Глава 18

Принесли ужин. Пока Гарет накрывал для них элегантный французский столик, Джульет, удалившись за ширму, покормила Шарлотту. Закончив, она положила малышку в колыбель и тут почувствовала запах горячей пищи, на который сейчас же отозвался болью голодный желудок. Сколько времени прошло с тех пор, как они ели в последний раз?

Гарет стоял возле стула и ждал, когда она подойдет, чтобы усадить. Джульет, улыбнувшись, села за стол, наблюдая, как ее красавец супруг обошел стол и уселся напротив нее. Как положено безупречному джентльмену, он поднимал крышки с блюд, чтобы она могла взглянуть на содержимое, а затем собственноручно накладывал еду на ее тарелку.

Ужин превратился в настоящее празднество: заяц, фаршированный ароматными травами и корицей, утопающий в винном соусе; телячий пирог со сливами в сахарной пудре; пирожное со взбитыми сливками и малиновым джемом, разнообразные пирожки и булочки, а также свежеиспеченная пряная и сочная имбирная коврижка. Пиршество завершали сладкие вина и набор разнообразных сыров: стилтон, чеширский и чеддер. Они ели, запивая эти яства вином в хрустальных бокалах, и продолжали начатый разговор. И чем больше говорили, тем непринужденнее чувствовали себя в обществе друг друга. Чем больше пил Гарет, тем забавнее он становился.

После двух бокалов вина он рассмешил ее карикатурными словесными портретами лорда Норта и других министров, чьими стараниями Америка оказалась на грани революции. После трех он позабавил ее рассказами о коварных интригах, скандалах и причудах политических деятелей, чьих имен она никогда не слышала, и аристократов, которых она надеялась никогда не встретить, но все это отодвигало на задний план их собственные проблемы и в конце концов заставило ее весело смеяться вместе с мужем.

— Нет, я не шучу! — воскликнул он, смеясь и размахивая кусочком сыра, когда рассказывал ей байку о матери Перри. — Когда она с аппетитом поглощала всякие вкусности за свадебным столом своей дочери, у нее на корсете начали одна за другой с треском лопаться планшетки, и все присутствующие это слышали!

— О, Гарет, не может быть, чтобы ты говорил серьезно!

— Ну конечно, я серьезен. Видишь ли, я очаровал ее горничную, и та заранее принесла мне корсет, чтобы я мог над ним поработать.

Джульет зажала рукой рот, чтобы не расхохотаться.

— Ты хочешь сказать, что сам подстроил это?

— Само собой. Было так весело! Послушала бы ты, как одна за другой щелкали эти планшетки! Хорошо еще, что они находились под тканью, иначе могли бы разлететься, как стрелы, и попасть кому-нибудь в глаз.

— Но это совершенно невероятно, Гарет! — едва живая от смеха заявила она.

— Какая разница? Зато я заставил тебя рассмеяться. — Он отхлебнул вина. — А в другой раз, когда мама Перри давала бал, мы все проникли туда заранее и, выскоблив середину торта, положили туда дохлого лосося. Перри поймал его за три дня до этого, а был самый разгар лета, так что можешь себе представить, как воняла эта рыбина. Видела бы ты лица гостей, когда начали резать торт и запах вырвался наружу! Мама Хью потеряла сознание и упала лицом в торт.

Джульет хохотала до слез:

— Кажется, я теперь понимаю, почему мама Перри не позволяет тебе появляться у них в доме.

— Мама Перри? Ха! Мамаши всех моих приятелей не позволят мне и близко подойти к их домам, не то что переступить порог. Старые перечницы! Пора бы уж им простить мне за давностью лет те проделки. — Он усмехнулся с самым невинным видом. — Ведь я больше такого не допускаю!

— Разве что под мухой, — усмехнулась она.

— Разве что под мухой.

— Может, тебе следовало бы перестать пить?

— А тебе, может, следовало бы начать есть, дорогая моя женушка! Аппетит у тебя как у ласточки. Съешь-ка вот этот кусочек чеширского сыра. Он великолепен.

Гарет взял пальцами с блюда маленький кусочек сыра и, наклонившись через стол, поднес к ее губам. Джульет смутилась было, очень уж интимным был этот жест, однако вино сделало свое дело, она расслабилась и собственная робость показалась ей смешной. Особенно когда она заглянула в мечтательные голубые глаза и увидела улыбку, так похожую на улыбку Чарльза де Монфора. Она открыла рот и приняла сыр, вздрогнув от прикосновения к своим губам его теплых пальцев.

