Две недели спустя, Джей-Джей должна была приехать в Сент-Луис. Я сильно нервничала. Можно было подумать, что у меня уже было достаточно секса, достаточно нарушенных табу, традиционных ценностей и ничто уже не способно было меня смутить, но это было не так. И я была очень этим недовольна; казалось, если выкинешь в окно все правильные и традиционные идеи о сексе и взаимоотношениях, это должно сделать тебя невосприимчивой к смущению или стеснению, но не делало. Мне хотелось разозлиться, но я знала, что это выведет меня из себя, так что я готова была сопротивляться порывам. Я дулась. Я разрешила себе быть сердитой настолько, чтобы дуться на то, что чувствовала себя опять шестнадцатилетней и будто споткнулась перед трибуной, упав на главную чирлидершу и звезду-квотербека.
Я нервничала и сердилась вплоть до момента, когда увидела, как Джей-Джей вышла из толпы аэропорта Ламберта. Мы увидели ее первыми, потому что стояли на возвышенном участке, на котором были представлены разнообразные местные художества и поделки. Искусство меня иногда озадачивало, но это был отличный способ разглядеть кого-нибудь в толпе для таких невысоких людей, как мы с Джейсоном. Ее лицо загорелось, как будто кто-то зажег свечу под кожей и счастливое сияние озарило ее, прохожие оглядывались на нее и Джейсона, пока он бежал к ней. Она бросила свою большую сумку на пол и бросилась на него. Он фактически оторвал ее от земли, ему это удалось даже несмотря на то, что у него рост 165 сантиметров, а у нее 177; она согнула колени и он подобрал их, держа ее на весу, пока они целовались и он медленно поворачивался на месте, будто они танцевали под шум толпы.
Ее прямые светлые волосы были собраны в хвост и были почти такого же цвета, как у Джейсона; он был поменьше нее ростом, но ее отточенное тело танцовщицы состояло сплошь из костей и мускулов и она казалось более тонкой, по сравнению с его большим, накачанным телом, которое давало ощущение физического превосходства, так что он казался больше, даже несмотря на то, что она была намного выше. Он опустил ее и она приземлилась на землю ногами в обуви на плоской подошве, в позицию, более подходящую для танцев; видно было, что она это сделала не задумываясь, также как я использовала оружие, так что практика и память тела всегда на поверхности, ожидают только подходящего случая. На ней были комфортные коричневые кеды, легкие коричневые слаксы и короткая коричневая куртка, под которой была надета шелковая свитер-сорочка — они всегда мне казались слишком теплыми. На ней даже был золотисто-бронзовый шарф, искусно обернутый вокруг шеи и плеч. Смотрелось здорово, как настоящий наряд. Честно говоря, я не понимала, зачем нужны такие аксессуары, если ты игнорируешь туфли и драгоценности; шарфы меня действительно ставили в тупик.
Поэтому меня одевал Натаниель: черные кожаные джинсы были заправлены в черные до колен сапоги с 8 сантиметровыми каблуками, черный топ с глубоким декольте был заправлен в джинсы и ремень, который Натаниель нашел в не очень дорогом магазине, но товары там были высокого качества. На ремне была пряжка в виде полумесяца, а над ним висел сделанный на заказ кожаный пиджак, закрывавший все так, чтобы не был заметен пистолет сзади. Я никуда не ходила безоружной. На Джейсоне была светло-голубая футболка, заправленная в темно-синие джинсы, черный ремень, подходивший к ботинкам, выглядывавшим из-под джинсов. Цвета делали его глаза еще более голубыми и ему очень это шло. Натаниель был в своих черных кожаных джинсах, заправленных в черные до колен сапоги с пряжками и на платформах, но по сравнению с моей или Джейсона гладкой кожей, они смотрелись так, будто родом из научной фантастики. На Натаниеле была черная футболка, серебряный ремень с пряжкой, которая была сделана в форме солнца/полумесяца. Я не замечала до аэропорта, что он постарался, чтобы у нас даже пряжки совпадали. Мы смотрелись так, будто шли в готский ночной клуб или снимались в каком-то футуристическом, но нереалистичном фильме, где все опасные люди носят черное и выглядят круто. Я начала было возмущаться, но, честно говоря, вся наша повседневная одежда была черной с небольшими вкраплениями красного, фиолетового и синего.
