Глава пятая

Он быстро покурил у открытого окна в коридоре. Табличек угрожающего характера поблизости не было. Борьба с курением в Советском Союзе не велась – в отличие от формальной борьбы с пьянством. Курили везде, пока не начинали возмущаться некурящие.

За открытой дверью шушукались женщины. В голосах звучала тревога. В ЦУМе выкинули то ли югославские, то ли финские сапоги, стоит очередь, сапог осталось мало. Надо брать, но как? Некая Алевтина добежала до ЦУМа в обеденный перерыв, пробилась к прилавку, схватила товар, а теперь хвастается…

– Ну все, девчонки, – бормотала отчаянная сотрудница, – была не была, побегу. Пропадать, так с музыкой. Скажете Погодиной, что мама заболела, я побежала в аптеку.

– А как же проходная? – недоумевала коллега.

– Да ладно, впервые, что ли?

Дефицит в стране становился национальным бедствием. Люди бились в очередях, рыскали по магазинам в поисках нужных товаров. Бешеной популярностью пользовались рынки, барахолки, магазины кооперативной торговли – там хоть втридорога, но можно было купить желаемое.

У Кольцова возникло странное ощущение, что все его подчиненные вдруг собрались и ушли. Надоело им в этом болоте. Давно что-то он их не видел. Но нет, стали появляться.

Люди работали. Алексей Швец беседовал в глубине коридора с парой сотрудников мужского пола. Отвечали неохотно, но отвечали: уж лучше здесь, чем в управлении. Весть о том, что сотрудника вызывали для беседы в КГБ, может насторожить кого угодно.

Возник и снова пропал Вадим Москвин. Гриша Вишневский в глубине просторного проектно-технологического отдела беседовал с женщиной. В помещении царил деловой беспорядок. Скрипели рейсшины: люди сосредоточенно трудились. Технологи приглушенно обсуждали график на листе ватмана, пришпиленного кнопками к чертежной доске. Длинноногая молодая женщина отложила логарифмическую линейку, устремила взгляд, исполненный меланхолии, в окно, за которым моросил дождик. «Что бы поменять в этой жизни? – говорила ее задумчивая поза. – Работу, мужа, прическу?» Спохватилась, глянула на застывшего в проеме чужака, подтянула к себе незаконченный бланк спецификации. Гриша Вишневский неплохо устроился.

Майор пересек вместительное пространство, подошел к столу начальницы. В должность она вступила недавно: еще не выработала командный голос и тяжелый взгляд. Ей было не больше тридцати пяти – худенькая, среднего роста, темноволосая. Волосы были коротко острижены, часть лба закрывала челка. Одета строго – серый джемпер, юбка. Но зоркий взгляд зафиксировал: в ушах – крохотные камешки-сережки, губы и глаза в меру подведены.

Женщина подняла голову, устремила на майора вопросительный взгляд. Страха в глазах не было, но скованность она явно испытывала.

– Коллега, прогуляйтесь, – вкрадчиво попросил Михаил. Вишневский сделал обреченную мину, встал и испарился. О чем они говорили, неизвестно, надо начинать заново.

– Погодина Ирина Владимировна?

Женщина кивнула, немного поежилась.

У нее был интересный тембр голоса, неторопливая речь. Иногда она проглатывала слова, произносила их с усилием, и это барышню расстраивало: она злилась, кусала губы. С товарищем Вишневским, похоже, они говорили о погоде. Но речь понемногу восстанавливалась, проходила зажатость. Собеседник был интересный, не строил из себя каменного чекиста, да и мужчина был заметный. Из пары фраз стало ясно: она не замужем.

– Да, это большая трагедия, мы все потрясены, – сокрушенно вздыхала Погодина. – Такой был положительный мужчина, хороший организатор, толковый работник… Он держал на контроле наш проект… – женщина осеклась, нахмурилась.

– Органы в курсе проекта, – среагировал Кольцов. – Можете говорить свободно. Уверен, вас предупредили.

– Да, но, знаете, привычка – ни одного лишнего слова… – Работница стыдливо улыбнулась. – О чем вы хотите поговорить? Ваш сотрудник заговаривал мне зубы, окончательно запутал. Тоже спрашивал про Владимира Кирилловича, а еще намекнул, что его смерть – не несчастный случай… Это правда? – Ирина заволновалась.