Не отводя от него взгляда, она разжевала и проглотила сыр, но тут же покраснела и крепко стиснула руки под столом.

— Понравилось? — спросил он, доливая вино в бокалы.

— Очень вкусно. — Каждая частичка ее тела отзывалась на этот интимный жест, губы ее горели. — Но я, пожалуй, предпочитаю чеддер.

— Я его еще не попробовал.

Господи, он бросал ей вызов, предлагал набраться храбрости и покормить его!

Он внимательно смотрел на нее. В его глазах плясали веселые искорки, уголки губ дрогнули в улыбке.

— Ты хочешь, чтобы я заставила тебя попробовать его? — спросила она предательски задрожавшим голосом.

— Милая Джульет, я никогда не стану принуждать тебя делать то, что ты не захочешь.

Она взглянула на него через стол. Господи, как же он красив при свете свечи! И при любом другом освещении тоже. На лице сияла улыбка, как будто его забавляли ее предрассудки. Какой, однако, наглец! И она тоже хороша! Ведет себя словно кисейная барышня. А ведь она не боялась ни индейцев, ни медведей в своем лесном штате Мэн! Выжила во время восстания в Бостоне и не испугалась бандитов с большой дороги! Неужели она позволит этому английскому аристократу, который сегодня стал ее мужем, смутить ее, словно какую-то робкую девчонку?

Твердо решив немедленно доказать ему и самой себе, что она не трусиха, Джульет выбрала кусочек светло-желтого чеддера. Осторожно, чтобы не задеть рукавом пламя свечи, она наклонилась через стол и поднесла сыр к губам Гарета.

К его чувственным губам, на которых играла ленивая улыбка.

Он смотрел ей прямо в глаза, но рта не открыл. Он просто окинул ее теплым одобрительным взглядом, от которого она совсем растаяла. Потом он раскрыл губы и обвел языком кусочек сыра.

Первобытное желание горячей волной прокатилось по телу Джульет. У нее задрожали руки, а сердце учащенно забилось. Не сводя с нее взгляда, он медленно взял в рот кусочек сыра, коснувшись теплыми, мягкими губами ее пальцев. Он начал жевать, и Джульет, вся дрожа, попыталась отстраниться от него, однако он остановил ее. Взяв за руку и пристально глядя ей в глаза, Гарет не спеша облизал каждый ее пальчик.

— Кажется, я уже сыта, — в замешательстве пробормотала Джульет, вырывая у него руку, и отодвинула свой стул от стола.

— Трусиха, — рассмеявшись, заявил он.

— И вовсе не трусиха. Просто это…

— Нехорошо?

— Ну да. Можно и так сказать.

— Неприлично?

— И это тоже…

— Джульет!

Она замерла. Сердце у нее бешено колотилось, в горле пересохло, колени дрожали так, что она, наверное, не смогла бы устоять на ногах.

— Что?

— Ты, моя милая, совсем не умеешь радоваться жизни. Ты похожа на Люсьена. И знаешь что? По-моему, пора научить тебя наслаждаться прелестями земного бытия. И я это сделаю. Можешь сколько угодно тревожиться о том, что будет с нами завтра, но сегодня я намерен заставить тебя смеяться и забыть о том, что ты меня боишься.

— Я тебя не боюсь.

— Еще как боишься! — С этими словами он обошел вокруг стола и подхватил ее на руки.

— Гарет! Немедленно поставь меня на пол!

Он только рассмеялся в ответ и понес ее к кровати.

— Гарет! Я не ребенок, а взрослая женщина.

— Ты взрослая женщина, которая ведет себя как старуха. Супруге одного из шалопаев не годится так себя вести.

— Гарет! Я не хочу… то есть я не готова для этого…

— Для этого? Разве я говорил что-нибудь об этом? — Он положил ее на кровать. — Нет, милая Джульет, я не собираюсь делать это…

— В таком случае что ты собираешься делать? — удивилась она, пытаясь отодвинуться подальше.

— Ну, например, я намерен прогнать печаль из твоих глаз хотя бы на эту ночь. Я собираюсь заставить тебя забыть о своих бедах, о своих страхах, забыть обо всем, кроме меня. И знаешь, как я намерен этого добиться, дражайшая моя супруга? — Он ухватился за ее нижние юбки. — Я намерен щекотать тебя до тех пор, покаты не расхохочешься на весь Лондон!

