Джинн и Королева-кобра

Глава 2 День рождения

Джон и Филиппа Гонт готовились праздновать свой первый день рождения. Да-да, именно первый, поскольку истинным днем рождения джинн по традиции считается тот, который наступает вслед за удалением зубов мудрости и обретением джинн-силы, а все предыдущие дни рождения не в счет.

— Ты хочешь сказать, что мне только один год? — спросил Джон у матери.

— Именно так, милый, — ответила миссис Гонт.

Джон обалдел.

— Ты шутишь?

— Значит, на нашем пироге будет только одна свечка? — спросила Филиппа.

— Именно. Кстати, обычай втыкать свечки в пирог люди переняли как раз от джинн.

Но гнев Джона только нарастал, и он не собирался отклоняться от темы.

— Это же несправедливо! — возмутился он. — И как-то стыдно. Ведь все гости, все, кто придут на день рождения, будут над нами смеяться.

— Не вижу причин для смеха, милый, — сказала миссис Гонт. — Тем более что на день рождения придут только джинн. Боюсь, это еще одна традиция, которую мы обязаны соблюдать.

Близнецы, разумеется, хотели, чтобы к ним пришли их друзья-мундусяне, но было очевидно, что миссис Гонт уже решила иначе. И близнецы почувствовали, что спорить с ней совершенно бесполезно. После их возвращения из Вавилона миссис Гонт как-то отдалилась от детей и совершенно не терпела непослушания, а близнецы пребывали в счастливом неведении относительно судьбы матери, которой предстояло вскоре их покинуть, чтобы стать следующей Синей джинн Вавилона.

— Джинн, впрочем, соберется не так уж много, — добавила она. — В этом году ваш день рождения совпадает с джинн-праздником Самум, так что большинство нью-йоркских джинн уедут за город. — Она пожала плечами. — Тут уж ничего не поделаешь. Нельзя же переносить первый день рождения! Нет, его надо отметить именно в тот день, когда вы появились на свет.

— Самум? — повторила Филиппа. — Что это за праздник?

— Это праздник Дыма без огня, — объяснила миссис Гонт. — Как вы понимаете, именно дым без огня виден, когда мы ввинчиваемся или, наоборот вывинчиваемся из бутылки или лампы. Самум праздник в честь того, что мы — джинн.

— Но мы не знаем других джинн нашего возраста, — сказал Джон. — Кроме Дыббакса.

— И ужасной Лилит де Гуль, — поморщилась Филиппа. — Ее я ни за что не позову.

— Я уже пригласила других Детей лампы, — сказала миссис Гонт. — В основном они, конечно, собираются с родителями за город. Но несколько джинниоров обещали прибыть.

— Несколько? — сказал Джон. — Сколько именно?

— Четверо, — ответила миссис Гонт.

— Хм… больше похоже на партию в карты или астрагалы, чем на день рождения, — заметил Джон.

— Знаешь, никакого праздника и не будет, если мы не успеем сходить в магазин, — оборвала его рассуждения миссис Гонт.

Они прошли несколько кварталов по Третьей авеню к маленькому супермаркету, где миссис Гонт обычно покупала продукты. По дороге взяли газету. Кричащий заголовок на первой странице сообщал об ограблении очередного манхэттенского стоматолога, уже десятого за последний месяц. Входя в магазин, Джон и Филиппа старательно не обращали внимания на сидевшего перед дверью бродягу, который протягивал ко всем прохожим грязную руку с пустым картонным стаканчиком и просил «не пожалеть мелочишку на пропитание». Каково же было удивление близнецов, не говоря уж об изумлении самого нищего, когда миссис Гонт открыла кошелек, вынула оттуда пятьдесят долларов и, свернув, сунула в стаканчик. Ошалевший от радости бродяга вскочил, сдернул с головы замусоленную бейсболку и рассыпался в благодарностях. Войдя в магазин, дети недоверчиво уставились на мать.

— Пятьдесят долларов! — Джон покачал головой. — Ты дала этому типу пятьдесят долларов. Наверно, по ошибке? Думала дать пять?

— Нет, дорогой. Я дала ему ровно столько, сколько хотела.

— Но пятьдесят долларов… — повторил Джон — Что он будет с ними делать? Ну… в смысле… это же куча денег!

— Пусть тратит как хочет, — ответила миссис Гонт.

— Ну, ты придумала… Ты что, всегда даешь нищим и бездомным по пятьдесят долларов?

— Может, и так… — задумчиво сказала она. — Я тоже когда-то была бездомной. И помню, что значит жить на улице.