Натаниель держал в руках черный кожаный пиджак Джейсона, который тот надел поверх своей светло-голубой футболки, потому что еще действительно было слишком жарко для кожи и Джейсону нужны были свободные руки, чтобы встретить свою девушку. Да, Джей-Джей была его девушкой. Это было заметно по их лицам, как они дотрагивались друг до друга и по практически идентичным голубым глазам. Они были до ужаса похожи, поэтому мы провели небольшое исследование и обнаружили, что у них был один пра-пра-пра-дедушка, так же как и у многих других людей в определенном районе Эшвилла, в Северной Каролине. Юридически, большинство голубоглазых блондинок, которых я встретила за ту единственную поездку к семье Джейсона, не были связаны с ним или друг с другом, но у них был общий предок, который был очень пронырливым и безнравственным проповедником, и определенно он, по крайней мере, был также обаятелен, как и Джейсон, а Джейсон чертовски обаятелен или даже больше него — пугающе обаятелен. Они повернулись к нам с Натаниелем и были настолько счастливыми, что все мое смущение или тупость моментально испарилась. Я только хотела, чтобы Джейсон не потерял этого, не потерял ее.
— Вы хорошо смотритесь вместе, — сказала Джей-Джей, обнимая Натаниеля и легонько целуя его в щеку. Она повернулась ко мне и мы обнялись. Она на 13 сантиметров была меня выше, но настолько миниатюрна в области талии и ребер, что мой радар отметил ее как легкую добычу. Мы больше прислонись щеками, чем поцеловались, потому что она использовала свой обычный нейтральный блеск для губ, я же — свою обычную ярко-красную помаду и я со временем поняла, что смешивать ее с другими губными помадами — не лучшее решение.
— Натаниель выбирал одежду, так что если мы смотримся хорошо, вините его, — сказала я с улыбкой.
Она улыбнулась немного шире.
— Поверь мне, Анита, не только выбор Натаниеля делает тебя неотразимой в одежде.
У меня заняло секунду, чтобы понять — Джей-Джей сказала, что я хорошо смотрюсь в одежде, потому что занимаюсь в тренажерном зале.
— Спасибо, — ответила я.
— Эх, если бы у меня были твои изгибы, но они не совместимы с подходящей для танцев физической формой.
Джейсон обнял ее.
— Мне нравятся твои изгибы.
Она рассмеялась.
— Знаю, что нравятся, но мои больше похожи на повороты при езде по стране; у Аниты же — как русские горки.
Глаза Джейсона сверкнули, когда он посмотрел на меня, лицо зажглось какой-то мыслью и я знала по опыту, что все что слетит с этого рта, мне не понравится или это будет по меньшей мере поддразнивание.
— Ты сильно будешь злиться, если я скажу, что эта та еще адская поездочка?
— Да, — ответила я и посмотрела очень серьезно своими темно-коричневыми глазами ему в глаза. Коричневые глаза может и не могут выглядеть такими же холодными как голубые или серые, но недоброжелательный взгляд работает превосходно.
— Ну тогда я не буду этого говорить, — сказал он, засмеялся, затем Джей-Джей присоединилась к нему, потом и Натаниель.
Я закатила глаза.У Джей-Джей не было больше багажа. Это была быстрая двухдневная поездка и все что ей было нужно, находилось в большой сумке, висевшей на плече. Вещей было поразительно мало и я сказала ей об этом.
— Побывав с мое на стольких танцевальных турах, учишься обходиться малым, — сказала она.
Звучало разумно — она говорила, что тренируется над текущей сценической постановкой, да и танцевальный сезон был в самом разгаре. Она спросила как у нас дела на работе, пока мы шли к машине. Я села за руль, Натаниель держал дробовик, а двое голубков устроились на заднем сиденье моего внедорожника. Это был совершенно обычный разговор, если не считать обсуждения наших необычных работ — балерина, маршал Соединенных Штатов со сверхъестественным уклоном, танцор и помощник менеджера в стрип-клубе и стриптизер оттуда же. Было небольшое ощущение, что мы говорим обо всем, только не о проблеме, ради которой собрались.
Мне хотелось указать на это. Я хотела поговорить насчет секса и проблем, связанных с ним и также отчаянно хотелось этого не делать. Остальные вроде не напрягались и разговаривали как друзья. Мне всегда хотелось уметь также притворяться как они — будто проблем, связанных с сексом и нестандартными сексуальными предпочтениями вообще не существовало или наоборот — обрушивать их на головы всех кто окажется рядом. У меня вроде как было всего две скорости для решения проблем, связанных с эмоциями — либо заткнуть уши и петь ля-ля-ля, либо взять в руки топор и напасть. И это было зачастую не очень неудобно для меня или для тех, кого люблю, но это был мой защитный механизм. Я надеялась, что когда-нибудь стану более устойчиво стоять на земле, но сейчас еще нет. Я раздиралась между желанием никогда не поднимать тему, ради которой мы собрались и так разоделись, чтобы встретить Джей-Джей в аэропорту и желанием заорать — все нервничают или только я одна?
Натаниель потянулся ко мне и начал слегка тереть мою шею, пока я вела.
— Ты в порядке?
