и я вижу, что она чуть ли не скрежещет зубами. В итоге она презрительно усмехается и говорит:

— Просто помни, что он был у меня первым, сука.

Как остроумно. Я закатываю глаза.

— Что только делает меня намного лучше.

Адам тянет меня за собой.

— И этого достаточно. — Он бросает взгляд назад. — До свидания, Эмма. И Дрю? Удачи, дружище. Тебе она понадобится.

А потом мы проходим фойе и движемся в сторону двери, ведущей в зрительный зал.

Реальность того, что я только что сделала бьет меня. Я просто оскорбила Эмму Хейес прямо на публике. Я стала такой злобной. Господи. Что, бл*дь со мной не так?

Слышу, как люди говорят за моей спиной, обсуждая меня и сцену, которая только что развернулась; поворачиваюсь и вижу, как люди яростно что-то печатают в сотовых телефонах. В Twitter, а может, в Facebook. Выставляя весь этот нелицеприятный обмен любезностями на весь мир в социальных сетях.

Я спотыкаюсь, и Адам подхватывает меня.

— Не могу... дышать, — хриплю я. — Вытащи меня отсюда.

Он приводит меня в гардероб. Молодая девушка в театральной униформе стоит со скучающим выражением на лице, прислонившись к стене и держа в руке сотовый. Но вдруг она видит Адама и под впечатлением от встречи со звездой, запинаясь, говорит:

— Привет. — И начинается приближаться к нему.

— Выйди, — говорит Адам, и девушка стремглав выбегает наружу, пригибая голову. Он поворачивается ко мне.

— Дез, детка, что случилось?

Наклоняюсь, опираюсь руками на колени и заставляю себя медленно дышать.

— Я просто... с Эммой… хорошие импланты? О чем, бл*дь, я только думала?

Адам смеется.

— Это было, вероятно, самое худшее, что ты могла ей сказать, потому что, и это может быть лишняя информация, но они на самом деле настоящие. Ее совершенно выводит из себя, когда люди говорят это.

— Я оскорбила ее на премьере. И все видели это. Видео уже, наверное, на YouTube. Могу теперь представить себе твиты: хэштег склока, хэштег Дез-стерва. — Адам смеется еще сильнее, и я, наконец, выпрямляюсь и смотрю на него. — Какого хрена ты смеешься надо мной? Помнишь, я сказала, что сделаю что-нибудь не так? Ну что ж, привет, позор. Да, все вышло само собой.

Он делает глубокий вдох и тянет меня к себе, прижимая к груди.

— Это было чертовски смешно, Дез. Мне совсем нестыдно. Вообще-то я слегка возбудился, когда ты высказала все это ей в лицо за меня.

— Во-первых, ты всегда возбужден. И во-вторых, ты, наверное, просто хотел увидеть, как бы мы на самом деле подрались.

Адам фыркает.

— Детка, ты бы раздавила ее, как гребаного жука.

Я прижимаюсь лбом к его груди.

— Она такая красивая, это даже не справедливо. — Я испускаю разочарованный вздох. — Ее сиськи чуть больше, чем у меня, но я вдвое больше ее. И они действительно настоящие? Да ладно. Нет, бл*дь, несправедливо.

Адам стонет.

— Твою мать. Ты же не собираешься зацикливаться на этом? Она красивая, конечно. Но она - не ты, Дез.

— Что говорит в ее пользу, думаю.

— Ты забываешь, как она со мной поступила?

Я раздосадовано пожимаю плечами.

— Значит, она - шлюха. Держу пари, что она лучше, чем я.

Адам отодвигает меня на расстояние вытянутой руки.

— Ты, бл*дь, серьезно? Дестини. Господи. Она - моя бывшая. Эмма разбила мое чертово сердце и сделала это публично, без малейшего раскаяния. И ты сравниваешь, кто из вас лучше? Ну же, детка. Забудь ты это.

Я просто смотрю на него.

— Однако, замечу, что ты не отрицаешь этого.

— Я не собираюсь сравнивать, Дез. И не буду. Знаешь, почему? Потому что даже сравнивать нечего. Ты - все, что я когда-либо хотел в этой жизни. Ты стойкая. Ты сексуальная. Ты умная и трудолюбивая, и знаешь, чего хочешь. И ты абсолютно ненасытная и сексуальная.

— Вообще-то, ты хочешь сказать, ненасытный аппетит.

Он кивает.

— Да, и это слишком меня возбуждает. Ты наслаждаешься едой. Наслаждаешься жизнью. Ты не играешь в игры. — Адам берет мое лицо в свои руки. — Для меня ты самая лучшая во всех отношениях. Ты целуешь меня лучше, трахаешь меня лучше, и да, ты отсасываешь лучше. Что еще более важно, ты видишь меня, как ты однажды сказала. Ты меня знаешь. Не просто ценишь меня за то, как выгляжу, или за то, что знаменит. Ты ценишь меня таким, какой я есть.

— Льстивый болтун.

— Нет, не льстивый, Дез, это голая правда.

— Что бы ты не затевал, это работает, — не могу сдержать улыбку.

— Хорошо. — Адам дотрагивается до моего подбородка указательным пальцем, поднимая лицо вверх. Его губы касаются моих, язык медленно путешествует по моему рту, исследуя и пробуя. — Теперь давай пойдем смотреть премьеру, хорошо?

Премьера - просто фантастическая. Адам - невероятен. Он не просто исполняет жестокие боевые сцены или заставляющие замирать сердце трюками, а раскрывает характер своего персонажа, наделяя его самоиронией и черным юмором, но и показывая все-таки какой крутой и самый настоящий Альфа.

Боже, этот мужчина потрясающий, не только на экране, но и во всех смыслах.