Лейла Гонт была бездомной? Никто, тем более ее собственные дети не могли поверить, что эта дама в меховом манто, с сумочкой из страусиной кожи, в ботиночках от самого модного дизайнера когда-то жила иначе. От миссис Гонт веяло богатством и шиком, как вишней — от бисквита, пропитанного шерри. Но тут Филиппа вспомнила, что рассказывал о прошлом их матери дядя Нимрод.

— Нимрод говорил, что ты была бездомной когда познакомилась с папой. Это правда?

— Правда.

Когда они вернулись домой, миссис Гонт пустилась в воспоминания.

— Вы когда-нибудь задумывались, почему все джинн так богаты? — спросила она у детей.

Филиппа пожала плечами.

— Сложно представить, как джинн может быть беден, — сказала она. — Если у тебя достаточно джинн-силы, чтобы выполнять три желания и делать разные другие вещи, вряд ли ты станешь жить на пособие по безработице.

— Если, конечно, ты не преступил закон, — сказал Джон. — Такие джинн вынуждены жить в доме Кафура в Каире, где использование джинн-силы строго запрещается.

— Некоторые джинн… — начала миссис Гонт, — вообще отвергают любое богатство. Они живут как отшельники, стремясь подражать ангелам и святым, которые обходятся вовсе без имущества. Некоторое время я тоже вела подобный образ жизни — по доброй воле. И ты права, Филиппа: как раз тогда я и познакомилась с вашим отцом. Он принял меня за бездомную девушку, каких в Нью-Йорке великое множество, но все-таки решил мне помочь. Тут-то я в него и влюбилась… И вышла за него замуж. Ваш отец, может, ростом и не вышел, но у него большая душа.

— Так значит, среди бездомных здесь, в Нью-Йорке, на самом деле есть джинн? — уточнил Джон.

— Не только в Нью-Йорке. В Лондоне. В Калькутте. В Каире. Где угодно. Среди них встречаются не только джинн. Есть и ангелы. Как говорится в Библии, «братолюбие между вами да пребывает» и «страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам». Такой философией руководствуются в жизни все отшельники. Они стремятся только к одному: приносить удачу тем мундусянам, которые действительно этого заслуживают. Тем людям, которые делают им добро, даже не подозревая, кому именно они помогают.

— Так ты поэтому дала тому человеку пятьдесят долларов? — сказала Филиппа. — На случай, если он тоже джинн?

— На случай, если он ангел, Филиппа. Смею надеяться, что, оказавшись рядом с другим джинн, я смогу это распознать. Но ангелов распознать труднее, хотя могуществом они обладают куда большим, чем мы, джинн, фактически им подвластно все, они могут сделать все, что захотят.

— С их стороны очень благородно податься в отшельники, — заметил Джон.

— Ты прав — ответила его мать. — Но жизнь отшельника небезопасна. Вот почему я хочу взять с вас обещание, что вы никогда не станете отшельниками. Во всяком случае, пока не вырастете. Я не всегда буду рядом, чтобы вас защитить.

Близнецам было странно это слышать. Жизнь без матери? Невероятно! Но они тем не менее пообещали ей не уходить в отшельники. Дети отнесли купленные продукты вниз на кухню, а потом мама объявила, что хочет показать им кое-что важное.

— Помните, я сказала, что у вашего отца большая душа? Так вот… о душах… Сегодня, в ваш первый день рождения, самое время каждому из вас заглянуть в свой синопадос.

— Что такое синопадос? — спросила Филиппа.

— Зеркало души. Значит, Нимрод вам ничего не рассказывал?

— Нет.

— Пойдемте, — сказала миссис Гонт. — Вам будет понятнее, если вы все увидите своими глазами.

Она повела их на чердак, куда раньше им ходить строго-настрого запрещалось.

— Ты всегда говорила, что тут водятся летучие мыши, — сказала Филиппа, когда мать приладила откидную лестницу, чтобы они смогли залезть на чердак. — Я их терпеть не могу.

— Поэтому я и пугала вас летучими мышами, — сказала миссис Гонт. — Чтобы вы сюда не совались.

Они вскарабкались по лестнице, миссис Гонг открыла в потолке дверцу люка и на ощупь нашла выключатель. Замерцал тусклый свет, и миссис Гонт, пригнув голову, осторожно вылезла на чердак. Близнецы последовали за ней с некоторой опаской, но предвкушая, что вот-вот увидят что-то удивительное, чего доселе им видеть не приходилось.

