Дикарка

Глава 1

– Расскажи что-нибудь о себе.

Просьба звучала настолько банально, что в другое время и при других обстоятельствах Лия Хаскин просто рассмеялась бы в ответ.

Но сейчас она едва не съежилась от страха, неимоверным усилием воли заставив себя беспечно выглядывать в окно машины, рассматривая плотный поток автомобилей на Мэсс-Пайк.

Кошмар начался в тот миг, когда Тони Ланцоне заехал за ней на своей «хонде».

За те полчаса, что его машина проползла десять или двенадцать миль по запруженным автомобилями улицам, Лия только и делала, что изо всех сил старалась оттянуть неизбежный вопрос. Она успела задать Тони тысячу вопросов: как он живет, где работает и как ему удалось весьма выгодно купить дом в жилищном товариществе на Бэк-Бэй?

Когда Тони упомянул о своем участии в регате на приз Чарлза, Лия до конца использовала его болтливость и выспросила буквально все о знаменитом бостонском состязании и о спортивных достижениях Тони на этом поприще.

Он добросовестно рассказывал, хотя Лия не запомнила ни одного слова: ее голова была занята другим – она лихорадочно искала способ удрать от своего спутника.

Зачем она отправилась на это свидание? Зачем прикидываться, что она нормальная двадцатипятилетняя женщина, которая имеет полное право вести нормальную жизнь и ходить на свидания с симпатичными клерками вроде сидящего рядом с ней Тони?

– Лия? – Тони заметил ее невнимание.

– Что? – спросила она, избегая смотреть ему в глаза.

– Э-э, я хочу, чтобы ты рассказала мне что-нибудь о себе. Я же ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты соседка моей сестры, работаешь в бюро кредитных карточек и любишь копченые сосиски.

По лицу Лии скользнула мимолетная улыбка.

– Дело в том, – ответила она, стараясь уклониться от предложенной темы, – что я терпеть не могу копченые сосиски и ем их только из вежливости.

– Очень благородно, – деланно усмехнулся Тони. – Иначе не объяснишь любовь к копченым сосискам.

Лия улыбнулась в ответ, желая хоть немного сбросить с себя напряжение.

– Хм, знаешь, на кого ты похожа, когда вот так улыбаешься?

От его вопроса душа у Лии ушла в пятки, а в горле мгновенно пересохло.

– На кого? – выдавила она, изо всех сил стараясь скрыть, насколько взволновал ее невинный на первый взгляд вопрос.

– На Деми Мур, – произнес Тони. – Тебе не говорили, что ты здорово на нее похожа? Лия облегченно вздохнула.

– Да, – сказала она. – Некоторые мне об этом говорили.

Это была правда: Лии не раз напоминали, что она похожа на знаменитую кинозвезду. А за последний год, после того как выкрасилась в темный цвет, она вообще очень часто слышала этот комплимент.

Но никто ни разу не сказал ей, что она похожа на ту, другую, женщину…

Ее не узнавала ни одна живая душа. Никто не мог связать носившую очки брюнетку из Бостона с бронзовокожей пляжной блондинкой, имевшей отношение к нашумевшему в прошлом году убийству в Майами.

Но это ровным счетом ничего не значило. Кто знает, может быть, завтра кто-нибудь ошарашит ее вопросом: «Эй, ты случайно не?..»

Лия поглубже спрятала под лежащую на коленях сумочку внезапно вспотевшие ладони и до боли стиснула зубы.

Зачем, ну зачем согласилась она пойти на ужин к Хайне и Билли Мак-Грегор в прошлую субботу? Она просто обязана была сразу догадаться, что это ловушка. Как только Хайна узнала, что Лия одинока, она загорелась идеей познакомить ее со своим братом. Лия отказывалась под всевозможными предлогами, но не могла же она назвать истинную причину отказа знакомиться с Тони или с кем бы то ни было еще…

Лия знала, насколько настойчива Хайна, но не предполагала, что она способна якобы случайно свести ее со своим братцем на барбекю у Мак-Грегоров. Если бы она успела подумать, то отказалась бы от такой совместной трапезы: Лии нравилась Хайна, но она не могла долго выносить ее ненасытное любопытство.