Она вела себя непосредственно – это подкупало, но не продвигало в поисках истины. Что-то она утаивала, робела, тут же пугалась своего поведения, напускала на себя образ ответственной руководительницы. Работница была, как видно, ценная, раз получила эту должность. А все остальное со временем приложится. Она произносила о покойном дежурные фразы, а Кольцов ловил себя на мысли: смерть Запольского ее нисколько не удручала – напротив, принесла облегчение. Она бы ни за что не призналась, но отдельные жесты, слова, мимика говорили именно об этом.

«Домогался «добропорядочный гражданин»? – мелькнула разумная версия. – А ей не хотелось, хоть и незамужняя. Почему – миллион причин. Например, Запольский был ей неприятен».

– Ирина Владимировна, у Краськовой мама заболела – она в аптеку побежала и домой по-быстрому заскочит… – смущаясь, поведала молодая сотрудница, опасливо поглядывая на незнакомца.

– Что? – Погодина долго переключалась, терла лоб. – Хорошо, я поняла. А с мамой-то что?

– Не знаю, – сотрудница развела руками. – Краськова придет – у нее и спросите.

– Хорошо. – Ирина поморщилась. – О чем это я…

Михаил отстранился, украдкой глянул под стол. Демисезонные сапожки на ногах собеседницы были так себе – отечественный ширпотреб. Сотрудница на цыпочках удалилась, отвернув пунцовую мордашку.

«Один за всех и все за одного», – подумал Кольцов.

Говорить о Запольском Погодиной явно не хотелось. Похоже, этот тип ее порядком достал.

– Признайтесь, Ирина Владимировна, – Михаил понизил голос, – Владимир Кириллович пытался ухаживать за вами?

– Да, – Ирина обреченно выдохнула и закрыла глаза. – Он делал это очень настойчиво, приходил ко мне домой… Постойте, – она распахнула глаза, – вы же не думаете…

– …что вы подкупили отсидевшего соседа, и он решил наболевший вопрос? – Кольцов усмехнулся. – Успокойтесь, Ирина Владимировна, я так не думаю. Давно возглавляете проектно-технологический отдел?

– Несколько месяцев. Я временно исполняю обязанности начальника. Товарищ Загибалов ушел на пенсию, достойную замену ему пока не подобрали.

– Какую должность вы занимали до выхода на пенсию товарища Загибалова?

– Была его заместителем.

– Ну что ж, начальство поступило логично, продвинув вас на ступень вверх. – «Видимо, Запольский постарался», – подумал Кольцов. – Значит, вы действительно хороший специалист.

– У меня красный диплом. – Ирина опустила глаза. – Опыт работы в таких известных учреждениях, как «Гипромаш» и «Сибгипротранс».

– Какая форма допуска у вас была до ухода товарища Загибалова?

– Такая же – вторая. – Ирина не чувствовала подвоха. – Это крупный отдел, так и должно быть…

Несколько минут по просьбе собеседника она повествовала о своей работе. Главная задача отдела на текущий месяц – уменьшение габаритов пусковой установки, размещаемой в подводных лодках. В наших субмаринах и так не попляшешь, а еще это громоздкое сооружение, стыкуемое с торпедным аппаратом… Совместными усилиями технологов и проектировщиков решение нашли. Сейчас готовится его обоснование для отправки в Москву. Решение получилось изящным, всем нравится, даже ГИПу Лазаренко, который скептически относится ко всем новшествам.

– Может, премию получим – рублей по сорок. – Ирина застенчиво улыбнулась. – При условии, что Москва одобрит новацию.

– Ирина Владимировна, сыр будем брать? – Открылась дверь, в проеме показался острый нос местной «общественницы». – Нам выделили 15 килограммов, нужно забрать до вечера из гастронома «Под строкой». Нормальный вроде сыр, «Голландский». Вы думайте, а то другие съедят. – Дверь захлопнулась.

«В Воронеж как-то бог послал кусочек сыра», – вспомнился антисоветский анекдот.

– Ох уж этот дефицит… – покачала головой Ирина. – Делать нечего, надо брать.

– А в СССР есть дефицит, Ирина Владимировна? – строго спросил Михаил.

Женщина оробела, как-то растерялась.

– А разве нет? – пробормотала она с усилием.

– Все в порядке, Ирина Владимировна, дефицит есть. Но это явление временное.