Они огляделись. На деревянном полу — куча коробок неизвестно с чем. Никакой пыли. Никакой паутины. И конечно, никаких летучих мышей. Только сильный запах нафталина, что Джон тут же и отметил вслух.

— Летучие мыши боятся нафталина, — подтвердила миссис Гонт.

Крыша была в превосходном состоянии — никаких протечек. В ней имелось окошко, но день выдался пасмурный, и на чердаке было мрачновато. Несмотря на скудное освещение, Джон заметил на стене трещину. Знакомую трещину.

— Это та самая трещина, которая тогда появилась над спинкой моей кровати, — сказал он. — Ну, помните? Перед тем, как нам удалили зубы мудрости. Эта в точности такая же. Или она доходит сюда вверх по стене дома?

— А ты сам посмотри, куда она ведет, — предложила мама.

Трещина тянулась через весь чердак за котел с холодной водой. Рядом стояла пара старых мольбертов в белых чехлах.

— То, что вы ищете, как раз под чехлами, — подсказала мама.

Джон принялся неуверенно снимать один чехол, а Филиппа другой.

— Ну что же вы? — Миссис Гонт почувствовала их нерешительность. — Чего ждете?

— Я боюсь, — признался Джон.

— Я тоже, — добавила Филиппа.

Миссис Гонт окинула взглядом чердак.

— Н-да, — согласилась она. — Здесь и впрямь довольно мрачно.

Она произнесла свое слово-фокус, с помощи которого обыкновенно сосредоточивала джинн силу:

— ТУЧЕКУКУШАНДИЯ!

На чердаке тут же стало светло, как в солнечный летний день, а чехлы сами упали с мольбертов, и дети увидели два зеркала.

Это были особые зеркала, на металлической основе, с выпуклым стеклом, богато украшенные с обратной стороны. Самое странное, что свет, лившийся из окна на зеркала, не позволял увидеть то, что находилось перед ними, а давал почти люминесцентное изображение сложного узора, которым была украшена «изнанка» зеркала. Джон встал прямо перед зеркалом, постоял немного и пожал плечами.

— Не понимаю, — сказал он. — Либо я вампир и, значит, в зеркалах не отражаюсь, либо это какая-то уловка.

— Балда, — засмеялась мама. — Спереди ничего не увидишь. Обойди с другой стороны. Там — рабочая поверхность синопадоса.

С некоторым трепетом близнецы приблизились к зеркалам сзади. Металлическая поверхность с богатым восточным орнаментом сияла, отражая вовсе не бурые, сложенные из песчаника стены чердака в старом нью-йоркском доме. Зеркала отражали души близнецов, и дети смотрели на эти изображения как зачарованные. Миссис Гонт тем временем вела с ними какой-то сложный и не вполне понятный разговор:

— Сознание и материя, душа и плоть… Имея и то и другое, джинн призваны раскрыть великую тайну: им суждено постигнуть, где заканчивается материальный и начинается духовный мир, и развенчать тот бред, который несут эти хлыщи психотерапевты, любители будуарных исповедей. Дети, вы хоть понимаете, что вам дано видеть само зарождение жизни?! Только представьте, сколько мундусян мечтают заглянуть в себя, разобраться, кто они такие и на что способны. С одной стороны зеркала виден весь мир, но без вас, поскольку бренная плоть не вечна, а преходяща. А на другой стороне — душа, сокрытая в тени душа. Однако увидеть ее можете только вы. Никто, кроме вас, не вправе смотреть на ваши души, ибо только вы можете повлиять на то, какими они будут. Потому-то они и хранятся здесь, скрытые от всех Синопадос — вещь очень личная, она касается только того джинн, которому принадлежит.

Лейла на мгновение умолкла, оставив детей наедине с собственными мыслями.

— Потрясающе! — прошептала Филиппа. Она разом и узнавала и не узнавала себя в этом ярком, поминутно — нет, посекундно! — меняющемся и оттого таком таинственном и неописуемом изображении. И все же… ей было приятно его рассматривать. Кажется, она уже видела на компьютере нечто подобное, это называется… фрук… нет, фрактал. Да, точно, фрактал! Это значит, что каждая часть изображения является уменьшенной, но математически точной копией целого.

