Отсюда не пошлешь телеграмму или письмо. Не поговоришь по телефону или даже по радио, потому что и радио иногда отказывает.
Гудит дизель бурового станка, вгоняет в землю трубу.
Игорь стоит у маленького темного окошка буровой и видит, представляет себе, как все происходит сегодня там, в поселке, в эту ночь. Где в большом доме, названном по традиции геологической палаткой, соберется почти вся разведочная партия.
…Из свежих досок сколочен огромный стол — пускает каплями рыжую смолу.
Сухо потрескивает печка. Искры малиновой спиралью вкручиваются в дымоход.
Возле печки на полу свалены полушубки, телогрейки, рукавицы, ушанки. Пахнут смазочным маслом, еловыми опилками, а иногда вдруг тонко протянется запах духов: это шапочки девчат, их шарфы и перчатки.
В комнате теснота, сигаретный дым, стук металлических шариков бильярда, споры о методике бурения, о коммерческой скорости проходки, о трубах, которые плохо или хорошо садятся на забой.
Кто-то чертит на листке бумаги, показывает, как можно упростить спуско-подъемную операцию, или объясняет, что такое гидроразрыв пластов. Кто-то из девчат быстрым привычным движением поправляет локон, греет в ладонях подмерзший тюбик губной помады.
Смех, шутки.
Все это происходит сегодня ночью в поселке, как происходило и в прошлом году, когда их разведочная партия только пришла сюда, в заданный район тайги, поставила первые буровые.
Собрались за таким вот в рыжих каплях огромным столом. На столе — шампанское. Его остудили в сугробе под звездами, и звезды поблескивали внутри каждой бутылки.
Ребята раскручивают проволочки, которые накинуты на пробки, и тогда освобожденные из бутылок звезды текут в походные алюминиевые кружки. Слышно, как шуршат.
И за окном где-то высоко тоже они шуршат, осыпаются инеем.
Игорь и Ленка были рядом в тот Новый год. Чокались с ребятами кружками. Размахивали руками, кричали о бирюзовой нефти, ради которой приехали сюда, в заданный район тайги. Черт с ним, что комары и болота, а ветер иногда такой, что надо привязывать себя к буровым станкам. Черт с ним, что спят на ящиках и стульях, а снег иногда такой, что утром надо вылазить из домов через окна. Они все равно найдут эту светлую бирюзовую нефть. В ней так много чистого бензина!
Радист включил приемник походной рации. Нащупал в эфире музыку.
Ребята начали танцевать.
Игорь тоже танцевал тогда с Ленкой. Она была в брючках, вокруг шеи свернулся мягким кольцом свитер. Валенки сняла и танцевала в шерстяных носках.
Девчата смеялись, кричали:
— Ленка, чулочки отморозишь!
Всем в партии известно — Игорь и Ленка влюблены.
Звенели на столе порожние кружки и бутылки. Раскачивались на длинных шнурах лампочки. Старый движок крутил старое динамо, и лампочки притухали.
Музыку часто пробивал острый стук телеграфного ключа, и долго, кроме азбуки Морзе, ничего не было слышно. Ребята не смущались — танцевали под точки и тире.
Игорь говорил что-то Ленке, но она не слышала, только улыбалась.
Когда их сталкивали в толпе близко друг к другу, Ленка опускала голову ему на грудь, и он чувствовал совсем близко ее щеку, белокурую серебристость волос, теплоту в ее обветренных губах.
А потом опять шампанское, незабытые еще студенческие песни. А потом стало жарко. Рацию вытащили на улицу. Начали танцевать среди сугробов.
Брезентовые куртки и штаны громыхали как железные.
Кто-то басом сказал:
— Индейцы, луну разобьете!
А индейцы прыгают, танцуют.
Ленка перепутала с кем-то валенки. Ей достались большие. Она их теряла — то один, то другой. Стояла журавленком, поджав ногу, пока Игорь отыскивал валенок. Или, не удержавшись, падала в снег.
Он поднимал ее, а она вся пахла снегом — и волосы, и губы, и синеватые ресницы.
А потом они убежали от ребят к реке. Река не застывала на стремнине, узкой волной летела между зелеными обрывами льда.
Они спустились на берег. Игорь шел впереди, Ленка — сзади, стараясь попадать в его следы, чтобы никто не догадался, что они здесь вдвоем.
Мерцала над рекой скала. С ее вершины сливался в реку лунный свет. Он был таким густым, сильным, что казалось — его слышно, как слышны были звезды в высоте.
Игорь и Ленка сели под скалу на поваленное дерево.
Игорь целовал Ленку в обветренные, шершавые губы, в синеватые ресницы.
…Так было в прошлом году. А теперь Ленка одна. Его буровая далеко у истока реки.
Отсюда не пошлешь телеграмму или письмо. Не поговоришь по телефону или даже вот по радио. Связь нарушена. Нет связи. И луны нет, чтобы шепнула привет Ленке. Разбили ее, что ли, ребята?..
Он был уверен — в эту новогоднюю ночь Ленка спустится на берег к скале. Будет сидеть одна.
И тогда он придумал… Да, конечно! Ленка поймет, догадается. Только его буровая у истока реки. Кругом тайга, никого больше нет.
…Бурильщики помогают Игорю связать несколько толстых бревен. Сверху укладывают плотной горкой дрова, обливают дизельным топливом.
Игорь зарядил ракетницу, приготовился.
Бурильщики подтащили бревна к зеленым обрывам льда, столкнули их в стремнину. Подхваченные волной, они начали набирать скорость.
Игорь прицелился из ракетницы. Выстрелил.
Ракета ударила в бревна — всплеснуло пламя, огненно и высоко развернулось. Полетело сквозь снежную тайгу по стремнине, среди зеленого льда, вниз, в поселок — привет тебе, Ленка!
…Гудит дизель бурового станка, вгоняет в землю трубу. Может быть, здесь, у истока реки, спрятана светлая, как небо, бирюзовая нефть.
Сменный мастер окликает Игоря, но Игорь не слышит.
Он стоит у маленького темного окошка буровой. За окошком ничего не видно, и только видит тот, кто стоит. Видит того, кого хотел бы сейчас увидеть, коснуться взглядом, дыханием, улыбкой.