Они побеседовали еще несколько минут. Помимо красного диплома, у Ирины Владимировны был сын двенадцати лет, мама в соседнем квартале и полное отсутствие мужа. Когда-то был, даже содержал семью, но с тех пор утекло много воды, следы человека растворились на полуострове Ямал, где он возглавлял геологоразведочную партию. Алименты приходили, но скромные – такое ощущение, что этот человек договорился со своей «туземной» бухгалтерией. Мама часто болеет, зато сын уже самостоятельный, сам ходит в школу, навещает бабушку. Готовить еще не умеет, но прекрасно научился разогревать. У Ирины Владимировны было чувство юмора, но просыпалось оно не всегда.

– Не хочу вас отвлекать, Ирина Владимировна. Буквально несколько вопросов. Что вы можете сказать о своих коллегах – их имена я сейчас перечислю?

Разумеется, ничто не выбивалось из контекста. Товарищ Богомолов много лет возглавляет учреждение, на нем все держится – благодаря волевым качествам и связям в столице. Он столп, и этим все сказано. Урсулович Владимир Ильич – гроза шпионов и прочих диссидентов. Работа первого отдела построена таким образом, что никакие секреты не утекут даже в соседнюю комнату. Человек он сдержанный, вежливый, грубого слова не скажет: чекист все же.

Галина Сергеевна Мышковец иногда импульсивна, но справедлива, и на первом месте у нее работа. Лазаренко – хороший специалист, глава дружной семьи, на него всегда можно положиться. Иногда они спорят, Ирина доказывает свою точку зрения, но у ГИПа авторитет, и спорить с ним трудно.

Голубева Лилия Михайловна – специалист высочайшего класса, всегда спокойная, интеллигентная, но держит своих подчиненных в узде – они у нее пашут, как на рудниках. Лилия Михайловна – перфекционист, стремится к идеалу, любую работу доводит до совершенства – иначе просто не может. Работа, выполненная абы как, по мнению Голубевой, просто не имеет права на существование…

– Похвально, Ирина Владимировна, – оценил Кольцов. – В вашем лексиконе такие необычные слова. Эти люди живы, а вы о них, как о мертвых, – только хорошее?

– Не хочу говорить плохого. – Ирина потупилась. – Они действительно хорошие – и как люди, и как работники…

Но кое-что все же читалось между строк. Богомолов – напыщенный индюк, диктатор. Урсулович – старый хрыч, подозревающий всех и каждого. Лазаренко – некомпетентный самовлюбленный выскочка, презирающий чужое мнение. Мышковец – скандальная грымза. Голубева… пока непонятно, но явно конкурент. Сложные отношения в среде технической интеллигенции комитет не волновали. Дрязги, интриги, подсиживание… а где их нет? Одно сомнений не вызывало: на работу с проектом «12–49» мобилизованы лучшие кадры. Это приоритет. И здесь ответственность не только руководства института, но и министерства. А что касается личных качеств исполнителей…

– Позвольте нетактичный вопрос, Ирина Владимировна. ГИП Лазаренко тоже пытался за вами ухаживать?

– Бог избавил, – Ирина тихо рассмеялась, – никогда. Такое невозможно представить. В этом плане Игорь Дмитриевич безупречен. У него красавица жена, двое детишек, он в них души не чает…

Значит, оставались еще в стране примеры для подражания. «А чего я удивляюсь? – подумал Михаил. – Разве я сам не такой?»

В закутке за женским туалетом местные красотки мерили сапоги (то ли финские, то ли югославские), кряхтели, с придыханием перешептывались.

– Наташ, да они тебе малы – ходить в них не сможешь. Давай я возьму?

– Малы, сука… – расстроенная врушка Краськова не выбирала выражений, – Кончились мои размеры, только такие остались… Нет, девчонки, буду ходить, никому не продам, пусть мои ноги рубцами покрываются…

В отдельном кабинете сидел мужчина спортивной внешности, хорошо одетый, с открытым располагающим лицом. Предъявленное удостоверение ему не понравилось, но пускаться в бегство не стал и даже в лице не изменился.

– Присаживайтесь, товарищ. Я в курсе вашей работы.

– Вы главный инженер проекта?

– Да, я веду эту тему… вы, конечно же, знаете какую. Вас интересует содержание работ?

– Ни в коей мере. Каждый занимается своим делом. Проводится комплексная проверка в связи с возможным убийством вашего коллеги – Запольского Владимира Кирилловича. Вы часто с ним общались?