Ощущения и мысли Джона были почти такими же, как у сестры. Но почему-то в его памяти на миг всплыли пятьдесят долларов, которые мама отдала бездомному около магазина, и он понял, что мамина щедрость его все-таки немного беспокоит. Даже терзает. Неужели он, ее сын, заслуживает меньшего, чем какой-то нищий? Как только эта мысль пронеслась у него в голове, на синопадосе появилось черное пятнышко: маленькое, но вполне отчетливое. Оно сразу омрачило всю картину, и смотреть на нее стало неприятно. Получается, что его подлая мысль — все равно что клякса на в остальном безупречной душе? Ну и ну! Как же будет выглядеть его душа, если он совершит по-настоящему плохой поступок?

— Обалдеть! — выдохнул он.

— Что бы с вами ни случилось, — сказала миссис Гонт, — что бы вы ни сделали, все отразится здесь, на изображении ваших душ. Помните об этом каждую минуту своей жизни, потому что даже лучшие из нас носят внутри себя и рай и ад разом. Синопадосы будут ждать вас здесь всегда, чтобы вы могли себя проверить.

На день рождения к близнецам пришли только трое вместо четырех гостей. Дыббакс так и не появился, хотя его мать, доктор Дженни Сахерторт, обещала, что он обязательно будет. Жуткая невоспитанность! Впрочем, Филиппа не особенно удивилась. С Дыббаксом ей случилось общаться дважды, и оба раза он произвел на нее впечатление мальчика грубого и плохо воспитанного.

Ее брат очень ждал Дыббакса, но даже не успел огорчиться, что тот не пришел. Джон позабыл буквально обо всем, едва на пороге появилась Агата Дэнион. Эта девочка была воплощенной мечтой! Будь ему дарованы три желания, он потратил бы все три на то, чтобы создать это чудо. Остальные двое гостей, Джонатан Манней и Ума Каруна Айер, были постарше Джона с Филиппой, у них было побольше джинн-опыта, да и холод они, похоже, переносили куда легче. Подали традиционный праздничный джинн-обед: креветки в самбуке, бифштекс с перцем, блинчики со сладким апельсиновым соусом и, разумеется, пирог со свечками. За столом все гости рассказывали близнецам о себе и о том, каким именно образом каждый из них намерен помогать человечеству.

— Я собираюсь стать консультантом для тех, кто загадывает желания, — сказала Агата. — Чтобы бедные мундусяне не тратили три желания впустую. Согласно Багдадским законам, сам джинн, который будет выполнять желания, не имеет права давать людям советы. Поэтому любой добрый джинн наверняка даст мою визитную карточку тому человеку, которому он даровал желания. Ведь ему самому будет приятно, если этот мундусянин пожелает в итоге что-нибудь достойное, да и совесть его будет чиста. Поскольку совершенно ужасно, когда ты обязан выполнять всякие вредные или злобные желания.

Джон был готов заранее подписаться под любым словом Агаты. Однако в данном случае она и вправду предлагала вполне дельную вещь. Сам Джон выполнил пока не так уж много людских желаний, но зато он отлично помнил собственный неподдельный ужас, когда ему пришлось превратить Финлея Макриби в сокола.

Филиппа с улыбкой наблюдала за братом. Она одобряла его увлечение Агатой, но хотела — для его же блага, — чтобы его чувства были чуть менее очевидны. Сама она считала, что никакой консультант по желаниям не будет нужен, если в школах людей обучат грамоте, как положено. Дело-то нехитрое: надо просто говорить именно то, что имеешь в виду. Но Филиппа решила оставить эти соображения при себе, чтобы не обижать гостью.

Джонатан Манней сказал, что всецело разделяет принципы Агаты и именно поэтому решил стать психиатром.

— Я полагаю, что способен выслушивать людские проблемы, — сказал он. — А затем улаживать их с помощью джинн-силы. Анонимно. Ну, приходит кто-то ко мне на прием, допустим, с депрессией, а я потом, потихоньку, что-нибудь сделаю, чтобы его ободрить.

— Что, например? — недоверчиво спросила Филиппа.

— Не знаю… Но немного удачи и радости никому и никогда не помешает.

— О, с этим я совершенно согласна! — воскликнула Ума Айер и тут же понизила голос. — Именно поэтому я решила отказаться от своего клана, богатства и положения и податься в отшельницы. С завтрашнего дня я буду жить на улицах Нью-Йорка вместе с бездомными. Я намерена помогать по-настоящему достойным людям получить три желания. В точности как сказал Джонатан. Я буду делать добро анонимно. Моя мать об этом не знает. Поэтому прошу вас мой секрет не выдавать.