Несмотря на октябрь, погода стояла чудесная: было по-летнему тепло, светило солнце, и в его лучах ярко горела желтая и красная листва лесов Новой Англии. Лия была настолько захвачена перспективой провести несколько часов на природе, что не смогла устоять перед приглашением Хайны.

Лия раскаялась в своем решении, только когда обнаружила, что является не единственным гостем на пиршестве.

– Почему ты не сказала, что придет твой брат? – яростно прошептала она Хайне, когда они оказались вдвоем на кухне – мужчины в это время разводили костер на заднем дворе.

– Потому что иначе бы ты отказалась прийти. Неужели не понятно, Лия? Мое предназначение на земле – подобрать пару каждому человеку, чтобы все были счастливы, как я и Билли. – Хайна блаженно, как новобрачная, вздохнула и тряхнула собранными в хвост волосами.

– Но я не хочу, чтобы мне подбирали пару, – запротестовала Лия, надеясь, что на фоне такого упрямства Хайна не заметит ее испуга. – Я совершенно счастлива и так…

– Давай, давай, говори. Ты что, не хочешь замуж? Не хочешь родить парочку малышей?

Об этом могла бы мечтать другая женщина, из прошлой жизни. Лия постаралась отогнать ненужные воспоминания.

– Нет, не хочу, – твердо сказала она, с отсутствующим видом глядя в окно. Но видела она не поросший одуванчиками дворик загородного дома, окруженного чахлыми вязами, а раскаленный добела песок и длинные листья пальм на побережье Флориды.

– По твоему лицу я вижу, что ты лжешь, – заявила Хайна, оторвав Лию от воспоминаний, которые та с радостью бы похоронила навеки.

– Нет, я не лгу…

– С тобой ничего не случится, если ты просто поговоришь с Тони, – перебила Лию Хайна. – Он прекрасный парень и к тому же мой брат. Он очень обидится, если ты вдруг уйдешь. Так что оставь всякую мысль о бегстве.

Лия осталась. Ее переполняла жуткая тревога, но она изо всех сил пыталась выглядеть непринужденной и раскованной, всем своим видом показывая, какое удовольствие получает от вечеринки.

Она вынуждала себя смеяться над шутками Билли, помогала Хайне лущить кукурузу и, уступая настояниям Тони, съела две копченые сосиски, которые братец Хайны спалил на гриле.

А когда Лия уже собралась ускользнуть из теплой компании, Тони спросил ее, чем она занимается вечером в следующую пятницу. Но за нее ответила Хайна, не дав Лии выпалить первую пришедшую на ум ложь.

– Она свободна, – весело прощебетала сестрица, озорно подмигнув Тони.

– Нет, я занята, – поспешно произнесла Лия, стараясь скрыть панические нотки в своем голосе.

– В самом деле? У тебя какие-то планы? И чем же ты собираешься заниматься? – требовательно спросила Хайна. Она явно поддразнивала, но ее лицо оставалось серьезным.

Лия была настолько ошарашена, что не сразу нашлась что ответить. Когда она наконец стала, заикаясь, что-то бормотать, Хайна безжалостно прервала ее:

– Лия, перестань. Мы живем в соседних квартирах, и я вижу, что ты сидишь дома каждую пятницу. Развейся… с Тони.

В изумлении Лия переводила взгляд с Хайны на Тони и обратно. Братец был изумлен не меньше. Очевидно, он, как и Билли, привык к командирским замашкам сестры, но не склонен был им поддаваться.

– Возможно, вы свободны в пятницу, но хотите ли вы встречаться со мной? – только и вымолвил он.

Что она могла сказать? «Нет, Тони, я не хочу встречаться с вами. Исчезните из моей жизни, потому что я не желаю вас видеть. Никогда. Впрочем, как и любого другого одинокого, приятного во всех отношениях мужчину»?

Так она и оказалась здесь, среди неумолчного рева _ моторов на Мэсс-Пайк, рядом с человеком с красивыми карими глазами и приятным, четко очерченным лицом, который вежливо, но настойчиво во второй раз пытался расспросить ее о прошлом.

Ее прошлом.

О том прошлом, о котором она запретила себе даже думать, не то что обсуждать его с кем бы то ни было.