– Я уж точно его не убивал, – пробормотал Лазаренко. – Да, приходилось общаться по долгу службы. Каждую пятницу представлял ему отчет о проделанной работе. У Владимира Кирилловича не было привычки вникать во все детали. Он больше был организатором, чем разработчиком. Печальная история. – Лазаренко покачал головой. – Как говорится, все под богом ходим. В пятницу у него было приподнятое настроение, шутил…

– В вашем присутствии ему не поступали телефонные звонки? Было что-то необычное?

– Не припомню такого. – Главный инженер пожал плечами. – Все было настолько обыденно и предсказуемо, что утренняя новость меня просто сразила… В выходные дни никому не сообщили, узнали только сегодня… Держу пари, он с кем-то поссорился на рыбалке, а может, нарвался на пьяных хулиганов… Хотя нет, в таком случае мы не заслужили бы вашего присутствия. Считаете, это связано с его работой? Простите, не мое, наверное, дело…

– Органы разберутся, – уверил Кольцов. – Вспомните еще раз, не было ли в его поведении в последнее время чего-то необычного? Может, он чего-то опасался? Также нас интересует ваше мнение о ваших подчиненных – имеется в виду руководящий состав проекта.

Ложка меда – только на пользу. Людям всегда приятно, когда интересуются их мнением.

– Игорь Дмитриевич, прошу прощения, – в дверь заглянула секретарша, – здесь ходят люди, собирают по два рубля на похороны Запольского.

– Что? – Главный инженер устремил на сотрудницу непонимающий взгляд. – Да, конечно. Это добровольно?

– Добровольно, – кивнула секретарша. – Но обязательно. Я за вас уже сдала.

– Хорошо, Кира Алексеевна… – Лазаренко похлопал себя по карманам, смутился. – Я вам позднее отдам, разменяю червонец, хорошо?

– Хорошо, Игорь Дмитриевич. – Дверь закрылась.

– Бубликов умер… – задумчиво пробормотал ГИП.

«Почему умер? Я не давала такого распоряжения!» Фильм «Служебный роман» Эльдара Рязанова вышел в прокат три года назад, обрел всенародную славу, получил Государственную премию и был мгновенно растащен на цитаты.

– Дороговато в наше время умирать, да, Игорь Дмитриевич? – иронично заметил Кольцов.

– Не в этом дело, – смутился Лазаренко. – Надо значит надо, дело не в жадности. Человек умер. Карманные деньги не взял. Вернее, взял, но… Жена на работу опаздывала, пришлось бежать, ловить ей такси… Ей ехать дальше, чем мне, в Дзержинский райисполком, такая маета с этим транспортом. А мне – всего четыре остановки на трамвае. По пути девочек в детский сад завожу…

– Личным транспортом не обзавелись?

– Отчего же, обзавелся. Вполне приличный еще «Москвич», зарплата позволяет. Только гараж находится на другом конце города, а обменять на другой не получается. Какая, скажите, польза от этой машины? Мы здесь, машина – в десяти километрах. А больше всего умиляют поездки на дачу. Я должен просыпаться затемно, пилить через весь город за машиной на общественном транспорте, затем возвращаться с гордым видом, что у меня есть машина, везти семью на дачу. А в воскресенье вечером – те же действия, только в обратном порядке. Возвращаюсь около полуночи, когда семья уже спит, а в понедельник – на работу. Каково? А держать машину под окнами запрещено, да и боязно…

– Вы чем-то раздражены, Игорь Дмитриевич?

– Да нет, с чего? Простите, вы о чем-то спрашивали?

Он рассказывал, как поставлена работа в институте, давал характеристику сослуживцам, мало отличную от характеристики, данной Ириной Погодиной, потом опять переживал по поводу безвременной кончины Запольского. В этом человеке был какой-то надрыв. Он пытался казаться спокойным и другого бы обманул. Возможно, раньше таким и был. Что же случилось? Не каждый день выпадает уникальная возможность пообщаться с сотрудником КГБ, который так и пытается заглянуть вам в душу?

Михаил не стал мучить человека, задал еще несколько вопросов и ушел. День был не резиновый.

Дама из отдела автоматики оказалась особой непростой. Таким под руку лучше не попадаться. Она разносила в пух и перья подчиненного и не видела, как в помещение вошел посторонний. Подчиненный был в нескольких шагах от пенсии – морщинистый, седой, стоял, опустив голову, как провинившийся школьник, выслушивал в свой адрес нелестные характеристики. Дама средних лет, крепкая в кости, в просторном деловом костюме, скрывающем странности фигуры, кипела от бешенства.