От всех этих благородных разговоров близнецам стало даже немного стыдно: их сверстники заботятся о человечестве, а они просто празднуют день рождения, то есть думают о себе. Дети даже решили не показывать гостям свои новые ноутбуки — отцовский подарок. Теперь это казалось совершенно неуместным. Ведь ни один из близнецов не хотел показаться эгоистичным и меркантильным в глазах своих юных, но таких серьезных джинн-собратьев. И они были очень рады, когда гости наконец разошлись по домам.

— Мне такой день рождения не очень-то по душе, — сказал Джон. — Ведь весь смысл этих сборищ в том, чтобы все с тобой носились. Это единственный день в году, когда можно быть немного эгоистом. Но сейчас… По-моему, сегодня был не мой день рождения, а что-то совсем другое.

— Да, мне тоже так кажется, — призналась Филиппа. Но через некоторое время добавила: — Все равно это неплохо. Поневоле задумаешься, что надо бы кому-нибудь помочь. Тому, кто действительно нуждается в помощи.

— Ну, пока так холодно, об этом нечего и думать, — сказал Джон. — Сама знаешь, пока мы не вырастем, джинн-сила будет работать только в жару.

— Да, конечно… Просто, поговорив с этими джинн, я подумала, что мне не хватает цели в жизни. Но мне нужна высокая цель.

Филиппа еще не знала, что и ей и Джону скоро предстоит эту цель обрести.

Джон всегда спал чутко. Вот и сейчас он проснулся от ощущения, что в доме чужие. Вообще-то он и засыпая думал о злоумышленниках, поскольку накануне слышал, как мама рассказывала отцу про очередной налет на кабинет нью-йоркского дантиста. На этот раз пострадал не кто иной, как их семейный врач, Морис Ларр. Из его офиса на Шестой авеню ничего, в сущности, не пропало — воры явно не нашли то, что искали, — но весь пол остался устлан историями болезней пациентов.

Джон тихонько выскользнул из своей комнаты и, наклонившись, посмотрел через перила лестницы вниз. В библиотеке кто-то есть! Луч фонарика шарил там изнутри, слабо пробиваясь сквозь щели под дверью. Будь на дворе жаркое лето, у Джона хватило бы собственной джинн-силы, чтобы справиться с грабителем. Но в такие холода силы у него вовсе не было, и — хочешь не хочешь — пришлось будить родителей.

Его отец, Эдвард, был человеком невысоким, но недостаток роста он с лихвой компенсировал безудержной храбростью. Не успел Джон рассказать родителям о злоумышленнике, как мистер Гонт выхватил из-под кровати дубинку, боевое оружие индейцев, и вскочил, готовясь к сражению. Миссис Гонт посмотрела на дубинку с некоторым сомнением.

— И что ты собираешься с этим делать? — спросила она мужа.

— Защищать свою семью, что ж еще? — сказал мистер Гонт.

— Эд, позволь мне разобраться с этим самой, — сказала Лейла, надевая шелковый халат и тапочки. — Не исключено, что это не обычный воришка, а кто-то из ифритцев, может, даже сам Иблис. Он давно хочет отомстить нашим детям и Нимроду за то, что произошло прошлым летом в Каире при их непосредственном участии. — В голосе миссис Гонт не было ни капли страха. Гордо, словно королева-воительница, она направилась вниз по лестнице.

Мистер Гонт неохотно отложил дубинку.

— Где Фил? — спросил он с тревогой.

— Пока спит, — ответил Джон. — Пап, не волнуйся, мама с ними разберется. Если внизу и правда джинн, никакая могиканская дубинка не поможет.

Джон с отцом потихоньку выбрались из спальни вслед за миссис Гонт и успели увидеть, как она распахнула дверь библиотеки и включила свет.

Джон чуть не вскрикнул от испуга: в библиотеке оказался не один, а целых два бандита. Оба в оранжевых рубашках и брюках, с длинными бородами. Свободная от растительности часть их лиц была вымазана желтой краской, как у дикарей. Один из воров держал в руках мамину сумочку из дорогущей страусиной кожи, а другой прихватил древнюю тибетскую шкатулку, стоявшую на каминной полке всю жизнь — сколько Джон себя помнил. И тут он услышал, как мама выкрикнула свое слово-фокус. Раздался громкий хлопок, потому что сила разгневанного джинн всегда вырывается на волю с шумом. В тот же миг Джона с отцом ослепила яркая вспышка, потом лестницу окутало облако дыма, а когда дым рассеялся, мужчин в оранжевой одежде в библиотеке уже не было. Только на полу, ровно в тех местах, где их застигла Лейла, теперь стояли две бутылки красного вина.