Он наклонился над ней, изображая хищную птицу, и Джульет беспомощно вскрикнула, ощутив у себя на ребрах его пальцы, принявшиеся безжалостно щекотать ее.

Мгновение спустя оба они хохотали как безумные. Хорошо еще, что измученная Шарлотта крепко спала.

— Перестань, Гарет! — умоляла Джульет, из глаз которой от смеха текли слезы. — Перестань, черт тебя возьми!

После долгих уговоров он наконец внял мольбам Джульет и отпустил ее. Она, с трудом переводя дыхание, лежала поперек кровати с задранными, разметавшимися в полном беспорядке юбками и растрепавшимися волосами. Гарет улыбался, глядя на нее сверху вниз. Волосы у него тоже растрепались; одно колено — на кровати рядом с ней, а рука — на ее ребрах, где-то под правой грудью.

Их взгляды встретились. В комнате стало жарко и очень тихо. Он улыбнулся еще шире. Улыбка была призывная, игривая — искушающая. Рука его скользнула выше и обхватила грудь, большой палец неторопливо прикоснулся к прикрытому тканью соску, как бы испрашивая разрешения на дальнейшие действия.

Джульет замерла в напряжении. Гарет тоже не двигался. Каждый из них словно ждал от другого первого шага, хотя в их взглядах явственно читалось желание, которое ни он, ни она не решались выразить словами.

— Так не щекотно? — наконец спросил он.

— Нет. Не щекотно, — с трудом переводя дыхание, ответила она.

— Гм-м… — Он обвел пальцем вокруг соска. — А так?

У нее гулко забилось сердце. Горячая волна желания прокатилась по всему ее телу в ответ на его заигрывания.

— Пока нет, — хриплым шепотом пробормотала она.

Рука его передвинулась выше, пальцы, ухватившись за кромку ворота платья, застыли на мгновение, затем принялись мучительно медленно спускать лиф платья, обнажая грудь. Джульет стало трудно дышать. Она не отрываясь, смотрела на мужа, рука которого скользила все ниже и ниже.

— А так не щекотно, Джульет?

Джульет робко подняла руку и, прикоснувшись к его щеке, медленно провела пальцами по скуле и тронула его губы.

— Нет. Чтобы было щекотно, надо, наверное, нажать посильнее.

У него потемнели глаза, став из голубых почти синими. Только теперь она заметила, что он тоже дышит тяжело, что тело его напряглось от едва сдерживаемого желания.

Он почти совсем стянул лиф платья, высвободив напрягшиеся, набухшие соски и залюбовавшись тем, что открылось его взгляду. Он приподнял на ладони грудь, ощутив ее тяжесть, ее форму, шелковистость и теплоту кожи; потом со стоном рухнул рядом с Джульет на кровать, так что матрац громко скрипнул под тяжестью тела.

Его руки скользнули по ее пылающим щекам, пальцы зарылись в ее волосах. Он не отрываясь смотрел в ее глаза, находившиеся всего в нескольких дюймах от его лица.

Джульет кончиком языка облизнула пересохшие вдруг губы.

— Кажется, мне нравится, когда меня щекочут, — прошептала она.

Он улыбнулся, опустил ресницы, его дыхание — свежее, теплое, с едва заметным терпким запахом вина — коснулось ее лица. Он медленно опустил голову, и его губы нежно прикоснулись к ее губам, а их сердца впервые забились в унисон. Джульет, вздохнув, обняла мужа, ее пальцы скользнули по твердым мускулам под его сорочкой и, добравшись до шеи, зарылись в шелковистых, блестящих волосах на затылке. Горячая волна желания прокатилась по ее телу, и она забыла обо всем, растворившись в его поцелуе.

Некоторое время спустя он оторвался от ее губ.

— Можно остановиться на этом, Джульет, — хрипло произнес он. — Я сказал тебе, что не буду тебя принуждать. Клянусь Богом, я не буду…

Но она покачала головой, не желая прерывать это временное приятное забытье. Она притянула к себе его голову, и их губы снова слились в поцелуе — ее губы, мягкие, влажные, податливые, с его — твердыми и все более требовательными. Он обвел ее губы кончиком языка, потом его язык игриво раскрыл их и начал эротический танец с ее языком. С тихим стоном она притянула его ближе и, отыскав на ощупь пуговицы на его жилете, расстегнула их, затрепетав от прикосновения к его твердым, мощным мускулам под тканью сорочки. Джульет почувствовала, что его сердце колотится так же сильно, как ее собственное.