– Что, Владимир Романович, плохо быть бестолковым? Посмотрите, что вы натворили! – У нее был хорошо поставленный «ругательный» голос. – Или не сказано русским текстом в спецификации, какие приборы устанавливаются на этот узел?! Что вы сочиняете? А если бы я не проверила? Вы понимаете, что исправить эту ошибку уже невозможно, и с вашей легкой руки наше изделие полетит не в цель, а будет виться кругами, пока не свалится в море! Ну просто Новый год! Ваша ошибка уже перетекла на соседние узлы, заражает изделие, как раковая опухоль! Это немыслимо, Владимир Романович, что я буду докладывать руководству?! Это не просто вредительство, а вредительство высшей пробы! Браво, Владимир Романович!

Провинившийся работник пытался оправдываться – дескать, не все так плохо, нужно посидеть всего лишь несколько часов, и все прекрасным образом встанет на свои места.

– Думаете, я спущу это на тормозах – в силу вашего преклонного возраста? – бушевала дама. – Черта лысого, Владимир Романович! Идите, исправляйте свои детские ошибки, видеть вас больше не хочу! И не думайте, что о ваших успехах не будет сообщено главному инженеру!

«Грозная, – подумал Михаил. – У такой за сапогами не сбегаешь».

Красный, как рак, опозоренный при всем народе работник выскользнул из кабинета, бормоча под нос: «Да чтоб тебя рейсшиной по башке, дура…»

Дама уничижительно посмотрела ему вслед, сделала нормальное лицо и пожала плечами: мол, что это я? Видимо, просчет, допущенный сотрудником, не был таким уж фатальным. Она села за стол, к которому был приставлен другой, оснащенный доской и сложным чертежным приспособлением, и все это вкупе напоминало небольшую зенитную установку.

Внешность дамы тоже была непростая. Резкое широкое лицо, тонкие губы, волосы она красила в пронзительный цвет воронова крыла. Возможно, в юности она была другой, но потом что-то изменилось, и теперь назвать эту женщину привлекательной решился бы далеко не каждый.

Она вскинула голову, нахмурилась, реагируя на приближение незнакомца.

– Мышковец Галина Сергеевна? Комитет государственной безопасности, майор Кольцов. Мы можем поговорить?

Она не испугалась: давно перешла ту грань, когда пугаются. Но сделалась другой – смягчилась. Вокруг стола образовался вакуум – все живые существа незаметно испарились.

– Да, я вас жду, – кивнула женщина. У нее был ломкий, насыщенный голос – тоже на любителя. – Присаживайтесь, товарищ, слушаю вас. О чем вы хотели поговорить?

– Я на минутку, – уверил Михаил.

Большего и не требовалось. Вся экстравагантность прошла, остался обыкновенный человек. Ей было досадно, что «товарищ» застал еене такой – это читалось невооруженным глазом. Но как себя вести с таким контингентом? В глубине карих глаз затаилась грусть. И это было странно. Ответы на вопросы не отличались от того, что Кольцов уже слышал. Смерть Запольского – невосполнимая утрата. Убийство – еще хуже. Но это же не связано с его работой, верно? Наша милиция – лучшая в мире, преступник получит по заслугам. Завтра проводы в последний путь, она обязательно пойдет отдать дань хорошему человеку.

Характеристики сотрудникам отдавали дежавю – все это уже было. Плюс характеристика Ирины Погодиной: работница отличная, умница, проектировщик от бога, но начальственный пост – не ее. Работников следует держать в ежовых рукавицах. Важность выполняемого проекта Галина Сергеевна также отметила. Для производства работ отобраны лучшие кадры. А что же Владимир Романович? А Владимир Романович – недоразумение. На самом деле он хороший работник, имеет богатый опыт. Но ближе к пенсии стал терять хватку, рассеянным делается. А она сорвалась, о чем уже жалеет. Встала не с той ноги. А еще известие о кончине Запольского повергло ее в уныние. В общем, погорячилась. Не настолько уж смертельна ошибка, допущенная без пяти минут пенсионером.

В какой-то момент она даже кокетливо завела за ухо прядь волос, что смотрелось несколько дико. Но в целом говорила спокойно и по делу, как и следует в присутствии представителя «железного Феликса». Отдел автоматики полностью интегрирован в работу над проектом. Изделия сложные, изобилуют датчиками, реле, электронными схемами. И далеко не все поставляется из Москвы, многое приходится разрабатывать самим. Например, стартовые двигатели – их производят в Н-ске, и это, возможно, самый важный элемент изделия…

Затем ее голос стал ломаться, она продолжала говорить, но уже не по существу. Словно зубы заговаривала, уводила в дебри. Свое семейное положение описала скупо: разведена, есть взрослая дочь. Потом стала выказывать признаки нетерпения: вроде на минутку заглянули…

От беседы остался неприятный привкус. Знакомство с фигурантами подходило к концу. Оставался последний мазок.