Миссис Гонт отряхнула руки, подняла бутылки и вручила их мужу.

— Держи, — сказала она. — В качестве компенсации за уязвленную мужскую гордость.

— Что ж, это лучше, чем превращать людей в собак. — Мистер Гонт хмыкнул и принялся рассматривать ярлыки на бутылках. — Так, что у нас здесь? Ага, Шато Лафит Ротшильд тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. И семидесятого. Превосходный выбор. Но почему разные года, Лейла?

— Это года рождения наших грабителей, — невозмутимо ответила миссис Гонт.

— Мам, а что они искали? — спросил Джон, входя в библиотеку.

— Да, действительно, за чем они пришли? — Мистер Гонт уже вытащил пробку из одной из бутылок и налил себе бокал вина. — Впрочем, шкатулка и вправду ценная. Моему отцу ее подарил тринадцатый далай-лама.

Тем временем миссис Гонт сняла с золотой цепочки, застегнутой у нее на шее, маленький ключик и открыла им тибетскую шкатулку. Откинув крышку, она вынула маленький синий бархатный мешочек и вытряхнула его содержимое себе на ладонь. Джон ожидал увидеть алмазы или, допустим, несколько золотых монет. Но на маминой ладони лежали восемь зубов.

— Так это же наши зубы мудрости! — воскликнул он. — Кому они понадобились? И кто были эти парни? Джинн? Ифритцы?

— Нет, это мундусяне, — ответила миссис Гонт, но, заметив кривоватую усмешку мужа, быстро добавила: — Прости, я хотела сказать «люди».

— Ничего, — произнес мистер Гонт. — Не беспокойся, Лейла. Я прекрасно знаю, кто я такой, ничуть этого не стыжусь.

Он стал пробовать вино, перекатывая его снова и снова по нёбу, точно полоща рот. Наконец проглотил и удивленно покачал головой.

— Отличное вино. Просто великолепное. — Он сделал еще глоток и довольно заурчал. — Вкус врывается, заполоняет тебя, омывает нёбо, берет в плен весь рот, овладевает всеми рецепторами… Так… впрочем… чуть отдает свинцом… немного взрывчаткой… а еще старыми спортивными тапочками и… больничкой… Или отмычкой?

— Это моя вина, — сказала миссис Гонт, высыпая зубы обратно в синий бархатный мешочек. — Надо было поместить их в сейф. Сразу. Как только вам их удалили. Даже представить страшно, что случится, попади они в недобрые руки.

— Например? — сказал Джон. — Что может случиться?

— Поговорим об этом утром, милый, — сказала миссис Гонт. Она сняла с полки книгу «Надежные пути к финансовой независимости» и открыла ее. Внутри оказалась полость, а в ней — большой ключ от семейного сейфа. Сам сейф, красивый зелено-черный, инкрустированный золотом ящик размером с большой телевизор, принадлежал когда-то французскому императору Наполеону III. Миссис Гонт поместила синий мешочек в сейф, захлопнула дверцу и повернула ключ в замке.

— Отсюда их никому не достать, — уверенно сказал мистер Гонт, допивая второй бокал. — Пусть хоть целую армию пришлют.

— Тем не менее, — сказала миссис Гонт, — думаю, что пора установить в этом доме дополнительные меры безопасности. Особую систему. Сверхнадежную. Короче — надо наложить на дом джинн-заклятие.

Наутро Филиппа осматривала место преступления, а Джон подробно объяснял ей, что и как происходило.

— Во что? Во что она их превратила?!

— В две бутылки красного вина. — Джон кивнул на бутылки, стоявшие на столе в библиотеке.

— Но одна неполная, — удивилась Филиппа.

— Папа выпил два бокала.

— Не верю. — Девочка понюхала горлышко открытой бутылки.

Джон пожал плечами:

— Ты же знаешь, как он любит дорогое вино.

— Да, но это не просто дорогое вино, — возразила Филиппа. — Папа не часто пьет вино, которое только что… бегало. Молодое и резвое. — Она задумчиво покачала головой. — Жаль, что мама так вспылила. Было бы полезно узнать побольше об этих людях. Говоришь, у них была оранжевая одежда?

— Да. И вообще они были немножко странные. С желтым узором на лбу и на щеках. — Джон кивнул на пол. — Они как раз тут стояли, когда мама их… ну, того…

Филиппа опустилась на колени и принялась разглядывать ковер.

— Что ты делаешь? — удивился Джон.