— О, Джульет, ты такая красивая! У меня нет слов, чтобы выразить это. Ты и не подозреваешь, как сильно я хотел и ждал этого момента…

Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, его поцелуй стал настойчивее, язык погрузился глубже в ее рот. Запустив пальцы в его густые волосы, она нащупала ленточку, которой была стянута косица, и развязала ее, позволив его шелковистым, золотисто-русым кудрям свободно рассыпаться по плечам. Сама того не желая, она вдруг вспомнила, как в другом месте и в другое время лежала вот так же с мужчиной, очень похожим на этого, однако не почувствовала ни стыда за то, что делает, ни сожаления. Образ того, другого мужчины померк в воспоминаниях, вытесненный новым чувством к тому, кто стал ее мужем. Его теплые пальцы нежно пощипывали ее набухшие соски. Ее тело радостно отзывалось на каждое его прикосновение, она со стоном потянулась к нему, отдаваясь его ласкам.

Сама она тоже знакомилась с его телом. Ее рука скользнула по твердым, как камень, плечам, спустилась по впадине позвоночника и по крутому склону ягодиц, переместилась на упругую мышцу бедра. От ее осторожных прикосновений у него участилось дыхание. Оторвав губы от ее рта, он зарылся лицом в горячее углубление возле горла, целуя ее нежную кремовую кожу, а его рука все гладила и сжимала ее обнаженную грудь. Джульет откинула назад голову, чувствуя на шее его горячее дыхание и его поцелуи, сменившиеся прикосновением проворного теплого языка.

Пальцы его тоже не оставались без дела, поглаживая напрягшиеся соски и беспредельно воспламеняя Джульет.

— О Гарет… — пробормотала она, не то застонав, не то всхлипнув.

Не отрывая лица от ее груди, он рассмеялся:

— Ах, Джульет, я тебя сильно недооценил. Должен признать, ты все-таки умеешь радоваться жизни!

Он слышал, как она постанывает от удовольствия под его поцелуями. Тогда рука его медленно заскользила вниз по животу, задержавшись на бедре, обрисовывавшемся под голубым атласом, и двинулась ниже. Как приятно было слышать свое имя, срывающееся с ее губ, и чувствовать, что ее тело страстно отзывается на каждое прикосновение! Сам он едва сдерживался, почти утратив способность мыслить от страстного желания.

Вцепившись пальцами в его волосы, она прижала его голову к своей груди, как бы прося его продолжать, безмолвно передавая ему свое желание. Она сводила его с ума. Она что-то бессвязно лепетала, тело ее вздрагивало.

Он тоже дрожал. Его рука спустилась по бедру и ноге, обтянутой шелковым чулком. Взявшись за край юбок, он поднял их до колена, обнажив очаровательные стройные щиколотки и икры, потом его дрожащие пальцы двинулись выше, медленно приближаясь к заветному месту — средоточию ее страсти.

Как он и ожидал, там было горячо и влажно. Продолжая целовать ее грудь, он принялся поглаживать большим пальцем средоточие ее женственности.

— О Гарет, — едва переводя дыхание, шептала она. — Гарет… прошу тебя…

Почувствовав ее нетерпение, он поднял ее юбки выше пояса и даже охнул от восторга, когда его взору открылись длинные, безумно соблазнительные ножки, стройные бедра, треугольник темных шелковистых волос, а под ними — самое нежное, самое интимное местечко. Не в силах удержаться, он прикоснулся к нему губами и языком, чтобы попробовать ее на вкус. Он медленно поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо, и тут его внимание неожиданно привлек какой-то шорох возле двери. Взглянув на дверь, он заметил, что сквозь овальную замочную скважину виден свет. Свет на мгновение исчез, затем появился вновь. За ними кто-то наблюдал.

Ярость затуманила его взор, в висках застучало, он задрожал, но все-таки нашел в себе силы прикрыть собой ее тело, когда она достигла кульминации, и поцелуем заглушить непроизвольно вырвавшиеся у нее страстные крики. Потом, опустив ее юбки и грубо выругавшись вполголоса, он поднялся с кровати, схватил свою шпагу и ринулся к двери.

— Гарет! — окликнула она его.

Но Гарет видел только проклятую замочную скважину.

Я убью мерзавца!

Загрузка...