– Мне, собственно, нечего рассказывать, – пожала она плечами.

– Ну хорошо, откуда ты родом? У тебя легкий южный акцент, – промолвил Тони. Сердце Лии затрепетало.

– Правда? >Ну да, я некоторое время жила в Виргинии, так что…

– В Виргинии? – Он явно оживился. – А где именно в Виргинии? Я учился в университете Джорджа Мэйсона и четыре года жил в Фэрфаксе, вот и…

– О, – живо отреагировала Лия. – Это было недолго… Всего несколько месяцев.

Он удивленно поднял бровь, и Лия поняла, что он не может себе представить, как она за столь короткий срок усвоила протяжное южное произношение.

Однако вслух Тони не сказал ничего, только повторил вопрос:

– Где ты жила в Виргинии?

– В… м-м-м… Ричмонде, – на ходу сочинила она и торопливо, отвлекая внимание спутника, продолжила: – Ой, смотри!

Подскочив на месте от неожиданности, он машинально повернул голову и посмотрел в окно.

– Что такое?

– О, извини. Мне показалось, что этот грузовик сейчас врежется в нас.

– Вот этот. Он пытался перейти в другой ряд. – Она показала на автомобиль, ехавший рядом.

Шофер грузовика явно не помышлял перемещаться в другой ряд и терпеливо тащился в медленно ползущем потоке машин.

Тони Ланцоне недоуменно посмотрел на Лию.

– Еще раз извини, – сказала она. Некоторое время он молчал.

– Лия, ты никогда не попадала в автомобильную катастрофу? – будничным тоном спросил он наконец.

– В автомобильную катастрофу? Нет, а что?

– Не знаю… Просто мне кажется, что ты очень нервничаешь.

– Я? Нервничаю? Нисколько.

– Но мне все равно так кажется.

– Это потому, что… здесь такое ужасное движение.

– Но мы же сейчас намертво застряли в пробке. Никто не пытается нас подрезать или еще что-нибудь в этом роде.

Лии хотелось завизжать. «Спокойно, спокойно, я не должна показывать, что нервничаю».

Взяв себя в руки, Лия безразлично пожала плечами:

– Наверное, у меня клаустрофобия.

– Ты боишься находиться в автомобиле? Она кивнула.

– К тому же мы застряли в пробке, из которой в случае чего не удастся убежать.

– Убежать?

Слово вырвалось у Лии случайно. Она пожалела об этом, но сказанного не вернешь.

– Убежать от чего? – настаивал Тони.

– Не знаю… я так. Да и не такая уж у меня клаустрофобия. Я пошутила, забудем об этом.

Тони, вероятно, был окончательно сбит с толку, и Лия поняла, что вопросов больше не будет. Он, видимо, решил, что она просто сумасшедшая.

И слава Богу.

В ее жизни и так хватает проблем, чтобы еще связываться с мужчинами. Достаточно и того, что каждое утро она с трудом поднимается с постели и напоминает себе, кто она такая. Теперь…

Ее зовут Лия Хаскин.

Да, теперь ее зовут только так и не иначе.

Если бы было возможно навсегда забыть, кем она была раньше, и оставить в прошлом прежнюю жизнь… Если бы…

– Господи, и это называется удар? – покачав головой, простонал Марко, глядя в телевизор. – Моя выжившая из ума бабушка могла бы сыграть лучше.

Эй Джи улыбнулась:

– Твоя бабушка играет в бейсбол?

– Для «Ангелов» она была бы подходящим принимающим.

– Для «Калифорнийских ангелов»? Он озадаченно посмотрел на нее:

– Эй Джи, я же шучу.

– Я понимаю, Марко, – произнесла она, слегка хлопнув его по руке.

Облегченно вздохнув, он рассмеялся:

– Вот и хорошо, а то я уже начал волноваться.

– Ты, верно, подумал, что я очередная глупышка, которая будет цепляться к каждому твоему слову?

– Глупышка? Ты? Никогда!

– Ладно, не скромничай. Ты же притягиваешь к себе девок как магнит, – шутливо поддразнила она Марко. – Бьюсь об заклад, что я первая умная женщина из всех, с кем ты встречался.