— Полицейские всегда так делают, когда расследуют убийство, я по телевизору видела. Ищут отпечатки пальцев. И разные улики.

— Какие, например?

— Вот такие. — Филиппа выпрямилась. На ладони у нее лежал маленький круглый плоский камешек, с дыркой поближе к одному краю — вероятно, когда-то он висел на цепочке или нитке. На камне была нарисована оранжевая змея, а рядом — что-то вроде вопросительного знака, только без точки. — Ты это раньше видел? — спросила она.

— Нет.

— Тогда это выронил кто-то из ночных гостей. Пойдем-ка, покажем маме.

Мать они нашли в гардеробной. Она стояла возле большого аквариума, полного каких-то жутких тропических рыбок, и внимательно их рассматривала.

— Ага, вот и вы, — сказала она. — Смотрите. Это пираньи. Часть новой системы безопасности, которую я наладила в доме. Эти рыбки едят все подряд. Стая пираний способна за считанные минуты оставить от коровы голый скелет.

Джон с испугом смотрел на небольших пучеглазых рыбок.

— Аквариум, разумеется, пуленепробиваемый, — добавила мама. — И я наложила на него мощное заклятие, так что джинн-сила на него тоже не действует. Кроме моей и вашей.

— И как же эти рыбки будут нас защищать? — спросила Филиппа. — Мы ведь здесь, а они там, в аквариуме.

— А ты приглядись, — сказала миссис Гонт.

Филиппа прижалась носом к стеклу и увидела внутри первого аквариума второй, поменьше. В нем, похоже, была не вода, а воздух.

— Там лежит ключ! — воскликнула она.

— Да, это ключ от нашего сейфа, — сказала миссис Гонт. — Вторую емкость отделяет от первой небольшая дверка, вроде воздушного шлюза, чтобы доставать ключ и не впускать при этом ни капли воды.

— Все равно не понимаю, — признался Джон. — Какой в этом смысл? Мы что, сумасшедшие? Не станем же мы совать руку прямо к пираньям? А иначе до маленького аквариума не дотянуться.

Миссис Гонт закатала рукав и погрузила руку в воду.

— Не бойтесь, — сказала она, заметив, как встревожились ее дети. — На меня они не нападут. И на вас тоже. А вот живность во втором аквариуме небезобидна и для нас. Так что будьте поосторожнее.

— Разве там кто-то есть? — удивился Джон. — Я никого не вижу.

Опустив руку еще ниже, миссис Гонт постучала по крышке второго аквариума. Тут же, откуда ни возьмись, появились два громадных паука и попробовали схватить ее за руку. Филиппа в ужасе вскрикнула.

— Phoneutria fera, — сказала миссис Гонт. — Бразильские пауки-охотники. Их клыки настолько остры, что легко прокусывают даже ноготь. А пол-миллиграмма их яда достаточно, чтобы убить человека. Или джинн. Так что прежде, чем достать ключ, эту паучью парочку надо досыта накормить.

— Но для чего все это? — спросил Джон. — От кого мы прячем наши старые зубы?

— Ты никогда не слышал о зубном заклятии, Джон? — спросила мама и ласково улыбнулась. — Еще в древности мундусянские ведьмы и колдуны, насмотревшись на действие джинн-силы, навострились накладывать заклятия самостоятельно, используя волосы, кровь или ногти джинн, поскольку даже срезанные или отторгнутые части тела джинн сохраняют с ним внутреннюю связь. Самым ценным органом для таких дел являются зубы мудрости. Поэтому их надо охранять особенно тщательно. Зуб мудрости — где бы он ни был — сохраняет связь с хозяином до конца его дней. Знающий человек может сделать себе из этих зубов амулет и таким образом защитит себя от силы этого джинн навсегда. Но что еще хуже, из зубов можно сделать амулет, который даст мундусянину полную власть над джинн, бывшим обладателем этих зубов. Джинн станет рабом человека… Вот почему я решила усилить защиту дома. Я хочу уберечь вас от любых посягательств. До сих пор я считала, что видеокамер и сигнализации достаточно и дом защищен неплохо. Но после вчерашнего я поняла, что была неправа. Риск в данном случае неуместен. Особенно после того, что случилось с Дыббаксом.

— А что случилось с Дыббаксом? — спросил Джон.

— Он исчез, — ответила миссис Гонт. — Только вернулся с экскурсии по полям сражений Гражданской войны и тут же пропал. Именно поэтому он и не пришел к вам на день рождения.

— Ничего, появится, — сказал Джон. — Ты же знаешь Дыббакса.