В конструкторском отделе работали несколько человек. Окно было раскрыто настежь. В комнату проникал приятный ветерок и гул транспорта на проспекте. Это устраивало, шум с улицы способствовал конфиденциальности беседы.

Женщина сидела отдельно от коллег, что-то увлеченно вырисовывала на листе ватмана, прикрепленном к кульману. Сделала замер линейкой, взяла циркуль, вывела окружность. Она была невысокая, за сорок, с мягким приятным лицом, обрамленным волнистыми волосами. Краску для волос сотрудница не использовала – в локонах поблескивала седина. Макияж тоже отсутствовал, он ей и не требовался.

– Голубева Лилия Михайловна? – вкрадчиво поинтересовался Кольцов.

– Подождите. – Тень недовольства пробежала по лицу. Она даже не покосилась. Аккуратно завершила окружность, стала проводить осевые линии.

– Конечно, не горит. – Михаил придвинул стул, сел и стал ждать.

Ожидание не затянулось. Женщина положила циркуль в готовальню, отложила цанговый карандаш и повернулась.

– Да, здравствуйте, извините. Что вы хотели? – У нее был мягкий спокойный голос.

Кольцов показал удостоверение. Бурной реакции не последовало. Но в глазах промелькнула озабоченность.

– Слушаю вас, Михаил Андреевич. Вы из столицы, как интересно. В Москве уже тепло?

– Да, вполне. Вы, видимо, дачница?

– Заядлая, – женщина сдержанно улыбнулась.

Последовали дежурные вопросы – на них прозвучали дежурные ответы. Товарища Запольского искренне жаль. Человек был заметный в институтской среде, от него зависело многое. Жалко жену, детей, старенькую мать: нет ничего хуже, чем пережить своего ребенка. Убийство, говорите? Простите, но это отдает какой-то низкопробной литературой… У Голубевой была неторопливая грамотная речь. Ответы она обдумывала, лишнего не говорила. Отличие проектного отдела Погодиной от ее конструкторской группы очевидное – в квалификации и подготовленности персонала. И задачи несколько разные. На конструкторах держится все. Специальности смежные, никто не спорит. Проектировщики отвечают за подготовку проекта конечного продукта (в данном случае, крылатой ракеты стратегического назначения). Конструкторы отвечают за его разработку и создание, доведение проекта до логического конца и, желательно, совершенства. То есть выдают на-гора ворох технической документации: сборочные чертежи, деталировка, спецификации. В данный момент группа занимается несущими плоскостями изделия, для непонятливых – крыльями и оперением. А здесь необходимо иметь не только навыки чертежника, но и знания по авионике, физике, свойствам материи в различных средах.

– Кстати, про совершенство, Лилия Михайловна. Многие жалуются, что у вас завышенные требования. Любую конструкцию вы стремитесь довести до идеала, и по этой причине возникают трения с коллегами.

– Не знала, что это недостаток, – пожала плечами работница. – Совершенство, Михаил Андреевич, понятие относительное. Сомневаюсь, что оно существует. Просто не умею делать плохо, бросать начатое, а тем более перекладывать свою работу на кого-то еще. Возможно, я строга в требованиях, ну и что? Кстати, с товарищем Запольским мы никогда не спорили по поводу работы. Это, знаете ли, разные плоскости.

– Но вот с Лазаренко, главным инженером…

Выдержка ей изменила, впрочем, ненадолго. Лилия Михайловна потемнела, мина раздражения мелькнула на лице. Она не сдержалась, пробормотала несколько нелестных слов: что-то вроде «главная бестолковая голова», «не умеешь – не берись», но быстро взяла себя в руки.

– Да, с Игорем Дмитриевичем мы иногда спорим. Но это нормальный рабочий процесс.

– Считаете его некомпетентным?

– Считаю его малокомпетентным. Но это мое личное мнение. Руководство так не считает. Но я не склонна устраивать разбирательства и доводить дело до скандала… В этом нет ничего страшного. – Голубева вяло улыбнулась. – Работа движется, план выполняется, и за наши разработки лично мне не стыдно.