– Умная? – с сомнением промолвил Марко. Эй Джи пожала плечами:

– Ну интеллигентная, если это слово тебе больше нравится.

– Да, это звучит лучше. Когда я слышу слово «умная», мне представляется этакая учительница из Новой Англии, застегнутая на все пуговицы, а не диковатая соблазнительница с латинской кровью в жилах.

– Я – соблазнительница? – Эй Джи подняла руку с намерением ударить Марко в грудь, но в этот момент он вперился в экран и дико заорал:

– И это удар, ублюдок?! Ты же всю игру испортишь!

Вздохнув, она передумала бить Марко и потянулась к тарелочке с поп-корном, стоявшей на кофейном столике, однако нашла в ней только несколько невспученных зернышек кукурузы.

– Прости, – рассеянно проговорил Марко, не отрывая глаз от телевизора. – Я подмел все, пока ты трепалась по телефону.

– И не оставил мне ни единого приличного зернышка! – с деланным негодованием воскликнула она, ставя на место тарелку. – Ты же знаешь, как я их люблю.

Он пожал плечами:

– Я здорово проголодался.

Она опустила голову. У него всегда был завидный аппетит.

Марко всегда хотел есть.

И всегда хотел ее.

Она пододвинулась поближе к нему, так, чтобы обнаженное бедро тесно прижалось к его мускулистому телу. На Марко были только мокрые после недавнего купания плавки. От его длинных светлых волос, так же как и от ее собственных, исходил едва уловимый запах хлорки.

– Давай, Ривера, закручивай! – крикнул он в экран отбивающему «Янки». – Крутани его, и игра сделана!

– А ты не хочешь крутануть меня? Мы вполне можем этим заняться, если ты не против, – промурлыкала она, соблазнительно щекоча его щеку кончиками пальцев. – А хочешь, я крутану тебя?

Моргнув, он взглянул на подругу, и на его губах появилась кривая ухмылка.

– Ты не хочешь, чтобы я досмотрел игру?

– Почему это ты так решил? – продолжала ворковать она, погладив его мощную грудь и перемещая руку к холму, возвышающемуся под плавками.

Со стоном он стиснул ее в своих объятиях, и Эй Джи почувствовала, как неистово бьется сердце в его могучей груди.

– Забудем об игре, – прохрипел он.

– Но ты же любишь «Янки».

– Некоторые вещи я люблю больше.

Вещи, подумала она с легким разочарованием.

Например, секс…

Ну что ж, она тоже его любит.

Но он никогда не говорил и даже не намекал, что любит ее.

«Ладно, – подумала она, закрыв глаза, когда горячие губы Марко впились в ее шею, – не будем торопить события».

Всему свое время – настанет час, когда он будет обожать ее так же, как сейчас она обожает его.

Он объяснится ей в любви и попросит выйти за него замуж…

Она блаженно вздохнула, когда его руки и губы унесли ее в страну, где сбываются самые сокровенные мечты и желания.

– Он в ауте! – неистово закричал Тони, срываясь, как сотни других зрителей в «Фенвей-парке», с места. Как все, исключая Лию.

– Что это такое?! Дьявол! Нет, ты видела? – рычал Тони, повернувшись к Лии и в негодовании потрясая руками. – Этот «Янки» был в ауте. Как можно считать, что он добежал?

С явным усилием Лия изобразила на лице крайнее возмущение.

– Судья что, ослеп? Ты видела, что он был в ауте? – вопрошающе вскричал Тони.

– Конечно, видела, – ответила Лия, и Тони плюхнулся на свое место, сунув руку в пакет с крекерами.

Лия сидела, тупо уставившись на поле, но совершенно не следила за происходящим, притворяясь тем не менее, что она всецело захвачена игрой.

– Это видели все, – проворчал он. – Этот парень был в ауте.

К Тони повернулся толстяк с передней скамейки, в одной руке он держал булку с сосиской, а в другой – пакетик поп-корна:

– Такое уже было в девяносто пятом. Ребята здорово оторвались и победили.

– Сегодня они не победят, – мрачно заверил толстяка Тони. – Я точно знаю, что не победят.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все тут.

– Ты что, психиатр?

– Не совсем.

– Спортивный обозреватель?

– Я клерк.