Я кивнула, боялась, что не смогу заговорить не звуча грубо или слишком резко. Многие люди воспринимают прямоту как грубость, особенно в устах женщин. Хотела бы я сказать, что тут нет сексизма, но не могла; от женщин ожидают, что они более мягче воспринимают жизнь, чем мужчины. Я настолько по-мужски воспринимала большинство событий в своей жизни, что даже по сравнению с ними, часто вела себя очень агрессивно. Я не хотела, но так выходило постоянно. Я не хотела так поступать, просто хотела сказать что-то или сделать, и хотела сама начать действовать, а не ждать, пока буду вынуждена реагировать. Даже если буду давить, станет только хуже. Во мне сидело почти непреодолимое желание, чтобы все неизвестное разрешилось, даже если бы оно разрешилось не положительно — лучше сразу знать, чем терпеливо надеяться на хорошие новости. Мой психолог и я работали над этим, но в этот момент я покрепче ухватилась за руль и держала рот на замке; это лучшее, на что я была сейчас способна.
С заднего сиденья раздался мелодичный голос Джей-Джей.
— Это только я или все нервничают?
— Слава тебе Боже, — ответила я, — да, и я тоже.
— Что заставляет тебя нервничать, дорогая? — спросил Джейсон и я знала, что он обращается к Джей-Джей, потому что никогда меня так не называл.
— Джейсон, я тебя люблю. А значит это важнее, чем просто какая-то извращенная групповушка. Ты знаешь, я буду принимать участие, всегда принимала, но никогда еще это не было связано с серьезными отношениями. До этого всегда все проходило более-менее стандартно.
— Может поэтому у них и не все в порядке, — сказал Натаниель, поворачиваясь, чтобы можно было ее видеть.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Если человек имеет необычные сексуальные предпочтения, а нестандартный секс делает их счастливыми и если они состоят в серьезных отношениях, но продолжают заниматься только обычным сексом, то отношения обречены, потому что не важно, насколько сильно ты любишь ваниль, нужны и другие приправы.— Тебе хочется других приправ, но ты в них не нуждаешься, — ответила она.
— Джей-Джей, я специально подчеркнул это слово. Знаю по себе, что если меня не свяжут и не будут надо мной доминировать, я буду чувствовать себя несчастным, энергии станет меньше, и все будет работать не так, как задумывалось. Я признал, что это именно нужда, а не просто желание и как только я это признал, жизнь стала легче.
— Похоже на то, как я признала, что мне нравятся женщины и на то, как недавно поняла, что не хочу жить без подходящего мне, правильного мужчины.
— Да, похоже на то; ты приняла то, что бисексуальна, а не просто чистая лесбиянка, — сказал Натаниель.
— Чистая лесбиянка — это не оксюморон? — спросила она.
— Не думаю; я знал геев и женщин, которые были также консервативны, как и гетеросексуалы. Они все пытаются залезть только в одну коробку и воспринимают то, что кто-то пытается из нее выбраться, как нечто неправильное или даже злое.
— Не думаю, что то, что Джейсон нуждается в грубом сексе — зло.
— Но тебе не понятно, почему он удовлетворяет свои желания именно с Анитой, так?
— Без обид, Анита, но нет, не понятно.
— Без обид принято; так ты только что сказала, что хочешь заняться грубым сексом с Джейсоном? — спросила я, посматривая в зеркало заднего вида, чтобы видеть выражение ее лица.
— У нас он уже был.
— Насколько грубый? — спросил Натаниель.
— Грубый, — ответила она.
— Нет, дорогая, не по стандартам Натаниеля и уж тем более не по стандартам Аниты.
— Насколько секс должен быть грубым, что бы им он показался грубым? — спросила она.
Внезапно, я сконцентрировалась только на дороге, потому что не знала, как правильно ответить. Ответить честно на этот вопрос невозможно было, не выспрашивая детали, а этого я не хотела.
— Дело не в том, насколько грубо для меня и Аниты, а в том, насколько грубо для Джейсона, — ответил Натаниель.
— Хорошо, укуси меня, я сдаюсь; насколько грубым он должен быть для всех вас?
Я услышала небольшое движение позади и поняла, что Джейсон прижал ее к себе сильнее, в каком-то смысле. Я старалась следить за траффиком, но вы знаете, как легко отвлечься при определенных звуках.
— Мне не разрешено тебя кусать, помнишь?
— Я выступаю на сцене Джейсон и иногда у меня такие костюмы, что видно много кожи.
— По тем же причинам и я иногда не могу позволить следы укусов.
— Так в чем проблема? — спросила она.
— Ты не хочешь меня кусать, а я хочу тебя укусить.
— Я не понимаю, — сказала она.
— Надеюсь, к концу ночи поймешь.
Это была правда. Некоторые вещи не объяснишь, их можно только испытать самому или, по крайней мере, увидеть. Сегодняшняя ночь — про то, чтобы увидеть; я только не была уверена, что счастлива быть частью дикой природы, которую ей предстоит лицезреть.