– Лилия Михайловна, вас просили зайти в кассу взаимопомощи, – заглянула в комнату полноватая женщина, – вы оставляли им заявку.

– Да, спасибо, Нина Борисовна. Позднее зайду.

Дверь закрылась.

– Еще вопрос, Лилия Михайловна. Говорят, вы выражали недовольство работой первого отдела?

– Понятно, – сотрудница обреченно вздохнула. – Ох, уж эти доброжелатели… Ну, если это так называется…

– Объясните. И не пугайтесь. Мы не собираемся никого привлекать.

– Хорошо. Не собираюсь оспаривать необходимость существования данного отдела. Режим секретности надо обеспечивать. Но неужели нельзя перестроить работу? Это элементарно. Закончили проект, сдали в первый отдел. Следующий узел стыкуется с предыдущим, но я не помню посадочный размер. Без него все встанет. Иду к товарищу Урсуловичу, оставляю заявку. Мне нужно просто посмотреть размер. Это мой проект, я знаю в нем каждую черточку, только не помню этот окаянный размер. И вот теперь это все засекречено, в том числе и от меня. Я ждала день, пока они рассмотрели заявку и выдали проект. Естественно, не сдержалась… Потерянный день, и никому нет до этого дела. Освежила в памяти размер и через минуту вернула проект обратно. В чем я не права?

– Вы правы. Но улучшать работу структурных подразделений – не наша компетенция. Позвольте личный вопрос? Вы замужем?

– Да. – Женщина как-то застенчиво улыбнулась. – Есть муж, есть сын. Ему недавно исполнилось 17, он оканчивает школу. 25 мая – последний звонок.

– Рад за вас и ваших близких. Благодарю за познавательную беседу. Возможно, мы с вами еще увидимся. Или нет.

Женщина задумчиво смотрела ему в спину – ее лицо отражалось в зеркале рядом с дверью. Странно, зачем приходил-то?


– Михаил Андреевич, пройдите со мной, – шепнул на ухо Москвин, когда он вышел в коридор.

– Это приказ? – пошутил Кольцов. Но двинулся за сотрудником. Пару раз пришлось свернуть, пока не оказались рядом с дверью в закутке этажа.

– Зайдите, Михаил Андреевич. – Москвин украдкой посмотрел по сторонам. – А я здесь подежурю, чтобы посторонние не лезли.

– Молодец, Вадим, – похвалил Кольцов, – ты прирожденный чекист: излучаешь такую ауру таинственности…

В пустом кабинете сидел на стуле помятый молодой человек и не знал, куда деть руки. При виде майора вскочил, стал подобострастно улыбаться. Хорошо, хоть руку не протянул.

– Садитесь, – сказал Кольцов. – Хотели что-то сообщить?

– Да, но не хочу, чтобы знали другие… – Молодой человек волновался, и мимика его предательски подводила. – Если это, конечно, можно… Я поговорил с вашими коллегами, они сказали, что сейчас придет их начальник. Наверное, это вы…

– Повторите еще раз, что вы сказали моим людям. Майор Кольцов, Комитет государственной безопасности. И перестаньте так волноваться, юноша, иначе у нас не получится предметного разговора.

– Да, простите, я долго не мог решиться прийти к вам, но сегодня решился, когда узнал, что вы сами здесь. Ведь все равно рано или поздно это всплывет, тайное всегда становится явным…

– Имеете информацию по поводу гибели Запольского?

– О господи, при чем здесь Запольский… – молодой человек говорил как-то вычурно, срывался на фальцет. – Я не знаю ничего о Запольском…

– Хорошо, говорите, что знаете.

– Меня зовут Вениамин… Вениамин Староселов… Мне 28 лет, работаю в отделе Погодиной Ирины Владимировны, технолог по образованию… Я хороший специалист, уверяю вас, имею поощрения, мою статью по переменной стреловидности летательных аппаратов даже напечатали в научном журнале… Год назад меня пыталась завербовать американская разведка.

– Вот как? – удивился Кольцов. – Удивили, Вениамин. Вам доступны страшные секреты?

– Ну, не страшные, – молодой человек смутился. – Это случилось год назад, я тогда занимался другим проектом – улучшением характеристик боеприпасов для тяжелых огнеметных систем… Поверьте, я разбираюсь в этих вопросах, хотя многие считают, что я нахожусь не на своем месте…

Что-то настораживало в этом молодом человеке, но Михаил пока не заострял. В обычных условиях это не бросалось бы в глаза, но сейчас, в момент крайнего волнения… Какие мы ранимые, черт возьми.