Человек пожал плечами:

– Ставлю двадцать пять баксов, что «Ред соке» проиграет.

– За кого ты болеешь?

Толстяк поправил на голове кепку с эмблемой «Ред соке».

– Я просто реалист. Я больше других хочу, чтобы «Соке» вышел в следующую серию. Но я говорю тебе, что они никуда не пройдут. Принимаешь пари?

– Принимаю, – ответил Тони.

– Отлично, пятьдесят баксов.

– Пятьдесят? Только что было двадцать пять.

– Правда? Я передумал. Давай поднимем ставки. Видимо, ты не очень-то уверен в их победе, если не хочешь рискнуть пятьюдесятью баксами.

– Они выиграют. Отвечаю пятьюдесятью.

– Вот и хорошо. – Толстяк переложил пакетик поп-корна в левую руку и протянул Тони правую.

После обмена рукопожатиями они снова стали следить за игрой.

Лия попыталась последовать их примеру.

Каким-то дальним участком мозга она понимала, что этот чудесный октябрьский вечер самой природой словно создан для бейсбола: было тепло, с близкой Атлантики тянул мягкий, солоноватый бриз.

Лия прекрасно сознавала, что творится вокруг – толпы людей, собравшиеся в старом бейсбольном парке, жевали хот-доги и щеголяли в кепках с эмблемами «Ред соке». Все они жадно, в едином порыве, смотрели, как летает мяч и бегают по полю маленькие фигурки. Все остальное для них просто не существовало.

Лия изо всех сил старалась не отличаться от всех, чтобы никто не обратил на нее внимания.

– Вот так! Молодец, О'Нил.

Она тупо кивнула. Тони бесновался от избытка чувств.

Но как она могла сосредоточиться на бейсболе, если единственным чувством, которое она испытывала, был страх за собственную жизнь?

Впрочем, может быть, она преувеличивает опасность…

Нет, не преувеличивает.

Почему еще раньше, в машине, не спросила Тони, куда он ее везет?

Как она могла беспечно предположить, что они поедут пообедать в какой-нибудь загородный ресторан?

Почему Тони не сказал ей, что они едут на игру, до тех пор пока не припарковал машину неподалеку от Кен-мор-сквер.

Только тогда у нее хватило ума спросить:

– Куда мы приехали?

И тут Тони торжественно извлек из нагрудного кармана рубашки два билета и гордо объявил:

– Это сюрприз! Мы идем в «Фенвей», посмотреть, как «Ред соке» надерет задницу «Янки»…

В «Фенвей»?

Это же большой стадион, там соберется разношерстная толпа и…

– … матч будет транслироваться по национальному телевидению.

По национальному телевидению?

Лия ощутила подступающую дурноту и такую слабость в коленях, что несколько секунд была не в состоянии выбраться из машины. Тони, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу, стоял возле открытой дверцы и говорил:

– Пойдем, пойдем, мы опаздываем. Игра вот-вот начнется.

– Как ты сказал: игра будет транслироваться по национальному телевидению? – спросила она, безуспешно пытаясь справиться с охватившим ее параличом.

Тони непонимающе посмотрел на Лию, потом кивнул:

– Конечно, по национальному телевидению. Это же решающая игра. Ты знаешь, каких трудов мне стоило достать билеты? Ты же тоже фанат «Ред соке», правда? Мне об этом рассказала сестра.

Лия начала было протестовать, мол, Хайна, должно быть, ошиблась. Лучше всего, конечно, сбежать отсюда, век бы не видеть этой игры…

В этот момент Лия вспомнила, что всегда ссылалась на «Ред соке», когда ей надо было отказаться пойти с Хайной в магазин или в кино. Зная, что игры с участием этой команды транслируются едва ли не каждый день, Лия притворилась ярой болельщицей, которая не способна пропустить ни одной игры.

Теперь надо расплачиваться за ложь.

Уставясь невидящим взглядом на отбивающего «Янки», Лия ощущала в груди отвратительное, сосущее чувство страха.

Как она старалась в течение последнего года избегать больших скоплений людей! Она изолировала себя от мира, ограничив свое пространство пределами пригорода, практически никогда не выезжая в город, не пользуясь такси и не выбираясь на популярные ярмарки.