— Боюсь, произошло самое худшее, — сказала миссис Гонт. — Мундусяне, с которыми он ездил на экскурсию, — мистер Бленнерхассит и его сын Брэд — были найдены мертвыми в их доме в Палм-Спрингс. При подозрительных обстоятельствах. Полиция жаждет поговорить с Дыббаксом.

— Ты хочешь сказать, что они его подозревают? В убийстве? — спросил Джон.

Миссис Гонт молча пожала плечами.

— Этого не может быть! — воскликнул Джон. — Дыббакс, конечно, грубиян, даже хам, он — вредина, врун, он кто угодно, но только не убийца.

— Разве не он превратил кого-то из одноклассников в таракана? — ехидно спросила Филиппа.

— Всего на один день! — возразил Джон.

— Послушайте, — сказала миссис Гонт. — Пока полиция просто хочет с ним поговорить. Думаю они удостоверятся, что с ним ничего не случилось, выяснят все, что он знает, и оставят в покое. — Она покачала головой и вздохнула. — Почему это выпало на долю Дженни Сахерторт? После всего, что произошло с ее дочерью.

— У Дыббакса есть сестра? — изумилась Филиппа.

— Была, — сказала миссис Гонт. — Она была старше Дыббакса. Но тоже исчезла, как сейчас Дыббакс. Конечно, с тех пор прошло много лет. Но никакая мать никогда не сможет смириться с тем, что ее ребенка больше нет. Брак Дженни с мистером Сахертортом не выдержал этого испытания.

— Но что с ней случилось? — испуганно спросила Филиппа.

— Никто не знает наверняка, — ответила Лейла. — Закатали в бутылку или лампу. Попала в рабство к другому джинн. Кто знает? Но, пожалуйста, не спрашивайте об этом ни Дыббакса, ни его маму. Хорошо?

Близнецы кивнули.

— Странное совпадение, правда? — помолчав, сказала Филиппа. — Он исчезает, а наши зубы мудрости кто-то пытается украсть. Почти в один день. Вдруг эти два события как-то связаны?

— Связаны? — повторила миссис Гонт. — Как?

— Чтобы ответить, — задумчиво сказала Филиппа, — мне надо поточнее узнать о том, что случилось в Палм-Спрингс. И жаль, — добавила она многозначительно, — что ты не оставила от грабителей ничего, кроме полутора бутылок красного вина.

Миссис Гонт смутилась.

— Ты, конечно, права, Филиппа. Мой гнев пересилил здравый смысл. Я так рассердилась. Во-первых, на грабителей — за непрошеное вторжение, а во-вторых, на себя — за то, что вмешалась и не дала вашему отцу действовать самостоятельно. Любой мужчина имеет право защищать свой дом и семью. Помощь жены его только унижает. Я решила, что пара бутылок любимого вина хоть как-то подсластят для него эту пилюлю. Ведь я разделалась с грабителями одним махом, папа даже опомниться не успел.

— По-моему, вино сработало, — подхватил Джон. — После двух бокалов папа был в отличном настроении.

— Тем не менее Филиппа права, — сказала миссис Гонт. — Было бы важно узнать, что это за люди и кто их послал.

— Возможно, это наведет тебя на след, — сказала Филиппа и передала матери каменный медальон. — Я нашла это на полу в библиотеке. Должно быть, один из грабителей выронил, когда превращался в вино.

Миссис Гонт тщательно рассмотрела медальон.

— На рисунке змея, — сказала она. — Похоже, кобра. Никаких других выводов я сделать не могу. Но я знаю того, кто может. Господин Ракшас. Он наш главный эксперт по этим вопросам.

— Так давай пошлем ему медальон, — предложила Филиппа. — С курьером.

— В этом нет никакой необходимости, — сказала миссис Гонт. — Достаточно послать медальон Нимроду, нутряной джинн-почтой.

— Что это такое? — спросил Джон.

— Смотри.

Миссис Гонт положила каменный медальончик себе в рот и — не без усилия — проглотила целиком.

Близнецы настолько оторопели, что даже не нашлись что сказать.

— Не пройдет и часа, как Нимрод закашляется и извергнет эту штучку наружу, — сказала миссис Гонт. — Разумеется, такой способ связи действует только между близкими родственниками. Причем взрослыми. Джинниорам это не по силам. Зато можно сэкономить уйму времени, да и стоимость пересылки. Не говоря уж о ценном побочном эффекте — о похудании. Ведь главная задача любой диеты — снизить аппетит.