– Я сидел в парке на скамейке, ко мне подошел мужчина…

– Опишите его.

– Полноватый, за пятьдесят, такой барсук неприятный… Неплохо говорил по-русски, но это не родной его язык…

«Не Штейнберг, – машинально отметил Михаил, – год назад Штейнберга в городе не было. Стоит проверить, кто работал в представительстве с такими приметами».

– Он назвал меня по имени, сказал, что ему все про меня известно… Я испугался, хотел встать и уйти, но он предложил присесть и выслушать. Мне же не нужны неприятности? Я присел. Он сказал, что работает на ЦРУ – вот прямо так, открытым текстом. Предложил передавать ему секретную информацию, связанную с моей работой. Перечислил названия нескольких проектов, в которых я принимал участие. Он оказался хорошо осведомлен. Сказал, что мне в месяц будут выплачивать по триста рублей независимо от того, что я сделаю…

«Не густо, – подумал Михаил, – хотя и неплохой приработок для молодого специалиста. Про зарплату можно забыть».

За дверью раздался шум, кто-то прошел мимо. Староселов скосил глаза, поежился.

– Я отказался. Хотите – верьте, хотите – нет, товарищ… Он намекал, будто что-то знает про меня, обеспечит неприятностями до конца жизни, но это ерунда. Я обычный человек, у меня нет никаких грехов… В общем, я вежливо поблагодарил, сказал, чтобы больше не обращались, поднялся и ушел. Он так смотрел мне вслед, даже спина чесалась… Очень странно, но продолжения не было. Больше никто не подходил, не пугал, не сулил большие деньги. С того дня прошел почти год…

– Почему вы отказались сотрудничать с американской разведкой?

Вопрос поставил инженера в тупик. Он сглотнул, стал перебирать в голове варианты ответов. Кольцов терпеливо ждал.

– Я советский человек, товарищ офицер, не предатель…

Ответ был правильный. Без пафоса, со страхом…

– Вы уверены, Вениамин, что больше к вам никто не обращался?

– Да, совершенно точно, – он решительно закивал, – с тех пор мне кажется, что все это мне приснилось…

Это было странно, хотя, если вдуматься, не очень. «Крот» в институте уже работал, решили не усложнять, не подставлять основного агента. Несогласованность в действиях случается у всех, даже у вражеской резидентуры. Старуха не без прорухи. Вербовать людей типа Староселова – непроходимая глупость. Это не агент, а полное недоразумение. Хотя, с другой стороны, никто не заподозрит…

– Когда вы пришли в группу Погодиной?

– Семь месяцев назад. Тогда отделом руководил Загибалов, а Погодина была его заместителем…

– Почему сразу не сообщили в органы, что вас пытались завербовать?

– Господи, я так виноват… – Еще немного, и он бы расплакался. – Просто не смог, товарищ, испугался… Решил, что обязательно сообщу, если снова подойдут, но никто не подошел. Целый год ходил озираясь… Клянусь, я не делал ничего предосудительного, не выдал ни одной тайны… В конце концов, это ведь могло быть чьей-то злой шуткой…

– Общаетесь с подобными шутниками?

– Боже упаси, никогда…

– Почему сегодня все же решили сообщить?

– Не могу больше носить это в себе… Узнал, что в институте работают органы, и решился. Подошел к вашему сотруднику, рассказал… Решил – будь что будет. Я порядочный человек, никогда не участвовал и не буду участвовать в этих грязных играх…

– Понятно, Вениамин, то есть больше к вам никто не приставал с неприличными предложениями…

И снова эта выспренняя манера, странные слова. То, что раньше скрывалось, вылезло благодаря страху. Староселов нервничал, тер указательный палец подушечкой большого пальца. Что-то жалобное, влажное поселилось в его глазах. Майору стало неприятно.

– Что со мной будет? Меня посадят?

Михаил с усилием скрыл улыбку. Впрочем, Венечка молодец. Для него это, как ни крути, поступок гражданского мужества.

– Вам повезло, гражданин Староселов. Пусть с опозданием, но вы сознались. Завтра зайдите на Коммунистическую, 49, вам выпишут пропуск. Найдите капитана Некрасова и расскажите ему под протокол все, что рассказали мне. И больше так не делайте, договорились?

На миг показалось: сейчас этот тип сорвется с места и будет его от радости обнимать…

Загрузка...