Она не показывалась в общественных местах, где бывают туристы. Еду она покупала поздно ночью в маленьком круглосуточном мини-маркете по соседству со своим домом, месяцами не показывалась врачу и стоматологу, у нее не было абонемента в библиотеке и на кабельном телевидении.

Возможно, то были тщетные предосторожности: рано или поздно кто-нибудь где-нибудь узнает ее.

И вот она оказалась здесь, в одном из самых известных мест в Бостоне, окруженная десятками тысяч незнакомых людей и… телекамерами.

От страха она почти не воспринимала оглушительный рев толпы на стадионе, когда отбивающий «Янки» изготовился к удару…

Все существо Лии было охвачено паникой.

Какая же она дура, что. согласилась прийти сюда.

Они любят бейсбол…

Они ни за что не пропустят эту игру…

– Это нечестно! – заорал рядом Тони. Он вскочил с места, рассыпав поп-корн. – Это нарушение правил!

О Господи, а что, если они смотрят игру?

А вдруг камера случайно зафиксирует ее лицо или покажет крупным планом на всю страну?

Я должна уйти отсюда во что бы то ни стало.

Охваченная непреодолимым желанием немедленно сбежать, Лия встала и огляделась в поисках прохода. Она скажет Тони, что пойдет в туалет, а сама просто уйдет, убежит, просто…

– Поберегись!

Это кричал Тони. Одновременно с ним это же слово проревели несколько зрителей. Но было поздно.

Лия повернулась в сторону поля, но не увидела мяча, который в это мгновение резко ударил ее в плечо и опрокинул на сиденья. Десятки протянувшихся рук не дали ей упасть.

Лия не видела, как телекамеры, удлинив фокусное расстояние, показали ее ошарашенное лицо миллионам телезрителей по всей стране.

В каменном доме средиземноморско-испанского стиля, в просторной комнате пятеро мужчин увлеченно смотрели телевизор.

Темнота ночи уже опустилась на беспокойные воды залива Бискейн, неся с собой отголоски яростно бушевавшего в Карибском море шторма. Проливной дождь, усиленный порывистым ветром, барабанил по упругим листьям тропической зелени, скрывавшей каменную ограду дома, увенчанную рядом колючей проволоки.

В доме было тепло и уютно. Мужчины хрустели чипсами и ели оладьи, напряженно следя за игрой Нью-Йорк – Бостон.

– Чертова погодка! – выругался внушительного вида чернобородый мужчина, сидевший на белом кожаном диване, взглянув в окно.

В груди Виктора Кэвала бушевала нешуточная ярость. Он поспорил на кругленькую сумму, что «Янки» сотрут в порошок «Ред соке». За Нью-Йорк играл крестник его отчима Пабло, приглашенный в «Янки» в прошлом августе из второй лиги.

Правда, бейсболом Виктор начал интересоваться задолго до этого. Будучи еще бедным колумбийским мальчишкой, он до одурения занимался спортом, мечтая однажды приехать в Америку и стать богатым и могущественным королем бейсбола. Все говорили, что у него есть талант. Виктор был прекрасным отбивающим. Одного этого хватило бы, чтобы стать звездой, но Кэвал умел еще и здорово подавать.

Но настоящую славу ему должны были принести ноги. Крепконогий, хрупкий парнишка был на поле быстрее всех и обычно первым успевал к «дому». В этом он был волшебником, которому не было равных в их школьной команде.

В пятнадцать лет Виктор попал в аварию, которая разбила ему голеностоп и надежды стать звездой спорта.

Правда, вскоре он понял, что бейсбол не единственный билет в Америку и спортивный талант не обязательное условие для того, чтобы стать богатым и могущественным.

Тяжело повернувшись на диване, Виктор снова вперился в экран, сосредоточенно нахмурившись, когда отбивающий «Янки», слившись с мячом, послал его к третьему «дому»…

Камера проследила полет мяча…

На трибунах привстали тысячи зрителей в тщетной надежде изменить траекторию полета…

Казалось, время остановилось, когда мяч внезапно встретил препятствие – молодую женщину, которая до последнего момента, ничего не подозревая, стояла спиной к полю…

Вот она повернулась, и камера зафиксировала ее изумленное лицо за несколько долей секунды до того, как мяч коснулся ее плеча и выбил из кадра.

Мужчины пришли в неописуемое возбуждение, раздались испанские и английские возгласы:

– Это же она!

Один только Виктор Кэвал молча смотрел на экран своими горящими черными глазами.

Лицо его оставалось бесстрастным. Виктор был настоящим мужчиной и никогда не давал воли эмоциям.

Так было проще.

Он оставался неподвижным, и лишь сердце его учащенно билось, пока он ждал неизбежного повтора.

Виктор не видел клубка зрителей, сгрудившихся вокруг упавшей, не слышал голоса комментатора, обсуждавшего игру.

Нет, все его внимание было направлено исключительно на лицо, которое он не видел целый год.

Она, и только она, наполняла его страстью, нахлынувшей вместе с волнами воспоминаний…

И ненавистью.

Еще до повтора он знал, что эта девушка в Фенвее – именно она.

– Этого не может быть! – выдохнул кузен Виктора, Альберто Мансана, тоже во все глаза смотревший на округлившееся, побледневшее, но очень знакомое лицо на телевизионном экране.

– Может, может, – возразил Виктор, взглянув на Альберто пылающими глазами. – Я же все время тебе говорил, что она не умерла в ту ночь.

– И ты оказался прав, Виктор, – торопливо произнес кузен по-английски с сильным испанским акцентом. – Как мы видим, она жива.

– Пока, – негромко отозвался Виктор, задумчиво почесывая заросший черной щетиной подбородок. Да, она жива. Пока.

В пяти минутах езды от дома Виктора Кэвала, на тихой улочке, обсаженной пальмами, с припаркованными к уютным флоридским бунгало добротными семейными автомобилями, в маленькой квартире, напряженно вглядываясь в телевизионный экран, стоял другой мужчина.

Схваченная длиннофокусным объективом картинка сменилась общим видом поля, где вперед рванулся отбивающий.

Как сказал комментатор, болельщица не получила серьезной травмы от удара неудачно отбитого мяча. Она отказалась от медицинской помощи и самостоятельно покинула стадион. Мальчишка, сидевший на трибуне рядом с ней, нашел мяч и с видом триумфатора потрясал им над головой – каков трофей!

Комментатор вернулся к обсуждению игры.

Но Марко Эстевесу было сейчас не до бейсбола.

Мужчина застыл на месте между бежевой кушеткой и телевизором, погруженный в созерцание невероятного чуда…

Дело даже не в том, что она жива. Судьба оповестила его об этом столь странным способом, что стало ясно: он обречен найти ее.

Марко содрогнулся от мысли, насколько был он близок к тому, чтобы упустить этот шанс.

Вернись он домой на несколько секунд позже, он бы не увидел ее.

Действительно, едва он успел включить телевизор, как этот О'Нил послал мяч на трибуну.

Если бы он задержался у Уинн Дикси еще на несколько минут…

Если бы в очереди на автобус перед ним был хотя бы еще один человек…

Если бы по дороге домой его остановил красный свет…

Если бы он не свалил принесенную еду на стол в кухне, а принялся убирать ее в холодильник…

Тогда он потерял бы ее.

Дрожа от облегчения, он подумал, что, к счастью, ничего этого не случилось.

Он приехал домой вовремя, включил телевизор и увидел ее.

Теперь она носила очки, ее лицо потеряло былую угловатость и не было обожжено солнцем.

Однако ошибиться было невозможно. В этот миг, когда она повернула в кадр свое изумленное, испуганное лицо, он моментально узнал ее.

Забавно…

Та же самая поза, то же самое выражение на лице…

Именно так посмотрела она на него в ту страшную ночь.

Тогда она тоже повернулась через плечо, и обеспокоенное выражение сразу же сменилось выражением потрясения и страха.

Правда, тогда причиной страха был он – Марко Эстевес.

Она неожиданно увидела его в тени дома Виктора Кэвала и бросилась в паническое бегство.

Вот так.

Теперь после года догадок он знал.

Она жива.

Она в Бостоне.

Во всяком случае, она сейчас там.

Марко вскочил – надо было действовать. Он бросился к телефону.